Глава 10
От имени СССР

Восьмого октября 1946 года на заседании Международного военного трибунала в Токио выступил обвинитель от СССР С. А. Голунский. В своей речи он обстоятельно и четко обосновал ту часть обвинения, в которой речь шла о японской агрессии против Советского Союза.

Американские и японские защитники еще до начала выступления Голунского попытались протестовать: речь советского обвинителя слишком обстоятельна, пусть ограничится сжатой, сокращенной речью, просто обозначив то, что предполагается доказать. По сути, американцы хотели бы устранить из речи квалификацию совершенных японскими милитаристами тяжелых преступлений против мира и человечности с точки зрения современного международного права.

Началась дискуссия по вопросу о том, разрешить советскому обвинителю зачитать полностью подготовленный им текст или нет.

И тут надо отдать должное Главному обвинителю Кинану.

«Если некоторые замечания кажутся защите слишком эмоциональными, — сказал Кинан, — то следует ли напоминать, что мы говорим о действиях тех, кто отнял жизнь у людей, о чем трудно говорить спокойно, воссоздавая картину ужасных преступлений?»

Далее Кинан заявил:

«Когда высочайшие власти великой нации посылают юриста на процесс такого характера, если бы даже возникло сомнение, оно должно быть разрешено в пользу этого человека, и будет совершенно правильно, если суд разрешит представление дела так, как желает он, если это не идет вразрез со справедливостью данного суда».

В итоге было решено, что советский обвинитель прочтет свою вступительную речь полностью на русском языке. Вот самые яркие и характерные выдержки из нее.

Мы обвиняем людей, которые сидят здесь, на скамье подсудимых, в совершении ряда преступлений в период между 1928 и 1945 годами. <…>

Моя задача заключается в том, чтобы обосновать перед вами ту часть обвинения, которая касается японской агрессии против Советского Союза.

<…> Характер этой агрессии, как и всей мировой войны, частью которой она явилась, таков, что совершенно невозможно рассматривать ее в отрыве от других частей той же войны, с которыми она неразрывно связана.

Так, совершенно невозможно понять, какое значение для всего мира имело пребывание миллионной японской армии в Маньчжурии и Корее в 1941–1942 годах, если не учитывать, что это был момент самого высокого подъема гитлеровской агрессии, хотя в 1942 году ряд обстоятельств уже привел к ослаблению германского тыла, а значит, и к ослаблению Германии в целом; что в это время немецкие войска подступали к Москве, к Ленинграду и Сталинграду; что германо-итальянские части находились в нескольких днях пути от Суэцкого канала, а японские войска захватывали одну за другой различные территории на Тихом океане. Совершенно невозможно понять, например, как Япония решилась напасть на США и Великобританию, если не иметь в виду ставку, которую делал японский империализм на победу Германии в Европе, а следовательно, и прогноза японских политиков относительно исхода войны между Германией и СССР. <…>

Мы представим Трибуналу доказательства того, что начиная с 1928 года японские военные деятели и Генеральный штаб Японии в целом уже планировали агрессивную войну против Советского Союза, выжидая лишь удобного случая для развязывания этой войны. Военные деятели Японии, однако, понимали, что, не имея солидного плацдарма, трудно рассчитывать на успешное ведение войны против Советского Союза. Поэтому основная забота японской военщины в период с 1928 по 1931 год заключалась в приобретении такого плацдарма. Понятно, что их взгляды (японских военных деятелей) обращались прежде всего к Маньчжурии, которая могла быть успешно превращена в плацдарм для развертывания дальнейшей японской агрессии против Китая, Советского Союза. <…>

Готовясь к этому первому шагу, японская военщина в течение всего времени с 1928 по 1931 год, как, впрочем, и после этого, планировала и осуществляла подпольную подрывную деятельность, направленную против Советского Союза.

