Часть шестая
Весна 867
44
Сейчас я уже старый человек, но захватывающие приключения, имевшие место в моей жизни много лет назад, до сих пор помню с удивительной точностью. Любопытно устроена память: в моем возрасте гораздо легче вспомнить давно ушедшую юность, чем то, что произошло несколько дней назад.
Несмотря на то что моя отправная точка была небезупречна, я немало преуспел в жизни, если говорить начистоту. Я сижу в удобном кресле, обтянутом овечьей шкурой, перед очагом зала в собственном огромном замке, возведенном из камня. У дверей стоит слуга, готовый исполнить любую мою прихоть, а на кухне заправляет повар с командой помощников, которые готовят мои любимые блюда. Из сводчатых окон мне открывается вид на процветающие окрестности и поля с обрабатывающими их крестьянами. Чуть дальше – обширные леса, снабжающие меня деревом для строительства флота, простираются вплоть до самого побережья, где стоят драккары, готовые защитить морскую границу моих владений от любого неприятеля. У меня есть все, что можно пожелать. Я нахожусь в привилегированном положении, мало кому счастье улыбается в жизни так часто, как мне. И тем не менее я страдаю от проклятия, свойственного старости: я слишком поздно извлекаю мудрость из собственного опыта и уже не имею возможности пробудить интерес современников.
Мой сын, при наличии многих иных хороших качеств, совсем не интересуется письменным словом. Его с большим трудом можно заставить прочесть даже коротенькое письмо, хотя он вовсе не неуч. Это замечательный парень – высокий, широкоплечий, веселый. Вряд ли кому-то из мальчишек доводилось вызвать еще большую гордость у своего отца, чем ему. Конечно, он переполнен юношеской отвагой и часто подвергает себя лишнему риску, от которого его мать – вечная ей память – пришла бы в отчаяние. Но я-то знаю, что мы его прекрасно воспитали и что он достаточно зрелый для встречи с вызовами бытия. Своим длинным мечом он рассекает черепа и пронзает тела недругов, словно это плетень вокруг огорода. Но он умеет проявлять и милость. Несмотря на смелость, отличается крайней осмотрительностью – качеством, которое позволило мне добиться таких высот, и холодной расчетливостью, что время от времени заставляет меня вспомнить об Иваре Бескостном.
Ни один хёвдинг не добился искреннего уважения у своих подданных тем, что беспардонно и бессовестно пользовался всем и вся вокруг. Основой правления самых прославленных князей было сочетание мудрости, милосердия, хитрости и расчетливости. Те, у кого перевешивают первые два качества, редко преуспевают на престоле, в то время как обладатели последних двух пробуждают страх и ненависть, из-за чего вынуждены сплачивать вокруг себя людей, единственной целью которых является занять место предводителя. Первые редко остаются на троне долго. Вторых всегда ждет насильственная смерть. Ивар Бескостный не умел видеть чувства окружающих, лишь их мысли и амбиции, старался использовать их для достижения собственных целей. Его скрытые психические особенности больше способствовали падению, нежели видимые физические.
Я могу рассказывать об этом часами и часто делаю так в надежде, что хотя бы часть моей горькой жизненной мудрости кому-то пригодится. И года не прошло с тех пор, как я благословил моего сына на командование войском, сплоченность которого так долго формировал. Теперь он отправляется на войну при любой возможности, чтобы расширить границы владений и уйти подальше от дома, уклониться от моих рассказов.
Но ровно так и должно быть.
Такова привилегия юности – относиться к прошлому с презрением и извлекать собственный опыт из современности. Вероятно, молодежь вынуждена повторять наши ошибки, но бог с ними. Для меня гораздо хуже то, что я имею возможность излить душу исключительно пергаменту.
Быть может, в далеком будущем кто-нибудь заинтересуется тем, каким образом события прошлого повлияли на современную жизнь, и тогда мои записи окажутся интересны потомкам. Потому я стремлюсь подробно рассказать о многочисленных событиях своей длинной жизни. Лишь боги ведают, принесет ли когда-нибудь мое занятие пользу кому-то, кроме меня. Одно несомненно: когда я оглядываюсь в прошлое, некоторые воспоминания выделяются из череды кровавых сражений и приключений, предательств и подвигов, смертей и покушений. Мое пребывание в тюрьме-колодце в Йорвике – одно из них.
Я слишком поздно сообразил, что надо было крепко держаться за доску. Когда я это понял, Ивар Бескостный почти вытянул ее на поверхность. От страха у меня закружилась голова, когда надо мной закрылась тяжелая крышка люка и меня объяла тишина. В кромешной тьме я с трудом пришел в себя, оперся на каменную стенку и попытался подавить собственное дыхание. Я прислушивался, ожидая уловить слабый шорох, который должен был исходить от ползучих гадов. Но на дне колодца не было слышно ни единого звука.
Я так долго стоял неподвижно, что ноги начала сводить судорога. Я осторожно приподнял ступню над неровным полом и наткнулся на что-то мягкое; рывком отдернул ногу. Меня бросило в пот, и, несмотря на холод, моя куртка на спине промокла насквозь.
Вновь наступила звенящая тишина.
Тот, кто никогда не оказывался запертым в абсолютной темноте, лишенный возможности испытывать другие ощущения, кроме осязания кончиками пальцев шершавой поверхности камня и привкуса рвоты во рту, вряд ли сумеет осознать грандиозность охватившего меня ужаса. Он был хуже страха в ожидании удара и гораздо более всеобъемлющий, чем паника, в которую впадает воин, стоящий в щитовой стене, при сближении с шеренгой врагов, чьи лица искажены жаждой крови.
Меня объял страх перед самим страхом.
От осознания факта змеиного соседства страх мой кипел, как вода в перестоявшей на открытом огне кастрюле, и захлестывал меня приступами паники. Теперь я понимал, что испытывал Рагнар Лодброк, на месте которого оказался. Его присутствие было гораздо ощутимее здесь, во тьме, чем когда я стоял рядом с его мертвым телом под тентом из паруса во время переговоров. Спустя целый год я очутился в тех же обстоятельствах, что и он, и теперь между нами протянулась невидимая нить. Казалось, я могу дотронуться до него, если оторвусь от стены и сделаю шаг вперед. Это ощущение действовало на меня отнюдь не успокаивающе.
Моя глотка сжалась, словно меня уже укусила змея. Я вдыхал воздух поверхностными рывками, однако он не достигал легких. Узкая шахта колодца вдруг загудела, под тяжестью стены я начал склоняться к полу и оперся о влажный камень, чтобы удержать равновесие, но был вынужден опуститься на колени. Когда я вновь смог дышать, обнаружил, что сижу на полу, опустив руки вдоль туловища. А под одной из моих ладоней – чешуйчатая спина гадюки.
Я не смел пошевелиться.
Под черепом у меня сновали молниеносные импульсы.
Очень медленно я сообразил, что змея не двигается. Ее плоское тело было твердым, как палка. Спустя длительный промежуток времени я осторожно передвинулся. Кончики моих пальцев скользили по спине мертвого гада. С подступившей к горлу тошнотой я нащупал сквозь чешуйчатую кожу крошечные ребра.
Змея по-прежнему лежала неподвижно.
Наконец в приступе бесстрашия я схватил змею за кончик хвоста и приподнял – раздался негромкий сухой треск. Между моими пальцами остался кусочек мертвой плоти.
Осознание счастливого обстоятельства пришло ко мне не сразу, но когда это случилось, я не мог удержаться от хохота. Когда мы с Ярвисом, стоя на краю колодца, смотрели на горящий на дне ямы факел, там еще были живые змеи. Но это происходило целую зиму назад, теперь на дне валялись маленькие ссохшиеся тушки.
Постепенно моя радость улетучилась. Я по-прежнему находился в глубокой яме – без еды и воды, охраняемый безумным монахом, жаждущим мести.
Возможно, змеи стали бы для меня более приятной альтернативой.
45
Когда наверху скрипнула открывающаяся крышка, мне пришлось поднести руку к лицу и прикрыть глаза от яркого света факела. Я не ждал ничего хорошего от мира наверху и лежал, свернувшись калачиком, у скругленной стены колодца. Я даже не знал, сколько времени провел в этой ловушке: в тишине и мраке меня покинуло чувство времени.
Какой-то человек звал меня на языке саксов. Я решил, что город пал, и сюда заглянул кто-то из солдат Эллы или Осберта. Но потом узнал голос.
– Брат Ярвис? – откликнулся я и поднялся на ноги.
Теперь зазвучало несколько голосов, перебивающих друг друга. Слова отзывались в каменном колодце раскатистым эхом. Дощечка гремела, ударяясь о стены по пути вниз. Несколько мгновений я стоял, просто держа ее в руках, прежде чем понял, что делать. Набросив петлю на туловище, я устроился на сиденье. Веревка натянулась, когда кто-то наверху стал крутить лебедку. Пол ушел у меня из-под ног.
Я двигался наверх, к свету.
– Кто тебя туда посадил? – спросил Хастейн, когда мое лицо поравнялось с краем колодца. Свет факела ослеплял меня, но я все равно распознал жест, которым он откинул с глаз светлую челку. За его спиной стояла Ильва, склонившись над подъемным механизмом.
– Мы не смогли добиться от него ни единого слова, – сказала она, кивнув на брата Вальтеофа.
Я пытался сфокусировать взгляд слезящихся глаз на размытом силуэте тощего монаха. Лезвие ножа блеснуло в руке невысокой сутулой фигуры, стоявшей рядом с креслом с высокой спинкой. Я улыбнулся брату Ярвису и почувствовал, что он ответил мне сдержанным кивком.
