Глава 8
— Вы позволите, сэр?
— Заходите, Джеймс. Принесли новости? По вашему лицу вижу, что хорошие. Угадал?
— Да, сэр! Взгляните на этот документ!
— Немецкий язык? Я им не владею. Что это?
— По вашему совету, сэр, я обратился к германским коллегам с просьбой поискать сведения о лейб-хирурге русской императрицы Довнар-Подляским. И они раскопали его обязательство сотрудничать с германским Генеральным штабом. Написано собственноручно. Вы были правы, сэр: нашелся скелет в шкафу. Я восхищен вашей мудростью!
— Опыт, дорогой Джеймс, всего лишь опыт. Это оригинал?
— Разумеется, сэр! Копии в таких делах не годятся.
— Замечательно, Джеймс! Довнар-Подляский у нас в кармане, завербовать его проще пустяка. Жених наследницы престола, будущий принц-консорт станет нашим агентом. Блестящий результат! Вы заслужили награду, Джеймс!
— Это была ваша идея, сэр!
— Не буду отрицать. Но именно вы обратили внимание на новую фигуру при русском дворе. Так что не умаляйте своих заслуг, Джеймс! Принесите мне обязательство Довнар-Подляского работать в интересах Британии, и я направлю в Форин офис представление о награде. Она будет весомой.
— Сделаю, сэр!
— Жду вас с этой новостью.
* * *
И вот с чего людям неймется? Сижу, никого трогаю, жду, когда обед принесут. Есть я предпочитаю дома: не потому, что дешевле, просто Агафья замечательно готовит. Но обедаю в ресторане: он рядом с клиникой, где я пробую применить свой дар в излечении чахоточных детей. Здесь туберкулез — бич Божий, смертельная болезнь, страшнее рака в моем времени. Лечить его не умеют — нет нужных лекарств и методик. Я предложил свои услуги, в клинике согласилось: когда нет надежды, уповают на чудо. Судя по рентгеновским снимкам, свечение помогает. Легкие больных на фото в белых точках. Это значит, что каверны известкуются, патологический процесс остановлен. Да и чувствуют себя детки хорошо: пропадает кашель, хрипы и кровохарканье. Появляется аппетит — у меня тоже. После сеансов жрать хочу, что сил нет. Ехать домой долго, бегу в ресторан.
И вот, значит, сделал заказ, официант салатик принес — тот самый «Оливье», который здесь без вареной колбасы. Только нацелился вилкой подцепить, как у столика нарисовался этот тип. По морде видно, что не русский. Лицо лошадиное, все в веснушках, уши оттопырены, а сам рыжий. Причем, не такой, как я, весь из себя красивый, а с волосами цвета красной меди. И одет не по русской моде.
— Господин Довнар-Подляский, вы позволите?
Точно иностранец, говорит с акцентом.
— Не позволю, — отвечаю, — не видите, кушаю?
— Я все же присяду, — нагло заявляет тип и плюхается на свободный стул. — Извините, что помешал вашему аппетиту, но другой возможности поговорить наедине нет. Вы постоянно заняты. Я приходил к вам домой вечером, но лакей не впустил и отказался доложить обо мне, потребовав, чтобы я назвал имя и цель визита.
Правильно! Это я Никодима настропалил, а то ходят разные, покровительства ищут. Нашли ходатая при дворе, ёпть! Я к вечеру устаю, что сил нет. Тут бы бросить кости на диван и отдохнуть, но лезут, сволочи! Кому отпрыска от призыва в армию уберечь, кому о месте в присутствии похлопотать. Причем, даже сомнений нет, что имеют право просить. Деньги суют… Вот и приказал Никодиму заворачивать подобных типов. А будут сопротивляться — гнать в шею, призывая на помощь Ахмета. У него черенки для лопат толстые и бьют больно…
— Зря вы притащились, господин, не знаю вашего имени! Да и знать не хочу. Я не хлопочу о посторонних лицах. Не способствую заключению договоров на поставку в казну, не покупаю изобретения и идеи.
— Я по другому делу. Смею думать, интересному для вас.
Поднимаю бровь. В самом деле?
