Книга: Товарищ Чикатило
Назад: Глава IX Линии жизни, линии смерти. 1984
Дальше: Часть 2 Чикатило А. Р. Опыт заурядной биографии

Глава X
Лицом к лицу с филологом. Сентябрь 1984

Проклятый 1984 год: пятнадцать убийств с января по сентябрь… Трижды проклятое лето 1984-го: на летние месяцы пришлось одиннадцать из пятнадцати убийств.
Ростовский уголовный розыск был на грани отчаяния. Версий множество, и ни единой надежной. «Дело дураков» в разгаре, они под стражей, дружно каются и во всем сознаются, но их признания рушатся одно за другим. Вряд ли кто-то по-прежнему принимает их всерьез: это скорее прикрытие, живая защита от упреков в том, что милиция вот уже столько времени не может выйти на след убийцы. Их, бедолаг, рано или поздно придется отпустить, и это понятно уже всем, кроме них самих.
Но кого искать и как искать? Единственный верный поисковый признак — сперма на телах, на одежде убитых. Иногда ничтожные количества, однако достаточные для анализа. И всякий раз экспертиза определяет четвертую группу. Она самая редкая, но редкость эта весьма относительна — в Европе с четвертой группой каждый десятый мужчина…
Виктор Васильевич Бураков летом 1984 года впервые обратился к психиатрам и сексопатологам. На кафедре психиатрии Ростовского медицинского института он собрал ведущих специалистов и попросил их составить портрет убийцы — или портреты, если убийц несколько. Специалисты ознакомились с делом — и отказались: недостаточно информации, нет методики. Единственным, кто согласился попробовать, был доцент кафедры психиатрии Александр Олимпиевич Бухановский. Его научные интересы лежали в смежной области, и он полагал, что знает, с какой стороны подступиться к проблеме.
Роль доктора Бухановского в деле ростовского серийного убийцы сейчас оценивают по-разному: от полного ее отрицания до признания ее решающей. При такой полярности суждений истина всегда лежит где-то между крайними позициями, и весь вопрос в том, к какой из них она ближе. Не пытаясь взять на себя роль арбитров, скажем только, что в дни, когда следствие блуждало в потемках, он был единственным из врачей, кто вызвался помочь в розыске преступника. Первые наброски к портрету убийцы сделаны с участием доктора Бухановского.
Что было известно? Кого, собственно говоря, искали?
Мужчину в возрасте от 25 до 50 лет (скромный интервал, не правда ли?), ростом 170 плюс-минус 10 сантиметров (тоже, согласитесь, порядочный разброс — мысленно поставьте рядом людей ростом в метр шестьдесят и метр восемьдесят), физически хорошо развитого (вот это безусловно), с большой ступней (размер обуви не меньше 43) и четвертой группой крови.
Все.
Вот что добавил к этим сведениям Бухановский. Убийца, по его мнению, не только склонен к сексуальным извращениям — присущие ему педофилия, некрофилия, гомосексуализм, садизм и без того не вызывали сомнений, — но и, по всей видимости, страдает половой слабостью. Свою половую неполноценность он, весьма вероятно, вымещает на жертвах, как бы пытаясь компенсировать то, что недодано ему природой. Если помните, следователь Казаков в письме, направленном в кожно-венерологический диспансер, искал человека, который заразился от своей жертвы лобковой вошью, — и в то же время он интересовался всеми мужчинами, которые обращались к врачам с жалобами «на отсутствие влечения к женщинам, неспособность к совершению нормального полового акта».
Эта информация добавляет кое-что существенное к довольно размытому портрету убийцы. Хотя компания мужчин, страдающих в той или иной степени половой слабостью, тоже достаточно обширна, она все же более скромна по численности, нежели группа мужчин ростом от ста шестидесяти до ста восьмидесяти сантиметров в возрасте между двадцатью пятью и пятьюдесятью годами. Две эти, сами по себе весьма большие области, пересекаясь, позволяют существенно сузить круг поиска. А если прибавить анализ крови или спермы… Правда, для такого анализа в каждом отдельном случае требуется возбудить уголовное дело и получить постановление следователя о назначении экспертизы, однако нашим детективам не впервой обходить процессуальные нормы. При необходимости сами кого хочешь научат.
