Книга: Смех Циклопа
Назад: 17
Дальше: 19

18

– И речи быть не может! Даже не мечтайте.
– Но…
– Мне очень жаль. Я не стану помогать вам с расследованием. Я теперь отставной научный журналист, я все прекратил и не готов начать снова. Я хочу одного: чтобы меня оставили в покое.
На Исидоре Каценберге цветастая гавайская рубаха навыпуск, желтые пляжные шорты с фиолетовыми полосами, на носу узенькие солнечные очки, на ногах пляжные шлепанцы.
Лукреция Немрод удивлена, что он опять перешел с ней на «вы». Но после их последней встречи прошло целых полгода, и она заключает, что таким способом он дает ей понять, что она стала ему чужой.
Она вздыхает и окидывает взглядом берлогу журналиста-отшельника, былого вундеркинда этой профессии. Он давно поселился в башне, но башня эта особенная – водокачка на границе Парижа, торчащая за метро «Порт-де-Пантен», посреди пустыря.
Исидор Каценберг переделал ее под жилье. Туда ведет центральная лестница. Гость попадает на островок диаметром два метра, засыпанный белым песочком, с двумя пальмами посередине. Островок окружен бассейном диаметром 50 и глубиной 5 метров.
По скрепленному лианами бамбуковому мостику гостья переходит на берег, где стоит кое-какая мебель, придающая этому жилищу подобие нормального вида. Роль спальни исполняет кровать с балдахином, роль кабинета – столик с компьютером, вместо кухни здесь кухонный уголок, вместо ванной – раковина в углу, «гостиная» отгорожена широким диваном, перед телевизором стоит низкий столик.
Невысокий бортик не позволяет волнующейся бирюзовой воде выплеснуться из цистерны.
Благодаря прозрачной крыше из любой точки этой круглой квартиры видно солнце, луну и звезды.
Настоящий райский островок где-нибудь посреди Индийского океана – чуть ли не в центре города!
– Почему ты… почему вы отказываетесь мне помогать?
– Дариус мне не нравился.
– Не нравился Дариус? Он же был ЦИКЛОПОМ! Любимейшим французом всех французов! Дариуса любили все.
– Что ж, я – не все. То, что ошибающихся много, не значит, что они правы.
Это я уже слышала…
– Дариус никогда меня не смешил. Его юмор всегда казался мне тяжеловесным и вульгарным. Он насмехался над женщинами, иностранцами, больными. Он смеялся надо всем и не уважал ничего.
– Разве не для этого существует юмор?
– Если так, то я задаю вопрос: «Зачем мне юмор?» У меня вызывают презрение люди, которым обязательно нужно испытывать спазмы диафрагмы, когда какой-нибудь бедняга поскальзывается на банановой кожуре или стоит мокрый после того, как его нарочно окатили водой из ведра.
– Но…
– Не настаивайте. По-моему, насмехаться над неудачниками, слабыми, над не такими, как мы, – недостойное занятие для развитого существа. Что главное в юморе? Приглашение подвергать поношению рогоносцев, пьяниц, безногих, толстяков, карликов, блондинок, бельгийцев, женщин, святых отцов, всех на свете. Не вижу ничего достойного в этом коллективном помешательстве. Смерть Дариуса Возняка – благо для всех, кому еще не изменили ум и хороший вкус.
– Но…
– И вообще, он не сам писал свои миниатюры. Он крал их или собирал анекдоты безвестных авторов и подписывал их своим именем. Ему все сходило с рук.
Лукреция Немрод встряхивает рыжей копной волос.
– Я же говорю, начало расследования…
– Что там у вас? Орудие убийства – синяя шкатулка с буквами BQT и предостережением «не смейте читать»? Почерневшая фотобумага? Видеозапись с грустным клоуном? И вы называете все это «началом расследования»? Надеюсь, вы шутите, мадемуазель Немрод?
Он намеренно мотает мне нервы!
Она внимательно его разглядывает. Бывшая звезда научной журналистики после их последней встречи заметно похудела. Но впечатление, что перед тобой большая кукла, никуда не делось: то же припухлое лицо, толстые губы, лысина, круглые точеные уши, высокий для таких габаритов рост – больше 1,8 м.
