135
Лукреции снится сон.
Она в огромном, со стадион, театре. Она поднимается на сцену, обрамленную красным бархатным занавесом, и смотрит в полный зал.
Она знает, что должна смешить эти десятки тысяч внимательных зрителей.
Для начала она раздевается.
Долой блузку, брюки, чулки, туфли. На ней только бюстгальтер и трусы. Она снимает бюстгальтер и остается с голой грудью. Потом трусы. Она отворачивается от зала и демонстрирует ягодицы. Раззадоренный зал оглушительно свистит. Она смешно вращает задом.
Потом она манит на сцену Исидора в белом плаще и в маске.
Тот подходит к подставке с микрофоном.
– Шутки – как вирусы. Стоит их запустить, как они начинают распространяться, передаваться от уст в уста, мутировать, как вирусы… и, как вирусы, убивать.
Зал аплодирует.
Он достает из-под плаща перевязанный лентой сверток.
– С Первым апреля! С праздником, Лукреция!
Она развязывает ленту, снимает обертку и видит синюю деревянную шкатулку с позолоченными петлями. Сверху надпись: BQT, снизу: «Не смейте читать!».
– Не смейте читать, Лукреция! – говорит ей Исидор.
Из люка на сцену лезет Дариус Возняк.
– О нет! – говорит он насмешливо. – Не смейте!
Он приподнимает повязку на глазу. В пустой глазнице не сердечко, а пластмассовая фигурка, брелок со смехом. «Не смейте читать!» – звучит механический голос.
Следующими из-под сцены вылезают брат и мать Дариуса.
– У моего сына было железное здоровье, – говорит мать.
– Первый, кто засмеется, получит пулю, – говорит брат.
По трапеции на сцену спускается грустный клоун.
Он снимает маску и оказывается профессором Лёвенбрюком.
– Это ящик Пандоры, – говорит он. – Тот, кто его открывает, не знает, на что себя обрекает.
В следующий момент профессор Лёвенбрюк становится Себастьяном Долином и говорит:
– Это поцелуй, ласка для души.
Себастьян Долин превращается в кюре из Карнака, отца Легерна.
– Это сатана, дьявол!
Наконец на сцену выбегает Стефан Крауз. Сняв свою сиреневую маску, он декламирует:
– Этот анекдот – всего лишь хокку, он подчиняется правилу трех тактов.
Он тычет пальцем в голую грудь Лукреции:
– Экспозиция.
Он указывает на ее ягодицы:
– Развитие.
Теперь очередь лобка:
– Заключение.
Девушка закрывает себе руками соски и низ живота.
– Долой стеснение! Юмор – это секс, копрофагия, все запретное и шокирующее. Юмор – это беспокойство, грязь, это плевок в лицо обществу. Юмор должен быть тошнотворным. Нос в анисе, Лукреция, в анисе!
Он пытается заставить ее убрать руки, но она не дается.
Звенят тарелки, оркестр новоорлеанского джаза разражается сумасшедшими фанфарами.
Прожектор бьет в угол сцены, где рядом с цветочным киоском лежат двое разбившихся, один из них вдобавок раздавлен холодильником. Из холодильника вылезает окровавленный человек.
– Лично я – любовник, я ничего не понял! – объявляет он.
Зал аплодирует.
Приглядевшись, Лукреция узнает в нем своего собственного любовника, которого она прогнала, чтобы посвятить себя расследованию. Сверху падает еще что-то и разбивается на мелкие кусочки. Это ее компьютер.
Снова аплодисменты в зале.
За спиной Стефана Крауза появляется Великая магистерша в фиолетовой маске. Она подходит к микрофону.
– Через девять дней вас ждет смертельное испытание. Девять дней – это как девять месяцев, срок вынашивания.
Пожарный Тампести выкатывает гроб на колесиках, на крышке гроба написано: «Здесь покоится Лукреция Немрод, никем не любимая, потому что уродина, дура, даже расследование до конца довести не может».
Следом за пожарным семенит, крестясь, отец Легерн.
– На кладбище рождена, на кладбище возвратилась…
Публика хлопает. К микрофону подходит Лукреция.
– Вы считаете меня пустым местом, потому что я не совсем голая. Надо продолжить стриптиз, я зашла не достаточно далеко.
Стефан Крауз наводит на нее револьвер.
– Валяй, рассмеши нас, это ОКОНЧАТЕЛЬНОЕ ИСПЫТАНИЕ твоего посвящения.
Она прикасается к волосам и стягивает с головы парик, под ним голый, как яйцо, череп. Она нащупывает на затылке застежку-молнию, тянет за нее и снимает с себя всю кожу, как комбинезон ныряльщицы, оголяя красные мускулы и желтые жировые наслоения.
