30
– Какой делаешь цвет?
Лукреция Немрод сидит в кресле у стилиста Алессандро. Он только что вымазал ей голову чем-то зеленым, скорее липким, чем текучим.
– Приблизительно красное дерево.
– Уходим от морковки?
– Среднее между морковью и красным деревом. И чуть-чуть покороче. Если не хочешь, чтобы я покромсал их ножницами, позволь просто убрать лишнее. Поверь, Лукреция, будет лучше, чем сейчас.
– Нет уж, спасибо, хочу ходить с длинными.
Стилист принимается ловко массировать ей кожу головы. Он открывает и нюхает разные флакончики, источающие сложные ароматы.
– Хочешь анекдот?
– Нет, благодарю, Алессандро, у меня временное… скажем, несварение от анекдотов.
Алессандро погружается в молчание: слово клиентки – закон.
Знаю, этот сеанс – безумие, но так надо. Вся испсиховалась из-за этого расследования. Такое впечатление, что мне надо понять что-то важное. Можно ли убить человека, вызвав у него хохот?
И кто мог ненавидеть любимейшего француза всех французов?
B…Q…T… Bienheureux celui Qui se Tait?
А что думать о Стефане Краузе? Тадеуш Возняк прав, главный выгодоприобретатель – он. Ну а Крауз, ясное дело, называет таковым Тадеуша.
– Что ты думаешь о комике Дариусе, Алессандро?
– Я его О-БО-ЖАЛ. Это был гений. Меня очень удручила его смерть. Прямо аппетит пропал на три часа. Поужинал одними чипсами.
– Что тебе в нем нравилось?
– Всё! Он был таким остроумным! Чувствовалось, что человек себя не щадил. Не принимал себя всерьез и любил людей. Знаешь, Лукреция, здесь долго обсуждали его смерть. Может, его прикончили тайные правительственные службы? Как Леди Ди.
– Зачем?
– Слишком много знал о крупных политиках. Понимаешь, он со всеми ними был знаком. Они могли между шутками наплести ему лишнего. А потом пожалеть об этом. Так же было с Мэрилин Монро, потом с Колюшем. Политики подсылают убийц, а потом смерть маскируют под несчастный случай. Всякое бывает. Дураков нет.
– Преступление секретных служб? Откуда ты это взял, Алессандро?
– Из интернета. Об этом стали писать тем же вечером. Один утверждает, что он располагает секретными сведениями и работает в обороне, свое имя назвать, конечно, не может, зато может о многом рассказать. Кончики и корни одного цвета? Как насчет светлых прядей? Мелируем?
– Он боится последовать за нашим дорогим Дариусом?
– Этот тип – его псевдоним Глубокая Глотка – обвиняет в убийстве ЦРУ. Дескать, у них есть такая мушка – может, комар, а может, муравей, в общем, крохотная тварь, – которая пробирается по вентиляционной системе и вонзает в жертву иголочку, не оставляющую никаких следов.
– Я читала про это в фантастическом романе «День муравьев».
– Вот-вот, именно! Но главное – мотив!
– Да ну? Какой же?
Совсем забыла: парикмахер – не только психотерапевт, но и кладезь сведений, каких нигде больше не найти.
– Только не говори, что не поняла! – И он шепчет ей на ухо: – Он же метил в президенты! Совсем как Колюш. Это очевидно! Его избрали бы. Точно избрали бы. Никого так не любили, как его!
– Понятно. Но при чем тут ЦРУ?
Он снова наклоняется к ее уху.
– Наш теперешний президент – и так агент ЦРУ, зачем им конкуренция?
И Алессандро прижимает палец к губам – мол, все понятно, а ты молчи!
– Ну как, мадемуазель Немрод, красим корни тоже или оставляем на следующий раз? – тараторит он, чтобы сбить с толку возможных подслушивающих.
– Во сколько это обойдется?
– Для такой хорошей клиентки, как ты, сегодня все за полцены. Если хочешь, я попрошу Луизу сделать тебе маникюр. Мы как раз получили новейшие американские ногти из усиленного пластика, на них березовый лес и заход солнца. Вообрази, на каждом ноготке – березки и закат. Можно и на ногах сделать, если пожелаешь.
Ее ответ заглушен звуком трубы. На улице оглушительный тарарам.
Карнавальное шествие? За несколько дней до 1 апреля? Еще одно извращенное следствие потепления климата?
По улице шествует колонна ряженых, трое играют на духовых инструментах: трубе, кларнете, саксофоне.
Откуда берется эта потребность устраивать праздник и давиться со смеху в определенную дату, а потом дружно грустить в День Всех Святых? Можно подумать, все обязаны одновременно испытывать одни и те же чувства.
Лукреция не может отвести взгляд от зеркала, где отражается запрудившая улицу процессия. Внезапно одна деталь вызывает у нее оторопь.
Среди веселящихся, облепивших огромную фигуру на повозке, она замечает клоуна с толстым красным носом, с опущенными уголками рта и со слезой на щеке.
ГРУСТНЫЙ КЛОУН собственной персоной!
Она выбегает на улицу.
– Эй вы!
Заметив ее, клоун спрыгивает с повозки и пускается наутек. Волосы Лукреции вымазаны зеленой гадостью, но это не мешает преследованию. Клоун ныряет в толпу, чтобы спрятаться от погони.
Но она карабкается на повозку и видит, куда он направляется.
Она догадывается свернуть и выскочить из проулка ему наперерез. Повалив его на мостовую, она нажимает ему локтем на кадык, не давая дышать.
Дав ему полежать придушенным несколько секунд, она ослабляет нажим.
Потерев ему щеки краем накидки из салона и удалив слой грима, она убеждается, что сбила с ног юнца лет шестнадцати, не больше.
– Зачем ты удирал?
– Клянусь, это не я воровал мобильники! Я не виноват!
Она отпускает его, и он бросается прочь, не разбирая дороги. Ее удивленно разглядывают прохожие. Липкая гадость грозит затечь ей в глаза.
Надо же было вообразить, что мне вот так, без усилий, удастся поймать убийцу!
Вдруг все дело Циклопа – плод воображения, как бредни Алессандро о заговорах?
Уголовное преступление? Слабо верится.
Творческое соперничество? Слишком сложный способ убийства.
Крауз, алчный продюсер? Не нахожу в нем такого мерзкого двуличия.
Тадеуш, брат, которому не терпелось получить наследство? Тоже вряд ли.
Остается синяя шкатулка… Кроме нее, у меня ничего нет. Шкатулка и три буквы: B, Q, T.
Что, если Тенардье права? Что, если я такая же неумеха, как Клотильда? Думай, думай!
Флоран Пеллегрини дал мне хороший совет: я должна добиться помощи Исидора, опытного сыщика. Одна я ничего не добьюсь.
Но этот заносчивый толстяк отказывается мне помогать.
Может, опустить руки и приползти к Тенардье с повинной? «Сжальтесь, Кристиана! Вы были правы, это был сердечный приступ, преступление – моя фантазия на пустом месте. Захотелось поинтересничать, каюсь!»
Невозможно! Гордость не позволит. А раз так, придется продолжать расследование, чего бы это ни стоило. Я слишком далеко зашла, чтобы дать задний ход.
Она возвращается в салон.
– Что стряслось, Лукреция? Мимо пробегал твой суженый? – насмешливо спрашивает Алессандро.
– Представь, привиделось! Но я обозналась, это был не он, – серьезно отвечает она, садясь в кресло.
Она не замечает, что из глубины зала за ней внимательно наблюдает мужчина, делающий вид, что читает газету.
