Глава 24
Сомнение — Фрей делает попытку — Переговоры — Слаг что-то нашел — Полуманы
Ашуа сунула руки в карманы и стала подниматься по откосу к Малвери. Тот, закутавшись во вместительное пальто, сидел на черном утесе. За его спиной, среди каменистых холмов, молча стояли «Кэтти Джей» и «Файеркроу» Харкинса. Они оставили солнце на юге и прилетели обратно в зиму. Их обдувал ледяной ветер, свистевший между утесами.
Она вскарабкалась к Малвери и села рядом с ним. Он передал ей фляжку с кофе. Она сделала глоток. В напитке было пятьдесят процентов сахара и сорок процентов алкоголя.
— Кэп мог бы выбрать местечко получше, — проворчал он.
Она вынуждена была согласиться. Холмы стояли на краю унылой вересковой пустоши, изрезанной сухими каменными стенами и поросшей рощицами скелетоподобных деревьев. Над пустошью нависало мрачное серое небо. Несколько невзрачных овец бродило по пастбищам, там и здесь стояли мрачные коттеджи, над которыми спиралью завивался дым. Вдали находилась деревня с крошечной посадочной площадкой.
— В его оправдание, он не в порядке, — сказала она после долгого молчания.
— Это не новость, — сказал Малвери. Он сел поудобнее и расправил плечи. — Все еще довольна, что подписалась?
— Не помню, чтобы я что-нибудь подписывала.
— Ты знаешь, что я имею в виду.
Она посмотрела вдаль.
— Все лучше, чем то, где я была, — сказала она.
Малвери ласково погладил ее ногу. Она подвинулась ближе к нему и положила голову ему на плечо. Он обнял ее рукой. Потом они долго сидели, глядя на раскинувшуюся перед ними пустошь.
Ей никогда не было так спокойно и уютно, она никогда не чувствовала тепла мужчины, не хотевшего ничего больше. Маддеус, практически заменивший ей отца, был не слишком чувственным человеком. Любовь смущала его. Когда-то у нее были любовники, но это было нечто другое. Малвери каким-то образом успокаивал ее, хотя она даже не знала, что в этом нуждается. Он был надежным, массивным и твердым.
— А экипаж, будет ли он в порядке? — спросила она. — Крейк ушел, за ним Пинн. А ты, ты останешься?
— Да, кажись, — ответил он. — Хотя это зависит от кэпа. Зависит от того, что он сделает с тем, что мы отрыли.
— Ты хочешь рассказать Коалиции?
— Конечно.
— А они тебе поверят?
Он отпустил ее и с удивлением посмотрел на нее так, словно никогда об этом не думал.
— Они считают нас предателями, — сказала она. — И у нас нет никаких доказательств. Как бы ты поступил, если бы был на их месте? Атаковал бы Дельту Барабака на основании слов нескольких пиратов? Пробужденцы там как следует окопались. Могут быть огромные потери. — Она потуже запахнулась в пальто. — Более вероятно, что они нас вздернут.
Ветер, мрачный и призрачный, по-прежнему свистел вокруг них. Малвери закашлялся.
— Что они сделают с информацией — не мое дело. Они должны узнать. Вот и все.
Она вздохнула. Предостережение не пробило его броню. Малвери верил в систему, верил, что справедливость восторжествует и правда выйдет наружу. Так или иначе, но он будет делать то, что считает правильным. Даже если это не принесет ничего хорошего. Даже если в результате он погибнет.
Малвери глотнул кофе.
— Ожидание ничего не даст, — сказал он. — Нам нужен план.
— Дай ему еще немного времени, а? Он только что видел, как женщину, которую он любит, приговорили к судьбе хуже смерти. И не говори мне, что это не усадило бы тебя на задницу, хотя бы ненадолго.
— В мире есть дела поважнее, чем эта чертова баба, — сказал Малвери, но, судя по его тону, он смягчился и слегка устыдился.
— Я пойду и проверю, — сказала она. — Посмотрим, что он делает.
Малвери только хрюкнул.
Она вернулась на «Кэтти Джей». Харкинс, в курке с капюшоном и тяжелых печатках, чинил свой «Файеркроу». Он настолько погрузился в работу, что не заметил ее.
