Глава 3
Полиция вступает в дело

– Не сочтите за злую насмешку, мисс, но вы сейчас похожи на хорошо пропитанный сиропом бисквитик, – сообщил седовласый сержант Дэвис, наливая мне вторую чашку. – У нас, конечно, не заведено поить чаем свидетелей преступлений, но могу себе представить, как рассердится инспектор, если вы скончаетесь от пневмонии до того, как он успеет допросить вас лично.

Мы сидели за столом в чудесной, светлой, теплой кухне миссис Дейтон. Сержант пододвинул мой стул поближе к плите. Стул был жесткий, с простым деревянным сиденьем, но никогда в жизни мне еще не было уютнее. Я блаженно пила маленькими глоточками горячий чай, любуясь звездами, мерцавшими на ночном небе в окне за спиной мистера Дэвиса. Даже леди Стэплфорд не удалось бы сейчас вытолкать меня в эту тьму при всем ее христианском милосердии.

– Так, щечки вроде бы уже порозовели, – констатировала грозная миссис Дейтон, которая самоотверженно осталась на посту, чтобы обеспечить хозяевам с прислугой реки чая и горы закусок в кризисной ситуации.

У меня защипало глаза от слез. Эти два человека, знакомые со мной всего лишь несколько часов и имевшие все основания подозревать во мне убийцу или, по крайней мере, сомнительную личность, были вопреки всему невероятно добры.

– Ну что ты, что ты, детка? – заглянула мне в лицо миссис Дейтон. – Не расстраивайся! У нее был трудный день, офицер. И все, что ей нужно сейчас, – это хорошенько выспаться в теплой постели.

Сержант Дэвис достал записную книжку, откинул с деловитым видом крышку переплета, достал из-за уха карандаш, послюнил кончик грифеля и занес его над чистой страницей.

– Насколько я понял, эту юную леди еще не приняли на работу, так что теплой постели для нее тут может и не найтись. – Он сделал многозначительную паузу. – В этом случае мне придется забрать ее с собой в участок и предоставить койку в камере.

Я чуть не подавилась чаем.

– Прошу прощения, мисс, – развел руками сержант, – но я не хочу, чтобы вы оказались на улице и всю ночь разгуливали под дождем.

– А я не хочу оказаться в тюрьме, – жалобно сказала я и добавила глупость, которую говорят все преступники: – Я же ни в чем не виновата.

– Может, и не виноваты, но у нас действует закон о бродяжничестве, так что, если вас выставят из поместья, мне придется последовать за вами и все равно задержать, только чуть позже. Гораздо лучше будет, если вы сразу пойдете со мной в качестве гостьи, а не арестантки. Обещаю походатайствовать, чтобы вам дали одиночную камеру.

Тут я краем глаза увидела притаившуюся за дверным косяком миссис Уилсон. Она стояла в темноте коридора, но лунный свет упал на ее лицо, и я заметила злорадную усмешку. Наверное, сержант тоже ее заметил, потому что он добавил:

– Конечно, приятного в этом мало. Стыд и позор. Если я буду возить служанок в тюрьму прямиком из поместья Стэплфордов, это не лучшим образом скажется на репутации всего семейства. Кто-то может возразить, что девушку еще не наняли, но люди-то ведь любят поболтать, и подлинные факты их мало заботят. Пойдут слухи, а там уже никто не разберет, где правда, где неправда.

Миссис Дейтон прижала ладони к щекам:

– Ох, сержант Дэвис, и не говорите! Начнут со служанки, а закончат пересудами о хозяйке. Многие только того и ждут.

Мне показалось, они немного переигрывают, но миссис Уилсон купилась. Она шагнула в кухню:

– Эфимия принята на работу. Я только что удостоверилась, что для нее приготовили комнату.

Я, вероятно, слишком широко заулыбалась, потому что старая карга добавила:

– Пока мы берем тебя на испытательный срок. На две недели.

Теперь я кротко опустила взор и промолвила:

– Да, миссис Уилсон. Конечно, миссис Уилсон. Буду стараться изо всех сил, чтобы заслужить ваше одобрение, миссис Уилсон.

