108
Сердечко в глазнице.
У входа развевается флаг Дариуса. На фасаде «Олимпии» сияет огромная неоновая надпись «ПАМЯТИ ЦИКЛОПА».
Черные лимузины один за другим высаживают звезд, их тут же расстреливают вспышками выстроившиеся стеной фотографы.
Меры безопасности впечатляют. Теперь это не «розовые костюмы» «Циклоп Продакшен», а черные, из службы охраны Стефана Крауза: они стоят на всех входах, в том числе для VIP-персон.
– Очень жаль, но вы не можете пройти.
Лукреция показывает свою карточку прессы.
– К сожалению, все места расписаны по гостям, вашего имени в списках нет.
– Я знаю Стефана Крауза лично, – не отступает Лукреция. – Спросите его самого, если сомневаетесь.
Бдительный страж соглашается позвонить своему начальнику.
– Очень жаль, но свободные места закончились уже три дня назад. Мы вынуждены всем отказывать.
– Я – журналистка «Геттёр Модерн».
– В таком случае можете не беспокоиться, ваш журнал уже представлен. Мадам Тенардье или что-то в этом роде.
Лукреция и Исидор прекращают борьбу. Они обходят здание «Олимпии». У входа для артистов топчутся, чтобы согреться, курильщики.
– Цель оправдывает средства, – говорит Лукреция.
Увидев парочку розовых клоунов, примерно соответствующих телосложением ей и Исидору, она манит их в пустой вестибюль, где, угрожая револьвером, связывает обоих и удаляется, забрав все клоунское облачение.
Исидор немного ослабляет веревки и кладет недалеко их мобильные телефоны, чтобы обоим было нетрудно освободиться и позвать на помощь.
– Неудачный момент для политеса! – фыркает Лукреция.
– Они уступили нам свою одежду, я просто отвечаю услугой на услугу.
Переодевшись, оба проникают в театр вместе с группой клоунов. В следующую секунду охрана запирает двери, чтобы не пропустить журналистов.
– Браво, пути отступления перерезаны.
– Спрячемся где-нибудь и будем наблюдать. Все действующие лица в сборе.
Они замечают «розовый костюм» с песьей головой, кружащий в поисках кого-то или чего-то, и пятятся, чтобы не попасться ему на глаза. В следующую секунду их хватают за руки.
– Вот и вы, сразу оба, вас уже обыскались! Поторапливайтесь, начало через несколько минут.
Дело в цифрах у них на спине. Лукреция и Исидор осматривают друг друга, оба помечены цифрой 19.
– Наверное, мы – дуэт, – в тревоге бормочет Исидор.
«Розовый костюм» с песьей головой смотрит в оба, но деваться некуда.
Ассистент заталкивает их в большую комнату, к другим клоунам, одетым, как они.
Они гримируются, беря пример с остальных, приклеивают себе красные носы, надевают черную повязку на глаз и вместе с толпой вываливаются в коридор.
Все комики, даже самые известные, загримированы точно так же.
Подбегает нервный ассистент с наушником в ухе.
– Все выучили текст? Учтите, не будет ни бегущей строки, ни суфлера.
Исполнителям раздают напитки, на экране сцена.
Лукреция узнает в группе Феликса Четтэма. Тот, к счастью, так занят заучиванием своего текста, что не обращает на нее внимания. Громкоговоритель предупреждает:
– Две минуты!
Напряжение растет. «Розовый костюм» с песьей головой не шевелится – не иначе, что-то почуял.
– Я чувствую себя как парашютист перед прыжком, – шепчет Лукреция. – Только маленькая деталь: без парашюта.
– Можно глупый вопрос, Лукреция? Можете не отвечать. Почему вы решили, что нам обязательно нужно быть здесь?
– Я тоже развиваю в себе женскую интуицию, Исидор.
– Пускай. Кого вы подозреваете?
– Одного из клоунов. Интересно видеть столько потенциальных убийц Дариуса в одном месте и в одно время, да еще при обстоятельствах почти как при убийстве. Вы же знаете: убийца всегда возвращается на место преступления.
Журналист пожимает плечами, она его не убедила.
– Тридцать секунд, – пугает громкоговоритель.
Лукреция указывает на пожарного, сворачивающего сигарету.