— Для начала взгляните на это.
Альбинос лезет в принесенную с собой папку, достает из нее большой конверт и сует его мне. Конверт совсем тонкий и не заклеен, не похоже, что в нем деньги. Извлекаю из него большую фотографию, вернее, фотокопию некого документа. Снимок четкий, текст читается легко. Язык — немецкий. Переведем. «Я, подданный Российской империи Валериан Довнар-Подляский, добровольно даю обязательство сотрудничать с германским Генеральным штабом по вопросам, представляющим для него интерес. Дата, подпись…» Вынырнул приветик из прошлого! Этот тип немец? Не похоже, акцент другой. Немцы выговаривают слова жестко, и «р» у них твердая. Сую фотографию в конверт и кладу на свободный стул.
— Кого вы представляете, господин?..
— Джеймс. Зовите меня так. Отвечаю на ваш вопрос: британское правительство.
— Откуда у британцев документ из германского Генерального штаба? Или только фотокопия?
— Об источнике умолчу, а вот оригинал имеется. Копия — мера предосторожности. Вдруг вы решите документ разорвать, — ухмыляется он. — Что до первого вопроса, то замечу, что у нашей разведки обширные связи.
— Думаю, что не только у разведки. Британия в этой войне дружит с Германией против России. Я прав?
— Не будем о политике, господин Довнар-Подляский! Это не моя компетенция. Вернемся к нашим баранам, то есть обязательству, которое вы имели неосторожность написать во время учебы в Берлине. Согласитесь, что стоит попасть этому документу в руки русских властей, как у вас будут неприятности.
— И вы согласны от них уберечь? Взамен на полезные услуги?
— Приятно иметь дело с умным человеком. Именно так, господин Довнар-Подляский!
— И вы уверены, что я соглашусь?
— У вас нет выбора.
А вот хрен на ны! Выбор всегда есть. Типа нужно гнать, но так, чтобы фотокопия осталась у меня. Значит, нужен скандаль. Предложение прозвучало, и оно до глубины души возмутило молодого лесбияна. Хватаю салатницу с «Оливье» и впечатываю ее в рожу британца. Ну, как, вкусно? А теперь мизинчик взять на болевой (мы это умеем), правой рукой схватить за загривок и мордой об стол. Или фейсом об тейбл, если тебе так приятнее. Раз, два, три! Звенят, падая на пол, столовые приборы. Я тебя научу, нагл! Будешь русских за километр обходить!
— Господин?!.
Метрдотель нарисовался. С ним какой-то бугай — явно вышибала. За его спиной маячит официант. Быстро они.
— Что тут у вас творится?! — выражаю недовольство. — Почему шляются всякие? Только сел обедать, как явился этот содомит и начал приставать. Вы бы слышали, какие мерзости предлагал! Может, у них в Британии содомия и обычное дело, но я русский, господа! И, смею заметить, христианин.
Замечаю, как у вышибалы нехорошим блеском загораются глаза. Пидарасов здесь не любят. До толерастии и однополых браков еще почти век.
— Подержи его, любезный!
Вышибала принимает нагла в могучие объятия. Сжал так, что шевельнуться не может. А хорошо я его расписал! Нос и губы разбиты, морда в салате. Запомнит, скотина!
— Петр? — метрдотель смотрит на официанта. — Все так было?
— Господин правду говорит. Он сделал заказ, я принес ему «Оливье», а тут этот подошел, — кивок на нагла. — Я думал, что это знакомец клиента, а оно — во, как вышло!
— Точно британец? — метрдотель смотрит на меня.
Молча ощупываю пиджак нагла. Без паспорта эти типы не ходят. Ага, вот он. Вытаскиваю из внутреннего кармана (нагл пытается что-то вякнуть, но вышибала перекрывает ему воздух) и протягиваю паспорт метрдотелю. Тот смотрит на льва на обложке, затем открывает книжку.
— Говард Джеймс, подданный Соединенного королевства. А вы, господин?
— Лейб-медик государыни-императрицы, коллежский советник Довнар-Подляский.