– Как вы меня нашли?
– Я отправился в тронный зал над Королевскими воротами, чтобы поговорить с Бьёрном Железнобоким, – ответил Хастейн. – К несчастью, он был пьян и несговорчив, так что разумнее всего было оставить его в покое. Я вернулся в епископство, чтобы найти тебя. Там перед «гостиной Рагнара Лодброка» встретился с Ильвой и рассказал ей о Браги Боддасоне и его браслете. Мы принялись разыскивать тебя и наткнулись на твоего приятеля монаха, который показал дорогу к ямам для пленников.
Я взглянул на Ярвиса. Мое зрение значительно улучшилось.
– Откуда ты узнал, что я здесь сижу?
– Мне приснился сон, – ответил сгорбленный послушник. – Я увидел тебя под землей в безмолвной темноте. И проснулся с уверенностью, что сон вещий.
Обычно смысл ночных пророчеств Ярвиса раскрывался задним числом, когда впоследствии происходило то, что подтверждало правдивость его снов. И вот впервые сон подтолкнул его вмешаться в ход событий, когда они только разворачивались. Я про себя поблагодарил бога или богов, ниспославших на него видение, но времени на дальнейшее обсуждение чуда не было.
– Саксы взяли город? – поинтересовался я.
– Им пришлось бы изрядно поторопиться, – ответил Хастейн. – Еще даже рассвет не наступил.
Я сидел в колодце всего несколько часов. От этого известия во рту появился неприятный привкус – будто я выпил содержимое кружки, которое поначалу принял за яд, но потом выяснил, что это лишь солончаковая вода.
– Я знаю, кто убил Рагнара Лодброка, – заявил я.
Озарение снизошло на меня в темноте. Тщательно и методично я вспомнил все, что приключилось, начиная с весны. Скорее для того, чтобы сохранить внутреннее спокойствие, нежели надеясь извлечь из этого знания выгоду. Когда я наконец нашел ответ, он показался мне совершенно логичным.
– Это был Сигурд, – объявил присутствующим Хастейн, которому не терпелось вставить слово. Вальтеоф презрительно фыркнул со своего места.
– Это был не Сигурд Змееглазый, – сказал я.
– Кто же тогда?
Взгляд, устремленный на меня в ожидании ответа, заставил усомниться – не в личности убийцы, а в том, стоит ли открывать имя преступника так рано. И я обратился к Ярвису:
– Я так понимаю, что ты присматривал за Вальтеофом с тех пор, как он попал сюда. Он наверняка нарассказал обо мне всякой всячины. Именно поэтому ты сдержанно вел себя, когда мы встретились в «Хромом Борове».
Сгорбленный послушник колебался с ответом. Он перевел взгляд на тощего монаха в кресле.
– Вальтеоф был в жутком состоянии. Однако между достоверностью и демонстрацией фанатичного усердия он всегда выбирал последнее. Я надеялся, что он преувеличивает.
– Вульф – пособник дьявола! – пронзительно завопил Вальтеоф. – Он пытался убить блаженного брата Сельвина, но затем прикончил его руками дьявола в обличье женщины. Поверьте мне, братья мои, это святая истина, как говорит Спаситель!
Ярвис выжидательно смотрел на меня. Так и не дождавшись ответа, мой бывший наставник продолжил с несвойственной ему жесткостью в голосе:
– От тебя не было известий всю зиму. Когда мы встретились, ты оказался в компании грабителей и хотел захватить святые серебряные реликвии, а затем принялся расследовать обстоятельства гибели Рагнара Лодброка. Я не понимаю, чего ты добиваешься.
Альянсы, которые пришлось заключать мне и Ярвису, каждому в свое время, вбили клин между нами. Я не имел права упрекать его в недоверии и не мог объяснить ему свой выбор. Так что в итоге решил попытаться получить ответ на другой вопрос, над которым размышлял, сидя в колодце.
– Той ночью, когда в лесу сгорела хижина, – обратился я к Вальтеофу, – олдермен упомянул о вашем с ним договоре: он обещал тебе свою поддержку во время выборов нового аббата в монастыре Святого Кутберта.
– Я не просил больше того, что заслужил, – Вальтеоф извергнул инфантильный ответ вместе с плевком, приземлившимся на пол. – Сначала я принял участие в облаве на оборотня, а затем, когда остальные послушники ушли, мы с Сельвиным добровольно вызвались следить за монастырем. Мы подвергались большой опасности.
– А став аббатом, ты должен был отдать олдермену территории, которые его отец завещал монастырю перед смертью.
– Это абсурдное обвинение, – прошипел Вальтеоф, и ни у кого не осталось сомнений в справедливости моего вывода. Широкий рот, выглядывающий из-под черной повязки, исказился. Тощий монах словно сидел на муравейнике.
– Откуда ты знаешь скандинавский язык? – продолжал я свой допрос.
– Вальтеоф – дан по происхождению, – ответил вместо него Ярвис. – Отец оставил его в юном возрасте в одном из монастырей Восточной Англии.
– Если непременно нужно осветить мою биографию, – прервал его брат Вальтеоф, – я предпочитаю сделать это сам. Меня не оставляли, я сделал этот выбор после того, как узрел свет истины и посвятил себя Господу. Воспитание, которому я подвергся в Восточной Англии, подразумевало жесткое руководство и постоянное самобичевание. Спустя некоторое время аббат решил отправить меня на север, где, по его мнению, мне будет комфортнее.
Ярвис улыбнулся и приставил нож к горлу Вальтеофа.
– Как там писал твой восточноанглийский аббат брату Оффе? «В диких северных странах, возможно, меньше, чем мы, беспокоятся о благополучии попадающих в монастыри юношей, но я предоставляю решение этого вопроса на твое усмотрение, дорогой друг». Разве не так сформулировано в письме?
Вальтеоф был на грани истерики от злости и сексуальной фрустрации. Ему не посчастливилось оказаться в монастыре в Креке, где писец аббата Этельберта оберегал благополучие новичков столь же ревностно, как восточно-английский аббат. И я до сих пор благодарен за это брату Оффе.
– Я тоже защищал монастырских новичков, – продолжил Ярвис, – вплоть до зимнего дня, когда мы, услышав о вторжении скандинавов, забрали реликвии и взяли курс на Эофорвик.
– Сейчас город называется Йорвик, старик, – поправила его Ильва.
– Посмотрим, надолго ли, – ответил Ярвис.
– Да услышит тебя Господь Бог, – добавил Вальтеоф, подчеркнув своим замечанием множество противоречивых интересов, которые нас объединяли и разделяли. Саксы, скандинавы, христиане, язычники, друзья, враги – наша небольшая группа являлась миниатюрным отражением многотысячной толпы, что готовилась развязать кровопролитие на улицах города за пределами подвала-темницы.
46
– Куда теперь? – спросил Ярвис, освещенный хрупким светом зари, проникающим в епископский сад поверх стен Йорвика.
Сгорбившийся послушник стоял в окружении нас с Хастейном и Ильвой позади серой каменной церкви и думал. Несмотря на заверения Ярвиса, что Вальтеоф не сможет передвигаться при дневном свете из-за сильных болей в глазах, мы надежно заперли дверь, ведущую с лестницы к подвалу для пленников, и вход в длинный дом.
– К Бьёрну Железнобокому, – ответил я.
Приемный отец Хастейна по-прежнему казался мне лучшим союзником на протяжении нескончаемого процесса разоблачения убийцы и спасения города от разрушения.
– Было бы неплохо, – отозвался Хастейн, – если бы ты наконец открыл нам имя преступника. Я уверен, что Бьёрн тоже захочет его узнать.
– Видимо, у Рольфа есть серьезная причина держать эти сведения в тайне, – сказал Ярвис.
Честно признаться, я не был уверен, что мои друзья мне поверят. Я адресовал Ярвису благодарный взгляд – и за поддержку, и за то, что он признал изменения, произошедшие во мне. Наши противоречивые интересы вскоре разлучат нас, но в последний день нашей дружбы мы держались вместе в надежде, что это поможет нам выжить.
– Бьёрн Железнобокий находится в тронном зале? – спросила Ильва.
– Там находится его серебро, – ответил Хастейн.
У ворот, ведущих в епископство, больше не было охраны. Площадь перед церковью также пустовала. После бессонной ночи на земле остались черные выжженые круги от костров. На мгновение мы даже подумали, что город покинут. Но в следующий миг услышали крики с южного конца Педергэде. Защитники взгромоздились на стену. Они теснились по обе стороны от тронного зала и на двух угловых дозорных башнях.
– Подстрекают саксов к осаде, – пояснила Ильва.
– Они совсем рехнулись? – удивился Ярвис.
– Мы пропустили рассветную речь Ивара Бескостного, – сказал Хастейн. – Наверняка он сказал им что-то для пробуждения боевого духа.
Мы побежали вдоль временных укреплений, отделявших Педергэде. При свете дня они скорее напоминали небрежно сколоченные дощатые заборы высотой в человеческий рост. Возможно, они и пригодились бы для сооружения загона для свободно разгуливающих коров или овец, но едва ли могли сдержать неприятеля, несмотря на земляной вал, опоясывающий изгородь, с которого можно было наблюдать, что делается в загоне.
На открытом пространстве за воротами, где накануне в лихорадочной спешке снесли все постройки, в тени задней стены тронного зала, стоял отряд из пятидесяти тяжело вооруженных воинов. Назначение этого отряда и его дислокации было непонятно.
– Давайте отыщем Бьёрна и расспросим о стратегии, – предложил Хастейн.
– Делайте, что хотите, – возразила Ильва, – а я хочу посмотреть, что творится на поле.
