Это была поистине темная ненастная ночь. Условия слегка изменились, лишь когда ночные фонари лондонских таверн прорезали темноту, послав на улицы желтые лучи, напоминавшие спасательные тросы. Эти нити света, наделенные особой силой, словно защищали своих посетителей от пришедшей в город бури, превращая ее воющий ужас в мягкие вздохи падающего снега.

Впрочем, даже несмотря на освещение, Мэтью опасался затеряться в снежной круговерти — ведь, когда налетали резкие, колкие порывы холодного ветра, срывавшего шапки налетевших сугробов и бросавшего их прямо в лицо прохожим, видимость становилась практически нулевая. Эта непрекращающаяся буря почти полностью поглощала огни таверн и грозилась вскоре скрыть под собой разбитые кирпичи и грубую булыжную мостовую нижнего города, а также величественные особняки и ухоженные парки верхнего. В этом городе разнообразных оттенков серого все неизбежно должно было стать белым.

Этой ночью сквозь завихрения с трудом пробирались две темные фигуры.

Мэтью безропотно следовал за Джулианом, не произнося ни слова жалобы, хотя холод обжигал ему щеки и нос, а снег осыпал хлопьями его и без того заиндевевшее лицо. Между ними сохранялась дистанция в несколько шагов, и даже на таком расстоянии Мэтью было тяжело не потерять напарника из виду.

Джулиан уверенно придерживался выбранного направления: похоже, у него на уме было еще какое-то место назначения — вдобавок к тем четырем тавернам, которые они уже посетили.

Буря продолжала неистовствовать, заглушая своим воем скрип колес проезжавших мимо карет или повозок, поглощая стук лошадиных копыт и превращая отрывистые выкрики сумасшедшего, что маячил на углу впереди, в едва различимые стоны. Воистину, этот снегопад был способен укротить даже фурию.

Мэтью понятия не имел, в какой части города они находятся. После того как Бенсон позволил измученной чете Тарлентортов, пошатываясь, выйти из экипажа перед величественной гостиницей «Герб Мейфэра» и выгрузил их багаж, он — предварительно выслушав четкие указания Джулиана — согласился отвезти своих нанимателей примерно на милю дальше на юго-восток, в местечко, носящее название Пепперпот-Элли. Там Джулиан заплатил Бенсону и его стрелку Хеджесу вторую часть обещанного вознаграждения, и две золотые гинеи обрели новых хозяев. Посчитав, что дело сделано, довольные служители наемного транспорта вознамерились крепко проспать дня два. Экипаж укатил прочь, оставив своих теперь уже бывших пассажиров смотреть сквозь снежную завесу на какой-то узкий переулок. Этот невзрачный закуток города освещали лишь несколько красных фонарей, маячивших в окнах сомнительных заведений. Довольно большая вывеска гласила, что здесь находится вход в «Пещеру Хоу».

Как вскоре выяснилось, не «Пещера» была целью Джулиана.

Быстро оглядевшись по сторонам, завернувшись поплотнее в плащ и перекинув седельную сумку через плечо, он молча зашагал вперед. Следующая таверна, в которую они вошли, находилась в глубине заснеженного переулка и носила неоднозначное название «Болотное дно». После беглого осмотра она не вызвала у Джулиана особого интереса, а вот Мэтью выдвинул ультиматум, заявив, что ни шагу не сделает без порции пирога со шпинатом, который был объявлен на доске меню, а также без чашки горячего куриного бульона. С тех пор, как он в последний раз ел, миновало уже шесть часов, причем тот обед прошел впопыхах и состоял всего лишь из миски тушеных помидоров и куска кукурузного хлеба, раздобытых на постоялом дворе. Джулиану пришлось признать, что подкрепиться и впрямь не помешает. Не сговариваясь, они прошествовали в угол зала и сели за стол.

Рука Джулиана неотрывно лежала на пистолете, а глаза изучали обстановку на предмет неприятностей, которые могли бы доставить угрюмые посетители.