На мне мундир с орденами, смотрюсь солидно, но в Москве этим не удивить. А вот придворный чин — это серьезно. Лицо у метрдотеля вытягивается.
— Простите покорно, господин! Никогда прежде подобного не случалось. С этим что делать? — кивает на нагла. — Сдать в полицию?
Лишние свидетели…
— Охота возиться! Выбросьте за дверь! Разрешаю отвесить пару подзатыльников.
Вышибала радостно улыбается — похоже, поручение ему по душе. И метр доволен: внимание полиции ему ни к чему.
— Прохор! — командует вышибале. — Займись!
Нагла тащат к двери. Как там у Высоцкого? «Вывели болезного, руки ему за спину, и с размаху бросили в черный воронок…» Ну, воронка нет, но рожей о булыжную мостовую тоже не подарок.
— Салат вам заменят за счет заведения, господин! — говорит метр.
Вот это правильно, а то даже не попробовал. Жрать хочется! Возвращаюсь за столик. Официант наводит порядок: убирает скатерть с пятнами крови, подбирает с пола разбросанные приборы и уносит. Воспользовавшись моментом, сую конверт с фотографией в свой саквояж. Тещеньке покажу. Кто предупрежден, тот вооружен…
* * *
— Что с вашим лицом, Джеймс? Кто вас избил?
— Довнар-Подляский, сэр! А потом еще вышибала в ресторане.
— Но почему?!
— Я сделал Довнар-Подляскому предложение, о которого, как мы считали, он не сможет отказаться. Но вышло по-иному — он напал на меня. При этом еще обвинил в содомии, дескать, приставал к нему.
— Вы и вправду, Джеймс?..
— О чем вы, сэр? У меня семья, дети! Это азиатская хитрость: в России не любят содомитов. В результате меня побили и выбросили из ресторана. Оказать сопротивление я не мог. Во-первых, их было больше, во-вторых, могли вызвать полицию, а это не в наших интересах.
— Почему Довнар-Подляский так поступил? Не боится разоблачения?
— Похоже на то, сэр.
— Удивительно.
— Полагаю, он решил, что мы ничего не докажем. Я показал ему фотокопию документа, сказав, что есть оригинал. Но он, видимо, не поверил. Копия не доказательство. К тому же Довнар-Подляский — герой войны, награжден орденами. Тут и оригиналу могут не поверить.
— Смотря, кто его принесет, Джеймс! Что ж, вербовка не удалась, но это не означает, что мы отступим. Довнар-Подляского следует убрать от двора и наследницы, тогда у нас будет шанс подвести к ней своего человека. Я займусь этим лично. Этот негодяй заплатит за оскорбление британского офицера! Шпионов в России вешают. Представляю, какой будет скандал! Герой войны — немецкий шпион! Мы посеем недоверие в обществе, это к месту сейчас, когда русская армия в ходе наступления вышла к своим границам. Я немедленно направлю запрос в министерство русского двора с просьбой об аудиенции у императрицы.
— Благодарю вас, сэр!
— Не стоит, Джеймс! Мы оба служим Британии…
* * *
— Приветствую вас, господин посол! Надеюсь, ваша просьба об аудиенции вызвана серьезной причиной, а не очередным предложением посредничества о заключении перемирия с Германией. Если так, то вы напрасно потратили свое и мое время.
— Нет, ваше императорское величество, я прибыл по другой причине. Хотя перемирие готов обсудить.
— Не начинайте, господин посол! Слушаю вас!
— В руки правительства его величества попал любопытный документ. Не буду говорить, как. Могу только заверить, что это подлинник. Думаю, вам будет любопытно взглянуть.
Посол протянул кожаную папку. Мария взяла, раскрыла и пробежала лежащий в ней документ глазами. Хмыкнула и положила папку на стол. Прошла к шкафу, достала из нее другую, из которой извлекла документ и протянула его посетителю. Тот взял листок.
— Вы читаете по-русски, господин посол?
— Не совсем хорошо, ваше величество.