Мы представим суду доказательства, свидетельствующие о том, что такая диверсионная, подрывная деятельность японской агентуры против Советской страны осуществлялась по заранее продуманным и разработанным планам, по прямым указаниям японской военщины. <…>

Агрессивный характер внешней политики Японии с начала века, в частности вероломное нападение японцев на русскую эскадру в Порт-Артуре в 1904 году, вызвавшее суровое осуждение всего мирового общественного мнения, явилось одним из поводов для заключения на второй Гаагской конференции мира в 1907 году конвенции о порядке начала военных действий.

Но только теперь, после нападения на Пёрл-Харбор, этот старый исторический эпизод может быть понят в его настоящем свете. Нападение на Пёрл-Харбор в точности воспроизводит схему, по которой было осуществлено нападение на Порт-Артур. Та же внезапная атака, без объявления войны, под прикрытием происходивших в то время переговоров.

Это не случайное совпадение, это — метод японской агрессивной политики, это — японская военная доктрина, на которой обучались целые поколения японских офицеров, И неудивительно, как это было здесь доказано, что Гитлер через подсудимого Осиму в декабре 1941 года поздравил Японию с ударным применением такого предательского метода ведения войны и сказал, что он сам всегда так поступал и намерен так же поступать и впредь. <…>

Японская интервенция на советском Дальнем Востоке в 1918 году была предпринята с целью отторжения от России всего Дальнего Востока и создания там марионеточного государства, которое находилось бы в полной зависимости от Японии.

И хотя попытка захвата советских дальневосточных территорий не удалась, мечта об этом продолжала жить среди японской военщины и японских империалистических политиков до самого последнего времени и мотивировала собой целый ряд агрессивных действий в продолжении всего периода, охватываемого Обвинительным актом.

Они не могли забыть просторов советского Дальнего Востока, где они однажды побывали, не могли забыть его природных богатств, которые они уже считали одно время своими, и рассматривали свой уход с советских территорий лишь как временное отступление, вынужденное обстоятельствами. <…>

Японская пропаганда подчеркивала в виде особых достижений Японии то, что Первой мировой войне предшествовала японо-китайская война и японо-русская война; что маньчжурский инцидент предшествовал приходу к власти немецких нацистов, аннексии Абиссинии, гражданской войне в Испании и ремилитаризации Рейнской области, а японо-китайский инцидент предшествовал аннексии Чехословакии, аншлюсу Австрии и аннексии Албании.

Японцы хвастались, что именно они являлись зачинщиками мирового фашизма и мировой агрессии. Дело, конечно, не в том, японский ли пример вдохновил Гитлера или гитлеровские разбойничьи подвиги вдохновили японцев. Развязанная теми и другими агрессия явилась результатом преступных действий одних и тех же групп во всех агрессивных странах. Приход к власти Гитлера в Германии, Муссолини — в Италии и быстрое развитие японского империализма выражало во всех этих странах интересы наиболее агрессивных, наиболее реакционных социальных групп.

Для нас важно то, что эти человеконенавистнические силы действовали в Европе и на Дальнем Востоке, были связаны между собой и настойчиво, систематически вели наступление на свободу, демократию и мирный труд народов. <…>

Вторая мировая война захватила все без исключения население воюющих государств, составляющее примерно 2/3 населения земного шара. И недаром германская военная теория придумала для развязанной агрессивными странами захватнической войны термин «тотальная война». Тотальная в том смысле, что для ее ведения мобилизуются все без исключения ресурсы воюющего государства; тотальная также и в том смысле, что под ее удары попадают все без исключения жители страны, ставшей жертвой агрессии, воюющие и невоюющие, мужчины и женщины, старики и дети.

Для ведения войны необходимо особое орудие, специально приспособленный для этой цели государственный механизм, задачей которого является террористическое подавление всякого протеста в своей собственной стране и мобилизация всех сил для агрессивных войн против чужих стран.

Именно такой государственный механизм был создан и действовал в Германии, Италии и Японии <…> в этих странах широко применялся террор, решительно подавлялось все демократическое, проповедовался звериный национализм, внушалась своему народу идея господства над другими народами.