Мэтью сделал заказ, надеясь, что еда будет хотя бы сносной. Джулиан тоже решил подкрепиться и попросил принести ему миску говяжьего супа с рисом, буркнув себе под нос, что вместо говядины там, скорее всего, будет конина.

Они позволили себе ненадолго расслабиться, отдохнуть и обогреться.

А потом — снова бесконечные поиски.

Следующая таверна. «Мрачная усмешка мудрости»: одна минута и на выход.

— Кого мы ищем? — спросил Мэтью, когда они покинули это отвратительное место. Воистину это было мудрым решением!

— Кое-кого важного, — последовал ответ. — Сегодня вечером его не будет дома. Впрочем, как и всегда.

Таверна «Кот и мышь»: не дольше секунды, а потом их путь пролег через несколько улиц на восток, в другую россыпь бедламов, первым из которых стала дряхлая дыра с вывеской «Сад Осьминога».

Это название, — подумал Мэтью, — вполне заинтересовало бы даже самого Профессора Фэлла.

Перед тем, как перешагнуть порог, Джулиан повернулся к Мэтью и сказал:

— Имей в виду, у меня на большие надежды на это заведение.

— Я просто надеюсь оказаться поближе к камину, — пробормотал Мэтью замерзшими и огрубевшими, как наждачная бумага, губами.

Они вошли.

Что ждет нас здесь? — подумал Мэтью, вспоминая все, что случилось с самого начала миссии вплоть до нынешнего момента.

Поездка из Бристоля в Лондон заняла тридцать восемь часов. За время этой бешеной гонки выдалось всего две остановки — да и те занимали минимальное время. По пути Бенсон забрался в экипаж, чтобы поспать несколько часов, пока Хеджес правил упряжкой, после чего они вновь поменялись местами.

Лорд и леди Тарленторт сошли бы с ума от бешеного темпа, если б Джулиан не устроил целое представление, которое Мэтью счел мастерским. В раскачивающемся экипаже Джулиан Девейн отвлекал Тарлентортов от их страданий рассказами, которые, похоже, сочинял на ходу. Мэтью сомневался, что в них было хоть слово правды, а вот Тарленторты съедали их, как леденцы.

Джулиан служил телохранителем королевы Анны и спас ей жизнь, обезвредив иностранного убийцу, который собирался добавить яд в ее послеобеденный чай. Джулиан когда-то был помощником укротителя львов в Цирке братьев Ригген — в существовании которого Мэтью тоже сомневался — и проработал в этой должности до тех пор, пока лев Силки не решил, что ему не хватает мяса, и поэтому рука неудачливого укротителя стала его ужином. Джулиан отправился в Южную Америку на поиски затонувшего корабля с легендарным изумрудом под названием «Зеленая Богиня» на борту, и хотя он не нашел драгоценного камня, его сделали почетным членом племени Тупинамба за то, что он спас тонущего мальчика. Однажды Джулиан дрался на трех дуэлях за день — до завтрака, после ланча и после обеда, — и трое его противников нашли упокоение на кладбище в Солсбери.

И так далее.

Слушая эти длинные витиеватые басни, Мэтью думал, что Джулиан вполне может предложить свои услуги «Булавке Лорда Паффери» и жить припеваючи весь остаток жизни.

Однако Джулиан ни разу не упомянул о профессоре Дантоне Идрисе Фэлле, Матушке Диар или о каком-нибудь ином злодее. Нет, в своих рассказах он выставлял себя баловнем удачи и искателем приключений, а не прихвостнем владык преступного мира. Вероятно, примерно так Джулиан рисовал себе жизнь, о которой мечтал — которая могла бы у него быть, сложись его судьба чуть иначе. Он плел свои истории из цельного куска ткани, гораздо более чистой, чем костюм, сшитый для него неумолимым Роком.

