167
Голубой пол, белые коридоры.
Они идут серыми коридорами, потом коридоры светлеют, белеют. Снующие взад-вперед женщины в белой форме не обращают на них никакого внимания.
С потолка льется тусклый свет.
На двери изображен череп, под ним надпись: «ОСТОРОЖНО, РАДИАЦИЯ».
Войдя и взяв белые халаты, они входят в операционный зал. Никто не оборачивается. Несколько человек внимательно наблюдают за происходящим за стеклом. Там лежит на койке мужчина в белой сорочке. По сигналу койка заезжает в белый цилиндр, снаружи остаются торчать только ноги.
Раздается механический шум.
На экранах появляются картинки мозга, передаваемые напрямую под разными углами рентгеновскими аппаратами, соединенными со сканерами и с позитронными камерами. Звучит спокойный голос:
– Анекдот 1. «В автобус входит женщина с младенцем. «В жизни не видел такого уродливого ребенка», – говорит ей водитель. Женщина проходит в глубь салона, садится и возмущенно говорит соседу: «Водитель меня оскорбил!» – «Не спускайте оскорбления, идите, я посторожу вашу обезьянку».
Через секунду из трубы раздается хохот испытуемого. Пальцы его ног сводит судорога.
На большом экране видна яркая точка в мозге.
Женщина в белом халате, читавшая анекдот, просматривает видеозапись в замедленном режиме. Вспышка вытягивается в линию белого света, начинающуюся позади мозжечка, поднимающуюся по тонкой коре полушарий, пронзающую мозолистое тело и завершающую траекторию в лобных долях.
Женщина в белом халате снова наклоняется к микрофону.
– Анекдот 2. «Телеантенна влюбилась в громоотвод. «Ты веришь в удар молнии?» – спрашивает она его».
Испытуемый снова хохочет, на карте его мозга появляется белое пятно, ноги дергаются.
На экране траектория шутки, похожая на траекторию космического спутника – от места взлета до места посадки, расположенного в передней части мозга.
– Анекдот 3. «Два охотника идут по лесу. Вдруг один падает. Кажется, что он не дышит, взгляд остановился. Второй звонит по мобильному в «Скорую помощь»: «Мой друг умер, как быть?» Ему отвечают: «Спокойно. Убедитесь, что он действительно мертв». Молчание. Выстрел. «Готово, – говорит охотник, – что теперь, доктор?»
Пальцы ног снова дергаются. Из пластмассового цилиндра доносится смех, и женщина в белом халате объявляет:
– Довольно с него. Всем спасибо.
Койка с испытуемым выезжает наружу, ассистентка помогает ему встать. Он еще не отошел от анекдотов и продолжает икать. Ассистентка уводит его, женщина в белом халате остается одна. Она изучает траектории света в мозге.
– Можно побеседовать с вами с глазу на глаз, доктор?
Она оборачивается и узнает журналиста.
– Кажется, я уже давала интервью вашему журналу, мсье Каценберг.
– У меня остался маленький вопрос. Я предпочел бы задать его в вашем кабинете, вдали от чужих ушей. Это возможно, доктор Катрин Скалезе… или вас надо называть Кати Серебристая Ласка?
Она колеблется, смотрит на часы и говорит в переговорное устройство:
– Перерыв. У меня интервью с прессой. Вернусь через пять минут. Скажите следующему испытуемому подождать. Займитесь графиками.
Доктор Катрин Скалезе приглашает обоих журналистов к себе в кабинет. Он весь в цветастых коврах и в портретах ученых, изучавших механизмы юмора. Все они в белых халатах и глядят воинственно, как первопроходцы; можно подумать, они вот-вот доберутся до самой сути юмора.
За креслом доктора Скалезе висит лозунг: «ВООБРАЖЕНИЕ ДАНО ЧЕЛОВЕКУ ДЛЯ КОМПЕНСАЦИИ ТОГО, ЧЕМ ОН НЕ ЯВЛЯЕТСЯ, ЮМОР – ДЛЯ УТЕШЕНИЯ В СВЯЗИ С ТЕМ, КТО ОН ЕСТЬ». ГЕКТОР Х. МАНРО.
