Глава 4
С метазаклинанием Никодимуса была только одна проблема: где бы он его не применял, сразу же отзывались верующие. Отзывались в буквальном смысле.
Если в государствах Лиги набиралось около пяти тысяч человек, молящихся о решении некой проблемы, они воплощали этим соответствующее божество. Ответами на молитвы становились божественные атрибуты, удовлетворение которых заставляло магический текст перемещаться от ковчега к божеству, даруя ему силу и удовольствие.
В итоге никодимусовы метазаклинания создали дисциплинированную армию, ведомую богинями войны, трудолюбивых ремесленников, которых обучали хитроумные божки-мастеровые, тучные пажити, охраняемые жизнерадостными, хотя и не очень трезвыми богами плодородия. С помощью пантеона богов, или «божественного толпища», как шутливо их называли, Лига сравнялась по мощи с Империей. Беда в том, что кое-какие человеческие молитвы, а следовательно, и некоторые боги, оказались зловредными. Быстрое размножение неодемонов стало проблемой.
Адски серьёзной проблемой.
Неодемонам было далеко до истинных демонов Древнего континента, тем не менее они во всей красе раскрывали тёмные глубины человеческих душ. После трёх десятилетий охоты за тварями Никодимус почти поверил, что глубины эти бездонны и неисчерпаемы.
Никодимус откинул полог и вышел наружу. Лагерь тонул в темноте: угли в кострах меж круглыми палатками давно истлели в пепел. С трёх сторон его окружали чёрные ночные джунгли, тянувшиеся к звёздным небесным рощам. С четвёртой лежала песчаная подкова речной бухты, где были пришвартованы пять барж. Между первой и третьей зияла пустота, напоминая дыру от выпавшего зуба.
Украденная баржа уже отплыла ярдов на шестьдесят по широкой, в милю, реке. Её тянули три чужих судёнышка: вёсельная лодка и два каноэ. На них мелькали человеческие или, по крайней мере, человекоподобные фигуры. Скорее всего, пираты, верующие в Речного Вора.
Никодимус застонал. Прибыв в Шандралу двадцать дней назад, он узнал, что дочь уже целый год не может изловить двух неодемонов: обезьянью богиню разбойников, грабящих караваны на юге и востоке от города, и водяного бога, прозванного Речным Вором, похищающего грузы купцов, плывущих по реке Матрунда на участке между Шандралу и Матрупором, древней столицей Лотоса.
Никто из купцов не замечал, что их ограбили. Лишь бросив якорь в Шандралу, они обнаруживали речные камни вместо ценных грузов. Торговцы пробовали ставить охранников, менять маршруты, нанимали богов торговли, однако Речного Вора это не останавливало. Всё более впадая в замешательство, Леандра дважды проводила расследование в Матрупоре, но не обнаружила ни малейшего намёка на то, как пиратскому божку удавалось достигать столь впечатляющих успехов.
Никодимус заподозрил, что кто-то из доверенных людей дочери ведёт двойную игру и сливает информацию Речному Вору. Поэтому он объявил Леандре и Святому Регенту Иксоса, что отправляется на охоту за обезяьнодемоном, а сам скрытно повёл несколько барж с лорнской сталью в верховья реки к Матрупору, надеясь, что Речной Вор примет его за купца и попытается ограбить.
Однако плавание прошло без происшествий. При содействии магистры Дории Кокалас, своей доверенной гидромантки, Никодимус доставил груз до столицы, продал там за умеренную цену и заполнил трюмы рисом, шёлком и нефритом. На случай, если Речного Вора привлекает чёрный рынок, Никодимус припрятал в каждой барже и контрабандный опиум.
Четыре дня назад они покинули Матрупор, постоянно ожидая ограбления. Прошлой ночью решив, что всё напрасно, Никодимус пошёл спать: они находились всего в дне пути от залива Стоячих островов. И вот чем всё обернулось: он стоял, отмахиваясь от комарья, и глядел вслед украденной барже.
Никодимус изучил речное течение и плещущие о берег волны. Вода выглядела спокойной, однако на песке неподвижно лежали тела двоих часовых. Отменное достижение для неодемона, учитывая, что оба были мастерами чарословия. Кем бы ни оказался этот Речной Вор, он явно принадлежал к разновидности, которую Никодимус прозвал «лукавыми божками».
