Глава 4
Фэллон

Я отлично знала, какие чувства испытываю к Мэдоку. И прекрасно понимала, почему. Я его ненавидела. Ненавидела за то, что он со мной сделал. Но с чего бы, черт возьми, ему ненавидеть меня? Все утро эти мысли не выходили у меня из головы. Прошлой ночью Мэдок вел себя грубо, неадекватно. Он ясно дал понять, что презирает меня.

В прошлый раз мы так и не расставили точки над «и», но это не объясняет того, что с ним творилось. Он же получил, что хотел, верно?

Тогда почему он злился?

Я вытерла лицо, надела очки и стала спускаться вниз по лестнице, продолжая прокручивать у себя в голове слова, сказанные им прошлой ночью.

Он никогда раньше не был таким жестоким. По крайней мере, пока мы не начали…

Раздался громкий крик и эхом прокатился по длинному коридору, ведущему к лестнице. Я остановилась.

– Мэдок, поставь меня на землю! – донесся голос Эдди с нижнего этажа.

Я скрестила руки на груди, потому что до меня вдруг дошло, что я в одной маечке и без лифчика, а Мэдок все еще в доме. Но я быстро опустила их обратно.

Он все еще здесь. Это хорошо. Он там, где и должен быть, зато теперь мне не придется капать на мозги Эдди, чтобы она пустила его в дом.

Опустив подбородок и расправив плечи, я снова двинулась вниз. Войдя на кухню, я увидела, что Мэдок стоит у Эдди за спиной и через ее плечо пытается залезть ложкой в тесто, которое она вымешивала. На его лице играла легкая улыбка, а в уголках глаз появились морщинки. Я остановилась, немного не доходя до них, и прищурилась.

«Прекрати улыбаться», – мысленно приказала я. И сощурила глаза еще больше. Он резко опустил ложку, зачерпнул какую-то массу шоколадного цвета и поднес ее ко рту, невзирая на отчаянные попытки Эдди прекратить это безобразие. Затем отвернулся, когда Эдди в шутку попыталась ударить его по голове, и они оба рассмеялись.

– Только попробуй еще раз туда залезть, маленький проказник! Я тебя такому не учила.

Она угрожающе потрясла в воздухе большой деревянной ложкой, разбрызгивая масло. Несмотря на фартук, несколько капель упало на ее белую кофточку.

Мэдок ей подмигнул и прямо с серебряной ложкой во рту пошел к холодильнику и достал тонизирующий напиток Gatorade.

Мой взгляд задержался на огромной татуировке шириной во всю спину, от плеча до плеча.

Сердце пропустило удар. Это что, мое имя? Я заморгала и покачала головой. Дурацкая идея. Не может этого быть. У него была набита надпись Fallen, а не Fallon. Просто букву «e» немного подпортило изрыгающееся из нее пламя.

Несмотря на это, татуировка смотрелась отлично и добавляла ему сексуальности.

В те редкие моменты, когда мы с матерью разговаривали и речь заходила о татуировках, она не упускала возможности в красках описать мне, как я буду выглядеть лет в восемьдесят.

Да отлично я буду выглядеть.

Мэдок был в джинсах, которые без ремня едва держались на бедрах. Футболки на нем не было. Будто, проснувшись, он забыл одеться до конца. Но кто я такая, чтобы судить его за это? Я стояла в дверях в пижамных шортах и маечке и выглядела куда непристойнее. На голове был абсолютный бардак: запутанная копна с колтунами равномерно покрывала спину и свисала на лицо.

Он был бодрым и свежим, а я казалась усталой и поникшей.

– Фэллон! – воскликнула Эдди, завидев меня. Я моргнула. – Ты уже встала.

Сложно было не заметить, что голос ее нервно дрожал.

Мэдок отвернулся от меня, но я заметила, что он на мгновение замер, перед тем как снова отхлебнуть Gatorade. Хотя быстро совладал с собой.

– Да-а-а, – протянула я. – Трудно спать, когда вы этажом ниже развели такую возню.

Мэдок повернул голову и через плечо взглянул на меня, приподняв бровь. Он явно был раздражен.

Парень медленно опускал глаза, разглядывая мой наряд. А может, просто хотел заставить меня почувствовать себя неловко. Мое лицо моментально залилось краской. Сначала он перевел взгляд на мою грудь, потом на живот, плавно дошел до пальцев ног и снова вернулся к лицу. В его глубоких голубых глазах читалось отвращение.

К тому же он поморщил нос, как вчера ночью. Но тогда он смотрел на меня пристально и без эмоций. Я крепко сжала зубы и постаралась выровнять дыхание. Да, он смотрит на меня сверху вниз, но это не должно меня задевать. Я давно научилась не реагировать на такие вещи.