Как бы то ни было, уголовный розыск получил в руки если не козыри, то, по меньшей мере, способ, как, не подымая карту, узнать, козырная ли она. Однако воспользоваться этим преимуществом можно было только одним способом: проверить как можно больше людей. Пропустить через проверочное сито тысячи, а то и десятки тысяч мужчин. Хорошо еще, если они водят автомобиль, — есть формальная зацепка, которой можно воспользоваться. Однако на обширных степных просторах по обе стороны Дона далеко не все мужчины имеют свои автомобили или работают профессиональными водителями. Это вам не Америка, где водительское удостоверение во многих случаях жизни заменяет привычный советским гражданам серпастый и молоткастый паспорт. Как же проверить «безлошадных», составляющих большинство не очень богатого населения?
Виктор Бураков сумел добиться — и это стоило ему немалых трудов, — чтобы по Ростовской области, а прежде всего в таких городах, как Ростов, Шахты, Новошахтинск, Новочеркасск, постоянно дежурили усиленные наряды милиции. Особенно в тех местах, которые на языке профессионалов именуются «местами массового скопления людей».
Например, на автовокзалах.
Своих людей для усиленных нарядов у Буракова просто не было — и быть не могло: штатное расписание у сыщиков гораздо скромнее, чем может показаться законопослушным гражданам. А потому решено было привлекать для дежурств блюстителей порядка из районных отделений милиции. Так из Первомайского отделения города Ростова в оперативно-следственную бригаду по делу «Лесополоса» попал летом восемьдесят четвертого года участковый инспектор капитан Александр Александрович Заносовский. Тогда капитан; потом он получил звание подполковника.
Заносовского прикомандировали к «Лесополосе» в августе. Далеко его не послали: он попал на объект, знакомый ему как свои пять пальцев, — на пригородный автовокзал. Вокзал этот расположен как раз в Первомайском районе, и участковый инспектор сотни раз бывал в этой криминогенной точке. Как работник милиции и как частное лицо.
Сейчас автовокзал привлекал внимание уголовного розыска не только потому, что через него проходят ежедневно тысячи людей и вероятность встретить здесь убийцу существенно выше, чем где-нибудь в малолюдном месте. Были и особые причины, побуждавшие пристальнее приглядываться к публике, посещающей автовокзал. Уголовному розыску уже было известно, что убитая в январе Наталья Шалопинина именно здесь сдавала свои вещи в камеру хранения. Возле ее трупа был найден жетон, по которому кладовщик выдал милиции портфель-«дипломат», а уже в нем среди прочих вещей нашли удостоверение личности с фотографией, благодаря чему и удалось быстро установить личность погибшей. И еще уголовный розыск знал, что другая Наташа — Голосовская — собиралась в Новошахтинск, куда можно — и удобнее всего — уехать автобусом, прямо отсюда.
Одним словом, капитана милиции Александра Заносовского поставили на участок не просто бойкий, но весьма многообещающий, если рассматривать его с точки зрения встречи с преступником. И капитан занялся привычным делом.
Дело это состояло в том, чтобы, не привлекая к себе особого внимания, а так, будто ты на обычном дежурстве, ходить по автовокзалу и вокруг него, наблюдать, присматриваться к людям: кто как себя ведет, не проявляет ли признаков беспокойства, не суетится ли без видимых причин, не пристает ли к незнакомым. И все остальное, что может вызвать подозрение. Или даже подозрение на подозрение. Отдаленный намек. Капитан по опыту знал, что полезно обращать внимание на поспешность в движениях, непорядок в одежде, необычный багаж. В общем, на все нестандартное, здешним обычаям и нравам не свойственное. Но не только. Например, пьяных следует проверять обязательно, хотя чрезмерное употребление алкоголя вряд ли можно считать незаурядным явлением.
Само собой разумеется, что капитан Заносовский имел ясное представление о немногих определенно известных милиции признаках убийцы, которого тщетно разыскивали по делу «Лесополоса». И о круге жертв — о мальчиках, девочках, молодых женщинах. Вот он и ходил целый день, пытаясь высмотреть подозрительных мужчин, которые искали бы контакт с возможными жертвами.
Дежурство уже подходило к концу, ноги гудели от усталости, в глазах мельтешило от встречающих и провожающих, от стариков и старух, молодых парочек, растерянных солдатиков, ищущих взводного, от спящих и орущих младенцев, от мальчишек и девчонок, уже начавших каждогоднюю предсентябрьскую миграцию к школам. Голова трещала от гула сотен голосов и режущих слух объявлений по радио, от рева дизельных моторов, скандалов у кассы и шарканья подошв. Скорее бы сменили…
Трудно сказать, что именно, но что-то не вполне обычное, вызывающее тот самый отдаленный намек на подозрение, всего за час до конца дежурства уловил наметанный глаз участкового.