Потом убирает мускулы, отделяет органы: сердце, кишки, печень, поджелудочную, легкие. Все это она складывает перед собой, как одежду, которую потом надо будет снова надеть. Избавившись от последних мышц, она оголяет скелет.
Зал поощряет стриптизершу свистом.
– Дальше? – спрашивает она.
Стефан Крауз дергает револьверным дулом.
– Последнее испытание!
Она отвинчивает, как крышку на банке с вареньем, верхнюю половинку своего черепа, достает розовый мозг, похожий на цветную капусту в желатине, и кладет его рядом со своими органами.
Скелет открывает шкатулку и достает оттуда жареную рыбешку с выпученными глазами Левиафана.
Аплодисменты.
Она разворачивает свиток и громко читает:
– Вы правда хотите, чтобы я вас рассмешила? Это последнее испытание? Что ж, теперь я готова прочесть вам BQT. Вы готовы ее слушать?
– Да, да, да! – гремит хор.
Исидор доволен. Тенардье хлопает в ладоши. Тампести закуривает и подпаливает себе усы. Крауз говорит:
– Помните о четкой артикуляции, перед каждой фразой делайте вдох.
Она, по-прежнему скелет, делает вдох и подносит свиток к своим пустым глазницам:
– «Это история знаменитого комика, которого убило чтение шутки».
Дариус поднимает руку.
– Это я, я!
Залу уже смешно.
– «Двое научных журналистов расследуют, что это за шутка».
Исидор грохочет:
– Это мы, мы!
Залу еще смешнее.
– А вот и развязка: «В конце они выясняют, что шутка – это секрет того, что такое на самом деле человек!»
И зрители разражаются хохотом.
Десятки тысяч громко ржут в унисон. От натуги они лопаются, со всех клочьями слезает кожа, обваливаются мышцы, выпадают внутренние органы, и все до одного, включая Исидора, превращаются в лязгающие челюстями скелеты.
– Вот оно как! – удивляется Исидор. – Шутка шуток – это, оказывается, напоминание людям, что на самом деле они – задрапированные мясом кости!
И он сам вибрирует всеми костями от хохота.
– Это и есть заразный вирус – знание истины… Она до того нестерпима, что человек хохочет, чтобы не сойти с ума.
Прожектор освещает в глубине толстые ворота вроде тех, которыми заканчивается подземная галерея. В замочной скважине медленно поворачивается древний ключ. Ворота открываются, за ними стоит стилист Алессандро. Он протягивает Лукреции косу.
– Пора завершить работу. Скоси все, что торчит. Поверь, Лукреция, стрижка всегда идет на пользу.
Подражая скелету с карты Таро, Лукреция со свистом орудует косой, лихо снося хохочущие над смертельной шуткой головы зрителей…
Будильник в ее «Блэкберри» будит ее несносной мексиканской «кукарачей».
Она просыпается вся в поту, с кошмарными картинками из своего сна в голове.
Она трет глаза.
Смыть кошмар! Зачем мозг показал мне это омерзительное кино?
Она помнит сон, помнит и реальность.
Накануне вечером они с Исидором опять пытались отпереть ворота, но тщетно.
Под душем она трет себя едва ли не до крови, чтобы избавиться от ошметков сна.
Зубы она счистит с таким остервенением, что заплевывает кровью всю раковину.
Ни слова не говоря коллеге – он тоже встал, – она одевается, красится, причесывается, надевает плащ и маску.
Все так же молча они выходят в коридор, где мимо них шмыгают розовые и сиреневые плащи.
Стефан Крауз уже ждет их в столовой.
– Ну, что вы думаете об анекдоте про троих в раю?
– У него замечательная структура, – отвечает Исидор. – Тот, кто его придумал, поработал над мельчайшими подробностями.
– Его сочинил в 1973 году наш тогдашний Великий магистр Сильвен Ордюро. О нашем существовании никто не подозревает, поэтому анекдот был запущен в мир без всякого авторского права и с тех пор живет-поживает.
– 1973 год? Наверняка с тех пор он претерпел изменения.
– И немалые. Чем их больше, тем успешнее шутка. Гениальность создателя шутки заключается в том, чтобы она, все время пересказываемая, искажаемая, даже отчасти забытая, не теряла первоначального смысла. Речь идет об устной литературе, которой люди делятся друг с другом. Каждый рассказчик как бы сочиняет шутку заново. Это искусство, где приходится заранее предвидеть талант или отсутствие таланта у тех, кто будет распространять его плоды.