Во время дороги и Мэтью, и Джулиан попытались урвать максимально возможное количество сна, зная, что после им еще нескоро доведется выспаться. Впрочем, «выспаться» — слишком сильно сказано. С самого начала миссии Мэтью заметил, что Джулиан вообще не позволяет себе засыпать слишком глубоко. Казалось, он всегда был готов к немедленному пробуждению — будто не спал вовсе, а просто отдыхал с закрытыми глазами. Если быть точнее, он и глаза-то до конца никогда не закрывал — они просто становились стеклянными и замирали, упираясь невидящим взглядом в никуда. Несколько раз Джулиан вздрагивал, выныривая из своего странного состояния. С его губ в эти моменты срывался мучительный шепот, в котором было не меньше боли, чем могло бы быть в отчаянном крике — видимо, этот шепот был продолжением дурного сна. Налитые кровью глаза распахивались и обводили окружающую обстановку обезумевшим взглядом. Выражение лица выдавало какой-то потаенный ужас, природу которого Мэтью постичь не мог. Рука Джулиана сжимала то пистолет, то рукоять клинка — будто он постоянно сражался на дуэлях в Солсбери своей души.

Мэтью подумал, что такова цена, которую приходится платить злодеям, которые избрали свой темный путь. Они не могут расслабиться и отдохнуть, как обычные люди — им необходимо всегда быть начеку и вскрикивать, слыша голоса призраков, тянущихся к ним из могил.

Сидя в качающемся экипаже, Мэтью боролся со своим собственным кошмаром о том, что он будет делать, если Черный Кардинал и книга ядов так и не обнаружатся. Кроме того, нужно было найти химика, способного расшифровать формулы Джентри, и доставить его в Прекрасный Бедд, прежде чем Берри минует точку невозврата на пути к необратимому слабоумию.

Вся эта поездка в Лондон могла оказаться пустой тратой времени. Кардинал Блэк с книгой могли быть где угодно. Проблема состояла в том, что никаких других зацепок не было. Мэтью пришлось довериться чутью Джулиана и признать, что сейчас именно он руководил миссией — ведь только его связи в Лондоне могли хоть сколько-нибудь сдвинуть поиски с мертвой точки. Скрипя зубами от недовольства, Мэтью пришлось признать за собой роль пешки.

Чем дольше Мэтью думал об том, тем сильнее страх и сомнение укоренялись в нем. Не переоценил ли он собственные силы, заявив, что способен разыскать книгу ядов в комплекте с компетентным химиком и доставить их в Прекрасный Бедд, уложившись во временные рамки?

У них с Джулианом оставалось около двадцати дней до того момента, как антидот станет бесполезным. На первый взгляд казалось, что есть все шансы успеть. Но что, если они все же потерпят неудачу? Мэтью не знал, сможет ли когда-нибудь простить себя за это. Что он будет тогда делать? Отыщет для Фэлла Бразио Валериани, как обещал, а после отправится в Нью-Йорк? Отвезет ли он Мармадьюку Григсби бренную оболочку Берри? Или же она настолько укоренится в роли дочери Фредерика и Памелы Нэш, что лучше будет позволить ей жить в этой иллюзии?

Эти вопросы опустошали Мэтью. Никогда прежде он не чувствовал себя таким беспомощным. Противоречивые эмоции разрывали его на части. Помимо состояния Берри Мэтью не мог не думать о том, чем его соглашение с Профессором Фэллом обернется для Бразио Валериани. Вряд ли Профессор собирается вести с этим человеком невинные разговоры о погоде в Италии. По правде говоря, Мэтью с трудом мог представить, что ждет Бразио после встречи с Фэллом. Ему было известно лишь, что интерес Профессора к этому человеку тесно перекликается с его увлечением демонологией. Также в деле замешан некий предмет мебели, созданный отцом Валериани Киро — ученым, который по какой-то причине сошел с ума и покончил с собой.

Голова от этого шла кругом. Все это казалось Мэтью какой-то дьявольской смесью, особой специей к которой служил Кардинал Блэк.