Его внимание привлек средних лет мужчина в очках, прилично одетый — серый пиджак, галстук, портфель в руке. Таких людей на вокзалах всегда хватает. Они обычно спешат по своим делам и в ожидании автобуса или поезда убивают время кто как может: одни неторопливо прохаживаются по вокзалу, погруженные в собственные мысли, другие, напротив, нервничают, меряют шагами зал ожидания или тротуар перед вокзалом, а третьи усаживаются в кресло поудобнее и утыкаются носом в газету.
Этот вел себя не так и не этак. В его поведении капитан почувствовал нечто необычное. Настораживающее.
Мужчина как бы бесцельно, как бы прогуливаясь расхаживал по залу. Вдруг он изменил ритм движения, словно включилась другая скорость. В его поле зрения появилась ничем особо не примечательная, совсем молоденькая девушка в легком цветастом платье. Он буквально спикировал на нее, что-то сказал и застыл с приоткрытым ртом в ожидании ответа. Девушка откликнулась совсем коротко, может быть, поздоровалась или сказала «да», «нет». Он подхватил ее слова и стал говорить, говорить. Выражение лица сразу изменилось: только что на нем читалась скука, а тут вдруг появилась улыбка, глаза заблестели.
Возможно, все это пустое. Даже скорее всего — пустое. Ну встретил человек дочь своих знакомых. Или племянницу. Или подругу собственной дочери. Та стесняется, не очень знает, о чем говорить, — все-таки разница в возрасте. А для него — какое-никакое развлечение. Способ убить время в ожидании автобуса.
Ничего особенного не происходило, и участковый продолжил обход. Он вышел на перрон, вернулся в зал, постоял у касс, в сотый, а то и в тысячный раз оглядел бесконечные очереди, прогулялся мимо газетного киоска, аптечного ларька, буфета, прошел вдоль кресел. Мужчина в очках по-прежнему что-то втолковывал девушке.
Участкового не покидало ощущение, что человек с портфелем ведет себя как-то не так. Неправильно, что ли. Люди такого склада к незнакомым девушкам не пристают, а со знакомыми разговаривают иначе — без напора, доброжелательнее. Сколько времени он что-то ей втолковывает, а она отмалчивается и отворачивается. Если бы они были раньше знакомы, она не стала бы так себя вести.
Девушка резко встала и, не попрощавшись, не взглянув на мужчину, пошла на перрон. Участковый проводил ее взглядом: девушка садилась в автобус.
Взгляд очкастого погас в тот момент, когда она повернулась к нему спиной. Словно где-то внутри у него щелкнул выключатель. Минуту-другую мужчина посидел в кресле, как бы для приличия, потом резко поднялся и снова принялся прохаживаться по залу, бросая по сторонам быстрые взгляды.
Заносовский уже знал, кого ищет взглядом незнакомец.
Несколько раз, заметив одинокую молодую женщину, он быстро подходил к ней, как будто внезапно узнавал старую знакомую, и пытался завести разговор. Глядя со стороны, можно было подумать, что он ошибся, принял женщину за другую. Все они отвечали ему что-то такое, что его не устраивало, и он, явно раздосадованный, сразу отходил. Он не приставал к ним — в том смысле, который обычно вкладывают в это слово. Его ставили на место, и он без спора отступал.
Заносовский посмотрел на часы. Через несколько минут его должны сменить. Или прямо сейчас проверить этого странного типа в очках, или пусть себе гуляет дальше. Непохож он на преступника. Так, сексуально озабоченный. И навязчивый. А на вид как раз наоборот — скромный…
— Простите, гражданин…
Участковый тронул мужчину за рукав. Тот застыл, уставившись на милиционера испуганным взглядом.
— Участковый инспектор капитан Заносовский. Позвольте ваши документы.
— В чем дело? Зачем? — Голос мужчины звучал недовольно, но в то же время как-то заискивающе. Человек с портфелем был явно встревожен. И даже напуган.
— Проверка документов. Паспорт у вас с собой? Предъявите, пожалуйста.
— Хорошо, хорошо… Я сейчас…
Мужчина переложил портфель из одной руки в другую. Он сжимал ручку с такой силой, что костяшки пальцев на больших загребущих кистях стали совсем белыми. Наблюдательный капитан успел это заметить.