Доктор Скалезе закрывает дверь и берет телефон.
– Пять минут никого ко мне не пускать. Я даю интервью. Спасибо.
Она спокойно усаживает журналистов в большие кожаные кресла, предлагает им апельсиновый сок в высоких бокалах и ждет.
Наконец она спрашивает:
– Как вы меня нашли?
– Вчера, обнимая вас, я почувствовал ваш запах и вспомнил нашу первую встречу. Тогда я удивился, что вы душитесь, работая в лаборатории, тем более детскими духами Tartine et Chocolat. Я сказал себе: «Она не хочет расставаться с детством».
– Как вы внимательны!
– Еще я заметил топаз у вас в ухе. Что толку гримироваться в клоуна, если душиться теми же духами и не снимать серьги?
– Вот это внимательность!
– Ремесло требует тренировки всех пяти органов чувств.
У нее странная улыбка, ее ничего не берет.
– Значит, мы договоримся. Подлинное внимание – первая и, наверное, главная форма ума.
– Знаете, зачем мы с коллегой к вам пожаловали?
– Хотите узнать, где BQT?
– И еще – зачем вы убили Дариуса, – сухо добавляет Лукреция.
Доктор Катрин Скалезе, кажется, не удивлена. Она наливает себе апельсинового сока, подливает гранатового и пьет маленькими глотками.
– У нас есть другие вопросы в связи с убийством…
– Перестаньте, Лукреция, любезность – прежде всего.
Бред! Он стыдит меня перед подозреваемой!
– Катрин – можно мне так вас называть? Вы поможете нам узнать правду о деле Возняков?
Она откидывается в кресле.
– Я очень хочу рассказать вам правду, но готовы ли вы ее услышать, а главное, понять?
– Вы нас принимаете за кре…
– Значит, так, Катрин, – перебивает Лукрецию Исидор. – С этой секунды наши компьютеры перезагружены. Мы гоним всякое предубеждение, всякое торопливое суждение, всякую заднюю мысль. Мы слушаем вас с единственным намерением – добраться до истины.
Она все еще в сомнении.
– Что в этом толку для меня самой? Я облегчу душу? Поверю в силу истины? Избавлюсь от тягостной тайны? Я уже не в том возрасте, чтобы верить в такой вздор.
Скорее, нам нужен ключ. Она готова отпереть последнюю дверцу, но ей требуется помощь. Как помочь такой женщине во всем признаться? Пригрозить полицией? Слишком просто. Лишить ее работы? Не зря он сказал, что надо наблюдать. Она душится духами с ароматом детства. Значит, ключик там, в ее детстве. Ключ к Тадеушу и вообще к мужчинам – их мать, а ключ к Катрин – это…
– Ваш отец! – выпаливает Лукреция.
Катрин Скалезе вздрагивает, как от удара током.
– Что мой отец?
– Все это из-за вашего отца.
Наблюдать. Глядеть в оба. Найти ключ! Тут может пригодиться загадка Феликса Четтэма про двух рыцарей на перекрестке двух дорог. Если я солгу, а она в ответ тоже солжет, то я узнаю правду. Если она не солжет, то… я все равно узнаю правду.
– Причина смерти Дариуса – ваш отец.
В этот раз она реагирует бурно: она тяжело дышит, ее щеки багровеют, ей трудно глотать.
– Что вы несете?!
– Ваш отец знал Дариуса?
– Вы порылись в судебных архивах? Там сплошная чушь!
Теперь она в гневе, глаза пылают.
Бинго! Замочек начал поддаваться.
– Кем ты себя вообразила, пиявка? Копаешься в архивах несусветной давности и веришь газетам? Вы, журналюги, верите в собственное вранье. Наврать гораздо проще, чем…
Она случайно сбрасывает на пол стопку папок.
Исидор не шелохнется.
– Успокойтесь, Катрин. Мы пришли именно за правдой. Газеты наврали про вашего отца, я вам верю.
Теперь он со мной, он меня поддерживает.
– Что вы сделаете? Постараетесь, чтобы меня арестовали? Тогда к прошлому вранью добавится новое!