– Мэри проводит тебя наверх, когда полицейский с тобой закончит. Будьте любезны, сержант, следуйте за мной – я нашла пустую комнату для снятия показаний, как вы просили.

– Что ж, Эфимия, – сказал сержант Дэвис, – прошу. Послушаем, как вы нашли труп.

К моему удивлению, комната, выбранная экономкой в качестве рабочего кабинета для полиции, находилась наверху, среди апартаментов для господ, но потом я подумала – это потому, что Дэвис захочет поговорить с людьми всех чинов и рангов. Комната была над холлом – маленькая, квадратная, с единственным окном, выходившим на подъездную аллею. Там стояли письменный стол-конторка, обычный небольшой стол, три деревянных стула и вешалка. Маленький железный камин оказался чистым и пустым. Было очень холодно.

– Полагаю, это подойдет для ваших нужд, сержант, – сказала миссис Уилсон, показывая нам комнату, и это было утверждение, а не вопрос.

– Отлично подойдет, миссис Уилсон. Думаю, вы немало потрудились, чтобы привести гардеробный закуток в надлежащий вид – вынесли верхнюю одежду, принесли мебель…

Миссис Уилсон слегка порозовела.

– Я не привыкла принимать в доме полицию, сержант.

– Рад это слышать, мэм. Теперь вам осталось только разжечь камин. Неизвестно, когда сюда доберется следователь из Скотленд-Ярда. В Скотленд-Ярде они такие, мэм. Важные шишки.

– Я пришлю кого-нибудь, – произнесла миссис Уилсон голосом, от которого – могу поклясться – оконные стекла покрылись инеем.

Когда она удалилась, я взглянула на сержанта Дэвиса с еще бо́льшим уважением.

– Итак, мисс, хватит уже улыбаться мне от уха до уха. Садитесь здесь и постарайтесь настроиться на серьезный лад, пока я освежу в памяти свои записи. Ага… – Он извлек из кармана брюк записную книжку – уголки страничек замялись, и сержант принялся аккуратно их разглаживать. Пока он читал, прибежала посудомойка с ведерком угля и хворостом. Вскоре в камине весело загудел и защелкал сухими ветками огонь.

Сержант Дэвис попросил меня рассказать с самого начала. Он внимательно слушал, изредка задавая вопросы, кивал в нужных местах, подбадривая меня, и время от времени одобрительно хмыкал. Поначалу я робела, но после неуверенного вступления слова полились из меня бурным потоком. К моему удивлению, своим рассказом, и особенно в присутствии такого дружелюбного слушателя, я словно сняла с души груз, о котором еще несколько минут назад и не задумывалась.

Сержант Дэвис вскинул бровь, когда я говорила о том, как миссис Уилсон отправила меня чистить ковер в библиотеке.

– Это все потому, что я вымокла под дождем, – смущенно объяснила я, и он просто кивнул, но в его глазах читались сочувствие и понимание.

Как и большинство людей, я была уверена, что сельские полицейские, мягко говоря, умом не блещут, и пока не видела оснований считать сержанта Дэвиса гением, но слушал он очень внимательно и много записывал по ходу моего рассказа.

Я уже перешла к заключительной части и говорила о том, как мы с мисс Ричендой взяли покойника за ноги, как вдруг сержант перестал записывать и вскинул руку:

– Вы перенесли тело?

– Ну да. Я же сказала, что нашла его у входа в коридор для прислуги.

– Значит, вы споткнулись о него не в тот момент, когда отодвигали стенную панель?

– Нет.

– Вы уверены, мисс?

– Абсолютно уверена. Чтобы перетащить его из коридора в библиотеку, нам обеим понадобилось приложить немало усилий. Я сильнее, чем кажусь, а мисс Риченда выше меня.

Сержант Дэвис закрыл глаза, будто от внезапного приступа мигрени, и потер переносицу.

– То есть, как я понимаю, две юные леди… очень сильные юные леди, не отличающиеся брезгливостью и малодушием, просто взяли труп за ноги и оттащили его по полу футов этак на десять?

– Скорее на двадцать.

– Кто первым предложил переместить тело?