Взяв портфель в левую руку, мужчина полез во внутренний карман пиджака, достал бумажник, стал перекладывать какие-то квитанции и счета. Внезапно он стал суетлив и многословен.
— Вот, пожалуйста, мой паспорт, вот командировочное удостоверение, служебный пропуск. Я, понимаете ли, из командировки возвращаюсь. Домой еду. Вот, автобуса жду. Скучно, понимаете ли… Время как-то убить…
Он почему-то подмигнул капитану, неумело, словно намекая на какую-то общую тайну. И замолчал, часто и тяжело дыша.
Документы были в полном порядке. Заносовский не торопясь изучил их, вернул человеку с портфелем, извинился и козырнул. Капитан был в милицейской форме, поэтому должен был отдавать честь всем, к кому он обращался, даже подозрительным типам на автовокзалах, пристающим к девушкам.
— Все в порядке, извините за беспокойство, — сказал капитан. И добавил из вежливости: — Счастливого пути.
Мужчина быстро спрятал документы, кивнул и поспешно отошел от капитана. А того буквально через несколько минут сменили, и он направился домой, бормоча себе под нос не совсем обычную фамилию странного типа, который с такой силой сжимал ручку портфеля. Что-то в его поведении — поклясться можно — было странное. Не ведут себя так солидные люди. Облик, можно сказать, не соответствует поведению…
* * *
Прошло две недели, и наступило 13 сентября. Этому четвергу суждено было стать памятным днем в зловещей «Лесополосе».
Тринадцатого сентября 1984 года предполагаемого убийцу арестовали. Посадили за решетку. Возбудили уголовное дело.
Три месяца спустя его судили. Но не за убийства! Про убийства не было и речи. Ему вменили в вину ерунду, мелкое хищение. И выпустили на свободу.
Он оставался на свободе до ноября 1990 года. За эти шесть лет он убил, согласно обвинительному заключению, 21 человека.
И никто не знает, сколько их было на самом деле.
* * *
Тринадцатого сентября капитан Александр Заносовский уже в который раз дежурил на пригородном автовокзале. С ним был напарник, тоже из Первомайского отделения милиции, Шайх-Ахмед Ахматханов. Оба в штатском. Не в чем-то специально подобранном, а так — кто в чем пришел из дома.
Дело близилось к вечеру, оба милиционера за день изрядно намотались. После нескольких часов патрульной работы, как ты ни тренируйся и каким молодцом ни держись, ноги все равно гудят — если, конечно, работать по-честному. Лица мелькают, будто в калейдоскопе, и без навыка запомнить что-либо очень трудно.
Высокого мужчину в очках, того самого, у которого он две недели назад проверял документы, Заносовский увидел в дверях. Капитан уже почти забыл об этом типе. Отчего он так нервничал, когда у него попросили паспорт?
Столько за эти дни физиономий видано, столько документов просмотрено… Но теперь, едва увидел его, сразу вспомнил. Подождал минуту, присмотрелся. Как и в прошлый раз, высокий шел по залу, бросая быстрые взгляды по сторонам. Можно подумать, что человек убивает время в праздном шатании. Но, если приглядеться, можно заметить нервозность в его поведении и беспокойство в глазах. Как будто на охоту вышел. Как будто ждет, что вот-вот привалит удача.
Заносовский внезапно почувствовал: что-то за этим кроется. Это не пустой номер. Глаз не спускать.
Так и сказал напарнику: глаз не спускать. Будем пасти его до последнего.
И Ахматханову почудилось, что высокий мужчина в очках неуловимо похож на того человека, что изображен на листке, смятом и затертом от долгого таскания в кармане. Фоторобот, который им раздали в милиции, казался каким-то слишком уж приблизительным. Не портрет, а схема человека. Чтобы найти сходство с оригиналом, требовалась особая фантазия.
А на фантазию лучше не уповать. Иначе будешь гробить драгоценное время на проверку добропорядочных граждан.
Как на грех, Ахматханов пришел на дежурство в ярко-желтой рубашке, которая бросалась в глаза издалека. Прямо-таки маяком светила через весь зал. Заносовский побоялся, что такой сигнальный фонарь сразу демаскирует их пару, и предложил держаться порознь. Сам он взял на себя очкарика с портфелем, хотя и предпочитал держаться от него подальше, — а вдруг тот вспомнит, как у него проверяли документы?