— Это прошение Довнар-Подляского о зачислении его на службу при дворе. Написано им собственноручно. А вот принесенный вами документ, — императрица взяла листок из папки посла и протянула его так, чтобы посетитель мог сличить два текста. — Даже не специалисту видно, что писали разные люди. Не совпадает все: от начертания букв до подписи внизу. Убедились? — императрица забрала листки и положила их стол. — А теперь у меня вопрос: что это означает, господин посол?
— Э-э-э…
— Я возмущена! Мало того, что правительство Соединенного королевства ведет себя недружественно по отношению к России. Вы фактически подтолкнули Германию к войне с нами: выдавали ей кредиты, снабжали оружием и материалами, представляли ее интересы в Москве. Теперь докатились до провокаций в отношении моих служащих. Довнар-Подляский — гениальный хирург и изобретатель. Его усилиями в медицинскую практику внедрено много новшеств, которые спасли жизни тысяч раненых. Одно переливание крови чего стоит! Мало того, он герой, проявивший отвагу в боях с тевтонцами. Понятно, что Германия желала бы скомпрометировать этого человека и убрать его от моего двора, вследствие чего и появилась эта фальшивка. Германцев можно понять, а вот ваше поведение — нет. Я оставляю за собой право обратиться в Форин офис с нотой, к которой выражу свое отношение к этому инциденту. Я вас более не задерживаю, господин посол!..
Выскочив из кабинета императрицы, сэр Джордж Бьюкенен (именно так звали посла) чуть ли не бегом пересек приемную, не обратив внимания на насмешливый взгляд секретаря. Пройдя коридором, британец выбрался из дворца и замер на крыльце. Подбежавший лакей накинул ему на плечи роскошное пальто. Британец этого словно не заметил. Подали автомобиль. Посол забрался в салон и откинулся на кожаную спинку сиденья.
Пока автомобиль, петляя по заснеженным улицам, катил к резиденции посла, мысли того пришли в порядок, и он стал вспоминать состоявшийся разговор. Что-то в нем было не так. Проанализировав каждое слово и интонацию императрицы, Бьюкенен понял, что навело его на такую мысль. Получив документ, Мария нисколько не удивилась. Понятно, что монархи умеют скрывать чувства, но свидетельство о предательстве придворного должно было произвести впечатление. Этого, однако, не произошло. И второе: возмущение Марии выглядело притворным. Похоже, она знала, с чем пожаловал посол, и приготовилась к разговору.
«Довнар-Подляский ей обо всем рассказал, чем императрица и воспользовалась, — пришел к выводу Бьюкенен. — Отношения Великобритании и Русской империи оставляют желать лучшего, и получить повод обвинить нас в нечестной игре… Но и немцы не могли передать нам фальшивку, это исключено. Где произошла накладка? И почему императрица защищала врача? Он, действительно, так ценен, или речь о репутации будущего зятя и дочери? Нужно разобраться…»
Бьюкенен решил заняться этим в резиденции, для чего вызвать Джеймса и уточнить, от кого он получил злополучный документ, и кто гарантировал его подлинность. Однако планам не суждено было сбыться. По приезду Бьюкенена в резиденцию перед ним возник курьер из Уайтхолла, прибывший во время отсутствия посла и ожидавший его возвращения. Бьюкенен принял пакет, проверил целость печатей и поднялся к себе в кабинет. Там извлек из конверта лист с колонками цифр. Послание оказалось зашифрованным, причем, не обычным, а личным шифром посла. Бьюкенен открыл сейф, взял нужный блокнот и засел за расшифровку. Спустя полчаса он сидел, ошеломленно разглядывая собственноручно написанный на листе текст. Таких заданий ему еще не давали, но подпись под текстом свидетельствовала, что это не шутка. Премьер-министр подобным заниматься не будет, приказ следует исполнять. Но как? И что будет в случае неудачи? Крах карьеры, всеобщее презрение — это в мягком варианте. Можно и под суд угодить. Отказаться? Тот же крах карьеры. К тому же обладатели таких тайн долго не живут, особенно если попадают в немилость. Как быть?
