Глава 55
Горькая участь
Аленушка подняла заплаканные глаза на своего мучителя и взмолилась:
– Отпустите их, им же больно!..
Из-под бревенчатого настила, на котором пировали степняки, раздавались приглушенные стоны, полные отчаяния.
– Не могу, милая, – улыбнулся Тимур, – попробуй сама догадаться почему.
Девочка немного помедлила.
– Еще год назад я бы сказала – потому что вы злой и жестокий, но сейчас я думаю, что вы хотите преподать урок.
– Я смотрю, ты умнеешь, – усмехнулся хан, то есть теперь уже великий хан, – но нет, не угадала. Мне нужен символ победы, что-то такое, что не позволит никому ни сейчас ни через сотни лет даже предположить, что этот набег не окончился моей полной и безоговорочной победой.
– Вы же наш город сожгли…
– Сожгли. Потому что вы не открыли ворота и не поприветствовали своего нового господина как подобает. На что вы надеялись, на стены? На то, что ваше войско вернется?
Стены продержались только два дня: их просто некому было защищать, и войско не подоспело, все было тщетно. Неделю назад степное воинство взяло Киев, а также все другие города на своем пути, положив конец организованному сопротивлению. И теперь кочевники праздновали победу, положив настил из бревен на всех хоть сколько-то значимых князей и бояр русского государства и сидя сверху, а сама царица прислуживала им в качестве виночерпия. Унизительно, но, когда Аленка гордо отказалась, воины хана привели сотню пленников и сожгли их прямо у нее на глазах. Пришлось спрятать свою гордость куда подальше и разливать этим скотам вино в их чаши, когда под бревнами внизу умирали ее князья, и даже бабушка, которую тоже не пощадили. Ненависть буквально разрывала девочку изнутри, но что она могла, когда даже сильнейшие богатыри не смогли остановить это нашествие…
– Тут еще какой момент есть, – доверительно сообщил царице Тимур, – по всем законам я еще должен тебя снасильничать. Будет хороший символ, ты не находишь?
Девочка вся побелела, не в силах что-то сказать в ответ.
– Да не бойся, – успокоил ее хан, – насильничать калеку – не слишком хороший символ. Кто-то из моих ребят, безусловно, одобрит, но найдутся и те, кому это не понравится. К тому же мой отец никогда не жалел денег, так что меня всегда окружали красивые женщины. С самого детства. Да, первую я познал, когда был даже моложе, чем ты. Может быть, поэтому меня не слишком привлекают дети, я люблю женщин с формами…
Тимур лучезарно улыбнулся восточной красавице, которая обмахивала его огромным веером из павлиньих перьев, та зовуще улыбнулась в ответ.
– Поэтому, так или иначе, а насильничать я тебя не стану. Скажи спасибо своему увечью, иначе пришлось бы. Меня бы воины просто не поняли, еще подумали бы что плохое про своего властелина. Мой отец всегда говорил, что вождь людям должен показывать пример самолично.
– Вы так говорите, словно ваш отец где-то далеко. Вот же он сидит, с краю стола.
– Правда похож? – Тимур улыбнулся. – Многие путают, но это всего лишь мой шут. Я специально так подбирал, чтобы были на одно лицо.
– Да нет же, это он. Он же гостил тут какое-то время, я его хорошо запомнила. Вот родинка приметная… ой.
Резкий удар оборвал речь девочки, и она закрыла лицо ладонями. Тимур зло посмотрел на нее, потом перевел взгляд на своих тысячников, которые было замолкли, но под тяжелым взглядом вожака тут же вернулись к трапезе.
– Ты посмела мне возразить, – пояснил хан, – у нас это недопустимо. Женщина не смеет возражать мужчине, и вам следует привыкать к нашим обычаям, потому как теперь это и ваши обычаи тоже.
– Не смей! – дернулся со своего места Софьян; глаза юноши пылали огнем. – Не смей ее бить!
– А, мой юный друг из Царьграда… – Степняк перевел взгляд на пухлого цесаревича. – Видишь ли, вот тебя я тронуть не могу. Флот твоего отца, скажем так, может создать серьезные препятствия для моей торговли рабами. Так что мне нужно будет предложить твоему батюшке нашу дружбу. Вечную дружбу, – весело добавил предводитель, и остальные кочевники заливисто рассмеялись. – Так что, как бы то ни было, тебя я не трону. А потому за каждое твое неучтивое слово я буду бить ее.