– Пожарный Фрэнк Тампести, мой первый свидетель, тоже здесь. Доверьтесь мне хотя бы в порядке исключения, давайте поступим по-моему.
Исидор вскидывает брови.
– У меня нехорошее предчувствие. По-моему, лучше сделать ноги, как только уйдет этот костолом с песьей башкой. Будем смотреть представление из укромного местечка.
– Пять секунд, четыре, три, две, одна, – разоряется громкоговоритель. – Тишина на площадке! Мотор! Поехали!
Начинает звучать симфоническая музыка.
В луче одного прожектора медленно разворачивается огромный портрет Дариуса.
Первым перед публикой предстает Стефан Крауз в роли конферансье. Зал встречает его аплодисментами. Он ждет, пока они стихнут.
– Впервые увидев Дариуса, я сказал ему: «Рассмешите меня, у вас три минуты». Я включил хронометр. Ровно через пятьдесят шесть целых две десятых секунды он заставил меня задохнуться от хохота. Его больше нет, но его магия жива. Прошло двадцать лет, и я не боюсь сказать, что Дариус по-прежнему меня смешит. Еще долгие века он продолжит смешить миллионы людей.
Зал аплодирует.
– Дариус бессмертен. Он навечно останется в наших сердцах. Я хорошо его знал и могу вам сказать, что за личиной потешного клоуна скрывался необыкновенный человек: высококультурный, невероятно щедрый, беспримерно отважный. Потому, наверное, его и нарекли не просто Циклопом, а Дариусом Великим.
Буря оваций.
Стефан Крауз объявляет программу представления и зачитывает список комиков, которые, нарядившись по примеру Дариуса в розовых клоунов, исполнят его скетчи.
Звучит музыка, раздвигается занавес, Феликс Четтэм в сопровождении десятка девушек, розовых клоунесс, заводит первый скетч, подражая голосу мастера:
– Приветствую, друзья мои, я – призрак Дариуса, вселившийся в Феликса, ух, как мне приятно, что по случаю моей смерти вы собрались в еще большем числе, чем на мои спектакли…
Зал реагирует одобрительно.
Клоуны за кулисами облегченно переводят дух. Первый парашютист прыгнул удачно. Зал смеется, начало положено. Остальным будет легче.
– Терпеть не могу пародистов. Они воруют голоса, – говорит юмористка в клоунском наряде. – Они – хамелеоны, у них нет собственной окраски, вот они и заимствуют чужую.
– Мне Феликс Четтэм вообще не кажется смешным.
– Вы только его послушайте, он возомнил себя новым Дариусом!
Юмористы презрительно посмеиваются. Лукреция удивлена их недоброжелательности.
– Я вам говорил, комики – злобный народец, – шепчет Исидор.
– Во всех профессиях об отсутствующих коллегах принято говорить гадости. Сами знаете, как у нас в «Геттёр Модерн» перемывают за обедом косточки всем журналистам!
– У комиков еще хуже, безжалостность – их ремесло.
Лукреции Немрод нечего добавить.
– Больше не вижу розового громилу с песьей башкой. Идем?
Они уже готовы улизнуть, но к клоунам пожаловал Стефан Крауз, и они остаются.
– Номер два, скорее, Феликс уже закругляется. Поправьте грим и марш на стартовый рубеж! Встаньте к белой полосе, иначе вас не снимет боковая камера.
– У них расписан порядок выхода, – шепчет Исидор. – Пока дело дойдет до номера девятнадцать, мы успеем придумать, как отсюда смыться.
Клоуны продолжают отпускать комментарии.
– Дариуса готовятся объявить святым, хотя все знают, что он воровал чужие сценки, – ворчит клоун под номером 13.
– Под конец ему даже воровать было лень, его бригада посещала все комические представления и собирала удачные находки. Высший пилотаж.
– Заставить мошенничать в твоих интересах других, – подхватывает номер 15.
Собакоголовый «розовый костюм» возвращается и садится в кресло напротив гримерной.
На сцене выступает со своим скетчем второй номер. Остальные комики наперебой обсуждают его.
– Этот гэг ему не удался, – замечает номер 13.
– А с этим проскочило, – говорит номер 15.