Как только экипаж подъехал к городу, Мэтью услышал зов Лондона. Сначала звук напоминал тихое бормотание или гудение — скорее ощутимое, чем слышимое сквозь грохот колес и стоны экипажа. Он вспомнил, что слышал то же самое, когда ехал из Плимута в Ньюгейтскую тюрьму: это был голос Лондона со всей наполнявшей его жизнью. Вдохи и выдохи человеческих легких, стук башмаков, хлопанье дверей, скрип деревянных корпусов лодок о пирсы на реке, стук вилок о тарелки, звон стаканов, музыка трактирных и уличных певцов, стук копыт по мостовым, грохот и скрип бесчисленных колес повозок, карет и экипажей, то и дело снующих из стороны в сторону — все это и еще тысяча других звуков сливались в единый глас Лондона и его шестисоттысячного населения. Но в глубине этого голоса Мэтью слышал только один вопрос, который адресовал ему некий бесплотный дух, правящий городом: Добьешься ли ты успеха или потерпишь неудачу?

Также до него доносилось предупреждение, вонзавшее незримый нож в его истрепанное сердце: Я город, пожирающий людей заживо. Однажды я почти поглотил тебя. Так что приходи ко мне снова, юный Мэтью, и попробуй пройти испытание на моих вековых каменных зубах.

Он не мог потерпеть неудачу. Не мог!

Неудача будет фатальной. В случае нее вся дальнейшая жизнь обернется для Мэтью сплошной пыткой, так что вряд ли он сумеет прожить двадцать дней. И ведь даже несмотря на это… даже если горечь утраты Берри превратит его в выжженную изнутри оболочку человека, он обязан будет найти Бразио Валериани для профессора Дантона Идриса Фэлла, а значит, принять участие в замысле, что, вероятно, может сокрушить весь мир.

Все это пронеслось в его голосе в тот момент, когда он, следуя за Джулианом, вошел в таверну «Сад Осьминога». Внутри подвесные фонари отбрасывали на стены зеленоватые отблески. Здесь пахло плесенью; множество рук тянулось к кружкам эля, игральным костям или картам. Чего Мэтью здесь не наблюдал, так это ни осьминога, ни сада.

Умеренный гул голосов завсегдатаев заглушался возбужденным гомоном, доносившимся из дальнего конца зала. Там слышались громкие возгласы и отрывистые вскрики. Через несколько секунд Мэтью увидел там скопление из примерно дюжины мужчин, собравшихся вокруг большого стола.

— Ах! — воскликнул Джулиан, перекрикивая шум. — Кажется, я вижу наш выигрыш! — Он сделал еще несколько шагов вперед, продираясь сквозь клубы дыма, и снова повернулся к Мэтью. — Он там, — радостно сообщил Джулиан, быстро посерьезнев. — Пока я буду с ним разговаривать, стой и помалкивай. Стань невидимкой. Ясно?

— Да.

— Умница. Я пошел.

Лавируя меж небольшими столиками, они направились к одному большому, за которым собралась толпа. Под более ярким желтым фонарем на столе обнаружился круглый трек, выложенный кирпичами стык в стык. На нем Мэтью с удивлением увидел четырех довольно крупных тараканов, пытающихся добраться до куска красной бечевки, натянутой меж двумя гвоздями — финишной черты этой гонки насекомых.

Крики игроков сливались в единую какофонию:

— Давай, Голиаф, давай!

— Быстрее, Альфонсо, быстрее!

— Будь ты проклят, Джимми Джек, не медли, как Крисмас!

— Шевели своей чертовой задницей, Брискит!