Ивар Бескостный стоял со своими дружинниками на стене восточнее тронного зала. Мы побежали на запад, обогнув массивное и поросшее мхом здание, мимо пяти десятков воинов, к лестнице, ведущей на бруствер, где плечом к плечу стояли скандинавы. Нам приходилось расталкивать всех локтями, чтобы протиснуться вперед и посмотреть на войско саксов, развернувшееся на расстоянии полета стрелы от нашего города. Пехота и крестьяне сгрудились в серую массу под прикрытием щитовой стены. Поодаль всадники осаживали лошадей под огромным количеством знамен, из которых два самых больших были нам хорошо знакомы: белый крест на черном фоне и красный боевой топор на белом фоне. Элла и Осберт обратились за поддержкой ко всем тэнам и олдерменам Нортумбрии.
– Чего они ждут? – полюбопытствовал я.
– Быть может, этого, – ответила Ильва и указала в направлении реки.
С берега к облакам поднималась тонкая струйка дыма. Пока мы стояли и наблюдали, дым стал гуще и чернее. Жаждущих битвы скандинавов, толпившихся у бруствера, охватило молчание.
– Корабли, – прервал тишину один из воинов.
– Саксы поджигают драккары! – выкрикнул другой.
Толкаясь и наступая друг на друга, возбужденные и растерянные воины увлекли нас за собой к угловому бастиону. Отсюда мы увидели, что три из семи драккаров, стоявших у берега, охвачены пламенем. Саксы за ограждением, установленным на каменном мосту, были не пехотинцами, а лучниками. Горящие стрелы роем поднимались с моста, описывали в небе дугу и завершали полет, падая на открытые палубы красавцев-кораблей.
Стоявшая на стене чуть поодаль группа воинов-скандинавов тоже обратила внимание, что у реки есть активность. Среди суетившихся на стене людей я приметил рыжую шевелюру и бороду Ивара Бескостного, облаченного в синий плащ. Невысокий, коренастый и в общем неприметный человек с носом-пробкой и полными губами, выделяющимися на бородатом лице, следовал за ним по пятам. Ярл-дан вызволил Браги Боддасона, прежде чем отправиться оборонять город. Знаменитый скальд жадно поглощал взглядом драматичные события, разворачивающиеся вокруг. Он, несомненно, запечатлевал в памяти все, что видел, чтобы позднее изложить в поэтическом повествовании. Как и остальные, эта странная парочка была озабочена пылающими у берега кораблями и не смотрела в нашу сторону. Несколько разгоряченных викингов перелезли через бруствер и сползали вниз, помогая себе руками, чтобы сократить расстояние до рва под стеной и, очутившись на земле, броситься на защиту дорогостоящих судов.
Не было ничего удивительного в том, что именно в этот момент всеобщей суматохи и сутолоки саксы предпочли начать штурм.
Их щитоносцы отступили, пропустив вперед две шеренги воинов, до поры до времени скрытых за щитами. Они удерживали оплетенное кожаными ремнями толстое дубовое бревно. Под прикрытием дождя из стрел они побежали по римской дороге, полого поднимающейся к городским стенам, и вдарили тараном по центральной несущей опоре двойных ворот. Сквозь каменную кладку стены вибрация достигла бастиона, на котором мы стояли.
– Зачем они бьют по опоре, вместо того чтобы выбить створки ворот? – удивился я.
– Этому тронному залу несколько сотен лет, – объяснил Ярвис. – Он гораздо более древний, чем ворота. Осберт прекрасно знает слабые места в обороне.
Под крики и всеобщий гомон саксы отступили вместе с тараном на двадцать шагов назад и, действуя по команде, опять ударили по опоре. На этот раз мы не ощутили последствий удара, но тронному залу был нанесен более ощутимый урон. От задней стены здания отвалились камни и кирпичи. Пятьдесят воинов, стоявших на пустыре за воротами, были вынуждены отступить, чтобы избежать ранений. Основные силы саксов по-прежнему держались на расстоянии и ждали нужного момента, который явно должен был вот-вот наступить.
Взгляд синих ледяных глаз Ивара Бескостного обратился на меня поверх многочисленных голов воинов, облаченных в шлемы, – как раз в ту секунду, когда на древнюю кладку обрушился очередной удар тарана. Ярл иронично улыбнулся и поприветствовал меня, а затем обратился к солдатам.
– Вниз, парни, – крикнул он. – Займите места рядом с укреплениями.
Судя по всему, эта операция была согласована заранее. Самые молодые воины мигом сбежали по поросшей травой насыпи с внутренней стороны стены, в то время как старшие и более опытные спускались по приставным и каменным лестницам. Мощный гул пронесся над землей и охватил бруствер.
Я остановил взгляд на королевском тронном зале саксов.
Древнеримская каменная постройка и две примыкавшие к ней неуклюжие башни накренились в сторону поля. Как тяжело груженая повозка, из которой вываливают груз, она постепенно склонялась, пока у нее окончательно не нарушился центр тяжести. С оглушительным грохотом, который, казалось, исходит из земных недр, каменная стена упала и развалилась на мелкие кусочки, покрыв траву, римскую дорогу и несколько зданий за Королевскими воротами слоем кирпичной пыли.
Раздался могучий рев. Войско саксов устремилось к широкой бреши, образовавшейся в стене, которая ограждала Йорвик, на месте тронного зала. Знамена с крестом и топором бодро реяли на древках. Всадники пришпоривали лошадей. Саксы приступили к штурму Йорвика.
47
– Бьёрн?! – голос Хастейна дрожал. Его лицо побелело как мел. Он пригладил рукой светлую челку.
Последние воины слезли со стены. Ильва, Ярвис, Браги Боддасон и я молча стояли у бруствера. Казалось, даже Ивар Бескостный на мгновение оторопел, шокированный тем, что потерял старшего брата под развалинами тронного зала. И все же в ледяном взгляде его синих глаз я увидел не скорбь, а холодный расчет.
– Если ты стремишься отомстить за гибель приемного отца, – сказал он Хастейну, – самое время присоединиться к товарищам возле укреплений.
Хастейн в растерянности перевел взгляд с рыжебородого ярла на облако кирпичной пыли, которое медленно приближалось. Передние ряды саксов еще были скрыты за ним, но всеобщий самоуверенный победный клич звучал отчетливо. Взгляд Хастейна подернулся печалью. Он выхватил меч, спрыгнул с земляного вала и скрылся из виду.
– Ильва, – продолжал Ивар Бескостный, – ты не присутствовала на моей речи и потому не в курсе, что я пообещал каждому, кто примет участие в сражении и останется в живых, серебряную монету за каждого убитого сакса. Ты, конечно, тоже можешь рассчитывать на награду.
Воительница мгновение помедлила, но затем, пожав плечами, удалилась вслед за Хастейном.
– А от меня тебе никак не избавиться, – вымолвил брат Ярвис, попытавшись выпрямить сгорбленную спину.
– Я и не собирался ни от кого избавляться, монах. Лишь предпочитаю, чтобы каждый находился на своем месте во время осады. Выберешь ты Рольфа или Этельберта – твое личное дело. Но если ты рассчитываешь, что Осберт пощадит твоего епископа, ты наивнее, чем я полагал.
Брат Ярвис перевел взгляд с меня на Ивара Бескостного, затем посмотрел на воинов-саксов.
– Защищай епископа, – поддержал я его.
Ярвис уже не раз рисковал ради меня. Мне не хотелось просить его ставить на кон собственную веру и будущее христианской церкви в Нортумбрии. Взгляд старика был сдержан, когда он удалился тем же путем, что Хастейн и Ильва.
– Это он! – Браги Боддасон, стоявший на бруствере, перестал видеть приближающихся саксов, скрывшихся в облаке пыли, обернулся и наткнулся взглядом на меня: – Он напал на меня!
– Я знаю, Браги, – Ивар ни на мгновение не выпускал меня из виду. – Я думаю, тебе стоит примкнуть к тем, кто находится возле укреплений.
– Этого хулигана надо высечь за то, что он меня опозорил!
Плотное тело великого скальда дрожало от гнева и возмущения. Он предпочитал оставаться в безопасности рядом с ярлом.
– Рольф непременно будет наказан, Браги. Иди к остальным.
– Но, ярл Ивар, он отнял у меня браслет со змеями, который ты мне подарил. Я хочу вернуть себе украшение.
– Браги Боддасон! – рявкнул Ивар Бескостный. – Убирайся! Делай то, за что я тебе плачу – иди и наблюдай, дабы затем сложить достойную сагу о падении Нортумбрии!
Сконфуженный знаменитый скальд спустился с земляного вала и скрылся в направлении Педергэде. На стене не осталось ни одного свидетеля.
– Я знаю, кто убил Рагнара Лодброка, – заявил я, глядя в глаза Ивара Бескостного.
Рыжебородого ярла поглотила пыль, волной перекинувшаяся через городскую стену. Я стоял неподвижно, тоже исчезая в пылевом облаке.
– На этот раз ты уверен?
Я слышал его голос, доносившийся из ниоткуда. Грубая пыль щипала глаза, на зубах хрустели песчинки. Во рту моментально пересохло. Меня обволокло мутное, призрачное ничто. Шум сражения стал более приглушенным, крики – менее резкими. Беспорядочное бряцание оружия звучало глухо, словно моя голова была обернута куском ткани.
– Имей в виду – все, что сегодня здесь происходит, тщательно спланировано, – прозвучал голос рыжебородого ярла далеко впереди меня.
– Вздор! – возмутился я, распаляясь. – Ты не мог предвидеть, что саксы разрушат свой собственный тронный зал.