«У меня есть Джеймс, — принял, наконец, решение Бьюкенен. — Поручу исполнение ему. В случае неудачи сделаю козлом отпущения. Все знают, что его избил русский придворный, Джеймс мог пожелать отомстить. А что месть приняла столь необычную форму… Так и поступлю!»
Он взял со стола колокольчик и позвонил.
— Найдите Джеймса! — велел появившемуся лакею. — Передайте, что я его жду…
* * *
Освобождение русских земель от немецко-фашистских, пардон, германских захватчиков Москва отметила салютом. Оказалось, это давняя традиция, а не изобретение СССР. В середине апреля столица встречала победителей. На вокзалы прибыли литерные поезда, которые доставили отличившихся генералов и офицеров чином пониже. Прибыли командующие фронтами и армиями, Алексеев с членами Ставки. Автомобили провезли их по запруженным москвичами улицам. Люди кричали «ура», махали героям и бросали вверх шапки.
Автомобили въехали в Кремль и остановились у Большого дворца. Здесь в Георгиевском зале был намечен прием в честь победителей. Позвали и меня. Я несколько удивился, но надел парадный мундир с орденами и последовал приглашению.
Зал уставили накрытыми столами в форме буквы «П». Белые скатерти, официанты во фраках и накрахмаленных манишках, сияние эполет и орденов гостей. У входа служитель глянул на мое приглашение и отвел к крайнему столику, где мое место оказалось, среди незнакомых мне полковников. Все правильно — по чину и место. Я поздоровался с соседями, которые с любопытством посмотрели на чиновника, который неизвестно почему затесался среди офицеров, затем разглядели знак военного врача, ордена на груди и успокоились.
Столы были уставлены кушаньями, но к ним не притрагивались: ждали выхода императрицы. Она не заставила себя ждать. Как только последний из приглашенных занял свое место, заиграл марш. Все встали. Из дверей в дальнем конце зала появилась императрица в сопровождении дочери и сына, а также служители, которые несли в руках подносы с коробочками. Выглядело это донельзя торжественно, у меня даже дыхание перехватило. У полковников за моим столом заблестели глаза. Скажи им кто сейчас: «Отдайте жизнь за государыню!», и они не, раздумывая, отдадут. Отношение к самодержцу здесь нисколько не напоминает таковое к властителям в моем мире. Власть монарха сакральна, освящена церковью, царицу воспринимают, как представителя Бога на земле. Так считают даже офицеры, что говорить о крестьянах в солдатских мундирах? Для них даже увидеть царя — счастье, событие, о котором будут рассказывать внукам.
Мария прошла по ковровой дорожке в центр зала, где остановилась и подняла руку. Музыка стихла.
— Господа офицеры! Командующие фронтами и армиями, начальники дивизий и командиры полков! Офицеры штабов и военные чиновники! Я собрала вас здесь, чтобы поблагодарить за то, что вы сделали для Отечества. Впервые с начала этой тяжелейшей войны разбит и повержен враг. Он понес тяжелейшие потери и оставил захваченные земли. В Белоруссии русская армия вышла на государственную границу империи практически на всем ее протяжении. В Малороссии и на прибалтийских землях мы значительно приблизились к ней. Это произошло вследствие титанической работы, которые проделали наши штабы накануне наступления. Избранная ими тактика оказалась верной и неожиданной для противника. Воинское умение и отвагу проявили наши пехотные соединения, кавалеристы и артиллерия. Отважно сражались пилоты. Медики не отходили от операционных столов, спасая раненых воинов…
Голос императрицы отражался от мраморных стен, высокого потолка и, казалось, заполнял зал до последнего уголка. Мои соседи слушали с выражением восторга на лицах. На мгновение мне стало грустно, что не испытываю подобного. Я старый циник, для меня это действо — всего лишь представление, организованное в нужный момент и с вполне понятной целью. Мария тем временем завершила вступление и перешла к главному.
— Генерал-адъютант Алексеев!
Главнокомандующий подошел к императрице.
— Жалую вам орден Святого Георгия второй степени!
Императрице подали белый крест на ленте. Она надела его на шею генерала, а затем прикрепила к мундиру золотую звезду.
— Служу престолу и Отечеству! — срывающимся голосом сказал Алексеев и повернулся к залу. Глаза у него влажно блеснули.