Ахматханову сказал: отрабатывать все контакты. Как только этот тип с портфелем вступит с кем-то в разговор, безотрывно следить за собеседником.
Договорились и разошлись, будто друг с другом не знакомы.
Мужчина побродил еще немного по автовокзалу, присматриваясь, по своему обыкновению, к публике, и, вероятно, ничего привлекательного не обнаружил, потому что вскоре вышел на привокзальную площадь. Здесь он долго гулять не стал, а сел в автобус номер семь, но не к центру, а, напротив, в сторону от города, к аэропорту. Заносовский и Ахматханов, каждый сам по себе, последовали за ним. Через две или три остановки мужчина с портфелем внезапно, как будто вспомнил про забытый дома включенный утюг, выскочил из автобуса, перешел дорогу и сел в троллейбус, направляющийся обратно, к центру города.
Не меньше двух часов он мотался по разным маршрутам, меняя автобусы и троллейбусы. Уже наступил вечер, а он продолжал делать странные пересадки, и в зигзагах, которые он проделывал, нельзя было обнаружить никакой логики. И в пути, и на остановках он не оставлял попыток заговорить с незнакомыми женщинами и девушками, но делал это как-то нервно, даже пугливо, постоянно озираясь и бросая взгляды через плечо. За два часа никаких знакомств он не завязал — то ли его сразу отшивали, то ли не хотел рисковать, боялся проявить настойчивость.
Когда сыщики, продолжая наблюдение, перебросились несколькими фразами, Ахматханов предположил, что клиент почуял слежку. Но Заносовский был уверен в себе. Опыт охоты за знаменитыми ростовскими карманниками, народом хитрым и по-звериному осторожным, у него имелся в достатке. Те, профессионалы, спиной чувствуют посторонний взгляд и то не замечали слежку. Куда уж этому, нервному любителю.
И все-таки, наверное, они ошиблись. Переоценили свое умение оставаться незамеченными. А может быть, подвела желтая рубашка Ахматханова. Во всяком случае, человек с коричневым портфелем продолжал петлять по городу, стараясь замести следы, запутать преследователей. Лишь временами ему казалось, что он добился своего, и тогда к нему возвращалась былая уверенность, которая каким-то странным образом смешивалась с озабоченностью и испугом.
Уже и центре города, на улице Энгельса, он протиснулся в автобусе к высокой светловолосой девушке и, забыв обо всем на свете, впился глазами в вырез ее платья. Девушка поймала его взгляд и, не говоря ни слова, быстро вышла на первой же остановке.
Автобус в этот вечерний час был изрядно набит. Притиснутый толпой к пышной даме, мужчина не удержался и положил ладонь ей на бедро. Дама, не в пример высокой девушке, оказалась бойкого нрава и вдобавок с громким голосом. Она во всеуслышание сказала мужчине, что о нем думает и что надо делать с такими мерзкими кобелями. Теперь ретироваться пришлось уже ему, что он и сделал без единого слова. Заносовский и Ахматханов едва успели выскочить из автобуса вслед за ним.
На пересечении улицы Энгельса с Ворошиловским проспектом всегда людно. Светятся витрины, после дневных трудов и магазинных очередей люди хотят рассеяться, предаться на час-другой вечерним радостям: кто-то не торопясь прогуливается, разглядывая публику, кто-то спешит в кино или в гости, молодежь шатается без дела, что, собственно говоря, ей вообще свойственно, и не только на этом шумном перекрестке.
В этой толпе не до развлечений было лишь тому, кого преследуют, и тем, кто преследует. Впрочем, очкастый как будто забыл о своих тревогах. Милиционеры же твердо вознамерились довести преследование до конца, не считаясь со временем, найти повод задержать очкастого и сдать его в ближайшее отделение. А потом уже отправиться на более чем заслуженный отдых.
Заносовский решил не спешить: один раз он уже проверял этого скромного служащего, прибывшего в Ростов из ближнего города, и вынужден был отпустить его — по простой причине: задерживать было не за что. Он опасался, что то же самое произойдет и на сей раз. В конце концов, этот долговязый тип с портфелем не совершил ничего такого, за что следует доставить его в милицию. Заглядывание за вырез платья предосудительно, но законом не карается. И, если он опять покажет безукоризненные документы и правдоподобно объяснит свои скитания по городу, останется только извиниться перед ним. Любой человек вправе распоряжаться свободным временем по собственному усмотрению. В том числе знакомиться с девушками. Независимо от возраста. Старому козлу надо с внуками сидеть, а не к молодым приставать! Только пусть об этом беспокоится его жена, а не правоохранительные органы.