В конце концов, сам Мэдок всегда сохранял спартанское спокойствие. Все время, что мы росли под одной крышей. Он никогда не кричал и никак не выражал свое недовольство, пока его не доводили до ручки. И никогда нельзя было знать наверняка, когда этот момент наступит. Эта его черта всегда меня пугала.

– Фэллон, Мэдок вдруг неожиданно приехал утром, – пустилась в объяснения Эдди. – Но он сейчас позавтракает с нами и уедет, так ведь? – она посмотрела на Мэдока, многозначительно подняв брови.

Он перевел взгляд на нее, потом снова посмотрел на меня довольными и озорными глазами и покачал головой.

– Не-а, – с удовольствием протянул он. – Мы с Фэллон вчера ночью поговорили. Все нормально, – он с довольной улыбкой посмотрел на меня. – У меня на лето куча планов, и для их воплощения очень нужен большой дом. Как раз такой, как этот. Верно, Фэллон? Так что я остаюсь, но мы будем вести себя прилично и держаться подальше друг от друга.

Закончив, он кивнул и взглянул на Эдди невинными глазами. Я миллион раз видела, как он делает такое беспечное, наивное лицо и легко получает то, чего хочет.

Думаю, эта способность только сыграет ему на руку, когда он пойдет по стопам отца и станет юристом. Убеждать людей можно не только словами. Язык тела, тон и правильно расставленные паузы не менее важны. Голос должен звучать естественно, поза – быть расслабленной. А еще нужно развлекать аудиторию резкой сменой тем. Чем чаще, тем лучше.

– Ну Эдди, – он слегка толкнул ее плечом. – Все же в порядке.

Мэдок подошел к ней со спины, обнял и прижал к себе. Все это время он не сводил с меня глаз.

– Так что давай ты успокоишься и просто доделаешь эти шоколадные панкейки. Я уже слона съесть готов.

– Мэдок! – громким шепотом пожурила его Эдди, не пытаясь скрыть улыбку.

Вот и все. Он победил. Или, по крайней мере, он так думал.

Я закашлялась.

– Да, Эдди, Мэдок все правильно сказал. Мы отлично поладим. Я тебе уже говорила вчера.

При этих словах Мэдок поднял брови. Могу поспорить, он не ожидал, что я стану ему подыгрывать.

– Через неделю меня здесь не будет. Я приехала, только чтобы вкусно поесть и попользоваться бассейном.

Это саркастическое замечание я произносила медленно и с расстановкой, глядя Мэдоку прямо в глаза. Похоже, я соскучилась по нашим играм больше, чем мне бы того хотелось.

– Куда ты потом поедешь? – спросил он, облокотившись на гранитную поверхность островка посреди кухни.

– В Чикаго. А с осени я буду учиться в Северо-Западном. А ты?

– В Нотр-Даме, – вздохнул он, вытянув губы в узкую полоску. В его голосе были слышны обреченные нотки.

Хотя нет, это была не обреченность. Скорее, смирение. Будто он проиграл сражение. Нотр-Дам – школа, в которой училась вся его семья. Отец Мэдока, тети и дяди… Даже его дедушка там учился. Мне было сложно представить, что он всерьез строил планы поступить куда-то еще, когда отец уже давно все решил за него.

– А, точно! – Эдди швырнула ложку в миску и вытерла руки о фартук. – Чуть не забыла отдать вам подарки в честь окончания учебного года.

Она прошла в дальнюю часть кухни и достала из шкафчика две какие-то штуки.

– Фэллон, я собиралась отправить тебе подарок по почте, но раз уж ты приехала… Вот, держите.

Она протянула нам с Мэдоком что-то непонятное, отдаленно напоминающее фонари. Снизу они были из черного пластика, а сверху торчала стеклянная капсула. У ее основания располагались шесть крутящихся дисков с буквами алфавита.

– Это же криптекс! – я улыбнулась Эдди, пока Мэдок смотрел на свой подарок как баран на новые ворота.

– Но… – он сдвинул брови, – ты же знаешь, что я всего лишь хотел увидеть тебя в купальнике.

– Да заткнись ты уже, – отмахнулась от него Эдди.

– Что это такое?

Он разглядывал головоломку, продолжая хмурить брови.

– Это головоломка, – пояснила Эдди. – Ты должен отгадать загадку, написанную на дне, и составить из букв ответ, вращая диски. Тогда он откроется, и можно будет забрать подарок.

Мэдок перевернул криптекс и прочитал вслух:

– «Рассыпалось к ночи золотое зерно, глянули поутру – нет ничего». Эдди, что это? – он поднял на нее глаза. – Нет, серьезно, что это?

Мэдок поднял криптекс высоко над головой и сделал вид, что собирается разбить его. Эдди подбежала и выхватила у него подарок.

– Только попробуй! – завопила она. Мэдок посмотрел на нее и рассмеялся. – Не смей разбивать его! Пошевели извилинами.

– Ты же знаешь, что это не мое.

И он начал крутить диски, пытаясь подобрать ответ.

