50
Нет такого замка, который не поддался бы всесильной Лукреции Немрод.
Она толкает крышку люка и, запыхавшись, вылезает на остров.
На сей раз Исидор Каценберг не плещется с дельфинами и не медитирует, а ест перед телевизором под выпуск новостей. Звук выключен, вместо голоса ведущего над водой плывут звуки классической музыки.
Это «Нептун» из симфонии Густава Холста «Пла-неты».
На экране бригады спасателей раскапывают развалины, оставленные землетрясением, сотни скрипок из стереоколонок – подходящий аккомпанемент к картинке.
Научный журналист, как околдованный, не отрывает взгляд от страшных кадров, не желая слышать комментарий. Потом на экране возникает лидер пережившей катастрофу страны в военном мундире, яростно грозящий кулаком – вероятно, вулкану. Возможно, его проклятия адресованы министру, не позаботившемуся о мерах предосторожности, возможно, соседней страны.
– Живо! – командует Лукреция Немрод.
Заслонив от Исидора телеэкран, она жестикулирует, чтобы привлечь его внимание.
Он наклоняет голову, чтобы продолжать смотреть.
– Опять вы? – бормочет он безразличным тоном. – Вот упрямая.
Он наливает себе янтарной жидкости и жестом приказывает ей подвинуться.
– Исидор! Некогда объяснять, но…
– Вон!
Она подбегает к окну и видит три фары, выстроившиеся в ряд возле ее мотоцикла.
– Скорее, Исидор, они уже здесь!
– Вот еще, стану я торопиться!
– Они гонятся за мной, потому что я все узнала.
– Мне-то что до ваших мелких личных неприятностей?
– Исидор! Меня хотят убить!
Она показывает свою уничтоженную пулей камеру. Ноль впечатления.
– Без смертей не проходит дня.
– Быстрее, надо приготовиться к обороне.
– Начнем с того, что когда приходишь, принято здороваться. Или хотя бы стучаться, звонить.
– Виновата.
– Придется придумать более замысловатый замок для этого люка.
Она никак не отдышится.
– Вы были правы насчет полночи понедельника. В это время там творятся жуткие вещи. Это опасные безумцы!
– О ком это вы?
– О Театре Дариуса. Полночь понедельника. Там убивают при помощи анекдотов и пистолетов.
Бывший научный журналист соизволит наконец обратить на нее внимание. Судя по растрепанной рыжей копне на голове и пыльному кожаному обмундированию, ей здорово досталось.
– Ничего не понимаю. Что вы несете?
– Сейчас они будут здесь. Они вооружены!
Тем временем в теленовостях начался новый сюжет. Папа римский выступает перед толпой. Судя по субтитрам, он отговаривает верующих пользоваться презервативами. Теперь музыка до смешного не соответствует теме.
– Опомнитесь, Исидор, послушайте меня!
Она выключает стереосистему. Он, не выходя из своего флегматичного состояния, включает звук телевизора.
Она хватает пульт и гасит телевизор.
– Вы что, не понимаете? За мной гнались. Они знают, что я здесь.
– Вариантов всегда три: 1) драться, 2) подавить, 3) сбежать, – перечисляет Исидор.
Черт, это от него я заразилась манией все превращать в цифры!
Раздаются шаги троицы, поднимающейся на водокачку по винтовой лестнице.
Исидор включает охранную видеокамеру. На экране трое в розовом, с оружием, приближающиеся к их убежищу.
– Похоже, вы правы.
– Как быть?
– Вариант номер три: бегство.
– Лестница-то всего одна!
– На случай непредвиденной ситуации у меня есть аварийный выход.
– Что угодно, лишь бы скорее! Они здесь!
– Прекратите истерику, вы становитесь предсказуемой. Спокойно, идите за мной.
– Но они уже…
Когда непрошеным гостям остаются последние метры, Исидор преспокойно переходит по мостику на остров и закрывает люк. Троица пытается высадить дверь, стреляет в замок, издающий колокольный звон. Железная дверь вот-вот поддастся.
– Ну и где ваш аварийный выход? Тоннель, вторая лестница, лифт, вертолет, катапульта? – тараторит, захлебываясь, Лукреция.
Исидор вытягивает из шкафа матерчатый мешок, достает и разматывает длинную веревочную лестницу и выбрасывает ее в иллюминатор.
– Вы шутите? Вы имели в виду эту ерунду?
Под оглушительные удары в дверь журналисты лезут в иллюминатор и быстро спускаются по веревочной лестнице вниз.
Вокруг них беззвучно носятся летучие мыши.
Чувствую, когда мы спустимся, он скажет мне что-то неприятное. Все мужчины одинаковые: или жалуются, или упрекают.
Вот они и на земле.
Лукреция ведет Исидора к своему мотоциклу с коляской, вынимает из-под кожуха шлем и мотоциклетные очки и сует ему.
Он садится и накрывает себе колени кожаным фартуком.
– Вы отдаете себе отчет, что я спокойно смотрел у себя дома телевизор, а вы вторглись ко мне в час ночи? Надеюсь, у вас есть убедительное оправдание, – ворчит он.
Она хочет дать ему револьвер, но он смотрит на него с омерзением. Схватив револьвер за дуло, он отшвыривает его далеко в темноту.
– С ума сошли? Это же коллекционный «Манурин» 1973 года, калибр 357 «магнум», он стоил мне целое состояние!
– Огнестрельное оружие мешает думать. Возникает ощущение, что оно решит проблемы за нас, но оно ложное.
– Они станут нас преследовать, как нам отстреливаться?
– Насилие – последний аргумент идиотов.
Это я идиотка! Я сделала глупость, приехав к нему. Всё моя гордыня: не выношу, когда меня отвергают.
Она толкает педаль газа.
– Ну, так по какой такой причине вы примчались ко мне в неподобающий час и вытащили на холод?
Мотоцикл заводится и, содрогаясь, издает оглушительный стальной скрежет.
– Вперед, к приключениям!
И они уносятся в ночь.