Хорошо, даже слишком! Задний ход! Надо ее подбодрить.
– Мы на вашей стороне, – говорит Исидор. – Иначе мы не пришли бы.
– Вы помешали мне…
Убить Анну Магдалену Возняк?
Она умокает, словно эта мысль прозвучала.
– Если я расскажу вам свою версию фактов, вы обещаете опубликовать ее, ничего не изменив?
– Слово журналиста! – выпаливает Лукреция.
– Конечно, мы для этого и пришли.
Еще поколебавшись, она решается.
– Все началось, когда мне было шестнадцать лет, а Дариусу семнадцать. Мы полюбили друг друга. Все большие драмы начинаются, наверное, с маленьких романов. Это само по себе первый анекдот, вы согласны?
Исидор согласен.
– Мой отец стал его другом, вернее, учителем и наставником. Он взял его к себе, как собачонку из приюта – из жалости. Будущий Циклоп был тогда неотесанным юнцом, злым и испорченным, ему светила тюрьма и вырождение, никакого будущего. По чистой случайности его мать и мой отец были знакомы. Это она настояла, чтобы он ему помог. У нее не хватало на него терпения, слишком он бы необузданным.
– Ваш отец был…
– Увидев его, он сказал мне: «Я встретил несчастного парня. Он ни в чем не виноват, просто родился в неудачном месте и в неудачный момент. Я заметил в нем некоторую предрасположенность к фарсу. Попробую поливать и окучивать росток таланта».
– Так ваш отец…
– Он был комиком, выступал под псевдонимом Момо. Он был виртуозом в искусстве смеха, имел учеников, взращивал их. А еще он передавал все свои познания одному человеку…
– Кому? – спрашивает Исидор.
– Мне. Отец обучил искусству остроумия нас обоих, Дариуса и меня. Два семечка проросли рядом друг с другом. Иногда отец просил нас гримироваться. Он повторял, что искусство комического заложили клоуны. Дариус был смеющимся клоуном, я – клоуном-плаксой. Нас сблизила совместная учеба, вот такая идиллия…
Катрин Скалезе достает из ящика красный клоунский нос и нервно его крутит.
– Однажды отец сказал: «Когда вы будете готовы, я познакомлю вас с моим другом Стефаном Краузом, крупным продюсером. Вы вступите в GLH. Возможно, придет день, когда вам откроется величайшая тайна всех комиков: BQT».
Кажется, она снова переживает все то, что рассказывает.
«Что такое GLH?» – не могла не спросить я. «Что такое BQT?» – не мог не спросить Дариус. Отец все нам объяснил. Дариус был поражен, ему захотелось непременно узнать тайну BQT. А мне – непременно вступить в GLH.
Она все более нервно теребит пальцами красный нос.
– Обучение продолжилось, но Дариус сильно изменился. Он заболел тайной BQT.
Она тяжело вздыхает.
– А потом произошло «это»…
– Дариус потерял на заброшенном заводе глаз? – подсказывает Лукреция, помнящая рассказ Анны Магдалены Возняк и желающая опередить в дедукции Исидора.
– Это не был несчастный случай!
Эти слова доктор Катрин Скалете произносит с неожиданной злостью.
– Мой отец прикипел к нему душой, занимался с ним больше, чем со мной. Я не хотела быть в стороне, я наблюдала за ними издалека. Однажды они репетировали жонглирование, я смотрела сверху. Они беседовали. Вдруг Дариус взбеленился. Я все слышала, речь шла о BQT: «Говори, что такое BQT, а то убью!» Отец был маленький, тощий, а Дариус крупный и очень злой, даже в свои семнадцать лет он бы запросто его одолел. Он сгреб отца за ворот и сунул головой под железную балку…
Катрин Скалезе не хватает дыхания, ее душат воспоминания.
