113
– «ПРОКЛЯТИЕ ВОЗНЯКОВ НАНЕСЛО НОВЫЙ УДАР», знак вопроса. Или сразу три вопроса? Как вам такой заголовок? – спрашивает Кристиана Тенардье.
– Лучше не придумаешь! – звучат несколько подобострастных голосов.
– Неудивительно, что вам нравится: это предложение руководства. Но оно никуда не годится, а знаете почему? Потому что с этим заголовком уже вышли две ежедневные газеты. У вас что, нет времени на чтение прессы? Ну и ну! Ищем что-то другое, гораздо лучше!
Заведующая редакцией «Общество» вооружается зубочисткой и принимается ковырять в зубах. Кажется, ей доставляет удовольствие вызывать у окружающих отвращение. Она демонстрирует, что может позволить себе все что захочет и что никто не посмеет ее критиковать.
Два десятка журналистов делают вид, что записывают или читают записи.
– «БРАТЬЯ: ПРОКЛЯТЬЕ ЮМОРА»? – предлагает ретивый, как всегда, Максим Вожирар.
– Неплохо. Что еще?
– «СЕРИЙНЫЙ ЗАКОН В «ОЛИМПИИ»?
– Прямо как спагетти-вестерн. Еще?
– «ПАДЕНИЕ ДОМА ВОЗНЯКОВ»?
– Привет Эдгару По. Дальше? Иссякли? Как бы нам не отстать от конкурентов. Подумать только, ведь я видела умершего за несколько минут до смерти! Меня вечно обвиняют в том, что меня не бывает на месте события, но в этот раз я оказалась в эпицентре драмы. У меня могли бы взять интервью как у свидетеля. А где Лукреция? Разве не она ведет журналистское расследование смерти Дариуса? Как назло, когда она могла бы оказаться полезной, ее нет! Кто-нибудь что-нибудь о ней знает?
Несколько журналистов отрицательно крутят головами, довольные, что в прицел начальницы попали не они.
– Флоран! Вы ее лучший друг. Знаете, куда она подевалась?
Он изображает полное неведение.
– Тем лучше! Это капля, переполнившая чашу терпения. Завтра я ее уволю.
Дверь открывается, появляется Лукреция. Сев в свое кресло, она поправляет рыжие волосы.
– Извините за опоздание.
– «Извините» звучит как приказ. «Прошу меня извинить» – вот как надо выражаться. Надеюсь, вам есть чем нас удивить. Как ваше расследование, мадемуазель Немрод?
Молодая женщина сбрасывает пиджак и опять остается в шелковой китайской блузке, в этот раз тоже фиолетово-черной, но с вышитым слоном.
– Тадеуша убили, – сообщает научная журналистка.
Кристиана Тенардье закидывает обе ноги на стол, сверкая подошвами сапог.
– Знаем мы эту вашу рабочую гипотезу. Пока что вы не можете этого доказать. Судя по данным вскрытия, это был, как назло, сердечный приступ.
– Тадеуша убили точно таким же способом, как Дариуса. Убийца действовал так же. То же самое оружие, то же самое место, те же самые обстоятельства.
– Ну и что это за загадочное «оружие», по-вашему?
Лукреция Немрод тяжело вздыхает, словно утомилась повторять одно и то же.
– Текст. Такой, который при чтении убивает.
– Что же это за смерть?
– От смеха.
Вся редакционная планерка, переварив услышанное, насмешливо фыркает.
– Как бы нам самим здесь не помереть от смеха, мадемуазель Немрод. Думаю, вам слегка недостает опыта, вы еще не умеете отличать смехотворные версии от возможных.
Молодая женщина не отвечает. Пережитое в «Олимпии» научило ее силе молчания. Она смотрит на заведующую и вызывающе молчит.
Это создает напряжение, и заведующая редакцией «Общество» считает необходимым его прервать:
– Знаете, мадемуазель Немрод, вы сейчас напомнили мне Ванессу и Давида, немых клоунов из «Олимпии»!
У смотревших концерт по телевизору такое же впечатление.
Бунтовать рано. Пока что действует правило: «Подчиниться, чтобы возобладать».
Прикинусь, что я такая же, как все они, иначе окажусь одиночкой в башне, как Исидор.
Помню его совет: «Единственный способ достучаться до кретина – сказать ему комплимент. Комплимент создает у кретина впечатление, что вы его понимаете, и он уже вас любит».
– Я очень вам признательна, Кристиана, – лебезит Лукреция. – Благодаря бюджету расследования и вашему доверию я нашла улики, представляющие интерес. По-моему, интуиция вам не изменила.
И она демонстрирует синюю шкатулку с позолоченными буквами BQT и надписью «Не смейте читать». Еще она показывает клочок фотобумаги.
– Ах, это? Вы уже это показывали. Есть что-нибудь поинтереснее?
– В прошлый раз я показывала шкатулку из гримерной Дариуса. Это другая, ее пожарный подобрал в гримерной Тадеуша.
Она выкладывает на стол вторую шкатулку, в точности такую же.
– Вы были правы, Кристиана. Убийца орудовал этим оружием.
– Как насчет отпечатков? – спрашивает Флоран Пеллегрини.
– Из-за них я и задержалась. Я только что из лаборатории криминалистики. Отпечатков нет. Но я видела убийцу, он был в перчатках.
Она протягивает рапорт об экспертизе.
– Вы видели убийцу? – удивленно переспрашивает Тенардье.
– Конечно.
– И кто же он? – спрашивает она с ухмылкой.
Молодая журналистка показывает сделанную ею фотографию, на которой можно различить лицо.