Зловещий знак.
По большей части молодые неодемоны были туповаты. Их фантазии хватало лишь на то, чтобы дохнуть огнём на деревенскую ограду, нагнать приливную волну на купеческое судно, зачаровать кого-нибудь, спев песенку, вызывающую любовь, безумие или то и другое сразу, благо разница невелика. Короче, всё в таком роде.
Неодемон, действующий скрытно, был либо очень опытным, либо очень хитрым. В любом случае, опасным. Краткий, но цветистый список характеристик неодемонов, которые Никодимус считал более опасными, нежели «лукавость», включал: «количество молящихся, превышающее пять тысяч», «моровое или молниевое воплощение» и «действующие мне на нервы».
Хотя лукавые неодемоны были грозными противниками, их можно было превратить в могущественных союзников. Поэтому Никодимус хотел попытаться заполучить Речного Вора в свой пантеон.
Бросив последний взгляд на уплывающую баржу, он присел у соседней палатки и откинул полог. Но не успел открыть рот, как наружу выглянула страхолюдная физиономия: жёсткие белые волосы, нос-луковица и лошадиные зубы. Магистр Джон из Звёздной академии, в прошлом – друг детства Никодимуса, а теперь – его личный секретарь. Поморгав карими глазками-бусинками, верзила вытаращился на него.
– Нико, чего…
– Кто там с тобой? – перебил его Никодимус.
– Никто, просто Рори.
Рори Каладский был эмиссаром дральских друидов, идеально подходящим для скрытного проникновения. Однако в этой экспедиции Рори оказался соперником сэра Клода Де Фрала, нового эмиссара лорнских кузнецов. Предпочтение одного из них могло создать проблемы.
– А где сэр Клод?
– В следующей палатке, – захлопал глазами Джон.
– Хорошо. Буди Рори, только тихо.
Джон попятился внутрь. Никодимус приподнялся, чтобы опять увидеть реку. Ни баржа, ни её похитители не двигались. Если Речной Вор сбежал, Никодимус мог разве что поднять лагерь по тревоге и кинуться вдогонку. Шансы поймать прибрежного божка на ночной реке были исчезающе малы. Оставалось надеяться, что после удачной охоты Речной Вор вернётся за добавкой.
– Нико! – шёпотом окликнул из палатки Джон. – Нико, я не могу разбудить Рори.
– Мёртв?
– Вроде дышит. Он отдёргивает руки, когда я сжимаю ему кончики пальцев. Но есть что-то… – Джон зажал рот рукой. – Я стал как-то забавно думать. Словно в горячке или… вернулся в Звёздную академию.
– В Звёздную академию? – помрачнел Никодимус.
– Я не могу думать о… некоторых вещах.
– Проклятие, – прошептал Никодимус, когда понял, что натворил Речной Вор.
Когда Джон был маленьким, демон Тайфон проклял его, превратив мальчика в умственно отсталого. Затем поместил в Звёздную академию среди какографов, чтобы тот, сам того не сознавая, шпионил за Никодимусом. Во время первой стычки Никодимуса с Тайфоном Джон освободился от проклятия и вернул себе интеллект. После чего судьба разделила друзей на добрых десять лет.
То, что сейчас Джон почувствовал себя так же, как в Звёздной академии, говорило, что его разум вновь подвергся проклятию. Возможно, Речной Вор с помощью своего богозаклинания вывел из строя всю их компанию, и только они с Джоном устояли: Никодимус из-за своей какографии, портящей любое заклинание, и Джон, всё детство боровшийся с подобного рода проклятием и, видимо, обретший некий иммунитет.
– Джон, тащи сюда Рори.
– Зачем…
– Просто делай, что я говорю и… да, давай-ка сперва освободим тебя.
Никодимус стянул со своей шеи развеивающее заклинание. Светящиеся фиолетовые строчки сложились в густую сеть.
Фиолетовому языку Никодимус научился у кобольдов Остроконечных гор. Это был один из немногих магических языков, чья логическая структура оказалась устойчивой к какографии. Однако он боялся солнечных лучей, разрушаясь при свете всего, что было ярче двух лун.