Его смех раздался в нескольких шагах от меня. Когда-то он наполнял меня солнечным светом и беззаботной жизнерадостностью. Теперь заставил похолодеть.
– Придется признаться, – сказал он, – что я плохо разбираюсь в каменном строительстве и понятия не имею, прочное здание или нет. Я думал, нам придется спровоцировать этих муравьев, чтобы заманить в город.
Это объясняло назначение пяти десятков воинов, притаившихся в ожидании за Королевскими воротами, но ничего не меняло. Я хотел увидеть выражение лица Ивара Бескостного в тот момент, когда он осознает поражение. Я не мог отказать себе в этой радости, даже если бы она стала для меня последней.
Неожиданный порыв ветра рассеял пыльную дымку. Передо мной у края обвалившегося куска стены стояла высокая светлая фигура. Плащ этого человека был серым от пыли, волосы и борода стали почти белыми. Он смотрел на открывшуюся картину.
С временных укреплений, установленных вокруг пустыря и Педергэде, скандинавы провоцировали саксов на атаку. И саксы охотно шли у них на поводу. Сплоченной дугой из людей и металла они бросились на хрупкие заграждения – единственное препятствие, встретившееся им на пути. Объединенные силы нападающих составляли не менее тысячи воинов против трех сотен защитников.
– Глядя на это, – улыбнулся Ивар Бескостный, – как ты можешь считать важным вопрос, кто именно убил Рагнара Лодброка? Мы, скандинавы, волки и медведи. Боги избрали нас и наделили гораздо большей силой и умом, чем саксов. Мы имеем право забрать у них их страну и присвоить их богатства. Они не заслужили всего этого. А мы заслужили.
– Нортумбрия жила и процветала задолго до вашего прихода, – возразил я. – Король с олдерменами крепко держали власть в своих руках, но они обеспечивали порядок и соблюдение закона, крестьяне при них не голодали. Хищники умеют только убивать. Отправляясь сюда, ты видел опустевшие поля. Точно так же, как по всей Ирландии. Ты же сам тогда разозлился.
– Ты прекрасно знаешь, – отстаивал он свою точку зрения, – что я хотел не этого.
– Но ты не смог это предотвратить. Твои викинги поступают, как захотят, независимо от твоих приказов. И Англия падет, если ты добьешься власти, которой жаждешь. Тогда тебе придется отправиться еще дальше. На кого ты нападешь в следующий раз? На королевство франков? Испанию? Ты никогда не создашь империю, потому что разрушаешь все, к чему прикасаешься.
От моих слов его улыбка поблекла. Последние события демонстрировали, что мои обвинения не были высосаны из пальца.
– А ты решил, – произнес он медленно и серьезно, – что сможешь остановить все, разоблачив убийцу?
– Сейчас уже все равно. После поражения здесь, у Йорвика, остатки твоей армии распадутся на мелкие группы, которые будет легко победить.
– Поражение? – повторил он. – Ты ошибаешься, Рольф. Мы выиграем сегодняшнюю битву.
Надменная улыбка на запыленном лице ярла заставила меня пожалеть о проявленной искренности. Теперь Ивар Бескостный знал все мои козыри. Он приблизился ко мне на шаг. Его взгляд был угрожающим. Я отступил. В следующий миг с востока раздался сигнал рога. Мы одновременно обернулись на звук.
Во главе армии численностью не менее пяти сотен воинов гарцевали Сигурд Змееглазый, Хальфдан Витсерк и Уббе Сын Любовницы, огибая восточный бастион городской стены. Перед ними разбегались саксы, поддерживающие осаду с севера и востока. Короли саксов провели тщательный отбор воинов, распределив по цепи нерешительных и пугливых слабаков, составляющих арьергард любой армии. Эти вояки ждали, когда более храбрые товарищи проведут штурм, чтобы ворваться в город и принять участие в грабежах. Теперь сыновья Лодброка гнали их вперед, к бреши в стене.
Ивар Бескостный смотрел на меня, склонив голову набок. Постепенно я начинал понимать последствия разворачивающихся передо мной действий. Уверившись, что я осознал значение разразившейся катастрофы, он подошел ко мне.
– Не тронь меня, – предупредил я и взялся за нож.
Было поздно: Ивар Бескостный обеими руками схватил меня за куртку. Я пытался пырнуть его ножом, но длинные руки держали меня на порядочном расстоянии. Я царапал серебряные браслеты на его руках, но бесполезно – эти браслеты были не только украшениями.
Отступив на шаг, он воспользовался весовым преимуществом и, размахнувшись, столкнул меня в зияющий провал в полу.
Я падал сквозь воздух, тяжелый от каменной пыли. Прямо в руины, оставшиеся от тронного зала. На саксов, хлынувших в город и обреченных на смерть.
48
Я жестко приземлился на груду обломков стены и, отброшенный дальше, как плоский камешек, отскочивший от водной глади, покатился по колдобинам. Множество ног с невероятной скоростью мелькало перед моим лицом. Я пытался встать. Никто меня не замечал. Саксы, поглощенные бегом и предстоящим сражением, спешили на верную погибель.
С невысокого угла обзора временные деревянные укрепления в человеческий рост казались непреодолимыми. Многие пытались забраться на них, но, карабкаясь по доскам, не имели возможности защитить себя от ударов мечами и топорами, которые обрушивались сверху. Предприняв несколько попыток, саксы падали и больше не поднимались. Земля стала липкой от крови. Пустырь покрылся телами убитых и раненых. Люди кричали, оружие звенело, пыль набивалась в глаза, рты и носы. Наяву разворачивался страшный сон, полный крови и смерти. Те, кому удавалось прорваться дальше на Педергэде, оказывались в смертельной ловушке: улица, огороженная временными заборами, превратилась в узкий коридор с ощетинившимися с обеих сторон копьями и топорами.
Самые сообразительные пытались скучковаться в плотную группу, но под давлением идущих сзади товарищей были вынуждены расходиться. Я остановился у самого начала укрепления, выискивая в толпе знакомые лица. Длинное копье просвистело мимо моего лица и наверняка пронзило бы голову, если бы меня не повалила обезумевшая от страха лошадь, которая приняла удар на себя.
Лошадь заржала и встала на дыбы. Откатившись в сторону, я чудом избежал удара ее копыт. Всадник заметил меня. Недоверчивая улыбка растянулась на его заплывшем лице. Осберт повернулся в седле и заорал своим воинам:
– Вот предатель собственной родины! Он на стороне скандинавов!
Бывший король наткнулся на предателя, которого можно обвинить в безнадежной для саксов ситуации. Если бы он увлек меня за собой, его собственная гибель оказалась бы менее бессмысленной.
– Он помог варварам захватить город! – вопил Осберт. – Он подговорил их предводителя! Он спас жизнь Ивару Бескостному!
Дружинники бывшего короля обступили меня полукругом и теснили к укреплению. Над моей головой держали наготове оружие скандинавы. Они не понимали, что происходит, но почувствовали необычное в разворачивающейся сцене. Сражение продолжалось, но вокруг меня быстро образовалась территория, свободная от военных действий.
– Я с вами! – кричал я наверх. – Я переводчик Ивара!
Но во всеобщем шуме меня никто не слышал. Серо-белая пыль присохла ко мне намертво. По виду меня было не отличить от саксов, которые вторглись в город по руинам тронного зала.
– Он убил двух ваших товарищей! – Осберт продолжал натравливать на меня своих воинов. – Они пытались освободить его из рабства в лагере скандинавов.
Его лоснящееся от пота лицо напоминало кусок теста. Взгляд сверкал злобой. Если раньше я еще мог сомневаться, теперь твердо знал, кто стоял за попыткой похитить меня ночью после погребения Рагнара Лодброка. У меня не было времени размышлять над мотивами поступков бывшего короля саксов – копье глубоко вонзилось в его грудь.
Лицо Осберта исказилось, словно он съел что-то горькое. Он захрипел и, умирая, соскользнул со спины лошади.
– Это за Бьёрна Железнобокого, – послышался чей-то голос, – жирный тюфяк.
Хастейн спрыгнул с укрепления.
– Ты рассчитывал расправиться с саксами в одиночку. – Он извлек копье из тела Осберта и бросил мне. – Но я не упущу возможности повеселиться.
За моей спиной тяжело приземлилась еще одна фигура. Ильва поднялась на ноги и протянула Хастейну щит.
– Вперед, щенок! – прорычала она.
– И ты вперед, сучка! – рассмеялся он.
С грохотом они сдвинули перед собой щиты. Повинуясь инстинкту, я просунул копье между ними. Хастейн взял Энкемагер в правую руку, Ильва свой меч – в левую. Мы сформировали эффективную боевую единицу – малый фюлькинг.
Люди Осберта оправились от шока. Им предстояло отомстить за короля. С отчаянной решимостью они бросились вперед. Те, кто стоял в первом ряду, погибли сразу. Юнец и воительница трудились, не покладая рук. Я выписывал между ними кренделя и тыкал копьем в злобные физиономии неприятеля. К нам на подмогу с укрепления прыгнул еще кто-то. Лезвие топора просвистело мимо моего уха и туго вонзилось в лоб сакса, потерявшего шлем. Кровь брызнула во все стороны. Мозолистой рукой брат Ярвис извлек из черепа убитого топор, запутавшийся в волосах, и метнул его в очередного врага.
– А как быть с Этельбертом? – крикнул я.
– Сомневаюсь, что кто-нибудь из саксов доберется до епископства. Твой ярл хитрый малый, – ответил мне Ярвис.
– Он больше не мой ярл.