– Не могу сказать точно… – задумалась я. – Вроде бы мисс Риченда. Она хотела получше его рассмотреть при свете. Мне это показалось хорошей идеей.

– Хорошей идеей? – изумленно переспросил сержант. И неожиданно хлопнул ладонью по столу, рявкнув: – Вы что, никогда не слышали, что на месте преступления ничего нельзя трогать, особенно труп?!

Я вздрогнула – настолько внезапной была смена его настроения, – но ответила, как мне казалось, очень убедительно:

– У меня мало опыта в… общении с трупами.

– Мало? Но есть? – насторожился сержант, который, как предполагалось, не мог быть интеллектуалом. – И сколько же трупов вы уже обнаружили, мисс?

– Всего два, – призналась я, в очередной раз проклиная воспитание, не позволявшее мне врать.

В глазах полицейского мне почудилось откровенное подозрение.

– А второй кто?

– Преподобный Иосия Питер Мартинс из прихода Суитфилд. Он умер от естественных причин. Упал лицом в баранину с луком. – Разум кричал мне заткнуться, но язык молол и не останавливался. – Никакие подозрительные обстоятельства с его смертью не связаны. Можете проверить.

– Непременно так и сделаю. Выходит, вы служили у преподобного Мартинса горничной? Или кухаркой?

«Господи боже мой, ну вот и попалась, – подумала я. – Если сейчас скажу правду, выставлю себя не просто мошенницей, а самой главной претенденткой на роль убийцы». В конце концов, я оказалась в поместье почти случайно, всего лишь по приглашению на собеседование, и убийство произошло сразу после моего приезда. Даже себе самой я казалась подозрительной личностью.

– Я жила там, но у меня не было обязанностей кухарки, – сказала я, мысленно взмолившись о прощении для моей бессмертной души за эту полуправду.

У нас действительно была служанка, и это она нашла моего отца мертвым за столом. Оставалось только надеяться, что сержант не станет проводить такое уж подробное расследование в доме викария, который все уже покинули, или что настоящего убийцу найдут в ближайшее время.

В тот момент я решила помогать полиции изо всех сил. Было бы нелепо чувствовать ответственность перед найденным мною мертвым человеком – и все же я чувствовала нечто подобное, к тому же сейчас, когда у меня появилось время все обдумать, я устыдилась того, что мы так грубо оттащили его в библиотеку, держа за ноги. Но главное – в моих интересах было найти убийцу как можно скорее, чтобы не допустить слишком подробного расследования моего собственного прошлого.

Вдруг внизу, без звонка, с треском распахнулась входная дверь, и кто-то ворвался в дом – мы услышали быстрые шаги по холлу.

– Холдсуорт! Уилсон! Позовите миледи! Все сюда! Что творится в моем доме? Я требую объяснений!

Сержант захлопнул записную книжку и отложил ее.

– Мы еще продолжим разговор, мисс. – Он кивнул на дверь, и я молча выбежала в коридор.

Памятуя о том, что не следует попадаться на глаза хозяевам, я осторожно спустилась в холл и притаилась за каким-то огромным растением, высоко поднимавшимся над латунной кадкой, начищенной до блеска. Оттуда я прекрасно видела в просветах между листьями владельца поместья, громогласно созывавшего домочадцев.

Лорду Стэплфорду было, наверное, слегка за шестьдесят, но, судя по энергичной походке, на здоровье он не жаловался. Когда он подошел ближе и принялся расхаживать совсем рядом с моим укрытием, я почувствовала исходивший от него запах одеколона и сигар. Еще выяснилось, что он не высокий, как мне показалось вначале, а примерно одного роста со мной, приземистый, с мясистым лицом человека, не отказывающего себе в свежем мясе и хорошем вине. Лицо его все гуще багровело с каждым новым воплем, особенно нос, и теперь владелец поместья напоминал мне быков с фермы, находившейся по соседству с домом викария, – быки не менее оглушительно ревели, если им вовремя не задавали корм. Но не в пример быкам, щеголявшим густой коричневой шерстью на загривках, череп лорда Стэплфорда был покрыт жиденькими темными волосками, гладко прилизанными каким-то средством, наверняка очень модным. Глаза у него были маленькие, глубоко посаженные, почти неразличимые между нависшими бровями и мощными челюстями. Жировые складки на шее неприятно нависали над воротничком, но одежда и туфли отличного качества были в идеальном порядке.