Быстрое движение кистью руки, и контрзаклятие обвилось вокруг головы Джона. Фиолетовые строчки расползлись, проникая в череп, замигали, ломая волшбу Речного Вора. Верзила вздрогнул, откинул башку назад, лицо исказила гримаса. Он наморщил нос и чихнул.
– Пылающая преисподняя, Нико! Такое впечатление, что ты набрал полный рот снега и принялся облизывать мои мозги.
– Надо же, какой поэтичный образ пришёл тебе в голову, – сухо ответил Никодимус.
Джон так и не избавился от ребяческого увлечения вульгарными фигурами речи. В детстве они с Никодимусом частенько вступали в словесные потасовки на джеджунусе. Теперь ему это не казалось смешным.
– Мог бы меня хоть предупредить, – проворчал Джон.
– Речному Вору удалось одурманить наших спутников и спереть часть груза. Вот почему тебе следует быстро, но аккуратно вытащить Рори из палатки.
Сам Никодимус ничем не мог ему помочь. Его прикосновение губило текст праязыка почти любого живого существа, поражая раковым проклятием. Жена и дочь, бывшие наполовину текстовыми созданиями, – одни из немногих, кто мог пережить его прикосновение. Когда-то, когда семейные узы, и физические, и эмоциональные, были ещё тесны, эта их устойчивость приносила Никодимусу огромное счастье.
Джон скрылся за пологом и после недолгой возни выволок вялого Рори Каладского на лунный свет. Друид был примерно шести футов ростом, одет в белую мантию. По широким плечам разметались блестящие каштановые кудри. Веснушки и некоторая пухлость придавали ему не по годам обезоруживающе юношеский вид, – на самом же деле друиду было пятьдесят.
Никодимус наложил развеивающее заклинание на голову Рори. Строчки скукожились, и веки друида затрепетали. Когда фиолетовые письмена разрушили богозаклинание, спеленавшее его мозг, Рори конвульсивно дёрнулся, открыл глаза, согнулся, и его вырвало. Никодимус сочувственно поморщился.
– Джон, притащи сюда сэра Клода, только не шуми. И пригнись. Рори, ты меня слышишь?
– Да, – друид сплюнул, – но чувствую себя так, словно…
– Словно кусок замороженной слизи ласкает твои мозги? – услужливо подсказал Джон.
– Ну… в общем… – Рори поднял на него хмурый взгляд. – Очень точное описание.
Никодимус кисло усмехнулся.
– Заткнитесь, вы двое. Джон, тащи сэра Клода и прихвати одну из его металлических книг. Рори, а ты лежи спокойно, – шикнул на них Никодимус, потом извлёк из предплечья заклятие теневого двойника и наложил на друида.
Фиолетовые параграфы заклубились вокруг тела, поглощая свет, пока Рори не начал казаться лунной тенью.
Появился Джон с сэром Клодом, перекинутым через правое плечо. Левой рукой гигант прижимал к боку массивный фолиант. Без лишних церемоний он бросил книгу на землю. Та негромко лязгнула. Джон положил рыцаря на спину.
Сэр Клод Де Фрал, вещий кузнец из Лорна, рыцарь Ордена Орифламмы, ветеран войны Золотого Меча, шпион и наёмный убийца, был тощим чарословом лет за шестьдесят. Темнокожим, бритоголовым, с седой бородкой-клинышком. Сейчас он лежал с полуоткрытым ртом, запрокинув голову. Кома.
Никодимус наложил своё развеивающее заклятие на голову кузнеца. Джон продолжал бормотать что-то о слизи, снеге и мозгах. Сэр Клод медленно поднял веки и непонимающе оглядел Никодимуса, Джона и человекообразную тень, которой сделался Рори.
– Дайте-ка сообразить, милорд, – сказал сэр Клод, – нынче ночью мы хватили лишку?
– Сегодня тут каждый вообразил себя остряком, – буркнул Никодимус.
Сэр Клод приподнялся на локтях и посмотрел на Рори.
– А, друид. Не ожидал тебя увидеть. Ведь это ты, я не ошибаюсь? Никому другому не под силу превратиться в столь корпулентную тень.