Зоркий взгляд на морщинистом лице зафиксировал мой ответ, но уже в следующий миг переметнулся на неприятеля, который с диким воплем упал на землю, пораженный топором в плечо.
Многие скандинавы спрыгивали в кровавое месиво и присоединялись к битве. Это были дорожащие честью воины, которые не могли позволить себе оставаться в безопасности, когда их товарищи шли вперед, демонстрируя пример воинской доблести.
По всей длине укреплений наверху никого не осталось – сражение переместилось вниз, на поле боя.
В двадцати шагах от этого места отряд викингов напал на дружину короля Эллы, сомкнувшуюся в щитовую стену вокруг предводителя. Храбрые саксы погибали один за другим, тщетно пытаясь защитить короля Нортумбрии. Потные, хохочущие, улюлюкающие скандинавы рубили врагов направо и налево. Король сражался доблестно. Его лицо с черной остроконечной бородкой исказил гнев. Он во все стороны размахивал мечом, лошадь под ним дико ржала и вставала на дыбы от ужаса. Борьба была напрасной: кто-то из саксов задел лошадь мечом, она повалилась в пыль, и Элла скрылся из виду под множеством широких спин и шлемов.
Король был повержен. Битва завершилась.
Резня продолжалась еще некоторое время.
49
– Разве я не предрекал победу? Кажется, я сдержал свое обещание?
Воины, собравшиеся среди пустыря рядом с рухнувшим тронным залом, были утомлены; насквозь пропитались потом, кровью и грязью. Залитые золотистым солнечным светом, они стучали мечами по щитам и громоподобным ревом выражали Ивару Бескостному свой восторг. Какими бы обещаниями ни осыпал их рыжебородый ярл на рассвете, он их сдержал. Невысокая коренастая фигура Браги Боддасона выглядела удивительно опрятной по сравнению с окружающими воинами, изнуренными сражением. Великий скальд с вытаращенными глазами собрал уйму материала для будущей саги о падении Нортумбрии.
– Разве я не обещал, что Рагнар Лодброк будет отомщен?
Ивар схватил за волосы человека, стоявшего перед ним на коленях посреди образовавшейся площади, и откинул назад его голову, чтобы все получили возможность увидеть лицо. Остроконечная бородка короля Эллы была наполовину выдрана в пылу сражения. Темные волосы всклокочены и перепачканы кровью. Голый по пояс и явно растерянный, он был привязан к столбу, вколоченному в землю. Ему было сложно сидеть, однако он чудесным образом остался в живых и пребывал в полном сознании.
– А теперь мы, – провозгласил Ивар Бескостный, – сыновья Лодброка, вынесем приговор этому королю, чья лживость не знает границ.
Под очередную волну возбуждения, выразившуюся в грохоте оружия и щитов, он отпустил волосы короля и подошел к братьям. Хальфдан Витсерк с колючим от щетины подбородком стоял в десяти шагах позади, рядом с Сигурдом Змееглазым, который нашел время расчесать и заплести свои черные волосы, и теперь они блестели, как серебряные браслеты на его руках. С ними стоял и Уббе Сын Любовницы, круглое лицо которого, поросшие эльфийским пушком, выражало глубокое удовлетворение. Оставшиеся в живых сыновья Лодброка были не против признания Сына Любовницы законнорожденным. Тот факт, что он здесь присутствовал, подтверждал его новый статус.
Четверо ярлов совещались исключительно для вида. Ни у короля Эллы, прислонившегося лбом к связанным запястьям, ни у собравшихся скандинавов не возникало сомнений, какой будет вынесен приговор.
– Ну что, позволим им убить короля саксов? – спросила Ильва. Мы стояли в задней части толпы вместе с Хастейном и Ярвисом.
Пока пустырь очищали от трупов, мы скрывались между городскими домами. С безопасного расстояния я наблюдал, как Ивар Бескостный, прихрамывая, бродит по полю боя и ищет меня среди мертвых. Получив возможность спрятаться за спинами собравшихся воинов, мы решили подойти ближе.
– По вашему, как отреагируют люди, если я выйду и объявлю о невиновности Эллы? – спросил я. – Ведь менее года тому назад я сам указал на него как на убийцу.
– За это время многое произошло.
Ильве не удалось убедить даже саму себя. Истина ничего не прояснит. Тем более, сейчас.
– Эх, если бы Бьёрн был с нами, – вздохнул Хастейн глухим от излитых слез голосом.
– Будто он смог бы нам помочь, – горько отозвалась Ильва.
– Помочь в чем?
За нами откуда ни возьмись вырос бело-серый великан, его спутанные волосы и длинная борода сплелись над головой подобием нимба. От ран и царапин на руках, ногах и теле тонкие ручейки крови прочертили полоски на слое пыли, которая покрывала Бьёрна Железнобокого с ног до головы.
Мы уставились на него, не в состоянии произнести ни слова.
– Раззявь глотку, щенок, – обратился он к Хастейну. – Если ты сейчас сообщишь мне что-нибудь хорошее, я, пожалуй, забуду, что ты не стал откапывать меня из груды булыжников.
Гораздо позже я услышал рассказ о том, как Бьёрн Железнобокий стоял, склонившись над самым большим отверстием в полу тронного зала с запасом горячей смолы и раскаленного песка. Когда здание рухнуло на него, он прыгнул в это отверстие ногами вперед, но застрял на полпути. Крепкая каменная кладка свода ворот вывалилась единым куском и послужила надежным укрытием от камней и фрагментов застывшей извести, каждое мгновение угрожая превратиться в могилу. Исключительно благодаря собственной богатырской силе он выжил, вопреки обстоятельствам, и с трудом прорыл лаз сквозь гору камней. Своим спасением он был обязан счастливому случаю. Мы восприняли такой исход как настоящее чудо.
Железнобокий внимательно наблюдал за своими братьями, обсуждавшими приговор, и за королем Эллой, ждавшим своей участи у столба.
– Рольф выяснил, кто убил Рагнара Лодброка, – вдруг выдал Хастейн.
– И это не король саксов?
Спокойный взгляд седобородого великана резко контрастировал с его диким обликом. Я покачал головой.
– Я с самого начала считал это маловероятным, – согласился он. – Идем.
Задний ряд воинов расступился перед нами. В толпе образовался свободный проход, когда Бьёрн Железнобокий двинулся вперед, держа меня за руку. Остальные сыновья Лодброка стали озираться в наступившей тишине и заметили старшего брата. Бьёрн отпустил мою руку и остановился, сложив руки на животе.
– Я так понимаю, что в данный момент вы решаете судьбу короля саксов.
Ивар Бескостный вдруг словно взбесился. Он выпучил глаза и раскрыл рот. Мужественное лицо Сигурда Змееглазого превратилось в один большой знак вопроса. А Уббе Сын Любовницы, мгновенно сориентировавшись, отступил на несколько шагов назад. Лишь Хальфдан Витсерк, казалось, обрадовался, увидев представшую его глазам картину.
– Прекрасно, что ты тоже пришел, Бьёрн, – сказал младший сын Лодброка, пытаясь придать своему голосу искренность. – Я изобрел изощреннейший способ казни, но остальные не позволяют мне его применить.
– Некоторые виды казни слишком жестоки для зрителей, – заметил Ивар Бескостный, восстановив самообладание, – даже для жаждущих мести солдат.
– То есть у вас не осталось сомнений, – загромыхал Бьёрн Железнобокий, – в виновности короля Эллы?
Глаза Ивара Бескостного злобно сверкнули, когда он увидел меня за спиной великана. Я бы долго не продержался, оставшись с ним наедине, но открытая демонстрация враждебности сейчас никому не была на руку. Братья приглушили голоса, чтобы воины не могли услышать их беседу.
– Разве Рольф Дерзец не дал исчерпывающий ответ на этот вопрос? – прошипел Хальфдан Витсерк.
– Он изменил свое мнение, – ответил Бьёрн.
Я съежился под взглядами сыновей Лодброка.
– Сейчас нет оснований менять установившиеся представления, – медленно изрек Ивар Бескостный.
– То есть к словам Рольфа стоит прислушиваться, лишь когда они совпадают с твоим мнением? – предположил Бьёрн. – А истина не важна?
– Видимо, самое разумное – предоставить Рольфу возможность высказаться, – возразил Сигурд Змееглазый. – Если он внесет ясность в это дело, мне кажется, к нему стоит прислушаться.
Бьёрн Железнобокий вопросительно посмотрел на Хальфдана Витсерка.
– Я готов выслушать что угодно, – сказал младший брат, – если вслед за объяснениями последует казнь.
– Получается, ты в меньшинстве, Ивар. – Бьёрн Железнобокий демонстративно проигнорировал Уббе, крепко стиснувшего зубы. – Говори, Рольф.
Я предпочел бы улизнуть, но пути назад уже не было.
– Прежде чем Хальфдан Витсерк прикончил Элдьфрика на пристани Дюфлина, – начал я, – сакс признался, что Рагнара Лодброка убил кто-то из его сыновей.
– Мы не можем верить всему, что рассказывает случайный караульщик, – заявил Ивар Бескостный.
– Эльдфрик – не случайный караульщик, в противном случае тебе не было бы знакомо его имя, ярл Ивар. Хальфдан Витсерк не знал его имени, а познакомился с ним в Дюфлине.
Ивар Бескостный был раздосадован тем, что проговорился.
– Осберт использовал Эльдфрика в качестве посыльного, – продолжал я, – так как он говорил на обоих языках. Именно Эльдфрик зимой прошлого года доставил послание бывшего короля в ваш лагерь в Восточной Англии. Он сообщил, что Рагнар Лодброк жив и вам его выдадут, если вы избавите Осберта от соперника, короля Эллы.