Заносовский и Ахматханов по-прежнему наблюдали за своим подопечным. Тот крутился у ростовских злачных мест. Подошел к ресторану «Центральный», заговорил со слегка подвыпившими веселыми девицами в коротких юбочках. Те похихикали с занятным папашей, попросили у него закурить, но тут подошли их парни, и папаша поспешил ретироваться — недолго и по морде схлопотать. В Ростове парни крутые.
Он пересек проспект и зашел в магазин «Воды». Поднялся на второй этаж, где подают коктейли. Преследователи за ним не пошли, боясь, что он их заметит, а остались ждать у входа. Вскоре их подопечный вышел на улицу, совершенно трезвый, как и прежде, и явно не удовлетворенный своими поисками. Медленно прошел вдоль витрин и направился к парку Горького. Сел на свободную скамейку под деревом и с час просидел в раздумьях. Или просто так, бездумно, — кто знает.
Набравшись культуры и отдыха, объект наблюдения встал и направился на железнодорожный вокзал. Там он безмолвно простоял минут двадцать возле крепко спящей женщины. Должно быть, она ему не очень приглянулась, потому что в конце концов он решил ее не будить. Оглядевшись и не найдя никого более достойного, он покинул железнодорожный вокзал, пересек привокзальную площадь и вошел под своды главного автовокзала. Здесь он сделал несколько кругов по первому и второму этажам, остановился, нацелился на очередную барышню и завел с ней разговор.
Ростовчане без труда проследят мысленно его путаный маршрут по тем ориентирам, которые здесь упомянуты. Мы прошли и проехали этим маршрутом и тоже начали ориентироваться на местности. Жителям других городов останется поверить на слово: блуждания его не имели явного смысла.
Шайх-Ахмед Ахматханов, которому поручено было работать с девушками, после того как очкастый оставлял их в покое, исправно выполнял задание. Из его коротких докладов Заносовский при всем желании не мог вынести ничего существенного. Пустые слова говорил незнакомец, задавал обычные дорожные вопросы. Откуда едете, куда путь держите, не надо ли чем-нибудь помочь.
Очередной вокзальной барышне незнакомец пришелся явно не по вкусу. Не дослушав, она резко встала и пересела на другое место. Капитан Заносовский почувствовал: пора что-то предпринимать. Приставать к женщинам в общественных местах некрасиво, может быть, даже неприлично, — но не более того. И преступник, разыскиваемый по «Лесополосе», вовсе не обязательно должен встречаться со своими жертвами на вокзалах и людных улицах. Это только одна из версий, возможно, не самая главная, и так уж случилось, что именно ее отрабатывает капитан со своими товарищами. Строго говоря, пока долговязому с портфелем давали от ворот поворот, повода для вмешательства милиции не было. Но если очередная девушка вступит с ним в беседу, разговорится, получит предложение? Что это будет за предложение? Куда оно приведет — не в лесополосу ли, не в ближайший ли парк?
Заносовский подошел к девушке, которая отсела подальше от незнакомца, и впервые за этот вечер раскрылся — показал ей милицейское удостоверение. Объяснять ничего не стал, но спросил — о чем тот человек пытался с вами заговорить? Да так, ни о чем особенном. Пустяки всякие. Много таких ходят, на ночь глядя познакомиться норовят. С ней этот номер не пройдет.
И тогда капитан попросил: если еще раз подойдет, не отшивайте его. Соглашайтесь. На все соглашайтесь. Идите, куда поведет, и ничего не бойтесь: мы все время рядом.
Девушка, вопреки его ожиданию, сразу ответила: хорошо.
Ловушка была расставлена, дверца приоткрыта, приманка положена. Но ловушка так и осталась пустой.
К этой девушке незнакомец не вернулся. Не захотел, поленился, устал, не рискнул.
Он уселся в дальнем конце зала. Устроился в кресле, обитом дерматином, прикрыл глаза и задремал.
Заносовскому и Ахматханову тоже смертельно хотелось спать. Но они не решились отдохнуть хотя бы по очереди. Оба наблюдали издалека за своим клиентом, добрых два часа не сводили с него глаз, а тот спал безмятежным сном младенца. Он всегда так спал. И дома, в собственной постели, и на работе, на письменном столе, когда после ночного приключения не было уже времени вернуться домой, и на тюремной койке. Со сном и еще с аппетитом у него никогда не было проблем.