– Больше не могу тратить на вас время. Увы, у меня встреча с друзьями.
Друзья? Если я правильно помню, у него не было никаких друзей.
Он сбрасывает полосатые шорты, под ними обнаруживаются плавки в красный и синий цветочек. Он заменяет темные очки такими же узкими очками для плавания и затягивает на плавках шнурок.
Подойдя к своему бассейну, он изящно ныряет, не произведя ни малейшего всплеска.
Из воды весело выпрыгивают, приветствуя друга, два дельфина.
Это не пресная, а морская вода!
В прошлый раз она уже любовалась дельфинами в этом бассейне, придуманном специально для этих чудесных созданий.
Как красиво!
Как удивительно!
Как жаль, что я для него ничто!
Пока Исидор Каценберг плавает, она сидит и терпеливо ждет.
– ОСТОРОРЖНО! – внезапно кричит она. – ТАМ…
Она указывает на треугольный плавник, стремительно режущий воду.
Научный журналист высовывает голову из воды и деликатно сплевывает.
– ОСТОРОЖНО! АКУЛА! – вопит она.
Плавник приближается к беспечному пловцу.
Когда от страшных челюстей уже не увернуться, Исидор Каценберг протягивает руку и гладит чудище по спинке.
– Вас напугал Жорж? Я спас его, когда его прибило волнами к кубинскому берегу.
Он подплывает к ней и кладет локти на бортик.
– Жорж проглотил крючок, заброшенный кубинским рыбаком. Рыбаки собирались отрезать ему плавники, из них делают китайский суп, якобы усиливающий потенцию. Искалечив бедняг, рыбаки отпускают их. После этого акулы гниют заживо в океанской глубине, испытывая страшные муки. Но кого занимают страдания акул, принесенных в жертву ради эрекции у китайцев? Мой приятель из «Гринпис» пробрался на кубинский баркас и хотел вытащить акуленка из воды. Но его изрядно потыкали гарпуном, пришлось его лечить. И главное, подбадривать.
Что он несет? Как это – подбадривать акулу?
– Я называю его Жоржем, чтобы он не оставался безы- мянным. Жорж панически боялся людей, считал всех нас опасными. У него была… как это назвать?… Человекофобия.
Она провожает взглядом удаляющийся плавник.
– У него развивалась паранойя. Необходимо было забрать его из океана, кишащего опасностями.
Да он совсем свихнулся!
– Я решил его усыновить. Сначала я боялся, что это будет трудно, но все получилось. Жорж считает себя Джорджем и отлично ладит с Джоном, Ринго и Полом, моими дельфинами. Жорж – белая акула. Его соплеменников ошибочно называют людоедами. Это существо из далекого прошлого. Акулы были современницами динозавров и с тех пор не претерпели никакой психологической эволюции. Она им ни к чему, потому что они – само совершенство. Фильм Спилберга «Челюсти» сильно им навредил, а теперь я пытаюсь реабилитировать этот вид.
Исидор Каценберг не спешит вылезать из воды. Он пытается прицепиться к плавнику акулы, чтобы та его покатала, но робкое существо не желает повиноваться и спешит прочь. Бывший научный журналист преследует его безупречным кролем. Акула ищет спасения на дне бассейна, он ныряет за ней, гладит ее, но, не добившись взаимности, выныривает.
– Знаю я его! Он боится. Это из-за вас, мадемуазель Немрод. Ваше присутствие его нервирует. Он знает, что я не причиню ему зла, а вот насчет вас сомневается. Я вас не выпроводил, вот он и не желает иметь со мной дела. Мостик у вас за спиной, вы знаете обратную дорогу, не так ли?
И Исидор снова спешит в глубину, к зубастому другу.
Лукреция Немрод сидит неподвижно, следя за его грациозно скользящим в воде силуэтом.
Он высовывает голову и приподнимает очки.
– Вы еще здесь? Кажется, я вас отпустил. Спасибо. До свидания, мадемуазель Немрод.
Это сказано крайне сухим тоном.
Она мысленно ищет ключик к этому непроницаемому мозгу.
– Мне кажется, что вы – любитель игр и дерзких вызовов, Исидор. Давайте сыграем в «три камешка»: проиграете – придется мне помогать.