– Не начинайте, – зарычал Никодимус. – Слушайте, у нас мало времени. Речной Вор умудрился снять наших часовых и теперь вытаскивает баржи на реку, чтобы разграбить их одну за одной. А я до сих пор не понял, что он такое. Бьюсь об заклад, это водяной. Но с таким же успехом он может быть ветряным неодемоном или призраком с Плавучего Острова. Кем бы он ни был, он может в любой момент смыться в низовья реки. Рори, сэр Клод и я сыграем с ним в «подранка».
– А как же Дория? – нахмурился Джон.
Магистра Дория Кокалас была эмиссаром гидромантов, старшей целительницей ордена клириков и единственной урождённой иксонкой в их экспедиции. И – Никодимус слишком поздно это понял – единственной, кто мог бы судить о пригодности его плана.
– На неё нет времени.
– Ей это не понравится, – заметил Рори.
– Не придёт она в восторг, и если вы двое провороните шанс схватить Речного Вора, – отрезал Никодимус, накладывая заклинание теневого двойника сначала на сэра Клода, а потом и на самого себя. – Итак, наш план: мы втроём прячемся на третьей барже. Как только они её захватят, сэр Клод начнёт играть «подранка», отвлекая на себя внимание Речного Вора. Я прыгаю в воду в роли «папочки, спешащего на помощь». Возможно, неодемон попытается меня убить. В этом случае ты, Рори, направляешь на них лодку. Но скорее всего, тварь просто попробует зачаровать нас с сэром Клодом и удрать в низовья. Дайте мне час для вербовки. Если Речной Вор обратится, что же, дело в шляпе. Ежели нет, я поступаю как чаролом, а ты, Рори, убиваешь всех до единого и поддерживаешь лодку на плаву до прибытия Дории. Всем всё понятно?
– Откуда она узнает, что к вам надо прибывать? – спросил Джон.
– Ты сам ей и скажешь. Когда мы отойдём подальше, сними богозаклинание с её разума, расскажи о нашей затее и проследи, чтобы последовала за нами.
– Гхм, ей всё это очень не понравится, – повторил Рори.
– Ты уже это говорил, – отозвался Никодимус. – Ещё замечания будут?
Субтекст теневого двойника уже превратил сэра Клода в фантом. Кузнец поднял тяжёлую книгу, которую бросил рядом с ним Джон. Это была его собственная копия «Гимна Железу», фолиант, состоящий из тонких металлических листов с лорнскими священными текстами и множеством кузнечных заклинаний.
– Милорд, – сказал сэр Клод, садясь на корточки, – вы уверены, что вашу драгоценную жизнь, не говоря уже о моей скромной персоне, можно вручить этому вертоградарю? – он кивнул на Рори. – Я, конечно, глубоко впечатлён успехами друидов в выращивании голубики, но, простите уж мою щепетильность, мне предстоит играть «подранка» перед злокозненным божком посреди его собственной реки в надежде, что чарослов, поднаторевший в «смертоносном» искусстве обрезки побегов, меня защитит.
– Что же, – хмыкнул Рори, – тогда остаётся надеяться лишь на твоё смертоносное искусство нытья, учитывая, что ты, судя по всему, способен раз за разом извергать одни и те же четыре простеньких заклинания.
– Ну, ты посрамил меня, друид, – с ленивым сарказмом ответил сэр Клод. – Я прям обмочился со страха. Не возьмёшь ли меня за ручку, чтобы я не так боялся?
– Да заткнитесь же вы, двое, ради пылающих небес! – рявкнул Никодимус. – Или вы исполняете мои приказы, или я сам позабочусь о том, чтобы у вас больше не было поводов для бесед, которые вы оба, видимо, считаете чрезвычайно занимательными. Ясно?
– Да, милорд, – пробормотал сэр Клод.
Рори тоже что-то пробурчал.
– Итак, сэр Клод, мы действительно вручим наши жизни вертоградарю, поскольку – и я надеюсь, вам хватит ума это оценить – друиды способны писать заклинания на дереве, а наши баржи столь плотно покрыты субтекстом Рори, что только ему одному будет под силу спасти нас, когда в воде прольётся кровь. Так что если хотите выжить, «подранок» вы наш, лучше бы вам помириться с этим типом в белой мантии.