– Теперь он забыл текст! Это все марихуана, если столько курить, совсем память отшибет! – радуется номер 11.
– Публика не отреагировала на его «пережаренного цыпленка». Это был его крупный калибр. Бедняга уже использовал все боеприпасы!
Через несколько минут клоун возвращается к коллегам за кулисы.
– Ну и как вам? – тревожно спрашивает он.
– Шикарно! – заверяет его клоун номер 13.
– Ты их околдовал! Ты можешь вить из них веревки! – подхватывает номер 11.
– Зал был твой с потрохами! – вносит свою лепту номер 15.
– Точно? Вы уверены? У меня в какой-то момент было впечатление, что я недотягиваю…
– Просто ты перфекционист.
Готовится номер 3. Остальные его поддерживают.
– Мы будем держать за тебя кулачки!
Удивительно, каждый думает, наверное, что злословят о ком угодно, только не о нем самом!
Номер 3 ныряет под световой душ прожекторов. Клоун номер 13 провожает его глазами и говорит остальным:
– Если хотите знать мое мнение, Дариуса угробил кокаин. Он стал так им увлекаться, что уже дрожал на сцене. Говоришь с ним, а у него в ноздрях белый порошок!
– Видите? – спрашивает одними губами Лукреция. – Они что-то знают о его смерти!
– Я вижу одно: нам будет нелегко унести отсюда ноги.
– Если его причислят к лику святых, то это будет первый святой-кокаинист, – выпаливает клоун номер 24.
Все хохочут.
– Лично я не встречал таких злобных людей, как Дариус, – делится наблюдением клоун номер 11.
– А до чего алчный! Никогда не ходил в ресторан с кошельком! С ума сойти: жить во дворце и не платить по счету!
– Тот еще был «человек из народа»! Зависимых от него людей он гонял в хвост и в гриву, оскорблял официантов. Чаевые и он – взаимоисключающие понятия.
– И он еще играл сценку об официанте, наказывающем клиентов-скряг!
Снова смешки.
Из туалета появляется бледный Феликс Четтэм, его там стошнило. Все умолкают. Потом клоун номер 13 бормочет у него за спиной:
– Совершить на сцене промах – вот его «призрак»!
Звучит одобрительный смех.
Очередная сценка пользуется успехом. Вызывают клоуна номер 4. Он зовет за собой других участников своего номера.
Тем временем Стефан Крауз напоминает со сцены, что Циклоп не только смешил, но и основал Школу смеха и Театр Дариуса, чтобы поддерживать новое поколение комиков.
Какой удивительный контраст между всем хорошим, что звучит о нем со сцены, и всем плохим, что болтают за кулисами! Не знаю, что и подумать…
– Идемте, кажется, путь свободен, – зовет Исидор.
Но в тот самый момент, когда они собираются улизнуть, клоун номер 7 отвешивает молодой журналистке звонкий шлепок.
– Что, вошла во вкус? Жду не дождусь увидеть тебя на сцене!
Удивленная Лукреция вглядывается в лицо с красным носом и перевязанным глазом.
Мари-Анж!
– Ты хоть знаешь, что должна делать пара номер девятнадцать? – насмешливо интересуется та.
Лукреция невозмутима.
– Знаменитый скетч Дариуса «Раздевание», стриптиз под болтовню.
Молодая женщина сжимает кулаки.
– Сейчас не время привлекать к себе внимание, – шепчет ей Исидор.
– А-а, ты здесь с папочкой! А я принимала тебя за сиротку! Поздравляю, ты его нашла! – не унимается Мари-Анж.
Лукреция кусает губы.
– Знаешь, что всегда меня в тебе огорчало, Лукреция? Отсутствие чувства юмора! Ты насмешила меня только в то Первое апреля. Превзойдешь себя сегодня?
Лукреция уже готова ей врезать, но Исидор, знающий нрав своей партнерши, успевает встать между ними.
– Приготовиться номеру семь, – звучит голос распорядителя.
– Увы, друзья мои, как мне ни хочется продолжить эту беседу, долг превыше всего.
Исидор наклоняется к уху Лукреции:
– Учтите, в следующий раз, увидев, что вы не владеете собой, я вас оставлю. Не собираюсь терять время на неврастеничку, не умеющую держать себя в руках и кидающуюся на людей, как бык на красную тряпку. Бежим!