В Японии, так же как в Германии и Италии, сам государственный механизм был превращен в орудие преступления. В руках тех социальных групп и политических партий, представители которых сидят здесь на скамье подсудимых, этот аппарат являлся таким же орудием, каким служит нож или револьвер в руках обыкновенного убийцы или бандита. Разница только в том, что от ножа в руках бандита гибли бы единицы, тогда как от того чудовищного орудия преступлений, каким эти люди сделали японский государственный аппарат, гибли миллионы. <…>

Два очага мировой агрессии образовались перед началом Второй мировой войны — Германия в Европе и Япония в Азии. Их враждебность по отношению к Советскому Союзу приобретала тем большее значение, что наша страна географически оказалась как раз посередине между этими двумя очагами. Неудивительно, что японские и германские агрессоры подали друг другу руки и надеялись общими усилиями раздавить Советский Союз. Эта враждебность как германской, так и японской правящих клик в отношении нашей страны послужила почвой, на которой эти два самых больших агрессора нашей эпохи впервые подали друг другу руки и вступили в преступный заговор против всех демократических стран.

В течение всего периода, охватываемого Обвинительным актом, характер и формы японской агрессии против Советского Союза менялись. Оставалась неизменной только основная цель — так или иначе, тем или иным способом захватить сколько удастся советской территории, нанести какой только окажется возможным удар по нашей стране. <…>

Начиная с 1928 года Генеральный штаб и правительство Японии планировали агрессивную войну против Советского Союза, выжидая лишь удобного случая для ее развязывания. Они готовились к захвату Маньчжурии и превращению ее в плацдарм для нападения на СССР, засылали на советскую территорию шпионов и других агентов для дезорганизации советской экономики путем устройства взрывов, крушений поездов и т. п., для организации террористических актов против руководителей Советского государства.

Япония в 1931 году захватила Маньчжурию, и это явилось важным этапом в развертывании японской агрессии не только против Китая, но и против Советского Союза. Более того, захват Маньчжурии имел огромное значение для подготовки всей японской агрессии, так как он был широко использован для усиления влияния милитаристской клики внутри самой Японии. Неслучайно вслед за захватом Маньчжурии в Японии последовал целый ряд террористических актов, организованных подпольными обществами, состоявшими из наиболее агрессивных элементов японской военщины.

За период с 1931 по 1936 год численность японских войск в Маньчжурии возросла с 50 тыс. до 270 тыс. человек.

Японское правительство, проводя агрессивную политику в отношении Советского Союза, отклонило его предложение о заключении с Японией пакта о ненападении. В этот период оно прилагало усилия к установлению более тесного сотрудничества с европейским агрессором — Германией и в 1936 году заключило с ней так называемый Антикоминтерновский пакт, прямо направленный против СССР. <…>

Японская военщина, используя опыт создания всякого рода «инцидентов» на территории Китая, решила прибегнуть к такому же «инциденту» и на территории СССР. В июле 1938 года посол Японии в Москве, подсудимый Сигэмицу, явился в Народный комиссариат иностранных дел и предъявил требование передать Маньчжоу-го, т. е., иначе говоря, Японии, высоту Заозерную, имевшую большое стратегическое значение на пути к Владивостоку. Это наглое японское требование было решительно отклонено. Тогда 29 июля сосредоточенные в районе озера Хасан части японской Корейской армии перешли в наступление и заняли эту высоту. Советское правительство было вынуждено ввести в бой полевые войска Красной Армии, которые наголову разбили японские части, захватившие советскую территорию, и прогнали их за пределы советской границы.

Урок, полученный при Хасане, не образумил японское правительство и руководителей японской армии. В следующем, 1939 году они возобновили свою агрессию, на этот раз на территории Монгольской Народной Республики, в районе реки Халхин-Гол. Японскому правительству и военному командованию было хорошо известно о существовании договора о взаимопомощи между Советским Союзом и Монгольской Народной Республикой. Они заранее знали, что нападение на территорию этой республики неизбежно приведет к военному столкновению с Советским Союзом, и сознательно шли на это.