Он удивленно таращит глаза.
– Разве вы помните правила?
– А как же! Все просто. Каждый берет три спички, прячет в правом кулаке ноль, одну, две или три, вытягивает сжатый кулак. Играющие по очереди угадывают сумму спичек в обоих кулаках.
Из воды выпрыгивает дельфин, но она, не обращая на него внимания, продолжает:
– Получается цифра от нуля до шести. Если один из двоих называет правильную цифру, он выбрасывает одну спичку. Игра возобновляется. Кто первым остается без спичек, выиграв трижды, тот и победитель.
Исидор Каценберг колеблется, потом вылезает из своего огромного бассейна, вытирается, обматывает полотенцем бедра.
Заглядывая в ее изумрудные глаза, он говорит:
– Почему бы нет, собственно? Согласен, сыграем в «три камешка» и решим, буду ли я вам помогать. Но если вы проиграете, я запрещаю вам беспокоить меня под любым предлогом.
Каждый берет по три спички, прячет у себя за спиной, потом вытягивает сжатый кулак.
– Ladies first, мадемуазель Немрод.
– Думаю, в двух наших кулаках всего… четыре спички.
– Три! – возражает он.
Оба разжимают пальцы. На ладони у Лукреции две спички, на ладони у Исидора одна.
Журналист аккуратно кладет перед собой одну спичку.
Игра возобновляется. Теперь приходится угадывать цифру между 0 и 5.
Поскольку Исидор выиграл в первом раунде, он называет цифру первым.
– Пять.
– Четыре, – отвечает она.
Они разжимают пальцы. Спичек пять.
Исидор выкладывает следующую спичку. Дальше.
– Ноль! – говорит он.
– Одна.
Оба демонстрируют пустые ладони.
Она в полном недоумении и не верит собственным глазам.
– Вы выиграли три раза подряд, а я ни разу. Как у вас это получилось?
– В конце, когда вы поставили максимум, я сказал себе, что в следующий раз вы для разнообразия поставите минимум. Простая штука, элементарная психология.
– С последним раундом понятно, а до того?
– Вы боялись проиграть и были предсказуемой.
Как же он меня раздражает, как раздражает!
Он уже налил себе овощного соку и украсил бокал зонтиком.
– Всего хорошего, Лукреция.
Она смотрит на мостик и не шевелится.
– Вы мне нужны, Исидор…
– Я не ваш отец, Лукреция. Сами справитесь.
Она подходит к нему, вынимает из кармана шкатулку и сует ему под нос.
– Хотя бы один совет, чтобы расследование двинулось в нужную сторону! Пожалуйста!
Он размышляет, глядя на шкатулку с буквами BQT и с требованием «не смейте читать!».
– Гм… Первым делом надпись. Вспоминается знаменитый психологический принцип закрепления наоборот, предложенный Милтоном Эриксоном. Этот американский психотерапевт выстроил целую легенду на основании случая из своего детства. Его отец, фермер, затаскивал корову в коровник, тянул ее за веревку, а скотина упиралась. Девятилетний Эриксон поднял отца на смех, а тот ему и говорит: «Раз ты такой умный, сделай лучше». И ребенок вместо того, чтобы тянуть корову вперед, потащил ее за хвост назад. Упрямая скотина сразу рванулась вперед и оказалась в коровнике.
– Какая связь между Эриксоном и Циклопом?
– Тот, кто нацарапал это на шкатулке, хотел побудить Дариуса прочесть. Иначе он, возможно, не сделал бы этого. Надпись «Прочти!» могла вызвать у него недоверие.
– Забудьте вашу науку, лучше помогите мне, Исидор! Я без вас не обойдусь.
Он меряет ее взглядом, улыбается. Медлит, потом небрежно произносит:
– Судя по тому немногому, что вы мне рассказали, я могу высказать догадку, что эта история со странной смертью выходит за пределы круга ее участников.
– Как это понимать? Перестаньте говорить загадками!
Он не торопится с ответом.
– Для меня, – слышит она наконец, – настоящий вопрос, над которым вам надо задуматься, чтобы раскрыть это дело, звучит так: «Почему на земле возник юмор?»
Назад: 17
Дальше: 19