Первым на зов явился Холдсуорт. Он нечеловечески быстро ступал по плиткам пола, однако никто не осмелился бы сказать, что дворецкий несется сломя голову – скорее это было стремительное скольжение. В руках он держал серебряный поднос с большим бокалом виски. Холдсуорт остановился как вкопанный перед лордом Стэплфордом, тот схватил бокал, опустошил его одним глотком, вернул на поднос и снова принялся метать громы и молнии во все стороны.

– Какой-то дурень позвонил мне в контору и сказал, что в моем доме убийство!

– Вероятно, это был я, сэр, – с достоинством сообщил Холдсуорт и поклонился так, что поднос не потерял равновесия и бокал с него не соскользнул. – Боюсь…

Мы так и не узнали, чего боится дворецкий, потому что в этот момент на галерее показалась мисс Риченда.

– Папочка, дорогой! – закричала она, торопливо спускаясь по ступенькам. – Знаю, ты предпочел бы, чтобы я использовала какое-нибудь женственное словечко вроде «ужасненько» или «кошмарненько», но, поверь, не могу! Потому что я пришла домой и нашла труп! Ну разве не обалденно?

– «Обалденно»?! – взревел лорд Стэплфорд. – «Обалденно»! Для чего я отправлял тебя в Швейцарию? Для того чтобы ты научилась вести себя прилично, а ты ведешь себя, ведешь себя…

– Неприлично? – подсказала Риченда, спрыгнув с последней ступеньки, подбежав к отцу и чмокнув его в щеку.

– Так, значит, именно тебе я обязан всей этой катавасией?

– Какой катавасией, папа?

– Сюда понаедет лондонская шушера!

– Это не шушера, папа. Это полиция. Они будут проводить расследование. Обалденно!

– Боже милостивый, дочка! Ты хочешь умереть старой девой? Да на тебя ни один мужчина не позарится, даже если я ему приплачу!

Риченда вспыхнула:

– Ты говоришь ужасные вещи!

– А, то есть ты все-таки не оставила надежд на замужество? А на что жениха ловить собираешься? На мои деньги? Рассчитываешь привести в мой дом какого-нибудь лоботряса? Так вот, говорю тебе раз и навсегда: ничего ты от меня не получишь, пока не научишься вести себя как надо! Ничего! И вообще я не желаю видеть тебя в моем доме! Убирайся вон, черт побери!

– Как скажешь, папочка. Только когда станешь совсем стареньким, седеньким, одиноким и впадешь в маразм, не забудь, что ты сам меня выгнал!

– Когда впаду в маразм, я вообще обо всем забуду! – рявкнул лорд Стэплфорд. – Глупая девчонка! Не пытайся спорить с мужчинами, Риченда, у тебя мозгов на это не хватит!

– Ненавижу тебя! – выпалила Риченда. – Лучше бы ты умер!

Лорд Стэплфорд повернулся к дочери спиной:

– Кстати, Холдсуорт, что там за история с покойником?

– Если позволите вмешаться… – подал голос полицейский, невозмутимо наблюдавший семейную сцену, стоя чуть поодаль. – Я сержант Дэвис из местного отделения полиции. Меня прислали сюда начать расследование, пока мы ждем важную персону из Скотленд-Ярда.

– Важную персону из Скотленд-Ярда? – тупо повторил лорд Стэплфорд.

– Должен с прискорбием сообщить, сэр, что почтенный Жорж Пьер Лафайетт найден мертвым в вашем доме… – Сержант сверился с записной книжкой, – некой Эфимией Сент-Джон, вашей молодой служанкой, вскоре после того, как семья села ужинать.

– Что за чушь? – возмутился лорд Стэплфорд. – У нас нет служанки с таким именем! А Лафайетт есть, да. Это племянник моей первой супруги, сын ее сестры. Я видел его пару дней назад в клубе, и он был в добром здравии.

– К сожалению, это уже не так, сэр.

Следующие слова лорда Стэплфорда я не услышала из-за острой боли в правом ухе.