Бьёрн Железнобокий молча переводил взгляд с Хальфдана Витсерка на Ивара Бескостного. Даже всегда туго соображающий Сигурд Змееглазый сразу понял смысл происходящего.
– То есть отец был жив, когда вы призвали нас объединиться для нападения на Нортумбрию? – уточнил чернобородый ярл.
– Если бы мы не раструбили направо и налево о смерти Рагнара Лодброка, – невозмутимо пояснил Ивар Бескостный, – нам бы не удалось собрать многочисленное войско. Неужто, Сигурд, ты прибыл бы из Ютландии? А Бьёрн, думаешь, оставил бы свой остров у берегов империи франков?
– Но вы нам бесстыдно солгали, – возмутился недовольный Сигурд Змееглазый. – Даже ты, Хальфдан, хотя высоко ценишь свою честь.
Судорожные спазмы охватили лицо Хальфдана Витсерка.
– Отец заслужил смерть, – просипел он. – Я согласился участвовать в позорном плане Ивара, так как он обещал отдать мне на растерзание старого засранца.
– Неужели ты смог бы убить нашего отца?
– Это было бы слишком просто. Нет, я заставил бы его жрать червей. Бил бы его по стопам. Выдирал бы у него ногти на пальцах. Вынудил бы спать в собственной моче и экскрементах. Он бы делал все то, к чему принуждал меня.
Остальные сыновья Лодброка примолкли, вспоминая о мучениях, через которые пришлось пройти в детстве младшему брату. И никто ему не помог. Никто не посмел. В семье, где практикуется домашнее насилие, каждый опускает глаза и проходит мимо: пока гнев домашнего тирана изливается на кого-то одного, беда никого не касается.
– Рагнар Лодброк погиб прежде, чем планировалось заключить сделку, – продолжал я. – Но Осберту не терпелось договориться о новой. Поэтому они с Иваром Бескостным встретились на вересковой пустоши ночью после погребения. Я видел с земляного вала два силуэта и свет горящего в стане саксов костра, отражающийся в браслетах Ивара. Возможно, я бы еще тогда сопоставил события и факты, если бы два человека, подосланных Осбертом, не напали на меня с целью похищения.
– Жаль, что не сопоставил, – саркастично заметил Ивар Бескостный. – И о чем я должен был договориться с Осбертом во второй раз?
– Вы составили новый план свержения короля Эллы. Ты должен был завоевать доверие короля, а затем предать его, когда Осберт организует штурм епископства. В установленный день вы с Эллой спрятались неподалеку от «гостиной Рагнара Лодброка». Я видел, как Осберт со своими воинами обыскивает территорию.
– Осберт мог искать там что угодно.
– Конечно, мог, – согласился я, – но откуда ты узнал, что у него в сундуке двадцать тысяч серебряных монет, о которых ты позднее рассказал королю Элле в комнате под крышей «Хромого Борова»?
Бьёрн Железнобокий заворчал, выражая подозрение. Седобородый великан прекрасно помнил сундук, который Осберт вез на конной повозке. Он припомнил и другую деталь, прищурил бледно-серые глаза.
– Ты сказал нам, что в сундуке десять тысяч серебряных монет. Видимо, вторую половину отложил себе в карман, братец?
Ивар отвел взгляд от меня и покосился на Бьёрна Железнобокого. Он долго обдумывал свой ответ.
– Серебро Осберта потрачено на завоевание Англии, – наконец вымолвил он. – На него куплено доверие монахов, священников и трех сотен дружинников.
– И все это лишь для того, чтобы воплотить твою мечту об империи, – прервал его Бьёрн. – Вместо того чтобы набить наши карманы.
Теперь Хальфдан Витсерк и Сигурд Змееглазый тоже посмотрели на Ивара с осуждением. Воцарилось гнетущее безмолвие.
– Ни у кого из вас нет никаких планов, – внезапно прошипел рыжебородый ярл, перейдя в атаку. – Ты, Бьёрн, думаешь только о деньгах. Сигурд туго соображает. А Хальфдану только и надо, что резать саксов.
– А что в этом такого? – обиделся Хальфдан Витсерк.
– Какие славные ярлы! – продолжал Ивар. – Я пытался научить вас думать самостоятельно. Смотреть вперед. Строить планы. Однако вы слишком твердолобы и эгоистичны, жестоки и глупы! Мне пришлось ввести вас в заблуждение. Я принял решение, и оно привело нас к Йорвику. Остальная страна тоже принадлежит нам. Сумеете ли вы удержать эти земли?
Бьёрн Железнобокий, Сигурд Змееглазый и Хальфдан Витсерк смотрели в глаза брату, являвшемуся их предводителем в военных походах более года. Его резкие слова были правдой, а взгляд синих ледяных глазах пылал гневом. Никому из них не хотелось отвечать на вопрос, так как ответ был бы неприятным.
– Мне кажется, мы отклоняемся от темы, – заметил Бьёрн Железнобокий и обернулся на меня. – Так кто же убил отца? Ивар?
– Да, Рольф-Колдун, расскажи нам наконец, – усмехнулся Ивар Бескостный.
Помедлив, я сделал глубокий вдох. Будь что будет!
– Рагнар Лодброк, – приступил я к изложению своей догадки, – в действительности умер всего за двенадцать часов до того, как король Элла доставил вам его тело. В момент смерти отца Ивар Бескостный находился в военном лагере. Я видел, как он разъезжает на своем белом жеребце и приветствует воинов, ярлов и богатых жителей. Как и Сигурд Змееглазый.
– Мы с Хальфданом тоже были в лагере, – прогремел Бьёрн Железнобокий. – Сдается мне, что на этом сыновья Лодброка заканчиваются, Рольф Дерзец.
– Есть еще один – тот, с которым никто из вас не считается.
Все обратили взгляды на Уббе Сына Любовницы.
– Этот заморыш с эльфийским пушком вместо нормальной бороды? – рассмеялся Железнобокий. – Быть того не может!
Я проигнорировал его слова и обратился к Сигурду Змееглазому, сверкавшему зелеными глазами и пытавшемуся не упустить причинно-следственные связи в изложении моей теории.
– Ты передал своему нареченному брату Браги Боддасону последние слова отца? – спросил я его.
Чернобородый ярл отыскал взглядом в толпе круглое лицо великого скальда с носом-пробкой. На этот вопрос он мог ответить без особых размышлений. И Сигурд кивнул.
– А от кого ты их услышал?
И вновь все повернулись к Уббе – на этот раз проследив за взглядом Сигурда Змееглазого.
– Все ни во что не ставили Уббе, – продолжал я. – Поэтому на него возложили бесславную обязанность ждать сигнал рога, который должен был возвестить о том, что Бьёрн и Сигурд заманили саксов в ловушку, вынудив их окружить военный лагерь викингов. Все тот же Уббе отправился на границу Восточной Англии, где Ивар Бескостный и Хальфдан Витсерк с остальной частью войска ждали призыва к наступлению.
Никто из сыновей Лодброка не стал отрицать, что именно так все и было. Каждый выполнял свою роль в заранее продуманном плане, обеспечившем победу над саксами без особых потерь. Лишь один из них знал, что случилось после.
– По дороге к Восточной Англии Уббе заехал в Эофорвик. Эльдфрик открыл люк колодца-ловушки, где сидел Рагнар Лодброк, и Уббе вытряхнул вниз корзину змей. Через несколько дней, когда сражение на пустоши было выиграно, он снова отправился в Эофорвик – удостовериться, что Рагнар мертв. Обнаружив, что кожаная одежда защищает старика, они с Эльдфриком раздели Рагнара и спустили обратно на дно колодца. Уббе вывалил на него вторую корзину со змеями.
– Зачем мне убивать Рагнара Лодброка? – запротестовал Уббе. – Отец уважал меня и официально признал своим сыном.
– Лишь для того, чтобы досадить сводным братьям. Он вышвырнул тебя из своего зала, как только услышал о вторжении Ивара Бескостного и Хальфдана Витсерка в Восточную Англию. Затем снарядил два корабля и поспешно отплыл, чтобы отобрать у них завоеванные земли. Вероятно, на тот момент Рагнар Лодброк утратил адекватное восприятие действительности, но ты опасался, что он снова тебя отвергнет, хотелось избежать этого. В противном случае тебя никогда не признали бы истинным сыном Лодброка – ярлом, претендующим на власть и славу.
Заскрипев зубами, Уббе Сын Любовницы схватился за нож, который, по слухам, даровал ему Рагнар.
– Подойди ближе, Дерзец, и очень скоро ты узнаешь о моем родстве гораздо больше, чем тебе хотелось бы.
По толпе воинов, обступивших нас, пробежал шепоток. Все это время они в замешательстве внимательно следили за обсуждением братьев, но лишь теперь, когда в ход пошло оружие, от нерешительности не осталось следа.
– Ты заключил собственную сделку с Осбертом, – поспешил добавить я. – Ты убедил его в том, что Ивару Бескостному не стоит доверять, и что передача живого Рагнара Лодброка сыновьям осложнит ситуацию. Осберт сам упомянул об этом на переговорах под парусом: мстительный старик стер бы Нортумбрию с лица земли, чтобы отомстить за унижение. Чтобы Эльдфрик пропустил тебя в епископство, ты обещал подстроить все таким образом, будто Рагнар умер естественной смертью – в таком случае никто не стал бы за него мстить. Поэтому ты и выбрал змей, не самых надежных палачей.
– Так значит, казнить надо Сына Любовницы? – подытожил Хальфдан, одарив мрачной улыбкой своего бывшего брадобрея.