В промежутках между выкриками, какие-то люди — по-видимому, владельцы этих тараканов — дули на них маленькими мехами, чтобы ускорить их продвижение к красной бечевке. Рядом с ними, чуть в стороне, стоял худой неулыбчивый мужчина, державший чашу с серебряными монетами. Голову его венчал белый парик украшенный тельцами бывших чемпионов этого причудливого спорта — либо их собратьями, поднятыми прямо с пола. Мэтью не испытывал ни малейшего желания подходить к столу ближе, поэтому он пригляделся к нему, держась на почтительном расстоянии. Он сумел рассмотреть, что блестящие черные спины сражавшихся участников испещрены пятнами краски: красной, синей, белой и желтой. Выходило, что даже владельцы не могли отличить Голиафа от Брискита без цветовой отметки.

Тем временем Джулиан подошел к высокому худощавому мужчине лет пятидесяти с грубоватым, но не лишенным привлекательности лицом. Его длинный орлиный нос прекрасно гармонировал с волнистыми седыми волосами, густыми седыми бровями, почти белыми усами и бородой — такой острой формы, что она могла бы служить ледорубом. Этот человек казался джентльменом из высшего общества, решившим провести ночь среди простолюдинов, пока в глаза не бросились заплаты на локтях его поношенного темно-синего костюма и засаленные воротник и манжеты его белой — хотя при таком освещении это было трудно утверждать наверняка — рубашки. Ярко-пурпурный галстук с узором в виде пейсли, повязанный вокруг горла, действительно отвлекал взгляд от бедствий остального одеяния этого человека, шокируя непривыкшие к нему глаза до бесчувствия.

Джулиан наклонился ближе к мужчине, и сквозь шум скачек Мэтью услышал, как он сказал:

— Привет, Бритт.

Мужчина обернулся, его медные глаза впились в Джулиана, а морщинистое лицо растянулось в улыбке.

— Джулиан, мальчик мой! Как я рад тебя видеть! Где ты пропадал?

— То тут, то там, — пожал плечами Джулиан. — У меня к тебе несколько вопросов.

— Я всегда в твоем распоряжении, но не сейчас, пожалуйста! Разве ты не видишь, что перед тобой разворачивается драма?

— Я вижу бегущих тараканов.

— Присмотрись же! Альфонсо догонит моего Голиафа меньше, чем на полпути? Дуй же, дуй! — крикнул Бритт хозяину Голиафа, который и без того яростно работал мехами. — О, ты же дуешь на задницу Альфонсо! — вскричал Бритт во всю мощь своего страдания. — Боже Милостивый, неужели ты не сжалишься надо мной?

— Который из них Альфонсо? — спросил Джулиан.

— Демон с красными метками, словно прямиком из преисподней! — отозвался Бритт. — Смотри, как он несется вперед!

Джулиан наклонился к треку.

И его кулак опустился точнехонько на Альфонсо.

А потом Альфонсо сделался красным, как «Булавка Лорда Паффери» — хотя, если быть точным, то все, что от него осталось, это пятно мягко-коричневого цвета.

Толпу окутал молчаливый ужас.

— Черт тебя подери! — воскликнул Бритт, и его густые брови поползли вверх.

Голос возвестил:

— И Голиаф пересекает финишную черту! Вот он, ребята, наш победитель!

В тот же миг коренастый джентльмен с бычьей грудью, ростом ниже Джулиана дюйма на четыре, но с лицом, похожим на мясницкий тесак, вырос, словно из-под земли, и зарычал:

— Ты убил мой источник доходов, ублюдок! Я оторву тебе голову…

Он осекся на полуслове, потому что четыре пистолетных ствола уперлись в обе его ноздри — крыть подобный аргумент ему было нечем.

— Я бы не стал устраивать сцену, Артур, — предупредил Бритт. — И хочу сообщить всем моим друзьям, собравшимся здесь, — он уже потянулся к чаше с деньгами, — что однажды в Солсбери этот джентльмен дрался в один день на трех дуэлях, и, как вы видите, он жив и здоров.

Джулиан устремил свой смертоносный взгляд в глаза хозяина покойного Альфонсо и медленным движением отер руку о его пиджак, оставив на нем полосу раздавленных тараканьих внутренностей.