Операция Квантунской армии на реке Халхин-Гол имела целью создать плацдарм для прорыва на советскую территорию, чтобы перерезать Сибирскую железнодорожную магистраль и отрезать Дальний Восток от России. Военные приготовления теперь были значительно шире, чем в предшествующем году. На этот раз начатая японцами необъявленная война против МНР и Советского Союза продолжалась четыре месяца и закончилась полным разгромом участвовавших в боях японских вооруженных сил. <…>

Заключение Германией с Советским Союзом в 1939 году договора о ненападении японское правительство, возглавлявшееся в то время подсудимым Хиранумой, сгоряча расценило как «измену» принципам Антикоминтерновского пакта и как отказ от военного союза с Японией. Однако спустя некоторое время японской правящей клике стало ясно, что, заключая договор с СССР, Германия действовала из чисто конъюнктурных соображений, отнюдь не отказывалась от своих агрессивных целей и никакой «измены» общему делу агрессоров и «принципам» Антикоминтерновского пакта не совершила. На этой почве летом 1940 года состоялись переговоры между Германией и Италией, с одной стороны, и Японией, с другой, — о заключении военного и политического союза. Эти переговоры привели к заключению 27 сентября 1940 г. трехстороннего пакта, который окончательно оформил заговор агрессивных держав против демократических государств, и в частности против СССР.

Сущность трехстороннего пакта заключалась в сговоре агрессоров об установлении во всем мире так называемого нового порядка и в определении доли каждого из них в дележе добычи.

К моменту подписания пакта действия Германии в Европе и Японии в Китае уже показали на практике, что они совершенно одинаково понимают этот «новый порядок» как порабощение миролюбивых народов, расовое и национальное угнетение, массовые расстрелы мирного населения, ограбление захваченных территорий, вытравление демократических начал в завоеванных государствах.

Подписывая 3 апреля 1941 г. в Москве пакт о нейтралитете с Советским Союзом, Мацуока, бывший в то время министром иностранных дел Японии, уже знал о готовящемся нападении Германии на Советский Союз, и одновременно с переговорами о заключении пакта о нейтралитете с СССР он возбудил перед Риббентропом вопрос о продлении еще на пять лет Антикоминтерновского пакта, срок которого истекал 26 ноября 1941 г. Такое продление состоялось, когда советско-германская война была уже в разгаре, и наличие у Японии договора о нейтралитете с СССР нисколько этому не помешало.

Японская правящая клика на совещании у императора 2 июля 1941 г. решила, что Япония «пока» не станет вмешиваться в войну с СССР и применит оружие, «если германо-советская война будет развиваться в пользу Японии». А до тех пор Япония под прикрытием дипломатических переговоров будет «скрытно вести вооруженную подготовку против СССР». В соответствии с этим решением японским Генеральным штабом был выработан особый план секретной мобилизации под шифром «Кан Току Эн», который означал «особые маневры Квантунской армии». По этому плану численность Квантунской армии должна была быть увеличена в течение двух месяцев вдвое — с 300 до 600 тыс. человек. План этот проводился в жизнь в самом спешном порядке. Среди японской военщины в то время был распространен лозунг «не опоздать на автобус».

Немцы обещали разгромить Советской Союз не позже чем в два месяца, и японские заправилы рассуждали так: зачем нам лезть сейчас напролом и нести потери в боях с Красной Армией, к тому же в Восточной Сибири нет нефти, которая нам нужна. Мы пока захватим на юге все, что нам нужно, а к осени, когда немцы разобьют Красную Армию и в Советском Союзе наступит дезорганизация, мы легко заберем все то, что захотим. <…>

Есть очень много разумных людей, которые с полным основанием удивляются, как могла Япония решиться напасть одновременно на Соединенные Штаты и Великобританию, имея при этом на руках незаконченную войну с Китаем и готовясь к нападению на Советский Союз. Это недоумение нельзя разрешить, если упустить из виду слепую веру правителей Японии вообще и руководителей японской военщины в частности в мощь Германии, в ее неминуемую победу. Они рассчитывали, что со дня на день падут Москва и Ленинград, что со дня на день наступит давно уже обещанное немцами крушение Советского Союза. <…>

