Глава 100

Про себя он улыбнулся чисто женским вопросам жены.

Под ногами раскинулся теплый и живой Солнечный. Теперь он обречен восприниматься исключительно в сравнении с Мегаполисом.

Почти пустые дороги, мало людей на улицах, совсем другие законы и принципиально иная атмосфера. Марина коснулась большой кнопки с оранжевой подсветкой на панели, и дуга с приглушенным гулом двинулась по маршруту.

В выходные и по утрам будней разноцветные кабинки, переносившие жителей, пчелами наполняли воздух. Только жужжали пчелы-кабинки искусственным электрическим жужжанием, а так – те же трудяги, пусть и большие. Дороги, уложенные словно вчера, по-стариковски завидовали воздушному транспорту, им доставались лишь редкие грузовики, да необременительное давление велосипедистов и бегунов. И ладно б только аэродуги отнимали у асфальтобетонных ветеранов работу, так еще и под землей в просторных тоннелях катились железнодорожные контейнеры и вагоны метро. Туда, под поверхность, Солнечный упрятал все коммунально-бытовые процессы: доставку продуктов, трубопроводы, уборку мусора. Метро тоже, кстати, скучало без пассажиров, но ему хотя бы иногда помогала непогода с сильным ветром, отправляющая аэродуги на вынужденные каникулы.

Тихо. Нечему шуметь.

Здания – исключительно высотки с широченными парадными и холлами на весь первый этаж. Крыши, словно стеклянные салатницы, присвоили себе монополию на общественную жизнь. На крышах чаще всего паркуются кабинки аэродуг, выпуская пассажиров, там же ждут прыжка отправляющиеся. Отдыхают на массивных деревянных лавочках старики, болтают мамы с колясками – после того как инженер Ковалев реализовал давнюю мечту сограждан по озеленению крыш, парки тоже заметно обезлюдели. За крышами закрепилось романтичное прозвище «рандеву». Так и говорили – «встретимся на рандеву семьдесят шестой высотки», например.

Часто попадались на глаза мехи. Вот неестественно прямолинейно перемещается по тротуару маленькая блестящая фигурка – какой-то из них спешит по делу, выполняя команды оператора или в автоматическом режиме.

Везде – аппараты с газировкой и бутербродами, «пищевики».

Кремовы вернулись домой пораньше (до вечернего гудка оставалось часа полтора) и постарались с пользой истратить каждую минуту из доставшихся лишь им двоим. Маруся действительно соскучилась! Игорь даже подумал, что недолгие расставания не настолько уж и плохи, раз венчаются такими вспышками страсти.

В семнадцать тридцать Марина неохотно выскользнула из объятий мужа и подняла с пола разбросанную одежду: нужно было собираться в детский сад за малышами. Игорь любовался ее движениями: тем, как она расчесывала волосы, как надевала платье. Сколько же обожаемого им заключалось в этих привычных движениях! После ухода Марины он заправил постель, оделся и отправился на кухню, чтобы перекусить.

В холодильнике соблазнительно поблескивали стеклом молочные бутылки с мягкими крышечками из фольги. Ура, есть зеленые! Марусечка предусмотрительно набрала кефира к его возвращению! Так, выдавлена вчерашняя дата, значит, семейство ожидало папу еще накануне. Ничего, пойдет и вчерашний! Игорь сноровисто ткнул большим пальцем фольгу, облизнул ее с внутренней стороны и жадно прильнул к горлышку. С первым глотком в память ворвались почти позабытые вкусы и ароматы, от холодного кефира сводило зубы. Выпив половину содержимого, Игорь поставил бутылку на стол и снова обратился к холодильнику.

Там еще скучали две бутылки с синими крышечками. Значит, утром мама с боем будет заставлять Аю пить ненавистный ацидофилин. Дочь терпеть не могла и его, и ряженку, но совладать с «великой нехочухой» позволяла пара приемчиков: например, подслащивание ацидофилина сахаром или подкармливание Аи после каждого глотка, совершенного с трагической миной, кусочками мелко нарезанного шоколадного батончика типа «Каракумов» или «Маски». Плитка гематогена в качестве награды за выпитый ацидофилин тоже приходилась ко двору!