– Отец не понимал, что происходит, он думал, что это скоротечный приступ злости. Но Дариус не успокаивался, он продолжал грозить: «Говори! Расскажи секрет шутки-убийцы! Я хочу знать!» Но отец молчал. «ТЫ У МЕНЯ ЗАГОВОРИШЬ! УЧТИ, Я НИ ПЕРЕД ЧЕМ НЕ ОСТАНОВЛЮСЬ!» Тогда отец признался, что никто, даже члены GLH, не знают слов BQT, потому что они несут смерть. Дариус не хотел ему верить, он бесился и повторял: «ТЫ ЗАГОВОРИШЬ? ГОВОРИ, А ТО Я ЗА СЕБЯ НЕ ОТВЕЧАЮ!» Отцу хватило силы духа ответить ему в тон: «Лучше выпей чаю!» Но Дариус не засмеялся, а снова заорал: «ТЫ МЕНЯ ЗНАЕШЬ, Я НЕ ОТСТУПЛЮСЬ!» Мой отец прохрипел из-под балки: «Все равно не расколюсь». Дариус ему: «ТЫ САМ НАПРОСИЛСЯ!» Отец хотел опять ответить шуткой, успел проговорить: «Ты давно не постил…», но тут Дариус дернул рычаг, и огромная балка раздавила отцу голову, как орех.
Она дышит нервными толчками.
– Я не могла поверить своим глазам, я не думала, что так произойдет, считала, что у них там, внизу, просто юмористическая сценка. Теперь я ждала, что все обойдется, что это не отец, а манекен, что кровь ненастоящая, что все это розыгрыш. Но нет, это было самое настоящее убийство.
Красный нос у нее в руках трескается, не выдержав нажима.
– Удар был так силен, что вылетевший изо рта отца зуб выбил Дариусу правый глаз.
Доктор Катрин Скалезе умолкает, ее лицо искажено судорогой.
– Что было потом? – бормочет Исидор.
Она отхлебывает апельсиново-гранатовый сок.
– Я выдала его полиции. Следователи нашли на месте преступления как улики, подкреплявшие мою версию, так и другие, ставившие ее под сомнение. Суд присяжных признал его виновным в предумышленном убийстве и назначил содержание под стражей.
– Я ничего этого не знала, – сознается Лукреция.
– Его брат Тадеуш и мать, Анна Магдалена, показали, что были там же, и подтвердили версию Дариуса о случайно обрушившихся ржавых стропилах. Но хуже всего была защита Дариуса. Он сказал судье: «Я убил Момо, потому что он знал секрет шутки-убийцы, а я хотел его выведать».
Ее опять бьет дрожь.
– Сказал – и замолчал. Сначала прыснул его адвокат, потом двое-трое присяжных. Дальше случилось, как при лесном пожаре: покатились со смеху все присяжные и весь зал. Судье пришлось стучать молоточком, добиваясь тишины.
Знаменитый прием: правда, которой никто не желает верить. Прав был Стефан Крауз: шутки – это оружие…
– Добившись первого смеха – того, который мой отец называл «пробным укусом акулы», – он выиграл процесс. «Заодно я избавился от своего правого глаза, – продолжил он. – Сами понимаете, куда мне столько глаз? Одного хватает за глаза». Он уже носил повязку, а тут сдвинул ее и показал пустую глазницу. Присяжные и зрители не могли на это не отреагировать. «Теперь меня можно называть Циклопом», – закончил он.
Доктор Катрин Скалезе откладывает клоунский нос и проводит рукой по лбу.
– Контраст между этой жуткой пустой глазницей и бойким тоном Дариуса сработал безотказно: все уже хохотали как умалишенные, в том числе судья и прокурор.
А ведь силен! Когда у человека такая беда, трудно не решить, что он уже достаточно наказан.
– Смех долго не стихал. Когда пришла очередь моих показаний, меня уже не слушали. Некоторые продолжали вытирать слезы смеха. Я говорила нейтральным тоном, строго придерживаясь фактов, и в такой обстановке это не вызвало доверия.
Она же не старалась рассмешить, а публика предпочитает тех, кто ее смешит.
– Когда я назвала мотивом убийства BQT, меня попросту засмеяли.
– Дариус превратил все в шутку. Он провел минирование, – объясняет Исидор.
– А когда я сказала, что глаз ему выбил вылетевший отцовский зуб, публика и весь суд легли на пол.