Я прочитала про себя свою загадку. «Уж не солнце ль виновато, что плывет по небу вата?» И это все? Усмехнувшись, я за минуту собрала из букв слово «облако». Криптекс открылся, и я вытащила из капсулы подарочную карточку в скейтерский магазин, куда я регулярно наведывалась, пока жила здесь.

– Спасибо, Эдди, – прощебетала я.

Не расстраивать же ее тем, что я больше не катаюсь на скейте.

Я глянула на Мэдока. Он все еще стоял, наморщив лоб, и пытался наобум подобрать ответ. У него ничего не получалось. И чем дольше это продолжалось, тем глупее он себя чувствовал. Я подошла к нему и взяла его подарок. Когда мои пальцы коснулись его руки, у меня перехватило дыхание.

Я прочитала загадку и медленно повторяла ее вслух, набирая ответ.

– «Рассыпалось к ночи золотое зерно, глянули поутру – нет ничего».

Раздался щелчок. Я подняла глаза. Мэдок смотрел на меня, а не на криптекс.

– «Звезда», – сказала я заговорщицким шепотом.

Он не дышал и выглядел растерянным. Наверно, я выглядела так же каждый раз, когда смотрела на него снизу вверх, думая о вещах, о которых боялась спросить.

Но с тех пор много воды утекло, и мы стали другими. Теперь я хотела от него только одного: чтобы он страдал. Но, судя по девушке, которую он притащил домой прошлой ночью, он остался тем же. Продолжал использовать людей.

Я прикрыла глаза, всем своим видом демонстрируя, как мне скучно, и протянула ему открытый криптекс.

Он вдохнул полной грудью и улыбнулся. Напряжение в комнате медленно сошло на нет.

– Спасибо, – он повернулся к Эдди. – Видишь? Мы отлично ладим друг с другом.

Достав из капсулы подарочный сертификат на картинг, он вышел через стеклянные двери в просторный внутренний дворик с бассейном.

Я сглотнула, пытаясь успокоить бурю в животе.

– Вот так просто? – спросила я у Эдди. – И ты теперь позволишь ему остаться, несмотря на то, что между нами было?

– Ты же сама сказала, что не против.

– Так и есть, – поспешила добавить я. – Просто я… Просто не хочу, чтобы у тебя потом возникли проблемы с работодателем.

Она улыбнулась уголками губ и стала наливать масло на сковородку.

– Ты в курсе, что Мэдок снова начал играть на пианино? – спросила Эдди, не сводя глаз с плиты.

– Нет, – ответила я, удивленная столь резкой сменой темы. – Должно быть, его отец в восторге.

Мэдок с пяти лет занимался музыкой: играл на пианино. Джейсон Карутерс мечтал, чтобы его сын овладел этим инструментом в совершенстве, но в пятнадцать лет (примерно в тот период, когда в дом переехали мы с матерью) Мэдок понял, что отец заставляет его играть, чтобы потом было чем похвастаться. Мистер Карутерс любил рисоваться и производить впечатление, а Мэдок не хотел становиться его орудием.

Так что он бросил играть. Наотрез отказался заниматься и угрожал, что сломает инструмент, если его не уберут с глаз долой. Поэтому его перенесли в подвал, и теперь он стоял там вместе с моей рампой.

Но меня всегда мучил вопрос…

Мэдок любил играть на пианино. Для него это было чем-то вроде отдушины. По крайней мере, мне так казалось. В основном он играл, когда готовился к занятиям музыкой, но если вдруг был чем-то сильно расстроен или, наоборот, счастлив как никогда, то первым делом бежал к инструменту.

Забросив музыку, Мэдок начал страдать от отсутствия такой отдушины и в результате стал творить глупости: пропадать где-то с этим придурком Джаредом Трентом, издеваться над Татум Брандт, воровать запчасти для авто… Правда, о последнем знала только я.

– Сомневаюсь, что его отец в курсе, – продолжила Эдди. – Мэдок по-прежнему отказывается брать уроки, а уж тем более выступать. По ночам, когда все спят и никто его не видит и не слышит, он спускается в подвал и играет, – она остановилась и посмотрела на меня. – Но я слышу. Тихие переливы клавиш из подвала. Очень плохо, но слышу. Призрачные звуки, которые то ли есть на самом деле, то ли мне это чудится.

Я представила себе Мэдока, глубокой ночью играющего в подвале на пианино в полном одиночестве. Интересно, что он там играет? И почему?

Тут мне вспомнился тот Мэдок, что вломился ко мне посреди ночи. Тот, что открытым текстом обозвал меня шлюхой.

И сердце перестало колотиться как бешеное. Теперь оно билось ровно и размеренно.

– А когда он снова начал играть? – спросила я, глядя через стеклянные двери во внутренний дворик, где он говорил по телефону.

– Два года назад, – мягко ответила Эдди. – В тот день, когда ты уехала.