Уверенность, которую она нашла на «Кэтти Джей», уже уступила место беспокойству. Она чувствовала, что экипаж разбегается, и что тогда будет с ней? В Вардии она не знала никого. Вернуться обратно, в Раббан, подобрать нитки ее прошлого, опять стать бандитом? Нет, спасибо, хватит с нее, да и новое поколение наверняка заменило тех, кто был в банде во времена ее юности.
Тогда обратно в Самарлу? В Шасиит? Не лучший вариант. Да, она знала тамошний народ, но власти все еще разыскивают ее. Она могла бы пойти к Маддеусу, если он еще жив, но хуже этого вообще нельзя было ничего вообразить. Предательство и поражение вместе. Он хотел, чтобы она улетела из города, и Ашуа не хотела видеть, как он постепенно умирает, отравленный наркотиками в крови. Она хотела доказать, что не нуждается в нем.
И еще эта гражданская война. Теперь она знала, что пробужденцы могут победить в ней, на самом деле. А если нет, то, неизбежно начнутся репрессии против семмаев, участвовавших в ней, да и все иностранцы в Зоне свободной торговли окажутся в смертельной опасности. И как с этим справиться? Где затаиться, чтобы избежать последствий?
Сейчас самое главное — поговорить с кэпом. Он должен знать свой экипаж. Он должен знать, что делать и говорить, чтобы удержать Малвери на борту. Если доктор уйдет, она не сможет остаться. Только не с Джез, Сило и Харкинсом. Она не питала большой любви ни к одному из них.
Но, если Малвери уйдет, он может отправиться прямо в петлю.
Она подошла к каюте Фрея — одной из нескольких металлических дверей по каждую сторону коридора, бежавшего по позвоночнику «Кэтти Джей». Он постучала. Изнутри донеслось скучающее «Да?»
— Это Ашуа, — сказала она.
Дверь скользнула в сторону. Перед ней стоял Фрей: растрепанные волосы, усталые глаза. Он смотрел сквозь нее. Или он спал, или пил, или то и другое. Потом он отошел в сторону, приглашая ее войти.
Каюта оказалась грязной и убогой. В воздухе висел кислый запах немытого мужчины. Над неубранной койкой висел гамак с чемоданами. На койке лежало мятое объявление, по верхней части которого шел текст:
«РАЗЫСКИВАЕТСЯ ПРЕСТУПНИК, ВИНОВНЫЙ В ПИРАТСТВЕ И УБИЙСТВАХ. БОЛЬШОЕ ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ». Ниже красовался портрет Фрея, молодого и улыбающегося. Объявление, очевидно, было старое, и Ашуа спросила себя, зачем он вообще смотрит на него. Что он вспоминает при виде его?
Она прошла мимо него в сумрачную металлическую комнату, и Фрей закрыл за ней дверь. Повернувшись обратно, он заметил объявление, посмотрел на него так, словно видит в первый раз, быстро схватил и убрал.
— Хочешь сесть? — спросил он, указывая на койку.
Ашуа внимательно взглянула на его простыни.
— Спасибо, — сказала она. — Нет.
Фрей прислонился к двери, скрестив руки на груди:
— В чем дело?
— Просто пришла посмотреть, в порядке ли ты, кэп, — сказала она.
— Что, док послал тебя установить диагноз?
— Нет, — сказала она. — Хочу узнать, не надо ли тебе чего, вот и все.
Фрей прочистил горло и оглядел комнату, словно удивляясь тому, что очутился в ней. Он был обалделый, с остекленевшим взглядом. Безусловно, пьяный, подумала она, хотя бутылки нигде видно. Она спросила себя, правильно ли поступила, придя к нему. Слишком назойливый поступок, возможно. Она должна была предоставить его самому себе.
Он протянул руку к шкафчику, закрепленному на стене, и открыл его. Из замка выдвижного ящика торчал ключ, но сам ящик был не заперт. Он выдвинул ящик и вытащил из него маленькую стеклянную бутылку, полную жидкости.
Ага. Теперь все стало ясно. У нее засосало под ложечкой.
— Как долго ты принимаешь шайн? — спросила она.
— Иногда беру каплю, другую, — ответил он. — Не прикасался с Самарлы, но сейчас… — Он медленно шутовски пожал плечами и глупо усмехнулся. — Кому какое дело, а?