— Не уходите, Михаил Васильевич! — остановила его императрица. — Будете помогать мне в награждении. Героев так много, что одна не справлюсь, — она улыбнулась залу, получив в ответ сотни улыбок.
Следующим вызвали Брусилова. Алексея Алексеевича также удостоили Георгия второй степени. Третью степень ордена получили другие командующие фронтами. А вот из командармов — только Деникин. Это его армия прорвала оборону немцев в Белоруссии. Командующие фронтами остались рядом с императрицей. Далее пошло так. Распорядитель объявлял чин и имя награжденного, тот шел к командующему своим фронтом, получал от него орден, произносил положенные слова и возвращался за стол. Имена звучали одно за другим, к командующим даже выстроились небольшие очереди, но двигались они быстро. Я подивился такой организации, но потом сообразил, что она тщательно продумана. Награжденных слишком много, если вызывать по одному, церемония затянется надолго. А так каждый офицер получает награду из рук своего командующего, но в присутствии императрицы, что наполняет действо сакральным смыслом. Не забыли и военных врачей. Начали с Вельяминова, которому императрица вручила Владимира второй степени, затем пришел черед знакомых мне ученых и докторов, которые работали над переливанием крови, производством сульфаниламида и лидокаина. Эти лекарства уже начали поступать в войска. Мария сдержала слово: всех удостоили орденов и денежных премий, о чем объявили во всеуслышание. Награды вручал Вельяминов. Нужно было видеть лица коллег! Мало того, что выполнили обещание, так еще пригласили в Кремлевский дворец! Наконец, все вернулись к столам, а вот Мария и ее сопровождающие остались в центре зала. Интересно…
— Сегодня мы наградили лишь малую часть героев, — сообщила императрица. — Их так много, что они не поместятся даже на Красной площади, — добавила она, вызвав улыбки зала. — Я попрошу наших военачальников по возращению в войска провести чествование отличившихся и сделать это с надлежащим почетом. А теперь — объявление. Завтра в газетах будут напечатаны указы о введении новых наград. Это, во-первых, орден Славы. Вот как он выглядит, — Мария взяла с подноса орден на колодке и показала его залу. Все вытянули шеи, пытаясь рассмотреть лучше, и я — тоже. М-да, эскиз изменили. Звезда четырехугольная, но в центре оставили медальон с изображением башни Кремля. Лента на колодке — пурпурно-красная. Не удивительно — желто-черная занята Георгием.
— Орден имеет три степени и предназначен для награждения исключительно нижних чинов, включая зауряд-прапорщиков, — продолжила императрица. — Почему только их? У нас хватает наград для офицеров, а вот для нижних чинов мало. А ведь они первыми врываются в окопы неприятеля, уничтожают его, проливая свою кровь. Потому и цвет ленты алый. Наградить орденом Славы можно только за подвиг в бою. Это право будет даровано военачальникам, начиная от командира полка. (Шум в зале.) Я не оговорилась, господа, именно так. Орденом третьей степени может наградить полковой командир, второй — начальник дивизии, первой — командир корпуса или армии. Я прошу вас отнестись к этому ответственно. Во-первых, правильно выбрать достойных, во-вторых, провести церемонию с надлежащим торжеством. Награждение орденом Славы не предполагает выплаты денег, но оно влечет повышение в чине на одну ступень, за исключением случаев, когда повышать некуда. Но зато кавалер орденов Славы всех степеней возводится в офицерский чин и получает личное дворянство.
А вот этого в моем мире не было. Кавалеров орденов Славы всех степеней приравняли к Героям Советского Союза спустя много лет после войны.
— Второй наградой станет медаль «За отвагу», — Мария взяла с подноса и показала залу серебряный кругляш на пятиугольной колодке, обтянутой муаровой лентой серого цвета с синими полосками. (Ага, цвет сохранили!) Ею будут награждаться нижние чины, офицеры, и военные чиновники, проявившие отвагу в бою. Именно так — и ни за что больше. Право награждения получат военачальники, начиная от полкового командира. Кому, как не им знать своих храбрецов! Сегодня я проведу одно такое награждение. Во-первых, я тоже полковой командир — лейб-гвардии Кремлевского полка, — Мария улыбнулась. — Во-вторых, этот человек мой подчиненный, и наградить его более некому. Лейб-хирург двора, коллежский советник Довнар-Подляский, подойдите!