– Любопытным деткам пора в кроватку, – шепнула мне в то же ухо миссис Уилсон и, не отпуская его, выволокла меня из-за кадки на свет божий. Одарив собравшихся в холле любезной улыбкой, она протащила меня под их изумленными взглядами через всё помещение к двери на лестницу для прислуги. И если я надеялась, что число свидетелей моего позора ограничится лордом Стэплфордом, мисс Ричендой и Холдсуортом, я сильно ошибалась.

К тому времени, как мы добрались до мансардного этажа, мое ухо горело и пульсировало. Наконец миссис Уилсон открыла дверь какого-то чулана и втолкнула меня в черный проем.

– Тебя разбудят на рассвете для работы по дому перед завтраком, – буркнула она, и дверь захлопнулась у меня за спиной.

В чулане было темно, но из маленького оконца падал тусклый лунный свет, и когда зрение к нему приноровилось, я огляделась и поняла, что теперь это будет моя комната. Еще быстрее выяснилось, что потолок здесь нестандартной высоты – я почувствовала это собственной макушкой. Недоумевая, как это в таком современном доме со всеми новейшими удобствами не позаботились сделать приличное жилье для слуг вместо этого чердачного закутка, я тяжело опустилась на узкую кровать. Думать об этом дальше не было сил – день у меня выдался долгий, полный приключений и потрясений, а попросту говоря, кошмарный. Поэтому я скинула верхнюю одежду, обувь и легла, закутавшись в тонкое одеяло. Моя матушка была бы в шоке, но даже если миссис Уилсон снизошла до того, чтобы попросить кого-нибудь принести в эту комнату мои вещи, я не собиралась искать их в темноте, рискуя получить пару синяков и шишек только ради того, чтобы переодеться.

Едва я начала немного согреваться в своей жалкой постели, откуда-то послышались рыдания. И можно себе представить, в каком угнетенном состоянии пребывал мой разум, если первой мыслью, пришедшей в голову, была мысль о том, что миссис Уилсон по причине сугубой зловредности отвела мне единственную в доме комнату с привидениями.

– Пожалуйста, замолчите, – пробормотала я. – Вы зря тратите время, потому что я не верю в привидения. – И натянула одеяло на голову. Потом передумала, высунула нос и добавила для ясности: – Мой папа был викарием, так что я в таких делах понимаю.

Рыдания, однако, не стихли.

Тогда я со вздохом села на кровати и попыталась определить источник звука. Похоже, он был где-то за стеной справа. Встав и накинув на плечи одеяло – для тепла и ради приличий, – я открыла дверь и вышла в коридор. Там стояла кромешная тьма, но меня в моем полусонном состоянии это уже не волновало, я плохо отдавала себе отчет в своих действиях и потому решительно распахнула первую попавшуюся по пути дверь, рассудив остатками здравого смысла, что в этой части мансардного этажа нет мужских комнат. Передо мной был бельевой шкаф – это стало ясно, когда мне на голову посыпались полотенца, после того как я шагнула внутрь и врезалась в полки. Дальше я шла уже с большей осторожностью. Остановилась у следующей двери, прислушалась и, различив приглушенные всхлипывания, тихо постучала.

– Тут есть кто-нибудь? – спросила я, чувствуя себя второсортным медиумом.

– Это ты, Эфимия? – раздался за дверью голос Мэри. – Погоди минутку.

Последовали шаги, скрежетнула задвижка, и дверь открылась. Заплаканная Мэри подняла повыше зажженную свечу в подсвечнике и спросила:

– Ты заблудилась?

– Нет, меня поселили в соседней комнатушке.

Мэри попыталась тыльной стороной ладони утереть слезы, но только размазала их по щекам.

– Извини, – смутилась она. – Сегодня был на редкость неудачный день.

– Почему ты плакала?

– Так ведь убийство и все такое…

– По-моему, тут что-то еще.

Мэри, видимо, поняла, что просто так я от нее не отстану, поэтому схватила меня за руку и втащила в комнату. Ее ногти ощутимо впились мне в локоть. Похоже, в этом доме у всех дурная склонность хватать людей за разные части тела и куда-нибудь тащить. А может, это было мне наказание Господне – за то, как я обошлась с покойным Жоржи и его ногой.