Ашуа решила, что с нее хватит. Она думала, что немного дружеского сочувствия может ему помочь, хотя сочувствие было редким оружием в ее арсенале. Но она знала этот взгляд. Она часто видела его на лице Маддеуса и на лицах людей, окружавших его. Безмятежный пустой взгляд наркомана, положившего на все.
Она с отвращением посмотрела на него. Она не думала, что он такой слабак.
— Ты знаешь что? Я лучше пойду, — сказала она. — Извини.
Она шагнула к двери, но он выставил руку и преградил ей путь.
— Погоди немного, — сказал он. — Теперь, когда ты упомянула об этом, мне кое-что от тебя надо.
И он обвил рукой ее талию и наклонился, чтобы поцеловать ее. Ашуа оттолкнула его с такой силой, что он влетел прямо в гамак с багажом, который треснул под его весом. Он упал на койку вместе с лавиной из чемоданов. После секундного удивления, он громко расхохотался.
— Ну ты и штучка! — сказал он.
— Кончай с этим! — рявкнула она, выхватила бутылочку с шайном из его рук и разбила о пол. — И вообще кончай со всем этим дерьмом. Ты уже потерял двоих из экипажа. Соберись, черт побери, или потеряешь всех!
Она распахнула дверь и вылетела наружу. Фрей все еще истерически смеялся в пустой каюте.
Она спустилась в трюм, униженная и кипящая от ярости. Вот козел! Она всегда знала, что он считает весь противоположный пол своей законной добычей, что он хочет всех женщин. Она видела это с самого начала, но думала, что он может контролировать себя. Она считала, что он не такой, как все, лучше.
Ей надо было доверять своим инстинктам. Люди всегда разочаровывали ее. Это лишь вопрос времени.
В трюме не было никого. Она забилась в нишу между трубами, в которой спала, и опустила за собой занавеску. Трубы не давали тепла: «Кэтти Джей» быстро остыла после полета. Она легла на спину и немного повалялась. Потом перекатилась и вытащила предмет, который ей дал Барго Оскен. Маленький медный куб с кнопкой на одной грани и лампочкой на другой. Ее сигнальное устройство.
Если экипаж разбежится, если все пойдет к черту, пробужденцы будут охотиться не за Ашуа. Она будет свободной, весь мир будет перед ней. Но, если ее выкинут на холод, ей будут нужны деньги. И с тем, что она узнала, она может потребовать бонус. Жирный бонус. Что-то такое, что сможет какое-то время удержать ее на плаву, если она правильно разыграет свою партию.
В глубине души зазвенела слабая предупреждающая нотка. Тайны, которые они узнали на базе пробужденцев, — опасный материал. С ними нужно обходиться исключительно аккуратно. Она напомнила себе, что произошло с Джекели Скридом. Шпионы играют со смертью, и каждый игрок рискует каждый день.
Впервые они подкатили к ней вскоре после того, как Маддеус вышвырнул ее прочь. Может быть, совпадение; но, может быть, они знали, что она в отчаянном положении. Она бы никогда не согласилась, если бы осталась под крылышком Маддеуса, но она должна была сама заботиться о себе и с радостью ухватилась за эту возможность.
Его звали Дагер Тойл. Вардиец, живший в Зоне свободной торговли, обаятельный мужчина средних лет, с такими манерами, которые заставляли каждого хотеть встать на его сторону. Он пришел к Ашуа с предложением.
«Нам нужны твои глаза и уши, — сказал он. — Все, что ты можешь сказать нам. Любые обрывки. Поможет все, и чем больше ты принесешь, тем больше мы заплатим».
Для Ашуа его слова стали беспроигрышным вариантом. Прозвучало так, словно деньги сами поплыли ей в руки. Как мало она знала тогда!
И она начала шпионить за самарланцами для такийцев.
Поначалу она не слишком-то старалась. Она знала весь преступный мир, там всегда ходили слухи. Тойл интересовался всем. Такийцы, давние враги самарланцев, были бы мгновенно арестованы, появись они в Зоне свободной торговли или в любом другом месте Самарлы. Но им нужно было как-то следить за своими агрессивными соседями. Насколько Ашуа могла судить, в Шасиите были десятки и сотни людей, вроде нее, кормившихся этими объедками.