– Сэр, – рыцарь поклонился Рори, – мои слова были произнесены поспешно и необдуманно, они не соответствуют вашим многочисленным и разнообразным талантам. Я смиренно извиняюсь.
Тон кузнеца намекал на совершенно иное. Друид уже открыл рот, но Никодимус его опередил.
– Пора, – бросил он и направился к лодкам.
– Но, Нико! – остановил его Джон. – Если ты собираешься сыграть в «папочку-спасателя», прыгнув в реку, как быть с твоим собственным первым правилом в борьбе с водяными богами?
Никодимус помедлил.
– Джон, мы не знаем, на самом ли деле Речной Вор – водяной. Это просто наиболее логичное предположение.
– И, если уж на то пошло, – встрял сэр Клод, – как насчёт вашего второго правила борьбы с водяными?
В их словах был смысл.
– Ну-у… – протянул Никодимус. – Исключения лишь подтверждают правило.
Сэр Клод откашлялся.
– Прошу меня извинить, милорд, но… По-моему, кое-кто из великих уже доказал, что современное употребление данного изречения неверно.
– Чего-чего?
– Я считаю, что слово «подтверждать» имеет двоякий смысл. Во-первых, оно означает «удостовериться», а во-вторых, – «проверять». Это то, что можно назвать контронимом, то есть словом, являющимся одновременно и собственным антони…
– Знаю! – гаркнул Никодимус.
– Поэтому, если ты собираешься сигануть в воду, пытаясь прихлопнуть водяного неодемона, – заботливо подсказал Джон, – ты тем самым собираешься доказать, что твои правила никуда не годятся.
– Эй, а кто здесь пророчески связан с присущей ему двусмысленностью и ошибками в языке? – спросил Никодимус.
– Технически, конечно, ты, – ответил Джон.
– Тогда – технически – это я решаю, какие правила и каким образом мы будем подтверждать. Согласны?
Все промолчали.
– Вот и славно, – заключил он. – А теперь за мной.
И Никодимус побежал к третьей барже.
Размашисто шлёпая голыми ногами по грязи, он боролся с желанием обернуться. Он не сомневался, что Рори, молодой и жадный до славы, последует за ним, но сэр Клод присоединился к их компании только недавно.
Как бы там ни было, Никодимус не обернулся. Обернуться – значило бы показать, что не уверен в их повиновении его приказам. Тридцатилетний опыт научил Никодимуса тому, что лучший способ предотвратить неподчинение – вести себя так, словно подобный поворот событий тебе даже в голову не приходит, а если кто-нибудь всё же решит взбрыкнуть – обрушить на ослушника громы и молнии.
Так что Никодимус бросился к берегу, перебегая от палатки к другой. Голубой и белый свет лун трепетал на волнах. Украденная баржа вернулась, воры уже отвязывали свои лодки. Время поджимало. Стояла влажная тропическая ночь, но по спине Никодимуса пополз холодок.
Позади послышались шаги по песку: его догоняли Рори и сэр Клод. Никодимус на миг задержался, потом кинулся к третьей барже мимо выведенного из строя часового и по пояс в воде направился к судну. Взобрался на нос, пригнулся и нырнул в люк, ведший в тесный трюм. Доски скрипели при каждом шаге. Никодимусу казалось, что этот громкий, плаксивый скрип дерева разносится по всей реке и вот-вот насторожит Речного Вора.
В трюме было влажно, как в пасти пса. Никодимус наколдовал несколько огненных светлячков, и те замерцали над тюками с грузом. Взобравшись на два сундука, он протиснулся в щель между пузатым бочонком и корпусом судна.
Минуту спустя в люк влезла пухлая тень Рори. Никодимус высветил ещё один параграф, светляком давая знать друиду, где спрятался. Друид решил затаиться на корме.
Скрип ступеней возвестил о прибытии сэра Клода. Никодимус запустил ещё одного светляка, а Рори – друидский текст, коротко блеснувший синим огнём. Сэр Клод помедлил и исчез в темноте у правого борта, удачно уравновесив баржу, чем весьма впечатлил Никодимуса. Теперь баржа стояла ровно и не должна была вызвать подозрений. Любопытно, откуда у кузнеца такая проницательность?