– Механизм «повтора», – вспоминает Лукреция учебу в GLH.
– Вердикт присяжных был единогласным: несчастный случай. Один из них даже встретился со мной, посоветовал не видеть за каждым углом зло и вручил свою визитную карточку. Он оказался психиатром.
Она снова хватает и теребит дрожащими пальцами клоунский нос.
– Я подала апелляцию, но вышло еще хуже. Публика пришла послушать обвиняемого, уже прозванного Циклопом. Дариус не обманул их ожиданий. Второй процесс вылился в яркое представление. Он опять заладил про «шутку, которая убивает» и про Циклопа. Этого ему показалось мало, и он рассказал о нашей с ним совместной учебе, даже о наших отношениях.
Вот что значит не бояться правды о своей личной жизни!
– Он сказал, что понимает меня и что на моем месте поступил бы точно так же: нашел бы любого виноватого, чтобы выместить на нем свою злость. И продолжил: «Если это тебе поможет, Кати, то я готов сказать: да, я виновен, да, твой отец погиб по моей вине».
Трюк «корова Эриксона»: когда слушателей тянут в одну сторону, они инстинктивно шарахаются в противоположную.
– «…Я даже готов лечь под гильотину, сунуть голову в петлю, сесть на электрический стул – не знаю, что сейчас в моде». Это был триумф, его наградили смехом и аплодисментами. Он выставил меня завистливой девчонкой, вздумавшей подставить ножку артисту-сопернику, а себя – воплощением великодушия. Он даже послал мне воздушный поцелуй и громко сказал: «Я не сержусь, Кати, понадобится помощь – не стесняйся, звони. Я всегда готов помочь в память о твоем отце… и о том, что было у нас с тобой».
– Первое выступление перед публикой, – бормочет Исидор, тоже взволнованный.
– Моя жизнь кончилась. Я впала в депрессию. Не могла ни двигаться, ни говорить. Невзлюбила все, что хотя бы отдаленно походило на шутки, анекдоты, любой комизм. Как-то раз столкнулась с группой «Красный нос, белый халат», ребята увидели, в какой я прострации, и решили меня развлечь, рассмешить. Я излупила их всем, что попалось под руку.
Красный пластмассовый нос приходит в ее пальцах в полную негодность, и она со злостью швыряет его в мусорную корзину.
– Потом я познакомилась с клиническим психологом, и он поставил мне диагноз.
– Агеластия? – спрашивает Исидор.
– Она самая. Откуда вы знаете?
– Узнали в GLH. Это слово изобрел Рабле, – торопится с ответом хорошая ученица Лукреция Немрод.
– Эта болезнь может принимать разные формы. Иногда она развивается после травм. У меня развилась самая острая форма: никакого смеха, тотальная аллергия на юмор. Любая шутка вызывала у меня сыпь, скетч по телевизору – приступ головокружения. Тот психиатр предупредил, что хроническая агеластия не лечится, однако он готов испытать на мне новую мягкую терапию на основе… чтения трагедий.
– Гениально! – вырывается у Исидора.
– Он стал рассказывать мне печальные истории, велел читать произведения с плохим концом: «Ромео и Джульетту» и «Макбета» Шекспира, «Собор Парижской Богоматери» Виктора Гюго, «Хижину дяди Тома» Гарриет Бичер-Стоу, «Цветы для Элджернона» Дэниела Киза. Я полюбила истории о невозможной любви, о героях, умирающих или кончающих с собой. Так я чувствовала, что не я одна – жертва несправедливости. Любой хеппи-энд, любой смешной рассказ были для меня табу.
Катрин Скалезе встает и смотрит на фотографии Зигмунда Фрейда, Альфреда Адлера, Анри Бергсона.
– Вы не представляете, что такое жизнь без смеха. Смех – реакция, помогающая переварить несчастье. Когда не смеешься, он накапливается в мозгу.
– Долго вы лежали в больнице после депрессии? – спрашивает Лукреция.