Но денег было не слишком много, и Ашуа хотелось больше. Так что она включилась по-настоящему. Она свела дружбу с неприкасаемыми, низшей кастой самарланского общества, которые были настолько незначительными для остальных самарланцев, что те их почти не замечали. Незаметные люди были хорошими шпионами. Вскоре Ашуа смогла регулярно обеспечивать Тойла ценной информацией, и он, соответственно, стал ей больше платить.
Но хорошие времена закончились, когда появился Джекели Скрид. Впервые она услышала о нем от другого шпиона Тойла. Он связался с ней, предупредил, что Тойл убит, а все его агенты раскрыты. Она, настороженно, согласилась увидеться, но он так и не появился. Она прошла по его следам и нашла его в номере гостиницы, мертвого. Испуганная, она ушла на дно и там узнала, что самми наняли вардийца по имени Джекели Скрид, охотника на шпионов. Он-то и убил всех агентов Тойла. Ашуа была уверена, что он придет и за ней — это лишь вопрос времени.
Но Фрей пришел раньше.
Тогда, благодаря своим связям среди неприкасаемых, она услышала о поезде, на котором повезут Железного Шакала. Ей нужны были деньги, чтобы нанять охрану или убежать, она еще не знала, что лучше. Так что она начала собирать людей для работы, но, каким-то образом, об этом узнал торговец слухами и продал эту новость Тринике Дракен. Триника послала за Ашуа Фрея, который и привел ее к ней. Очень странно, как все происходит в этом мире.
Ее пальцы поиграли над кнопкой. Раньше она имела дело исключительно с маленькими тайнами. Новость о пробужденцах была огромной. Настолько огромной, что могла свергнуть правительство, начать войну, спасти или уничтожить сотни тысяч жизней. И она боялась выпустить ее.
Но Малвери, конечно, прав. «Что они сделают с информацией — не мое дело».
Она начала нажимать на кнопку, и при каждом нажатии лампочка на другой грани куба вспыхивала. Когда она перестала передавать, лампочка начала вспыхивать сама по себе.
Переговоры начались.
Слаг нашел его.
Он нашел его в вентиляции, за одной из решеток, которые вели в большой мир, где жили большие существа. Как предмет оказался там, Слаг не знал. Его не было здесь раньше.
Он почувствовал предмет издали, выбираясь наружу из глубин, в которых лазали и носились крысы. Он услышал его на пределе слуха, что-то неприятное и сердитое. Сейчас, когда он понял, где предмет находится, ощущение стало сильнее. Глубокое, инстинктивное чувство, которое он не понимал, говорило ему, что предмета здесь быть не должно. И его нужно исследовать.
Он подкрался ближе. Из его челюстей свисал труп крысы. Жалкий экземпляр, но быстрый, и доставил ему больше неприятностей, чем был должен. Когда-то он пришпилил бы ее к полу и сломал ей шею быстрее, чем она бы поняла, что происходит. Но он стал медленным, его болящие мышцы отвечали на миг слишком поздно, и он упустил момент для прыжка. Гоняясь за ней, он устал и еще не полностью восстановился. Где его энергия?
Каждый день он спал дольше и двигался более скованно. Каждый день его сила уменьшалась. Он уже давно почувствовал разрушительное воздействие старости, и не мог сопротивляться ему вечно. Время брало с него пошлину, и каждый день он платил все больше за то, что избегал смерти.
Но его день еще не пришел. Не сегодня. Сегодня он еще может сражаться, бегать и убивать. Сегодня он еще воин, как и каждый день с того времени, когда перестал быть котенком.
Он уронил крысу на пол перед вентиляционной трубой, прошел вперед и понюхал странный предмет. Большая металлическая шкатулка. На ее поверхности виднелись декоративные пазы и резьба, но она была плотно закрыта. Слаг понятия не имел, для чего она, но понимал, что внутри что-то есть, и ему было интересно, что именно. Он настороженно обошел ее кругом, но даже после самой тщательной проверки так и не понял, что находится внутри.
Звук. В полумраке вентиляционной трубы он увидел блеск глаз. И она здесь, привлеченная предметом. Она присела при виде его, не уверенная, бежать или оставаться. Ее глаза перешли на мертвую крысу, лежавшую на полу между ними. Она взвешивала, может ли она схватить крысу раньше, чем он схватит ее.