Согласно отчётам союзников из Лорна, сэр Клод ещё четырнадцати лет от роду был посвящён в рыцари во время войны Золотого Меча – пограничного спора между Лорном и Остроземьем, вскоре переросшего во вражду между Лигой и Империей, вражду которых удалось уладить только после многословного дипломатического крючкотворства. После чего сэр Клод стал королевским шпионом, вошедшим в доверие к опальному серафиму и донёсшим о его предательстве Сребру, металлическому верховному божеству лорнцев. Ничто в отчётах не наводило на мысль, что сэр Клод сведущ в мореходстве. Может быть, Никодимус его очень недооценивает?
Что если лорнская корона направила к нему шпиона под видом эмиссара в качестве намёка? Или они просто хотят получше приглядывать за ним? Никодимус не исключал обе эти возможности. Хотя с таким же успехом вещие кузнецы могли отправить к нему сэра Клода, зная, что тот придётся кстати их отряду: рыцарь был умелым воином, знатоком дипломатии, сообразительным и склонным к сарказму. Именно эти качества Никодимус предпочитал в людях и нередко отсылал назад эмиссаров, оказывавшихся себялюбцами, льстецами или занудами. И Леандра, и Франческа разделяли его предпочтения.
Это навело Никодимуса на мысли о семье. Прежде они с Леандрой почти не расставались, взаимно получая удовольствие от остроумия, иронии и каламбуров друг друга. Затем нужды Лиги и непримиримые разногласия между Франческой и Леандрой раскололи семью. Теперь все трое поддерживали семейные обычаи в своих собственных мирках.
Последний светлячок потух, и трюм погрузился в темноту. У Никодимуса занемела нога, придавленная бочонком, и семейные неурядицы отошли на второй план. От душного, затхлого воздуха трюма с него градом валил пот. Ожидание затягивалось.
Никодимус уже подумывал, не выбраться ли на палубу посмотреть, где пираты, когда послышался плеск вёсел. Потом снова. Внутренне Никодимус сжался, точно пружина. Время словно остановилось. Плеск, приглушённый шёпот, а следом – насколько он мог разобрать – шорох киля по песку. Неужели пираты выбрали вторую баржу? Но через минуту прозвучали осторожные шаги по палубе.
Баржа закачалась и пришла в движение. Возобновился плеск вёсел. Никодимус предположил, что пираты тащат баржу с помощью каноэ.
Заскрипела лестница. Никодимус повернул голову. В трюм спускалась некая тёмная фигура. В свете голубой луны он увидел молодую женщину: влажные голые плечи, коса за спиной, в правой руке – длинный нож. Пиратка напряжённо всматривалась во мрак.
Если она была сведуща в чарословии, то могла задействовать светоносные чары и осмотреть груз. Тогда придётся по-тихому её убить. Но время шло, а приспешница Речного Вора только озиралась и никакого заклинания не накладывала. Ну, на нет и суда нет. Женщина развернулась и заспешила на палубу.
О борт плеснула вода, и Никодимус подавил желание вскочить. Наконец, он почувствовал, что скольжение замедлилось. Плеск вёсел изменил ритм. Кто-то вполголоса отдавал команды, что-то глухо ткнулось в борт, по палубе затопали: к барже пристала чужая лодка.
Вдруг Никодимус сообразил, что забыл сказать сэру Клоду, когда именно тому заводить свою песнь «подранка». Теперь, когда пираты только перелезали на борт и ещё не приступили к потрошению трюмов, момент был идеален. Испугавшись, что рыцарь упустит шанс, Никодимус засветил один параграф светляка. Яркий огонёк озарил картину, от которой у Никодимуса отлегло от сердца.
Кузнец уже выбрался из укрытия и раскрыл «Песнь Железа». Металлические страницы гримуара ожили и сложились в одушевлённый доспех вокруг тела рыцаря. Каждый лист был покрыт магическим кузнечным языком, взаимодействовавшим только с металлами. Как и другие рыцари Ордена Орифламмы, сэр Клод владел вариациями полудюжины заклинаний, образующими лингвометаллическую броню.