– Несколько месяцев, потом меня перевели. Три года я провела в специальном санатории. Мой психиатр заставлял меня мириться с моим отчаянием, он научил меня медицине. Он считал, что я должна сама себя излечить, а для этого понять свой мозг.
– У вас были с ним отношения? – спрашивает Исидор.
Опять он меня подрезал! Мне надо было соображать быстрее. Понятно же, что у нее был на этого человека перенос.
Катрин Скалезе садится в ближнее к ним кресло.
– Он меня спас. Выйдя из больницы, я стала изучать медицину. Когда пришло время дипломной работы, психиатр предложил тему: механизм смеха. Он считал, что это пойдет мне на пользу.
Новое подтверждение моей теории о том, что врачи выбирают специальностью свою личную проблему. Психиатры – безумцы. У дерматологов прыщи. Специалисты по смеху – агеласты.
– Я написала исчерпывающую работу по механизму смеха. Там его история, неврологическое, психологическое, электрическое, химическое действие. Никто никогда не писал с такой полнотой на эту кажущуюся нехитрой тему: шестьсот тридцать страниц! На меня набрел журналист, и я прославилась, даже ненадолго вошла в моду.
– Может, это был кто-то из «Геттёр Модерн»? – пытает счастья Лукреция.
– Нет, из конкурирующего издания, кажется, «Л’Энстантане». Ко мне проявил интерес продюсер Стефан Крауз. Познакомившись с моими работами по физиологии юмора, он загорелся и предложил мне небольшое путешествие.
– В багажнике машины? С завязанными глазами? – спрашивает Исидор.
– Откуда вы знаете?
– Продолжайте. Вас привели в подземелье под недействующим маяком…
– Там я познакомилась с GLH, знаменитой Ложей, о которой мне рассказывал отец. У меня возникло ощущение продолжения моей истории с того места, где она прервалась: отец обещал мне GLH, и вот я здесь. В голове у меня как будто отодвинулся засов. В конце концов для меня открыли лабораторию, вложили в нее серьезные средства, предоставили мне доступ к недостающим сведениям о механизме юмора.
– Вы прошли посвящение?
Она подтверждает это, хотя не сразу.
– Да. Ценой убийства человека. Такова цена знания: расставание с невинностью. Моя дуэль ПЗПП вышла скоротечной. Против меня шутил маленький симпатичный толстячок. Бедняга не знал, что у него не было шансов: при моей болезни я была непобедима.
Она пожимает плечами.
– С моим статусом исследовательницы я имела почти исключительную привилегию по собственному желанию покидать маяк-призрак и возвращаться туда. Я была там, когда Дариус потребовал избрать его Великим магистром. Я была среди сиреневых плащей, он меня не узнал. Конечно, я проголосовала против него. Кажется, его соперник прошел с большинством в один-единственный голос.
– Они напали при вас? – спрашивает Исидор.
– Да. Я была среди спасшихся. Они укрылись в подземелье под церковью Сен-Мишель, а я предпочла ждать снаружи.
– Вы хотели убить Дариуса? – спрашивает Исидор.
– Я вооружилась палкой. Они рассыпались, у каждого было оружие и фонарь. Я дожидалась Дариуса. Мне показалось, что я его узнала, и я со всей силы огрела его по голове.
– Это был не он, а Павел, – говорит Лукреция.
– Увы. Но когда он падал, из его рюкзака что-то выпало.
– BQT?
– Не мешайте ей рассказывать! – не выдерживает Лукреция.
Беда с ним, вечно он перебивает, тычет в нос свою сообразительность и мешает мне говорить!
– У меня в голове все происходило очень быстро. Желание отомстить пересилило любопытство. Вспомнилась отцовская шутка: «Когда Бог хочет наказать нас за наши дела, он осуществляет наши желания». Я сказала себе: «Заберу BQT и отомщу Дариусу: вручу ему то, чем ему так хотелось обладать».
– Не надо было ее трогать, он бы сам ее забрал, – говорит Лукреция.
– Нет, я хотела отдать ее сама, глядя ему в глаза, со словами: «Вот то, чего тебе всегда хотелось». Я нагнулась, чтобы ее подобрать. Но рядом оказалась женщина во всем розовом…
– Мари-Анж, – подсказывает Лукреция.