Япония не соблюдала пакт о нейтралитете, заключенный с Советским Союзом. Она преднамеренно и систематически нарушала пакт и оказывала Германии серьезную помощь. Несмотря на большую потребность в войсках на других фронтах, Япония все больше и больше наращивала свои вооруженные силы на советских границах. В 1942 году в Маньчжурии было сосредоточено 1100 тыс. войск, т. е. почти 35 % всей японской армии, включая лучшие танковые и авиационные части. <…>

Японское правительство знало, что Советский Союз не собирается напасть на Японию, и держало миллионную армию на советских границах не в оборонительных целях, а, во-первых, для того, чтобы помогать Германии, и, во-вторых, с тем, чтобы не упустить удобного момента, если бы Германии все-таки удалось победить Советский Союз.

Германия весьма ценила помощь, оказываемую ей Японией. С. А. Голунский привел телеграмму Риббентропа германскому послу в Токио от 15 мая 1942 г., в которой подчеркивалось, что «нейтралитет» Японии в отношениях с Советским Союзом облегчает «труд» Германии, поскольку Россия должна держать войска в Восточной Сибири для предупреждения японо-русского конфликта.

Если бы Япония честно соблюдала свой договор о нейтралитете с Советским Союзом, если бы она не вынуждала его держать, по собственному признанию японского командования, очень большие вооруженные силы на границах с Маньчжурией, то СССР имел бы возможность с самого начала использовать эти силы в войне с Германией. Это не только изменило бы весь ход советско-германской войны, но, по всей вероятности, весь ход Второй мировой войны был бы совершенно другим. Что же касается советско-германской войны, то совершенно бесспорно, что эта война кончилась бы гораздо скорее и с гораздо меньшими жертвами для Советского Союза. Сотни советских городов, которые приходится теперь восстанавливать из развалин, были бы целы. Сотни тысяч, а может быть, и миллионы советских людей, погибших в войне с гитлеровскими захватчиками, были бы живы.

Япония в продолжение всей войны передавала Германии военную информацию о Советском Союзе, которую собирали ее военные и дипломатические представители в СССР. Наряду с этим Япония топила советские суда и всячески препятствовала советскому судоходству на Дальнем Востоке. Этим она также оказывала Германии существенную помощь, затрудняя перевозки в Советский Союз необходимых ему материалов.

Ввиду помощи, систематически оказывавшейся Японией Германии, а также учитывая, что Япония начала войну против союзников Советского Союза — США и Великобритании, пакт о нейтралитете, подписанный 13 апреля 1941 г., потерял весь смысл и советское правительство вынуждено было денонсировать его.

После того как японские руководители отвергли Потсдамскую декларацию, призывавшую Японию к безоговорочной капитуляции, они обратились к Советскому правительству с просьбой о посредничестве.

Советский Союз, хорошо зная уловки агрессоров, решительно отверг эту просьбу японского правительства как беспредметную и по просьбе своих союзников — США и Великобритании, верный своему союзническому долгу, желая всемерно ускорить окончание войны, от которой человечество уже шесть лет истекало кровью, объявил войну японскому агрессору.

Советский Союз преследовал при этом также и цель — дать возможность японскому народу избавиться от тех опасностей и разрушений, которые были пережиты Германией после ее отказа от безоговорочной капитуляции. <…>

Понадобился сокрушительный удар Красной Армии по сосредоточенным в Маньчжурии отборным японским войскам, чтобы зарвавшиеся японские империалисты наконец поняли, что они проиграли войну. Они поняли, что они побиты, да и трудно было не понять этого при том положении, в каком оказалась разгромленная и окруженная со всех сторон Япония, но они до сих пор не признают и не хотят признать, что они совершили преступление. Они все как один заявили здесь, на суде, что не считают себя виновными ни в чем. Это еще раз подчеркивает, что, если бы они оказались на свободе, если бы в их руках оказались необходимые средства, они опять стали бы действовать точно так же, как действовали до сих пор.