Он медленно подошел ней, сузив глаза: знак мира, знак, что он не собирается сделать ей ничего плохого. Она отступила назад, смущенная, готовая сбежать. Он остановился, дал ей расслабиться, потом опять шагнул вперед и неторопливо взял крысу в зубы. Она все еще сомневалась, колеблясь на грани побега. Она была голодна и чувствовала сладкий запах. Кошка снаружи, жившая под небом, она не знала путей железного дома.
Он подошел, двигаясь все медленнее. Она отпрыгнула назад, наполовину готовая убежать, но не убежала. Он видел, что она боится. Еще один шаг, и он потеряет ее.
Он опустил голову и положил крысу на пол. Подношение. Потом отступил в вентиляционную трубу, сел на попу и внимательно посмотрел на нее.
Она понюхала крысу. Потом осторожно шагнула вперед, прыгнула, схватила крысу в челюсти и, скребя когтями по железу, умчалась обратно и пропала в трубе.
Ее запах еще долго витал в воздухе после того, как она исчезла. Слаг посмотрел на пустую трубу.
Нет, еще не сегодня. Но скоро.
Джез очнулась на свой койке, одна.
Она потеряла сознание. Опять. Но на этот раз намного острее и намного глубже. На этот раз не было никакой дезориентации, не было необходимости собирать мысли. Она отчетливо помнила все, что произошло на базе пробужденцев. И она пережевывала это, пока, будучи без сознания, бродила по темным закоулкам своего разума. И она узнала главное. Пелару — полуман; сейчас она поняла все.
Она была обманута. Ее обманули собственные чувства. Она подумала, что влюбилась. Наконец-то, после стольких лет, влюбилась.
Но нет, это не любовь. Это то, чего она иногда касалась, то, чего она страстно хотела, но никогда не осмеливалась взять. Любовь манов, чувство связи, соединения, истинного понимания другого существа, которое, в свою очередь, принимает тебя. Близость, намного более интимная чем все, что она чувствовала, будучи человеком.
Не имеет значения, на какую дорогу она повернула, маны тоже были там. Когда-то она боялась стать одной из них. Позже она думала, что может оставаться человеком, ничего не делая со своей манской частью. Еще позже она решила использовать ее, завороженная возможностями, которые она давала. Встреча с Пелару напомнила ей, что она сдастся, если забудет о своей человеческой стороне, что настал последний момент, когда она может свернуть с этого пути.
Но она обманывала себя. Долгие годы она боролась, сражалась и дергалась, но с того дня, когда она получила приглашение, ее курс был предрешен.
Но тогда почему так сильно болит сердце? Это только мышца, к тому же не работающая.
Она встала. Она была грязной, покрытой кровью и ужасно пахла. Не имеет значения. Маны не беспокоятся о внешней красоте.
Когда-то она была человеком, проклятым причастностью к манам. Но где-то на дороге жизни она стала маном, играющим роль человека.
Он открыла дверь каюты. В коридоре никого не было. Она могла слышать всех на «Кэтти Джей», и кое-кто из них был снаружи. Она поймала обрывки их мыслей. Ашуа на что-то злилась. Кэп был сбит с толку и одурманен. Но Пелару… она не чувствовала его. Впрочем, она никогда не могла слышать его мысли.
Она прошла по коридору к каюте Крейка, куда поместили такийца. Вот сейчас она услышала, как внутри бьется его сердце. Вот оно забилось быстрее, он узнал о ней. Она постучала в дверь, и он открыл ее.
Хотя теперь она знала все, ничего не изменилось. При виде его ее сердце наполнилось чувствами. Она думала, что ее привлекает его лицо, благородное лицо такийца, твердое и прекрасное, словно у героя какой-то древней легенды. Но это было не так. Просто родство демонских душ.
— Итак, ты знаешь, — сказал он. Он казался каким-то похудевшим и осунувшимся.
— Да.
Он отступил в сторону, и она вошла внутрь.
Каюта Крейка была еще более загроможденной, чем ее, причем там почти ничего не было. Верхняя койка была книжной полкой, на которой лежали тома по демонизму, закрепленные грузовыми ремнями. Она неловко постояла несколько мгновений, остро чувствуя близость к Пелару. Потом села на койку. Пелару закрыл дверь и сел рядом с ней.
— Как это произошло? — спросила она.