Шел третий час ночи, когда человек с портфелем открыл глаза. Потянулся, зевнул, встал с кресла. Похоже, что отдых прибавил ему сил, и он принялся за старое — пошел кругами по залу, вглядываясь в лица пассажиров.
Его внимание отчего-то привлекла семья, расположившаяся на составленных скамейках в углу зала. Наверное, куда-то переезжают, одеты по-дорожному, полно узлов и чемоданов. Отец, мать, две дочери, все крепкие, кряжистые. Все спят крепким сном. Что ему возле них надо?
Вот что: старшая дочь, лет семнадцати, разметалась во сне, юбка задралась, из-под нее видны розовые бедра и кружевные трусики. Очкарик смотрит, не стесняясь, не в силах совладать с собой, тяжело дышит, сопит, поправляет очки, чтобы лучше видеть. Отец открывает глаза, непонимающе смотрит на незнакомца, перехватывает его взгляд. Так и не проснувшись до конца, догадывается, в чем дело, молча поправляет на дочери юбку и тут же снова засыпает.
Нечаянное представление окончено. Долговязый ежится, будто его пробрал сквозняк, передергивает плечами и опять пускается в путь по залу.
Ровно три. От предрассветного холодка, от бессонной ночи милиционерам становится зябко. Глаза слипаются. Сникший от неудач незнакомец снова усаживается в кресло и смотрит тяжелым бессмысленным взором поверх голов спящих. Еще немного, и он опять уснет. Но взгляд его неожиданно оживляется, мужчина распрямляется в кресле и как-то даже наклоняется вперед.
Прямо к нему по проходу между креслами идет, виляя бедрами, новая барышня. Дурно одетая, грудастая, давно не мытая, густо накрашенная. Садится рядом.
Ей так же неохота быть одной, как и ему. Разговор завязывается сразу, едва ее пышные телеса касаются скамьи.
Заносовский и Ахматханов замирают.
Нет, не зря мужчина с портфелем искал свой шанс целых полдня. Он нашел его.
Не проходит и пяти минут, как девушка придвигается к нему, прижимается теплым телом. От нее исходит резкий запах, смесь пота и недорогого одеколона. Ему нравится. Женский запах. Запах чужого тела.
Ему хорошо.
Он обнимает ее за плечи и прижимает к себе. Сильнее, еще сильнее. Медленно, осторожно, чтобы не переборщить, не нарваться на сопротивление, он все сильнее сжимает желанное тело. Пытается слегка его повернуть, опрокинуть на себя. Девушка не сопротивляется, но и не делает шагов навстречу. Так, уступает. Похоже, что под кайфом.
Она кладет голову ему на колени и как будто задремывает. Или это только кажется со стороны? Он прикрывает ей голову и грудь пиджаком, пристраивает портфель этаким ограждением, оглядывается по сторонам.
Прикрывшись газетами, Заносовский и Ахматханов наблюдают за ним. Капитану приходит в голову дурацкая мысль: они подглядывают за парочкой, как похотливые и немощные старички в парках. Сколько он гонял таких, а то и задерживал. Увещевал, стыдил, а они опять за свое. Не получается, так хоть поглядеть… Сейчас он и сам занимается тем же, правда, по другому поводу.
Очкастый еще раз озирается, принимает независимый вид и воровато запускает руку под пиджак. Глаза за очками закатываются от удовольствия.
Рука по шее скользит к груди, пальцы протискиваются в вырез платья, ощупывают ложбинку меж грудей, с трудом проникают под синтетическую ткань бюстгальтера, плотно обтягивающую манящую плоть. Небольшое усилие — и ладонь уже там, прижимается к мягким округлостям, пальцы тискают, сжимают, мнут…
И это все, что сейчас можно. Так мало. Слишком мало. Сил нет, до чего хочется сорвать с девицы одежду, впиться губами в грудь, сжать зубами соски, прикусить… Не думать об этом. Все будет, все — только позже.
Она что-то говорит, но он не может сосредоточиться, не может сообразить, что она ему втолковывает. Слишком возбужден. Он переспрашивает. Что? Не здесь? А почему? Ладно, тогда пойдем куда-нибудь, где можно. Не сейчас? Почему? А когда? Утром? Так уже утро! Рассвело, вот видишь, самое настоящее утро. Зачем убирать руку — разве она тебе мешает? Ничего с тобой не случится, если я оставлю руку там, где она есть. Ладно, ладно, не кипятись. Потом так потом.