– Заходи скорей. Если Уилсон нас застукает – выгонит обеих.

Комната Мэри, судя по всему, мало чем отличалась от моего чулана, как я себе его представляла. Здесь было повеселее, конечно, но только благодаря свету. На полочке над умывальником стояли несколько почтовых открыток, на одной я рассмотрела Эйфелеву башню. Мэри, проследив направление моего взгляда, тотчас подровняла стопку так, что эта открытка исчезла из виду.

– Ты была влюблена в Жоржа Лафайетта, да? – догадалась я.

Мэри несколько секунд смотрела на меня с вызовом, потом закусила губу и кивнула. Она была очень хорошенькой и достаточно обаятельной, чтобы привлечь внимание молодого человека из высшего общества. Я мысленно обрушила проклятия на голову мертвеца.

– Ты попала из-за него в беду, Мэри?

Она вздернула подбородок:

– Конечно, нет! За кого ты меня принимаешь? Я не такая! Мы с мистером Жоржи были просто друзьями.

Должно быть, сомнение отразилось у меня на лице, потому что она возмущенно продолжила:

– А что? Не веришь? Ты такая же испорченная, как мистер Холдсуорт! У мисс Риченды свои непонятные взгляды… А мистер Жоржи сказал мне, что его не волнует мое общественное положение! Еще он сказал, что я очень сообразительная и в два раза красивее всех великосветских девиц, которых он встречал. Что тут дурного?

Мэри определенно выросла в сельской местности, но мне пришло в голову, что она, в отличие от меня, никогда не бывала на фермах и ничего не знала об отвратительных повадках самцов домашнего скота. Она и правда могла не понимать, «что тут дурного».

– А что вы делали с мистером Жоржи?

– Разговаривали. Он интересовался, какую работу мы выполняем по дому, и считал, что меня не ценят.

– А еще что?

– Ничего.

– Мэри…

– Ничего! Клянусь!

Мне было ясно, что она лжет.

– Мэри, что вы еще делали?

– Ох, ну ладно. Он меня поцеловал. Один раз. И немедленно извинился! Сказал, что стыдится своего поступка, но просто не смог совладать с собой, потому что я очень миленькая. Сказал, я для него как младшая сестренка.

– Он что, целовался с сестрами? – ужаснулась я.

– Да нет же, у него вообще нет родных сестер. Он имел в виду, что мы с ним родственные души. Мистер Жоржи много путешествовал и присылал мне открытки со всех концов света, из тех мест, куда он обязательно свозил бы меня, если бы все было по-другому. Но он просил не отчаиваться, говорил, если мы сумеем доказать, что наша нежная привязанность прочна, тогда общество забудет о том, что я служанка.

– И как именно вы собирались это доказывать?

– Не знаю. Он умер и не успел мне объяснить… – Мэри снова начала всхлипывать, и я едва успела выхватить у нее из рук свечу, прежде чем девушка рухнула на кровать и забилась в рыданиях.

Мне было ясно: пройдет еще немало времени, прежде чем Мэри поймет, от какого жестокого, беспощадного будущего спасло ее произошедшее в доме убийство. И вместо того чтобы убеждать бедняжку в том, что на самом деле смерть обожаемого ею мистера Жоржи для нее благо, я просто сидела рядышком, держала ее за руку и говорила всякие глупости – мол, он умер мгновенно, без мучений, и, если она действительно была ему дорога, не хотел бы знать, что она несчастна… Наконец Мэри перестала всхлипывать и крепко заснула.

Оставлять горящую свечу в комнате спящего человека было опасно, поэтому я взяла ее с собой, подумав к тому же, что со светом скорее доберусь до чулана и заодно избавлю себя от лишних шишек и синяков, перед тем как окажусь в желанной постели.

Я чуть не падала от изнеможения, открывая дверь чулана, и не думала ни о чем, кроме кровати и блаженного сна.

Ледяной сквозняк задул свечу через секунду после того, как я успела рассмотреть в ее свете, что в моей комнатке кто-то побывал – вещи были разбросаны, окно открыто.