– Смутно различая мой силуэт, она выстрелила. Все решилось за доли секунды: вместо того чтобы подобрать шкатулку, я бросилась наутек. Спрятавшись, я стала наблюдать за происходящим. Мари-Анж схватила шкатулку с BQT и позвала на помощь, сказав, что Павла оглушили.
– Прибежал Феликс…
– Она показала ему BQT и тело Павла. Они заспорили. Феликс решил не отдавать BQT Дариусу, а спрятать. Оба были сильно на взводе, так кричали, что я слышала каждое слово. Она сказала: «Если Дариус узнает, что ты оставил BQT себе, он тебя убьет». Феликс ответил: «Если я спрячу ее в сейфе у него в театре и он ее там найдет, то меня не в чем будет обвинить».
К таким мыслям приводит структура анекдотов. Сказать правду, чтобы тебе не поверили. Спрятать предмет среди вещей того, кто его ищет. Неплохо!
– То есть я знала, у кого BQT и где она спрятана, оставалось ее забрать и осуществить месть.
– Вы выдали себя за Кати Серебристую Ласку?
– Надо было как-то туда просочиться и осмотреться. Как ни странно, именно во время схваток ПЗПП там ослабевала система безопасности, «розовых костюмов» явно недоставало: всем хотелось посмотреть дуэль. Я записалась, чтобы сориентироваться в театре.
– Вышло так, что вы сами стали участницей. Вы не боялись умереть?
– У меня иммунитет – болезнь агеластия. Отцовская наука, учеба в GLH, познания в физиологии смеха – все это были мои неотразимые козыри. Я чувствовала себя воительницей в доспехах и с длинной шпагой среди пещерных людей с палицами. Чего мне было бояться ПЗПП?
– Как-никак поединок не на жизнь, а на смерть… – замечает Лукреция.
– Мои противники, и яркие, и тусклые, были любителями. Всем им было страшно. А когда тебе страшно, ты уже наполовину проиграл. У меня была странная проблема: изображать смех, чтобы не вызывать подозрений.
– Как же вы накручивали свой гальванометр?
– Грустная мысль не менее эмоциональна, чем веселая. Я изображала смех, но вспоминала отца. Так я управляла появлявшимися на экране цифрами.
Исидор впечатлен ее уверенностью.
– Благодаря своему скромному успеху на ПЗПП я очутилась там, где хотела. Я наблюдала за действиями моих врагов, не вызывая подозрений, и могла искать сокровище в самом их логове.
Доктор Катрин Скалезе слабо улыбается.
– Я вошла во вкус. Сочетание Гелоса и Танатоса – взрывоопасный эмоциональный коктейль.
Против такой соперницы у Себастьяна Долина не было шансов.
– Значит, пока разворачивались напряженные сражения, вы шарили по кабинетам в поисках BQT?
– И я ее нашла! Я подслушала слова Феликса: «Я засуну ее в голову». Я не сразу их поняла, сначала приняла за метафору. Штука в том, что мы часто понимаем во втором значении то, что следует понимать в первом. Она действительно находилась в голове. В голове огромной статуи.
– Неплохо!
– Вот только я не знала кода. Сколько раз пыталась вскрыть эту чертову полую голову – все без толку.
– Все мы обладаем дополнительными талантами, Катрин. Попросили бы меня, я бы с радостью вам помогла, замки – тема моего диплома, – говорит с неожиданным сочувствием Лукреция.
– В конце концов у меня получилось. Я завладела BQT.
В этот момент в дверь влетает взволнованная ассистентка.
– Мы больше не можем ждать, доктор Скалезе, пять минут давно истекли! Испытуемый 154 готов, он уже в сканере, датчики установлены.
– Да? Прошу меня извинить, мне пора. На первом месте работа, удовольствия потом.
Видя, что журналисты в сомнении, доктор Скалезе их успокаивает:
– Не волнуйтесь, я вернусь и расскажу, чем все кончилось, обещаю.
Исидор провожает ее взглядом, встает и наугад берет с книжной полки один из «филогелосов».