— Я был в Йортланде, — сказал он. — Тогда, в самом начале, когда я только устанавливал связи, я должен был ездить и общаться с людьми лицом к лицу. У меня была назначена встреча на пропановой платформе на северном побережье. И, к моему несчастью, туман появился именно тогда, когда я там был.
— Но они не забрали тебя.
— Я отказался.
Она пристально посмотрела на него. Нет, он не лжет.
— Ты отказался от Приглашения?
— Как и ты, — заметил он.
— Только потому, что мана прервали. Если бы не это… — Ее глаза посмотрели вдаль. — Сомневаюсь, что я бы смогла сопротивляться.
По его лицу скользнуло кислое выражение.
— Я не могу сопротивляться им полностью. Я все еще… инфицирован.
Она удивилась тону его голоса:
— Ты ненавидишь то, что они с тобой сделали.
— Да, — тихо сказал он. — И их я тоже ненавижу.
— Но ты любил Осгера.
— Но это была не любовь! — крикнул он. — Да, я думал, что люблю его, но, когда я встретил тебя, я почувствовал в точности то же самое! Неужели ты не понимаешь? Я думал, что любил его, но они обманули меня!
Джез повесила голову. Непослушные пряди волос выбились из-под заколки и упали на лицо.
— О, я все понимаю великолепно, — сказала она.
— И все таки… — Пелару, похоже, сражался со словами. — Я знаю, что это чувство не настоящее, но я все еще чувствую его!
— Оно настоящее, — тихо сказала Джез. — Только оно не то, что мы думали.
Пелару сжал кулаки, но промолчал.
— Как ты ослепляешь меня? — спросила Джез. — Я не могу видеть твое сознание так, как у других.
— Даже не знаю, как я это делаю. Мне кажется, что у каждого по-другому, — сказал Пелару. — Ни один полуман не похож на другого. Осгер не мог управлять собой. Он менялся даже тогда, когда слышал самый тихий зов манов. Я видел, как он ускользал от меня, становился как они. Ему это нравилось.
— А тебе нет.
— Я им не отдам. Я им не отдам ни один дюйм. Они меня не получат. — Его руки задрожали. — Но есть кое-что… кое-что, с чем я не могу сражаться. И тогда будут изменения.
— Императоры.
— Их было двое, — прошептал он, почти извиняясь, и замолчал. Она подумала, что это очень странно: он любит манов и, одновременно, ненавидит их.
— Мы инфицированы, — наконец сказал он. — Это болезнь. Каждый день ты должен сражаться с ней. Каждый день. Иначе она заберет тебя.
Она пошевелилась и подняла голову:
— А что, если ты хочешь, чтобы тебя забрали?
— Не говори так! — Он прыгнул на ноги и зло взмахнул руками, словно хотел разбить ее слова. — Осгер тоже говорил так! Посмотри на меня! Разве я впал в кому после изменения? Разве я одичал и потерял рассудок? Нет! И только потому, что я не подчинился им, даже на дюйм. Потому что я держу себя под контролем!
«Ты управляешь собой? — подумала она. — Неужели это возможно?»
Он повернулся к ней с напряженным выражением лица, за которым стояло что-то, похожее на легкое отчаяние.
— Может быть я могу показать тебе. Я могу научить тебя подавлять это, и никто не заметит, что ты полуман. Я вижу, как остальные относятся к тебе. Они отшатываются от тебя, инстинктивно, и ничего не могут с этим поделать. Ты потеряла контроль над собой, вот и все! Я могу помочь тебе вернуть его!
В первый раз она видела его ясно, незатуманенная мыслями о любви. Он почувствовала в себе что-то незнакомое. Жалость. Жалость к этому бедному трогательному существу, которое отрицало то, чем является. Да, он вступил на этот путь против своей воли. Ну и что? Это произошло. Невозможно так долго отрицать свою природу.
— Я не хочу управлять этим, — сказала она.
Она посмотрела в его глаза и увидела в них шок. Он не мог поверить в то, что она сказала. Но она никогда не была более уверена в своих словах. Она встала, прошла мимо него и вышла из комнаты.
Последнее обещание, которое человечность предложила ей, оказалось ложью. Это была не любовь людей, но любовь манов друг к другу. Снаружи был ее род, всегда ждущий, всегда верящий. Они хотели, чтобы она присоединилась к ним. И она не смогла придумать ни одной причины, почему должна сопротивляться дальше.