Но далеко им не уйти. Собакоголовый охранник возвращается, и им приходится терпеть дальше.
Остальные клоуны, ожидающие своей очереди, продолжают судачить.
– Эта Мари-Анж Джакометти, похоже, спала с Дариусом, – сплетничает клоун номер 11.
– Не только с ним, но и с его братьями. И со всей охраной заодно!
Веселый смех.
– А по-моему, Дариус был молодцом, – возражает клоун номер 9. – Я женщина, а он не только помогал мне, но и всегда проявлял уважение.
– А как же, ты ведь не такая красотка, как Мари-Анж, ты годишься для фильмов Феллини, а не для фильмов Тима Бертона.
Смех.
– Ну и пусть, зато Дариус был настоящей звездой, а вы – шайка завистников. Если бы не этот вечер его памяти, вам бы не видать «Олимпии» как своих ушей!
Выкрикнув это, номер 9 пятится, чтобы не получить оплеуху от посрамленных коллег.
Не желаю выть вместе с волками.
Молодая научная журналистка не сводит глаз с экрана, надеясь на провал своей бывшей приютской подружки. Но та, подстегиваемая, должно быть, желанием ее впечатлить, превосходит себя и заставляет публику кататься от хохота.
И тут из громкоговорителя раздается: «Изменение программы, вместо номера восемь выйдет пара номер девятнадцать, приготовьтесь!»
Исидор и Лукреция застывают как в столбняке. Охранник не сходит с места, теперь его развлекает беседой пожарный Фрэнк Тампести.
О побеге можно не мечтать! Попались как мыши в мышеловку!
– Один вопрос, Лукреция. Я последовал за вами, положившись на вашу интуицию. Теперь нас зовут на сцену. Что мы, собственно, будем там делать?
Она смотрит в листок с текстом, полученный от распорядителя, но не может сосредоточиться, чтоб выучить его наизусть за двадцать секунд. Исидор обливается потом.
За ними уже идут. Ассистент ведет их туда, откуда видна заканчивающая выступление Мари-Анж. Последний взрыв смеха, и зал награждает ее благодарными аплодисментами.
Занавес закрывается, Мари-Анж возвращается за кулисы. Наступает очередь номера 19.
Мари-Анж появляется в первом ряду партера. Сцена снова залита светом, Стефан Крауз объявляет в микрофон:
– Теперь мы выходим на международный уровень. Поприветствуем пару из Квебека, Давида и Ванессу Битоновски! Они сыграют нам сценку «Стриптиз». Предупреждаю, это будет незаурядное зрелище!
Ассистент манит пару к белой полосе.
– Вам везет, публика хорошо разогрета.
Лукреция и Исидор ждут посреди сцены, касаясь лицами красного бархата занавеса.
Как странно, это очень похоже на другое, давнее мгновение…
Красный бархатный занавес медленно открывается.
То давнее мгновение – это… мое рождение.
Когда-то у меня была мама, я была у нее внутри.
Когда-то вокруг было черно, потом я увидела красные стенки, они разошлись, и я оказалась на свету.
А потом были взгляды. Люди смотрели на меня и чего-то от меня ждали.
Тяжелый красный занавес «Олимпии» раздвигается, и два журналиста оказываются перед набитым до отказа залом, под сотнями нацеленных на них взглядов.
За слепящими прожекторами Лукреция различает телекамеры, напрямую передающие картинку еще миллионам глаз во Франции и всем франкоговорящим в мире.
Она чувствует, как по шее потоком стекает пот. В первом ряду сидит министр культуры, при нем гроздь политиков. Тут же знаменитые актеры и семеро выступивших раньше клоунов.
У всех доброжелательные лица.
Она видит Мари-Анж, та ей подмигивает.
Справа еще политики, журналисты, Кристиана Тенардье в вечернем туалете, с ожерельем на шее, похожем на стетоскоп.
Что-то в момент моего рождения пошло не так.
На меня смотрели и чего-то от меня ждали.
А я не делала этого.
Стоящий рядом с ней Исидор тоже превратился в соляной столб.
Правда, он чуть улыбается и телепатически транслирует ей простой вопрос:
Ну, дорогая моя Лукреция, что теперь?