– Ивар Бескостный раскусил Уббе, – продолжал я, – но не стал препятствовать совершению убийства. Вечером в лагере, когда Уббе стоял на коленях в траве и брил Хальфдана Витсерка, Ивар даже поблагодарил его за оказанную всем вам большую услугу: смерть Рагнара Лодброка как нельзя лучше вписывалась в его собственные планы.
– Получается, все-таки следует казнить Ивара? – удивленно спросил Хальфдан с надеждой в голосе.
Ивар Бескостный молчал. Его высокая кривоногая фигура словно примерзла к месту. Синие ледяные глаза выражали напряженные размышления. Успеет ли он навсегда заткнуть мне рот, прежде чем вмешается кто-нибудь из присутствующих? И есть ли в этом смысл? Или он надеялся повернуть ситуацию в свою пользу?
– Ивар Бескостный предполагал посадить Уббе править Дюфлином, – продолжал я, – после того как Олав Белый был свергнут в результате гэльского восстания, подготовленного Эльдфриком с легкой руки самого Ивара. Но Уббе предпочел посеять раздор между сыновьями Оскьеля. И тогда Ивар понял, что хитрость Уббе может очень пригодиться в Йорвике.
– Это правда. – Лицо Хальфдана Витсерка задергалось от нетерпения. – А я убил Эльфдрика по приказу Ивара. Таков был его план. Разве он не заслуживает смерти за свои интриги?
– Погоди. – Сигурд Змееглазый замахал руками, так что зазвенели браслеты. – Был ли Ивар непосредственно замешан в смерти отца?
– Нет, его опередил Уббе Сын Любовницы.
– Тогда несправедливо казнить его за это.
– Я вынужден согласиться с Сигурдом, – высказался Бьёрн Железнобокий. – Он действительно пытался нас обмануть, но никто нам его не заменит. А кроме того, он все же наш брат.
– Но воины ждут, – возбужденно прошептал Хальфдан Витсерк и обвел руками толпу вокруг. – Они прибыли сюда, чтобы приобщиться к отцовской славе и вернуться домой с рассказом о мести. Неужели мы их разочаруем?
– Вовсе нет, – не стал возражать Бьёрн Железнобокий. – Но Элла – законный король Нортумбрии. Если мы посадим его на трон марионеткой, саксы больше не станут нападать на Йорвик.
Хальфдан Витсерк разочарованно вздохнул, воздел руки к небесам и повернулся к братьям спиной. Взглянув на Бьёрна Железнобокого, Ивар Бескостный заулыбался – он понял, к чему клонит старший брат.
– А как быть с Уббе? – спросил он, словно седобородый ярл публично взял на себя обязанность судьи.
– Тебе решать, Ивар. – Голос Железнобокого стал совершено бесцветным, словно он вдруг потерял интерес к делу. – Если сумеешь разъяснить войску, что к чему во всей этой путанице – вперед. А у меня есть кое-какие планы относительно Испании.
Ивар Бескостный повернулся и обнадеживающе улыбнулся Уббе, ответившему испуганным взглядом.
– Я непременно попрошу Хальфдана сделать все побыстрее, дорогой братец, чтобы ты меньше страдал.
Круглое лицо, обрамленное эльфийским пушком, исказилось в гримасе недоумения. Рука, сжимавшая нож, безвольно повисла. Уббе Сын Любовницы уже сдался, как вдруг по толпе воинов снова пронесся невнятный ропот. На этот раз его причина была неочевидна, и мы стали озираться по сторонам. В десяти шагах от нас над королем Эллой склонился Хальфдан Витсерк. Он успел нанести жертве удар топором и на наших глазах замахнулся во второй раз. Крик короля саксов рассек воздух.
– Что делает этот псих? – буркнул Бьёрн Железнобокий.
– Осуществляет казнь под названием «кровавый орел», – обреченно вздохнул Ивар Бескостный, ибо, хотя Хальфдан еще не завершил свое дело, вмешиваться было бесполезно. – Это новый способ казни, придуманный нашим очаровательным братцем: ребра жертвы одно за другим отсекаются топором от позвоночника. Задумка Хальфдана заключается в том, что грудная клетка должна раскрыться, подобно лепесткам цветка, зияя двумя огромными отверстиями, чтобы сквозь них можно было запустить руки в плоть несчастного, вырвать легкие и выложить их на плечи жертвы.
С увлечением и ужасом воины глазели на Хальфдана Витсерка, который наконец выпрямился, обтер окровавленные руки об чистую рубаху и с удовлетворением посмотрел на проделанную работу. У его ног корчился король Элла, издавая нечеловеческие вопли.
На это невозможно было долго смотреть. Воины начали расходиться, угнетенные страданиями короля и глубоко пристыженные вопиющей жестокостью, невольными соучастниками которой стали.
Постепенно крики Эллы перешли в краткие усталые вздохи.
Когда он затих, на пустыре между временными деревянными укреплениями осталось всего несколько человек.
В двадцати шагах от развернувшейся сцены казни стоял на коленях Браги Боддасон. Невысокий коренастый скальд наклонился вперед, опираясь одной рукой о землю. Его рвало.
– Браги, – прошептал Ивар Бескостный, но его голос отчетливо прозвучал в тишине. Скальд поднял на него затуманенный взгляд.
– Вот об этом я не желаю слышать ни слова, – сказал рыжебородый ярл. – Ты можешь сочинять истории о смерти отца, но, будь добр, страдания короля Эллы обойди молчанием. Ты понял меня?
Скальд кивнул и встал. Его невзрачный силуэт вскоре скрылся между домами. Прекрасный весенний вечер погрузился в безмолвие.
– Жажда мести воинов удовлетворена, – сухо заметил Бьёрн Железнобокий. – Кажется, тебе удалось избежать кары, Уббе.
50
– Видимо, Ивар Бескостный был прав, – сказал Ярвис с таким выражением на лице, которое можно было трактовать и как сожаление, и как облегчение. – Некоторые способы казни слишком жестоки для наблюдения, даже для жаждущих мести солдат.
Мы стояли на поле к югу от Йорвика и в лучах солнца наблюдали за подготовкой драккаров на берегу реки. Я изложил сгорбленному послушнику обстоятельства смерти Рагнара Лодброка. Ему не хватило знания скандинавского языка, чтобы понять все нюансы этой истории.
– А откуда Уббе Сын Любовницы взял змей? – поинтересовался он.
– Вряд ли мы получим ответ на этот вопрос от него самого.
Уббе Сын Любовницы с несколькими сотнями воинов отплыл на юг покорять Мерсию. Ему не было суждено извлечь выгоду из своего чудесного спасения – несколькими годами позже он погиб во время битвы в Уэссексе против нового короля Альфреда.
– Уббе прожил не меньше двух недель на пустоши, ожидая звукового сигнала из лагеря, – продолжал я. – Вероятно, он потратил это время на подготовку убийства Рагнара Лодброка. Гадюки живут в высокой траве и по берегам водоемов, которых много в этих краях. Весной, когда змеи, еще вялые после зимней спячки, начинают выползать, их легко поймать.
Мы наблюдали, как викинги поднимают на корабль «Объятия ветра» сундук Осберта с деньгами, который откопали из руин тронного зала, и запихивают его под скамью. Корабль принадлежал Бьёрну Железнобокому.
– Мы могли бы использовать эти деньги на восстановление города, – с сожалением заметил Ярвис.
– Скажи спасибо, что благодаря этим деньгам вы откупились от Бьёрна Железнобокого. Да и то, что в Йорвике вновь правит король-сакс, тоже неплохо?
Ярвис покачал головой. Он пока не понимал, как воспринимать нового короля Нортумбрии.
– Ивар Бескостный и тут прав: судя по всему, не важно, кто сидит на троне, до тех пор пока это сакс.
Команда, готовая к отплытию, мерно вскрикивала в такт выполняемой работе. Солдаты устанавливали основание мачты на кильсон и выпрямляли мачту.
– Ты останешься в Нортумбрии? – спросил я.
– Судя по всему, да. Ярл Ивар, безусловно, вынудит епископа Этельберта легитимизировать новую власть. Но многие горожане вернулись в город. А захочет вернуться еще больше. И мир – в интересах всех сторон. Но, кстати… – Сгорбленный послушник замолчал на мгновение. – Кстати, мне приснился сон, будто я на борту корабля, плывущего через океан.
Мы обсудили значение странного сна – обязанности писца при епископе не позволяли Ярвису путешествовать. После казни Эллы он был настолько загружен работой, что в течение двух недель откладывал встречу со мной.
Верхушка мачты драккара наконец устремилась к рассеянным облакам в синем небе. На нее установили перекладину с парусом. Команда была возбуждена предвкушением путешествия и приключений, ждущих впереди. Воздух пропитался солнцем и весной.
– А ты, значит, отправляешься вместе с Бьёрном Железнобоким и Хастейном в королевство франков. – Говоря это, Ярвис щурился на верхушку мачты. – Может, доберетесь до Испании?
– Кто знает! – пожал я плечами.
– Я бы хотел, – продолжил он после небольшой паузы, – чтобы ты подумал о монастыре в Бретани, о котором я тебе рассказывал. Жизнь в объятиях Господа принесет тебе больше счастья, чем морские странствия.
Сейчас я понимаю, что он был прав. Но тогда я промолчал. Я уже хлебнул монастырской жизни, а при мысли о военном походе меня охватило ощущение легкости и свободы, давно мною не испытываемое. В жилах закипала волчья кровь. Я думал о матери и торговце из Рипы, выкупившем ее.
– В любом случае я желаю тебе счастья и удачи, – подытожил Ярвис и заключил меня в объятия.