— Устрой ему достойные похороны, — напутствовал Джулиан.

Снова послышалось бормотание и несколько нерешительных угроз, но Бритт взял на себя смелость дать по монете владельцам Голиафа, Джимми Джека, Брискита и даже владельцу покойного Альфонсо, который заметно повеселел и направился к бару.

— Следующий забег через пять минут! — оповестил человек в парике певучим голосом, давая понять, что подобное случалось на этом треке и прежде. — Господа, выставляйте своих конкурсантов! Игроки, делайте ставки!

Мэтью держался рядом: достаточно близко, чтобы все слышать, но вне поля зрения Бритта. Он делал вид, что просто слоняется около стола и обдумывает свою следующую ставку.

— Как я рад тебя видеть, мой мальчик! — обратился Бритт к Джулиану. Его взгляд упал на седельную сумку. — Уезжаешь куда-то? И, как я вижу, все еще играешь с огнем.

— Напротив, я только приехал. И я не играю с огнем, а всего лишь немного флиртую.

— Тебе пора завязывать. Припоминаешь, я говорил, что с тобой случится, если ты будешь продолжать эту опасную прогулку над пропастью? Каждый день у тебя есть шанс начать все заново, с чистого листа.

— Да, припоминаю, — кивнул Джулиан. — И, насколько я помню, твоя собственная пропасть не менее опасна, чем моя. Что ж, я начну все сначала с завтрашнего дня. Но сейчас я должен задать тебе несколько вопросов.

— Хм? — Бритт достал из кармана пиджака красный бархатный кошелек и начал складывать в него свой выигрыш. — Касательно чего?

— Касательно того, что один адмирал Королевского флота решил бросить вызов Профессору Фэллу.

Мэтью увидел, что пальцы мужчины замерли на серебряной монете.

— Ты знаешь, о ком я, — продолжил Джулиан. — Мне нужно имя.

— Милый мальчик, — сказал Бритт, бросив последний шиллинг в кошелек и завязав его шнурком, — этот вопрос тебе лучше задать Матушке Диар. Она должна знать об этом гораздо больше, чем…

— Матушка Диар мертва, — отрезал Джулиан, показывая, что начинает терять терпение. — Имя адмирала. Ну же!

— Матушка Диар мертва? Боже мой! Это, конечно, всем новостям новость!

— Ты узнаешь новости за двенадцать часов до того, как они случаются, — напирал Джулиан. — И ты знаешь, где и что должно произойти. Вот почему я пришел сюда, чтобы встретиться с тобой лично. — Рука Джулиана потянулась к закопченному лацкану пиджака Бритта. — Ты — король информации преступного мира. Но мне ни к чему это тебе говорить, ты и сам это знаешь, не так ли?

— Ты мне льстишь. Что я могу еще сказать?

— Ты можешь сообщить мне имя, и, пожалуйста, сделай это быстро, потому что я действительно презираю тараканов.

— Хм, к сожалению, я не знаю имени человека, которого ты ищешь. — Из-под поношенного джентльменского пиджака Бритт извлек оловянную табакерку. Он открыл ее и сделал понюшку каждой ноздрей, пока Джулиан ждал, что он еще скажет. Бритт приглушенно чихнул, вытер нос рукавом и продолжил: — Но я знаю о нынешнем затруднительном положении Профессора.

— Затруднительном положении? — прищурился Джулиан. — Может, уточнишь?

— Его власть слабеет. Милый мальчик, все это знают. И ты в том числе. Похоже, какой-то юноша из колоний всерьез ослабил хватку Дантона. Я не знаю его имени, но слышал, что этот выскочка не только расстроил деловые планы Профессора, но и чуть не уничтожил его остров, который он так высоко ценит. Поэтому другие акулы в нашем море почуяли кровь и уже собираются сожрать его тело. Разве это не так?

Мэтью чуть было не сказал: «Да, так», но промолчал и уставился на стол, наблюдая, как очередных тараканов разукрашивают краской.