На завтрак фрукты.
Лукреция Немрод ловит себя на том, что больше не изнывает по сигаретам и свободнее дышит. Она делится своим наблюдением с наставником.
– Один из эффектов смеха, – объясняет тот – Он очищает бронхи. Смех – идеальное средство вывода смолы и никотина из легочных альвеол.
Он улыбается.
– Сегодня у нас в программе лечение смехом и… смеховой плен. Смех – оружие не только самозащиты, но и саморазрушения.
Они переходят в незнакомый зал со звукоизоляцией, где учатся смеяться горлом, легкими, животом.
– От некоторых шуток сотрясается именно живот, это полезный массаж на случай запора.
Лукреция и Исидор узнают о возможности лечить боль в горле горловым смехом, головную боль и мигрени – некоторыми церебральными шутками.
Научив их целительному смеху, он переходит к смеху как оружию.
– Шутка должна разить с той скоростью и с той мощью, которые нужны шутящему. Первое – предупредить, второе – нарушить равновесие, третье – навалиться и сбить с ног. Здесь скорее уже не кунг-фу, а дзюдо.
Они разбирают несколько шуток, отвечая по очереди, как делать финальную подсечку.
Выясняется, что смех вызывается не только изложением шутки, но и энергией в голосе рассказчика. Энергия эта подобна дыханию, сила и дальность которого поддаются регулировке.
– Сейчас вы три раза расскажете один и тот же анекдот. Первый раз с ближней энергией, во второй раз с более удаленной, в третий раз – с лазерной энергией, преодолевающей все преграды. И не забывайте о взгляде, поддерживающем энергию шутки.
Далее следуют уроки постановки, модулирования голосов персонажей.
Примером служит анекдот про лягушку.
– «У лягушки огромный рот, она страшно тянет слова. Видит корову на лугу и обращается к ней: «БОННННЖУУУУРРР, мадам КОРООООВА! Что вы ЕДИИИИИТЕ?» – «Траву». – «Вкуууусно?» – «Да», – отвечает корова. Встречает лягушка с огромным ртом собаку на цепи. «БОННННЖУУУУРРР МСЬЕЕЕЕ ПЁЁЁС! Что вы ЕДИИИИИТЕ?» – «Паштет». – «ВКУУУУУСНО?» – «Да, хочешь попробовать?» Но лягушка уже далеко, у озера, где ищет пропитание аист. «БОНННЖУУУУУР, мадам АИСТИИИИХА! Что ЕДИИИТЕ?» – «Лягушек с огромным ртом». Лягушка в ответ: «Вряд ли их здесь много водится».
Последнюю фразу Стефан Крауз произносит, сложив губы бантиком и выталкивая слова из маленькой дырочки.
– Ваше право до бесконечности множить число животных, которым вы подражаете. Все держится на контрасте между мимикой лягушки, растягивающей рот, и финалом, где у нее уже не рот, а куриная гузка.
Они добросовестно упражняются и смешат друг друга вариантами исполнения.
Атмосфера за обедом вполне расслабленная.
Далее заходит речь о создании персонажей и об управлении ими.
– Надо расходовать на них как можно меньше слов, но стараться, чтобы их сразу можно было представить. «Старик», «красотка», «мальчишка»… Не бояться легкой карикатуры, но не злоупотреблять этим, иначе пропадает эффект. Минимум слов: «однажды мужик…» Не более пяти персонажей на анекдот. Больше люди все равно не запоминают и ленятся представлять.
Исидор и Лукреция учатся придумывать анекдоты с карикатурными персонажами.
Стефан Крауз старательно их поправляет, улучшая их поделки.
– Кстати, еще одно. Уймитесь вы, оставьте попытки взломать замок подземных ворот. Во-первых, в коридорах натыканы камеры и микрофоны, вас видят и слышат. А главное, я сам завтра вас туда отведу.
Исидор и Лукреция переглядываются, не веря своим ушам.
– Если вы знали, почему нас не остановили?
– Дежурным, которые за вами наблюдали, было очень весело. Двум «сиреневым плащам», каждый раз мимо вас прогуливавшимся, – тоже. Простите, но смех – наша религия, мы стараемся не пропускать забавных ситуаций.
Журналистам немного обидно.
– Зачем тогда вы сказали об этом сейчас?
– Не люблю, когда насмехаются над моими учениками. Хочу, чтобы вы окрепли духом для финального испытания.
На сон грядущий продюсер преподносит очередной анекдот, предлагая поразмыслить над ним к завтрашнему дню. Он основан на визуальном восприятии, хотя его было бы невозможно воспроизвести средствами кинематографа.