Я обратил внимание на трех мужчин за его сгорбленной спиной, которые, миновав брешь в городской стене, приближались к нам.
– Разве это не… – проговорил я.
– Епископ, – перебил меня Ярвис, обернувшись. – Король. И брат Вальтеоф собственной персоной!
Фигура тощего беспокойного монаха была легко узнаваема издалека. Его широкий рот скривился, а глаза сощурились в крошечные щелочки под серо-коричневым капюшоном рясы, накинутом на деформированную макушку. При ярком дневном свете он перемещался чрезвычайно осторожно, словно каждый шаг причинял невероятную боль. Вслед за Вальтеофом по траве неуверенно семенил епископ, хватая рыбьим ртом воздух. Третья фигура чуть оторвалась от первых двух и шагала впереди, словно указывая дорогу.
– Мой государь, – я поклонился, – чему мы обязаны столь большой честью?
Эгберт Первый Нортумбрийский улыбнулся, обнажив два зуба, и пожал плечами. Выбор Ивара Бескостного пал на него из-за имени, общего с правящей в Уэссексе династией. Новоиспеченный правитель был одет в благородные одежды, в остальном же в его облике не было ничего королевского. Бывший караульщик еще не привык к новой роли – коронация состоялась всего несколько дней назад.
– Какая причина побудила Вальтеофа покинуть темную комнату? – поинтересовался Ярвис.
– У монаха есть одно сообщение, – ответил Эгберт. – Я помогу ему его донести.
– Сообщение? Для кого?
– Для Вашего Высочества, добрый господин.
– Эгберт, – мягко поправил его Ярвис, – это ты Ваше Высочество и добрый господин, а не я.
– Вот как!
Король глухо рассмеялся и провел ладонью по щетине на своем подбородке.
Брат Вальтеоф выступил вперед и развернул перед собой кусок пергамента.
– Latae Sententiae Excommunicatae, – провозгласил он, но быстро перешел на язык саксов, так как недостаточно хорошо владел латынью, чтобы продолжать на этом языке: – За светскость, властолюбие, попытку повлиять на епископа, подчиняющегося Господу Богу нашему, а также за борьбу с защитниками святой церкви на стороне ее врагов брат Ярвис лишается права участия в священных таинствах и навсегда отлучается от милостивого лика Господа.
Затем последовало длинное перечисление пунктов обвинения, а в завершение прозвучало предупреждение, что всякий, кто окажет помощь отлученному, будь то предоставление ему убежища, предложение пищи или иные формы содействия, подвергнется такому же наказанию. Опустив документ, тощий монах злобно сверкнул из-под капюшона прищуренными глазками.
– Копия отлучения прикреплена к церковным воротам, – доложил он. – Булла будет разослана во все районы Нортумбрии. Террору власти пришел конец, брат Ярвис.
– Так что самое время начаться твоему собственному? – отреагировал я, ибо Ярвис молчал, глядя на окружающий пейзаж. – Это жалкая месть, Вальтеоф, которая тебе все равно не удастся.
– Это не месть, а решение епископа Этельберта, и оно не подлежит пересмотру, – резко заявил тощий монах и бросил взгляд на рыбье лицо епископа, улыбающегося с отсутствующим видом. Этельберт был очарован кораблем и морской командой.
– Вздор! Булла об отлучении подлежит одобрению Папой римским и может быть отозвана, если отлученный человек покается.
Мои возражения были продиктованы злостью. Реакция брата Ярвиса, напротив, основывалась на рациональном мышлении. Когда его острый взгляд обнаружил то, что искал, Ярвис кивнул мне и указал на стену Йорвика. На угловом бастионе, выходящем на речной берег, стояла высокая фигура и не спускала с нас глаз. Синий плащ полоскался на ветру, обвивая длинные кривые ноги.
Проигнорировав Вальтеофа, Ярвис сделал пять шагов вперед и поднял правую руку, вытянув указательный и средний пальцы. Затем он медленно и выразительно опустил руку и провел ею в воздухе справа налево, осенив крестным знаменем фигуру, стоявшую на стене. Мужчина на бастионе схватился за амулет, висевший у него на шее на серебряной цепочке, затрясся и скрылся из виду.
Это был последний раз, когда я видел Ивара Бескостного, прежде чем много лет спустя повстречал его вновь при совершенно иных обстоятельствах.
– Быть может, сейчас ты ликуешь и радуешься победе, – обратился Ярвис к Вальтеофу, – но очень скоро она приобретет вкус горечи.
Как мог знать об этом сгорбленный монах, я не вполне понимаю до сих пор, но не прошло и года, как Вульфер – законный епископ Йорвика – вновь занял свое место, и он уже не позволял своему писцу принимать решения вместо себя. Этельберта осудили за мошенничество и отправили в домик в сельской местности, где он провел остаток своих дней в молитвах, чем явно был крайне доволен.
Месть для Вальтеофа утратила свою сладость. Он схватился за голову, страдая от жуткой боли, и облизал сухие губы.
– Те, кто живет, да увидят, как говорит Спаситель.
Крепко схватив епископа за руку, он развернулся и направился обратно к городу. Кто из них кого поддерживал, было сложно определить.
– Я сожалею, – Эгберт пожал плечами. – Я делаю лишь то, что меня просят.
– Продолжай в том же духе, – посоветовал Ярвис, – и проживешь на свете долго.
– Я как раз так и подумал. Меня поселили в «гостиной Рагнара Лодброка». У меня много вина и пищи, еще есть две рабыни, которые согревают мою постель.
– Так вот замечательно все и получается, – заметил я.
– Точно! Этот Ивар Бескостный парень что надо, если хотите знать мое мнение.
Эгберт попрощался с нами. Я в смущении стоял рядом с Ярвисом и смотрел вслед королю. Сгорбленный монах выпрямил спину, насколько возможно, и улыбнулся, так что по его щекам расползлась сеть морщинок.
– Теперь я понял смысл своего сна, – сказал он. – Как здорово снова следовать воле Божьей! Интересно, найдется кто-нибудь, рискнувший дать пристанище бедному послушнику?
Я повторил этот вопрос Бьёрну Железнобокому, когда он вечером того же дня вернулся из города со своими верными дружинниками и прошагал к нам по длинным мосткам.
– Монах умеет врачевать раны? – поинтересовался седобородый ярл.
Я подтвердил, что брат Ярвис вполне удачно заживляет большинство болячек.
– Это хорошо, потому что в Испании такое умение может нам очень скоро пригодиться.
Железнобокий ступил на деревянный настил и заткнул оба больших пальца за пояс, поддерживающий внушительное брюхо.
– Ярвис будет сопровождать нас только до Бретани, – предупредил я.
– Посмотрим.
Он прищурил глаза и полной грудью вдохнул свежий воздух.
– Монаха можно приставить к Белле духовником, – предложил Сигурд Змееглазый и улыбнулся, обнажив безупречные зубы. Его черная борода была аккуратно подстрижена, волосы сплетены и перевязаны вышитой жемчугом тесьмой. Бьёрн Железнобокий сморщил нос. Неужели этот аромат, витающий вокруг младшего сводного брата, и впрямь настоящие духи?
– Ты уверен, что хочешь взять девку с собой? – переспросил он.
Обе посмотрели на драккар Сигурда Змееглазого, «Вёльф». Белла уже устроилась на скамье и, выпрямив спину, сидела со сверкающим взглядом. Ильва стояла над ней с серьезным выражением близко посаженных глаз.
– Она моя жена. Я не могу оставить ее здесь.
Бьёрн пожал плечами, фыркнул, отхаркнул и плюнул в сторону корабля. Пускай поступает со своей женой как знает.
– Приведи монаха на корабль, – отдал приказ Бьёрн, – и опустите весла в воду. Мы и так потратили впустую кучу времени.
Нас окружали сорок шесть лучших дружинников Бьёрна. Они были заняты укладкой снаряжения, прикреплением щитов к бортам, проверкой оружия и сундуков перед отплытием. Надежда на будущие грабежи горела в их глазах ярким пламенем. Хастейн поднял глаза от своего весла, улыбнулся мне и откинул назад челку.
Я взялся за доску, чтобы втащить ее на борт. Нога в кожаном башмаке прижимала второй конец доски к берегу. Я скользнул взглядом по льняной штанине и свежевыстиранной светлой рубахе, выше к мощному, гладко выбритому подбородку и карим глазам, сверкающим веселой непредсказуемостью.
– Я тоже еду, – заявил Хальфдан Витсерк.
Бьёрн Железнобокий узнал хриплый голос и обернулся, оторвав взгляд от реки, где выстроились остальные драккары, экипажи которых уже ритмично взмахивали веслами, двигая суда вперед. Он подошел ближе и спокойно посмотрел на младшего сводного брата.
– А почему ты думаешь, что я возьму тебя с собой? – прогремел он.
– Я твой брат, – пылко ответил Хальфдан Витсерк, словно настроился на отказ. – И я не могу здесь оставаться. Здесь наступил мир!
Бьёрн улыбнулся, услышав такой аргумент, проворчал что-то себе под нос, почесал седую бороду. Затем махнул Хальфдану Витсерку, приглашая его подняться на борт.
– Ты берешь его с собой? – удивился Хастейн, когда младший из сыновей Лодброка удалился к одному из задних рядов весел.
– Ради Йорвика – и ради самого себя. Хальфдан прекрасно сражается, а это его умение наверняка пригодится в Испании. – Бьёрн улыбнулся и вновь стал изучать взглядом синюю речную воду. – А если он примется бросать вызов богам в открытом море, мы всегда можем бросить его за борт.
Назад: Зима 866
Дальше: Историческая справка