— Я не собираюсь комментировать этот бред, — сказал Джулиан.

— Значит, это правда, — лукаво ухмыльнулся Бритт. — Я уверен, что скоро это станет известно общественности и, возможно, даже будет отображено на страницах «Булавки».

— Единственное, что меня сейчас интересует — это имя адмирала, которое, я уверен, у тебя есть, но которое ты почему-то отказываешься сообщить бесплатно. Что ж, у меня нет времени играть в дурачка: назови свою цену.

— Мою цену? Ох, Джулиан, не все же сводится к деньгам.

— Ха! — громко хохотнул Джулиан. Это был невеселый смех, да и в его серых глазах не было веселья. — Большей лжи мне не доводилось слышать.

— Ты ранил меня прямо в сердце, дорогой мальчик. А я думал, что научил тебя хорошим манерам. — Внимание Бритта переключилось на человека с дохлыми тараканами в парике. — Четыре шиллинга на… как зовут этого малыша?

— Монго, — последовал ответ.

— Четыре шиллинга на Монго. Он, похоже, только и ждет шанса рвануть к финишу. — Монеты Бритта отправились в чашу к остальным, скопившимся там, а обладатель неадекватного парика, послюнявив кончик карандаша языком, сделал запись в своей потертой записной книжке. — Джулиан, — сказал Бритт, — тебе пора идти, если ты не хочешь поставить на Монго, который, по-моему, достойный претендент на выигрыш в следующем раунде. И пожалуйста, на этот раз держи кулак при себе.

— Это твое последнее слово?

— Окончательное и бесповоротное.

Внезапно рядом с Мэтью материализовалась худая женская фигура, а грязное лицо, отороченное копной черных волос на макушке, загородило ему весь обзор и осклабилось:

— Выпьешь Эля, красавчик? А потом, не желаешь ли прокатиться на пони?

— На пони? — переспросил растерявшийся Мэтью.

— Да, на пони. Меня зовут Пони.

— Н-нет, спасибо, — ответил Мэтью и отошел от стола, в то время как Джулиан и Бритт обменялись еще несколькими колкостями, которых он не смог расслышать. Толпа вокруг стола стала заметно громче, особенно когда тараканов положили в деревянный ящик, ящик закрыли, встряхнули, а затем занесли над отправной точкой трека. Мэтью прикинул, что дно ящика вот-вот будет откинуто, чтобы участники могли упасть на дорожки, но у него не было никакого желания наблюдать за марш-броском Монго.

В следующее мгновение к нему подошел Джулиан, буркнув:

— Мы здесь закончили.

Его спутник снова заговорил, лишь когда они оказались на холоде, под порывами ветра и снегопада:

— Давай перейдем улицу и немного постоим вон в том дверном проеме.

— Зачем? Разве мы здесь не закончили?

— Мы закончили в «Саду», — поправил Джулиан. — Но только не с Бриттом. Насколько я его знаю — а знаю я его очень хорошо — он никогда не отказывался от монеты, разве что ему светило еще больше. Давай дадим ему время потерять шиллинги на Монго, а потом посмотрим, что он сделает. Или, скорее… куда он пойдет.

Они затаились в темноте дверного проема, скрывшись под пеленой падающего снега. Усиливающийся холодный ветер пронизывал их своими жестокими порывами до самых костей.

В следующие десять минут около «Сада Осьминога» наблюдалась небольшая активность: несколько человек вошли и вышли, но Джулиан никак на них не отреагировал. Наконец появилась высокая фигура, закутанная в длинный плащ. Лицо было скрыто низко надвинутой шляпой с широкими полями. Не став медлить у дверей, фигура зашагала на запад. Этот человек явно куда-то спешил, он не жалел скорости, хотя ветер нещадно хлестал его по лицу.

— Это его походка. Немного неуклюжая, словно таракан, бегущий наперегонки, не находишь? — шепнул Джулиан. — Бритт в пути. Так что тронемся и мы.