Ошеломленный, я встал из-за стола и, провожаемый сотнями взглядов, подошел к императрице.
— Повернитесь к гостям, — шепнула мне императрица. Я подчинился. — За что я награждаю Валериана Витольдовича? Вы видели, как отмечены ученые и врачи, разработавшие передовые методы лечения раненых. Но мало кто знает, что все это появилось, благодаря Валериану Витольдовичу. Он выдвинул эти идеи, способствовал появлению и работе специально созданных групп. Мало того, отправился на фронт, где лично внедрял в практику новые методы лечения. В один из дней медсанбат, где он этим занимался, был атакован германским аэропланом. Недолго думая, Валериан Витольдович схватил ручной пулемет, который по случайности оказался в медсанбате, и осыпал супостата градом пуль. Ему удалось снизить германского аса, и тот нашел смерть, ударившись о землю. Вот такие у нас военные врачи, господа!
Мария хлопнула в ладоши, и зал поддержал ее бурными аплодисментами.
— Это не первый подвиг Довнар-Подляского, о чем свидетельствуют ордена на его мундире. Теперь к ним прибавится медаль «За отвагу».
Мария прикола серебряный кругляш на колодочке к моему мундиру левее ордена Святого Владимира.
— Одновременно, за заслуги по внедрению в практику новых методов лечения я жалую своему лейб-хирургу чин статского советника, — она взяла с подноса и протянула мне эполеты с вышитой золотой нитью звездочкой на сплошном серебряном поле. — Поздравляю!
— Служу престолу и Отечеству!
Соседи за столом встретили меня завистливыми взглядами. Они получили ордена, но таких награжденных много. А тут новая медаль да еще из рук императрицы! Да и чином я теперь старше. Еще не генерал, но уже не полковник, короче, ни то, ни се. Уступая просительным взглядам, я снял медаль, и она пошла по рукам. Набежали смотреть и от соседних столиков. Военные — они как дети. Хотя медаль получилась красивой. Летящий аэроплан, под ним — пушечный броневик на гусеницах, между ними надпись «За отвагу» в красной эмали. Невиданный для этого времени дизайн!
Эту вакханалию прекратил призыв распорядителя к порядку. Императрица с детьми и ближайшими приближенными заняли свои места за столом в центре перекладины «п». Алексеев провозгласил тост за здоровье ее императорского величества. Все встали, оркестр грянул гимн. Не успели толком закусить, как Мария провозгласила тост за главнокомандующего и его Ставку. Далее понеслось, тосты посыпались один за другим. Пили за Отечество, за победу над супостатом и его погибель, за русских солдат и офицеров, военных врачей (провозгласил Вельяминов), тружеников тыла… К окончанию торжества я перезнакомился с соседями за столом, нашел их отличными мужиками (про себя, конечно, назвать офицера мужиком — это оскорбление), они меня — храбрым доктором, который хоть и не офицер, но вполне достоин разделить с ними стол. Короче, напились в зюзю или в хлам — это кому как нравится. По окончании застолья мои собутыльники едва стояли на ногах, но рвались к продажной любви. Звали и меня, но я отговорился верностью невесте. Собутыльники поинтересовались ее именем, услышали, что Ольга, и дружно выпили за ее здоровье. А вот сама Ольга не подошла, хотя я этого ждал. Что может быть естественнее поздравления награжденного? Но не случилось. Так что из Кремлевского дворца я вышел в расстроенных чувствах.
Верный Игнат ждал меня на Красной площади. В Кремль его экипаж не пустили — не тот хозяин. Кучер помог мне забраться в коляску и отвез домой. Там я выслушал поздравление от прислуги, в благодарность пожаловал каждому по пять рублей и отправился спать. А что еще делать человеку, которого бросила любимая?
