Двадцать шесть

Меня будит какой-то непонятный звук.

Я сажусь на постели, мгновенно покрывшись потом от ужаса. У меня перехватывает дыхание, я дрожу и плачу, потому что знаю, что мне не просто приснился сон, что все это случилось на самом деле. Я помню, как жестоко со мной обошелся Бен во время последней нашей встречи. Помню, как сказала, что хочу развестись, как он вернулся вслед за мной из ресторана, выломал дверь спальни и сделал то, что сделал.

Я даже не попросила его перестать.

Наверное, отчасти я думала, что заслужила это.

Мы выбираем в спутники жизни свои отражения – людей, которые являются нашей противоположностью, но кажутся нам такими же. Если он чудовище, то кто же тогда я?

Это случилось не в первый раз, но я дала себе слово, что в последний, что я никогда больше не позволю ему так со мной обращаться. Я всегда держу обещания, особенно те, которые даю сама себе.

Нет, я уверена, что ничего такого я не делала. Почти наверняка.

Потайной уголок моего сознания разворачивается, как карта сокровищ, и я начинаю верить, что в моей голове и правда могут скрываться хорошо спрятанные воспоминания. Наверное, если в детстве видишь, как люди делают что-то не то, впоследствии тебе сложнее отличить хорошее от плохого. Мы все подстроены и подогнаны под наш собственный вариант нормы, он как наш отпечаток пальца. Нас научили приспосабливаться к окружающим, и с самого рождения мы учимся соответствовать ожиданиям. Мы все время играем роль.

Глупо было выйти замуж так быстро, как следует не познакомившись с человеком. Я думала, что знаю достаточно, но ошибалась. Меня захватил наш бурный роман, и я боялась, что потеряю его, если скажу «нет». Я считала, что мы одинаковые, думала, что он мое отражение, пока не вгляделась получше и не поняла – слишком поздно, – что нужно бежать. Месяц за месяцем я жила за счет припрятанных на черный день счастливых воспоминаний, но потом их запас иссяк. Я думала, что смогу его изменить. Может, все сложилось бы иначе, появись у нас ребенок, но он отказывал мне в этом, поэтому в отместку я забрала у него то, что ему было нужнее всего, – себя саму. Я отказывала ему в нежности, в любви, в физической близости, надеясь, что он передумает. Я не понимала, что он в любом случае возьмет то, что хочет, с моего согласия или без него.

Я снова слышу какой-то звук, чьи-то шаги вдалеке, и возвращаюсь мыслями к настоящему. Пытаюсь сесть, но у меня так болит голова, что даже на это нет сил. Я слегка приоткрываю глаза, ровно настолько, чтобы понять, где и когда я нахожусь, но свет такой яркий, что я закрываю их снова.

Я помню, как сидела в баре в «Пайнвуде» с Джеком. Помню, как к нам подсела Алисия Уайт. Смутно помню третью бутылку вина – и на этом воспоминания заканчиваются.

Я заставляю глаза открыться и немного успокаиваюсь при виде знакомых очертаний собственной спальни. Итак, до дома я добралась, это уже что-то. Горло побаливает, во рту неприятный привкус – судя по всему, меня стошнило. Вот дура, я же знаю, что нельзя столько пить на пустой желудок. О чем я только думала? Наверное, не думала вообще. Надеюсь, я не опозорилась прямо там, и надеюсь, что доехала на такси: вести машину в таком виде было бы невозможно.

Я изо всех сил стараюсь заполнить пробелы, но встречаю только пустоту. Предположение инспектора – что будто бы у меня болезнь, от которой люди забывают травмирующие события, – снова не дает мне покоя. Если я не помню, что было вчера, вдруг я забыла, что на самом деле случилось с Беном? Но я отмахиваюсь от этой мысли: амнезия тут ни при чем, все дело в алкоголе.

Я снова слышу какой-то звук, и на этот раз до меня доходит: внизу кто-то есть.

Первая мысль: это Бен. Потом некоторые кусочки паззла становятся на место, и я вспоминаю, что произошло. Вспоминаю фотографию Бена в синяках и ссадинах, которую мне вчера показала инспектор Крофт, вспоминаю, как она говорила, что это моих рук дело. Вспоминаю, что он пытается меня наказать за то, чего я не делала.

Еще один звук доносится снизу: тихие шаги.

Либо мой пропавший муж вернулся домой, либо по первому этажу бродит кто-то другой. Кто-то, кого тут быть не должно.

Догадка перерастает в уверенность: конечно же, это она, сталкерша!

В преследованиях сталкера нет ничего интересного и звездного, это попросту жутко.

Когда нам начали подбрасывать эти открытки, страх стал моим постоянным спутником. Когда Бен сказал, что вокруг ошивалась какая-то женщина, я перестала спать. Когда я увидела ее собственными глазами, я словно увидела призрак.

Всегда одни и те же слова, одна и та же подпись: Мегги.

Все началось вскоре после нашей свадьбы. В газетах тогда впервые появились статьи обо мне, мои фотографии, анонсы фильмов с моим участием. Наверное, ее можно было назвать поклонницей. Раньше со мной такого не случалось. В полиции от меня отмахнулись, но я приняла ситуацию близко к сердцу. Когда Бен позвонил мне в Лос-Анджелес и сказал, что кто-то проник к нам в дом, я сразу поняла, что это она, и решила, что нужно что-то делать.

Я согласилась переехать в дом, которого ни разу не видела, и купила пистолет.

Пистолеты меня не пугают, меня пугают люди.

Я не рассказывала об этом Бену, потому что знаю, как он относится к огнестрельному оружию. Но мы с ним росли в совершенно разных условиях. Он думает, что знает жизнь, но он не видел того, что видела я. Я знаю, на что способны плохие люди. Кроме того, я стреляю отлично – и с удовольствием, уже много лет для меня это способ расслабиться. Свой первый пистолет я взяла в руки еще маленькой девочкой. Тут нет ничего противозаконного, у меня есть лицензия, я член одного загородного клуба. Правда, сейчас у меня почти нет времени упражняться.

Я шарю под кроватью – там, где обычно лежит пистолет.

Там пусто.

Мысли и страхи, циркулирующие в моей гудящей голове, останавливаются: кто-то идет вверх по лестнице, приближается к спальне. Я снова опускаю руку под кровать, отчаянно шарю пальцами по деревянным доскам кровати. Пистолета нет.

Кто-то уже за дверью.

Я пытаюсь закричать, но из раскрытого рта не вылетает ни звука.

Ручка двери начинает медленно поворачиваться. Какое тошнотворное дежавю.

Я бы спряталась, но от страха не могу пошевелиться.

Дверь открывается, и то, что я вижу, поражает меня до глубины души.