Два тонких лезвия мечей выросли из его кулаков. Вокруг головы появился угловатый шлем, оставлявший только узкую щель для глаз. Бронированный лорнский рыцарь был одним из самых опасных противников во всех шести человеческих государствах.
Никодимусов светляк потух, сэр Клод прокрался к основанию лестницы и бесшумной походкой наёмного убийцы поднялся вверх на палубу. Броня нечеловечески ускорила его движения.
Через миг после того, как рыцарь скрылся из вида, ночную тишину вспорол крик. До Никодимуса донеслись звуки ударов и всплеск – вероятно, чьё-то тело упало в воду. Затем – хор разъярённых голосов.
Выбравшись из своего угла, Никодимус метнулся к лестнице. В отверстии люка показалась тень с абордажным топором. Человек поднял оружие и побежал на нос баржи.
Никодимус снял с левой части груди несколько предложений. Вместе с заклинанием по коже расползлась боль: защитные строки должны были разрушить любой другой магический текст, попытавшийся его коснуться. В сочетании с какографией это на краткое время делало Никодимуса неуязвимым для большинства заклятий. Вскоре каждый дюйм его кожи светился фиолетовыми письменами.
Вопли и звуки ударов слышались теперь с носа баржи. Вдруг раздался громкий треск, и она накренилась. А вот и неодемон. Никодимус легко взбежал по ступенькам.
После черноты трюма безбрежное звёздное небо и сияющая река ослепляли. Никодимус увидел перед собой фонтан белого света, чётко обозначивший силуэт рыцаря, когда пират рубанул своим топором по металлическим доспехам. Лезвие лязгнуло о сталь. Сэр Клод всё с той же невероятной скоростью развернулся и левым мечом вспорол пирату брюхо.
Никем не замеченный, Никодимус скользнул на корму, оттолкнулся от ганвейла и спрыгнул в реку, успев вытянуть руки и перевернуться вниз головой. Удар о воду – и падение замедлилось, превратившись в погружение. Никодимус извернулся и начал всплывать, за его спиной струились длинные волосы.
Когда голова оказалась над водой, он споро погрёб назад, к украденной барже. Контрзаклятия, покрывавшие тело, завихрились, их яркость быстро возрастала. Без сомнения, вода была зачарована богозаклинанием Речного Вора. Пока будет длиться его собственное заклинание, Никодимус сможет двигаться, прожигая текст насквозь. Речной Вор узнает о его приближении, но остановить не сможет.
По крайней мере Никодимус на это надеялся. Когда до баржи оставалось всего два гребка, он почувствовал, что его заклинания растаяли. Параграфы звучно пошли трещинами и осыпались, точно хлопья старой краски, Никодимус стал в лингвистическом смысле голым. Он успел сделать ещё один гребок и почти добрался до баржи, когда река вокруг яростно вскипела пеной и чужой силой.
Речная вода превратилась в кисель. На барже грохнули три взрыва. Что-то схватило Никодимуса за ноги и потащило в глубину.
Одним махом оказавшись в десяти футах под водой, Никодимус потянулся туда, где сквозь прозрачную воду виднелся затухающий свет. Не сглупил ли он, решив проверить своё первое правило борьбы с водяными?
Или, если уж на то пошло, своё второе правило?
Над водой взметнулся световой гейзер. В ушах у Никодимуса зазвенело от собственного крика.
Когда к их отряду присоединялся новый эмиссар, Никодимус устраивал новичку экзамен, задавая вопросы вроде: «Каково первое правило борьбы со всеми водяными богами?»
Если новичок не знал ответа, Джон или Дория, слышавшие никодимусовы лекции множество раз, монотонно бубнили: «Ни в коем случае не лезть в треклятую воду».
Тогда Никодимус кивал и спрашивал: «А каково второе правило борьбы с водяными богами?»
И его помощники всё так же нараспев отвечали: «Ни в коем случае не лезть в треклятую воду».
Мир померк в глазах Никодимуса, ему оставалось только молиться о том, чтобы сегодняшнее исключение действительно подтвердило его правила.