Тимур снова ударил девочку по лицу. Хан бил не сильно, не стараясь покалечить еще более или причинить какой-то вред, но и совсем уж мягким его удар тоже назвать было нельзя; щека Аленушки покраснела, а Софьян стал багрово-красным от возмущения. Он хотел что-то выпалить в лицо врагу, но под выжидательным взглядом хана сник и опустился обратно на свое место.
– Молодец, – похвалил Тимур, – ты неглупый парнишка. Я же человек не злой – поверь, мне не доставляет никакого удовольствия избивать калеку, да еще и ребенка. Просто не вынуждайте оба меня делать это, понятно?
Софьян кивнул в ответ:
– Понятно.
– Тебя, должно быть, волнует вопрос, где ваше войско. – Степняк снова обратился к царице; девочка ничего не ответила, но заметно напряглась.
– Ты будешь удивлена, – улыбнулся хан, – но ваше войско победило. Да-да, не делай такие глаза. В конце концов, именно вашему воеводе я обязан тем, что теперь я великий хан. Ведь он самолично убил нашего любимого вождя, Черного батыра.
– Святогор пропустил вас сюда? – удивилась Аленка.
– Святогор? Нет, другой богатырь. Святогор погиб в сражении с нами. Надо сказать, он бился, как сошедший на землю бог. Мы похоронили его со всеми почестями, в кургане. Там же и его доспехи, и меч его волшебный. Я бы их забрал, но даже восемь моих сильнейших воинов не смогли этот меч поднять. Как к земле прирос; волшебство, не иначе. Я уважал Святогора. Ничуть не кривлю душой, это был великий воин и великий воевода, он даже мой план разгадал. Шут, как звали второго богатыря, который отрубил голову нашему любимому вождю?
– Илья Муромец.
– Точно, он. Так что войско у вас еще есть, тысяч десять или пятнадцать наберется. Но двинуться с места оно не может, слишком много раненых. Да и появись оно здесь, только бесславно погибло бы и ничего путного не сделало.
Из-под настила снова раздался глухой стон.
– Ты смотри, – изумился Тимур, – там еще кто-то живой внизу остался. Тебе стоит поспешить, принимая мои условия. Глядишь, еще кого-то спасешь. Готова слушать?
– Да.
– На самом деле все просто. Теперь вы покоренный народ. Покорены вы мной и моим войском. А стало быть, ваша обязанность – платить мне дань. Такой вот налог, чтобы я не вернулся и не поубивал оставшихся. Налог этот будет большой, но совсем не чрезмерный. Я же вовсе не хочу, чтобы вы по миру пошли, совсем наоборот. Богатейте, размножайтесь и делайте тем самым богаче меня. Все просто.
Произнося слово «размножайтесь», Тимур лукаво взглянул на Аленушку с Софьяном; цесаревич покраснел, но девочка не изменилась в лице, выслушивая условия позорного мира.
– Что еще? Ах да, именно я буду решать, кому в каком княжестве править, и воссесть на трон без моего дозволения и ярлыка на управление никому не разрешается. Даже тебе, но тебе я этот ярлык выдам. Вроде все, ничего не забыл… а, шут, похожий на моего отца?
– Ясырь, – добавил шут; он сидел с недовольным видом, что-то порываясь сказать Тимуру, но в присутствии его тысячников и темников не решался.
– Да, чуть не забыл: ясырь, – расплылся в улыбке Тимур, – тысячу здоровых юношей и девушек изволь уж мне присылать ежегодно. Да не вздумай отправлять больных и калечных, мне нужны такие, за кого на невольничьих рынках будут торговаться.
– Я не буду присылать людей для продажи, – возразила Аленушка, – одно дело товары и деньги, но своих же соотечественников?.. Немыслимо.
– Будешь, – Тимур улыбнулся ласково, но глаза его сверкнули железной решимостью, – у тебя выбора нет. Или ты хочешь мне возразить?
Великий хан с интересом смотрел на побелевшую юную царицу, его рука поднялась для того, чтобы щелкнуть пальцами. Именно так он сделал в прошлый раз, когда приказал убить пленников. Аленушка разрыдалась в бессильной ярости и кивнула.
– Вот и хорошо, – хлопнул в ладоши новый владыка Великой степи, – а теперь налей нам еще вина, надо же отпраздновать наше соглашение!