С папой Ая управлялась мастерски – поощрительные кусочки «Каракумов» у того получались большими и толстыми, есть их разрешалось по два, а то и по три между глотками, да и попивать ацидофилин с папой легче – пригуби, он и рад! Маму не проведешь, мама плутовство пресекала решительно и сразу, еще и безвольного папу отчитывала попутно чем-то вроде: «Не нужно играть в поддавки. Наша девочка, дай ей волю, только сгущенкой и аскорбинками питалась бы, а запивала бы газировкой с сиропом! Нет, одним сиропом!» Последнюю фразу Марина обычно произносила с особенным нажимом.

Игорь про себя усмехнулся.

На средней полке в большом судке с крышкой дожидался любимый винегрет. Игорь знал, что в комбинатовский Марусечка всегда добавляла лука и душистого перца. Диетологам такое не понравилось бы, но в семье Кремовых именно винегрет с повышенным содержанием лука и перца считался особенно вкусным, так что ГОСТ приходилось нарушать. Впрочем, никто по этому поводу не переживал. А вот селедку в масле ничем улучшать не требовалось – бери да ешь!

Кремов с трудом подавил желание наброситься на еду сразу и, допив кефир, вымыл бутылку.

Вскоре послышались знакомые звуки ударов в дверь. Это гномик по имени Назар Игоревич требовал впустить его домой!

– Папа!!! – хором закричали дети, когда Игорь открыл.

Он схватил их в охапку и прижал к себе, жадно вдыхая аромат Айкиных косичек и чубчика Назара. Теперь детвора не слезет с рук долго! Марина, улыбаясь, протиснулась в квартиру и обняла всех сразу.

Дети сильно выросли. Назар говорил все слова, пусть и неразборчиво, Ая окрепла и вытянулась. Наверняка сыграли роль ежедневные тренировки дочери в бассейне. Игорь всячески способствовал занятиям плаванием, просил Аиного тренера и своего близкого друга Валерия Ивановича быть построже с ней, не давать спуску, не потакать ее слабостям, и если на первых порах дочь с трудом преодолевала страх и спортивную рутину, то теперь, даже будучи самой младшей в группе, спокойно отрабатывала тренировочную программу.

Ая маленькой сладкой лисичкой льнула к папе, попутно «незаметно» отталкивая брата. Тот сердился и ворчал. Впрочем, дочь не слишком злоупотребляла старшинством: Назарчика она очень любила. Игорь, как умел, холил и лелеял ростки любви детей друг к другу, понимая, что их вражда – явление временное и скоро сойдет на нет. ДОТ тоже, например, считал детскую конкуренцию обычным явлением и настраивал особо впечатлительных родителей не драматизировать ситуацию. ДОТ, конечно, прав.

Если с Аей Игорю примерно все уже было ясно – дочь обладала выдающейся способностью к коммуникации, то Назар оставался пока темной лошадкой. Как и все крохотные мальчики, он обожал машинки, мог долго возиться с игрушечным луноходом, но, кроме выраженной усидчивости, иные способности старательно скрывал. Деловитый такой мужичок с внимательными черными глазками. Правда, Казимиров имел виды на Назара, и ДОТ профессора однозначно поддерживал, но Игорь все же не торопился с выводами и просто ждал от сына знаков, доверившись времени.

Марина кое-как уговорила детей оставить папу ненадолго и поесть. Назар уверенно орудовал ложкой, лишь немного просыпая на стол в процессе еды, Ая юлой вертелась на табурете, Марина безуспешно пыталась ее урезонить. После ужина все улеглись на широкой родительской кровати, и малыши в унисон затребовали «Бармалея» и «Айболита», разойдясь лишь в дальнейшей программе: Назар настаивал на «Такане», имея в виду любимый «Тараканище», а дочь хотела басен Крылова.

Игорь одолел все поставленные детворой задачи, последовательно прочитав и «Айболита», и «Тараканище», и «Слона и Моську». Соскучившиеся по папиному исполнению дети хотели еще, но мама идею не поддержала: завтра Ае предстояло рано просыпаться на тренировку.

Игорь прекрасно понимал чаяния жены, рассчитывавшей на продолжение вечера, но ничего не смог с собой поделать: сон навалился неодолимой тяжестью.