– Вижу красный нос, грим, парик, шапку. Опознание невозможно, – ворчит заведующая редакцией.
– Мы его упустили, но его остановил… автобус.
В редакции снова хихикают.
– Вы отдаете себе отчет, что вы нам тут скармливаете, мадемуазель Немрод?
Тенардье ищет по карманам сигару, находит, нюхает, обрезает на своей гильотинке, закуривает и выдыхает клубы скепсиса.
– Во всяком случае, у меня есть версия, связывающая эти две смерти. Больше ни у кого из журналистов версий нет, – настаивает Лукреция.
– Бла-бла-бла. Шкатулки, черные бумажки, клоуны с неразличимыми физиономиями, завиральные непроверяемые версии. Короче, у вас нет ровным счетом ничего для статьи, достойной называться статьей. Из всего этого можно состряпать сумасшедший роман, но не серьезную статью.
– Две одинаковые смерти в одном и том же месте, при одинаковых обстоятельствах, да еще от…
Кристиана Тенардье резко встает и хлопает ладонью по столу.
– От инфаркта! В этой семье так уже бывало. Моя бедная Лукреция, я решила: с этого момента вы официально уволены. Причина увольнения – в том, что вы всего-навсего…
– …журналистка, хорошо делающая свое дело.
Эти слова произнес только что вошедший мужчина.
Заведующая редакцией окидывает его взглядом с головы до ног.
– «Здравствуй, призрак!» Исидор Каценберг? Какими судьбами? В этой редакции вам не рады. Вам здесь давно нечего делать. У нас рабочее совещание, вас на него не приглашали. Уйдите!
Но журналист вместо того чтобы подчиниться, разваливается в глубоком пустующем кресле, обитом бежевой кожей.
– Если вы хотите ответов на вопросы, вам без нас не обойтись. Без мадемуазель Немрод и без меня.
– Вы никому не нужны, Исидор. Вы только и делаете, что превращаете всех в своих врагов. Потому вас отсюда и выпроводили. Как я выпроваживаю сейчас эту своенравную пустышку.
– Вы этого не сделаете.
– Не вам мне указывать, что делать, мой бедный Исидор. Вы – журналист-неудачник, не более того. Предлагаю вам уйти самому, не вынуждайте вызывать охрану.
Он не соизволит шелохнуться.
– Через три дня мы найдем убийцу, оружие и мотив убийства братьев Возняк. Мы с Лукрецией уже сильно продвинулись в расследовании. Скоро мы придем к его победному завершению. Вам не хуже, чем мне, известно, что другие журналы не посылали своих репортеров по следу убийцы. Хотите получить эксклюзив, настоящую сенсацию по досье Возняков – придется рискнуть и довериться нам. Мне. И Лукреции.
Никто не реагирует, поэтому Исидор спокойно продолжает:
– Насколько я знаю, журнал не в том положении, чтобы отказаться от такой возможности из пустой гордыни. Не думаю, что руководство благосклонно отнесется к чинимому вами произволу. Вы сводите личные счеты, а это непрофессионально.
Лучшая защита – нападение. Есть сила – бей.
Кристиана Тенардье сильно затягивается сигарой, словно ищет поддержки у никотина. Ее журналисты, до того безмолвствовавшие, теперь шушукаются.
Исидор достает лакричный леденец без сахара, медленно снимает обертку и начинает шумно сосать, нагло глядя на заведующую. Та колеблется, потом тушит сигару в пепельнице.
– Что вы, собственно, нашли?
– Услуга за услугу. 1) Вы не увольняете мадемуазель Немрод. 2) Вы выделяете нам новый бюджет на расследование. Мы уже понесли расходы порядка трех тысяч евро. 3) В случае сбоя вы нас прикроете. Все это фиксируется письменно, с подписью и датой.
Тенардье поджигает новую сигару. Она взвешивает все за и против, переглядывается с остальными, ища поддержки. Флоран Пеллегрини кивает – соглашайтесь, мол.
– Даю три дня. Ни дня больше.
– Отлично! Идемте, Лукреция, работаем дальше.
Он берет партнершу за руку и уводит ее из этого места, которое считает нездоровым.
– Терпеть вас не могу, Исидор! – кричит им вслед Тенардье. – Мне все в вас не нравится: походка, голос, манеры!
Он останавливается и оглядывается.
– Я тоже вас не люблю, Кристиана.
– Что бы ни произошло, вам не будет места в этой редакции.
– Очень надо! Меня всегда воротило от тюрем и от тюремщиков. После ухода из этого журнала у меня наладился сон. Меня больше не мучит совесть.
Остальные реагируют глухим ропотом.
Этот человек мне все больше нравится.
Кристиана Тенардье давит в пепельнице только что раскуренную сигару.
Мимо внимания ее журналистов не прошло, что ей в кои-то веки дали отпор.
Разбитая в лобовом бою, она пытается напасть с фланга:
– Один вопрос, Исидор. Вы сами ничего этим не приобретете: ни славы, ни денег. Зачем вы помогаете этой девчонке? Знаю, знаю! Захотелось ее поиметь, да? Тогда другой вопрос: зачем так усложнять себе жизнь? Довольствуйтесь какой-нибудь шлюхой! Раз вы погрязли в юморе, то вот вам до кучи: в чем разница между платной и бесплатной любовью? Бесплатная обычно гораздо дороже.
Она смеется собственной шутке, остальные журналисты неубедительно изображают смех.
Исидор пожимает плечами.
– У Лукреции есть кое-что, чего вам, Кристиана, не видать как своих ушей. – Глядя на нее в упор, он договаривает: – Настоящий журналистский талант.