Он медленно, через силу вытаскивает руку из выреза платья, ставит на пол портфель, аккуратно складывает пиджак. Она еще несколько минут лежит у него на коленях, потом лениво садится, откидывается на спинку кресла, потягивается, зевает. Говорит, что ей пора идти. Вот только причешется и пойдет. Пусть не думает, что у нее нет дел. Еще сколько есть. Невпроворот.
Они условливаются встретиться на рынке в восемь часов. Он несколько раз переспрашивает, чтобы не перепутать место и время, шевелит губами запоминая. Договорились?
Договорились.
Ровно пять. Оба встают и вместе спускаются на первый этаж. Одновременно заходят в туалеты — она в женский, он в мужской, — одновременно выходят и расходятся в разные стороны. Верный своей задаче, Ахматханов собирается следовать за ней, но Заносовский показывает жестом — отставить. Не надо. Теперь уже нет смысла. Будем вместе брать этого. Хватит ходить вокруг да около.
Уже не скрываясь, они садятся вслед за ним в почти пустой, самый первый утренний трамвай. Вместе с ним выходят на Буденновском проспекте в центре города. Он направляется в сторону базара, хотя до обещанной встречи еще больше двух часов. Они открыто идут в нескольких шагах сзади.
Через минуту-другую занавес опустится. Они остановят его и предложат следовать с ними в милицию. Он согласится, — а что еще ему останется делать? Но неужели за долгие часы, когда они шли за ним по пятам, человек с коричневым портфелем так и не заметил слежки? Он, такой настороженный, такой предусмотрительный…
Спустя несколько лет он сказал следователю: «13 сентября 1984 года на новом автовокзале в Ростове-на-Дону один из тех работников, который меня ранее проверял, следил за мной, прикрываясь газетой, а затем задержал меня на Центральном рынке. С ним был еще один работник. Они, видимо, следили за мной и видели, как я заводил разговоры то с одной девушкой, то с другой. Они же видели, как у меня на коленях спала одна из них с открытыми грудями и как я трогал их. Когда я встал и вышел с ней из этого вокзала, то заметил, что они тоже встали и пошли за мной. Девушка, видимо, куда-то уехала, а я поехал на Центральный рынок, где они меня задержали…»
Отличная память. Завидная наблюдательность. Почему же, зная о преследовании, он не попытался тихо и незаметно уйти, не прекратил приставать к девушкам, не воспользовался своей обычной маской положительного, тихого, добропорядочного гражданина в летах? Не мог преодолеть похоти, которая толкала его на любые знакомства, и с глазу на глаз, и прилюдно? Даже на виду у милиции? Или уверовал в свою безнаказанность, неуязвимость, рассчитывал на им же выдуманный «черный колпак»? А может быть, надеялся не без оснований на красненькое удостоверение внештатного сотрудника УВД, которое, как обычно, он носил в портфеле? Или на другие какие-то документы, лежавшие тогда — и кто знает, может, до сих пор лежащие — далеко от взгляда непосвященных, и не в коричневом портфеле, а в досье неизвестного цвета, спрятанном в одном из шкафов некоего ведомства, которое, как намекают, за своих стоит горой?
Перед самым Центральным рынком капитан Александр Заносовский прибавил шаг, нагнал высокого человека в очках и негромко произнес ему в спину:
— Приплыли, гражданин… Ваши документы!
Тот обернулся и узнал милиционера, который несколько дней назад проверял его на вокзале. Узнал и застыл.
— Ваши документы! — громче повторил Заносовский.
У человека на лице выступил пот. Мгновенно и обильно.
«Никогда в жизни не видел, чтобы с человека так лил пот, — позже рассказывал Заносовский. — Буквально градом. В одно мгновение он стал совсем мокрым».
На взмокшем, сразу ставшем жалким лице был написан ужас. Не очень понимая, что делает, мужчина порылся в карманах и протянул капитану темно-красный паспорт.
Капитан бросил беглый взгляд на фотографию, на лицо задержанного, пролистал сшитые скрепкой страницы.
Прописан в городе Шахты, отметка загса — женат, лица, вписанные в паспорт, — двое детей, национальность — украинец, место рождения — Сумская область, год рождения — 1936.
Фамилия, имя, отчество — Чикатило Андрей Романович.
Назад: Глава IX Линии жизни, линии смерти. 1984
Дальше: Часть 2 Чикатило А. Р. Опыт заурядной биографии