Глава 25

В молчании мы покинули дворец и отправились прочь – извилистыми улочками, через шумный базар…

– Фергия-шади! – кинулся вдруг под копыта Даджи хорошо знакомый человек. – Помоги! Я заплачу!

– Итиш-шодан, – она едва удержала кобылу, которая вознамерилась попробовать на зуб тарбан торговца, – что это с тобой приключилось? Ты же хотел сам узнать тайну испорченных ковров, разве нет?

– Я узнал ее, узнал, но лучше бы сделал вид, будто ничего не было… – Итиш рухнул в пыль и зарыдал, схватившись за бороду. – Мне уже сказали, кто это сделал и почему, шади! Так возьми мои деньги и верни мне Мирабху и девочек!

– Боюсь, не выйдет, шодан. Она же махаани. Ты видел, на ком женился, и договор подписывал своей рукой в присутствии свидетелей, а те наверняка подтвердят, что ты был трезв и мыслил здраво. Я не могу вернуть тебе жену против ее воли.

– Что же мне делать, шади?! – взвыл Итиш, обняв ногу Даджи. Та так удивилась, что даже не двинула его копытом. – Как жить?!

– У тебя есть еще две жены, наследники, любимое дело, – пожала плечами Фергия, – ими и занимайся. Мирабху, боюсь, ты больше не увидишь.

– Но мои девочки!.. Я уже сговорился отдать старшую, как подрастет, за сына Элари-шодана, они были бы такой красивой парой! А у Элари-шодана быстроходные корабли, он стал бы доставлять мой товар куда угодно, и…

– Верни задаток, – посоветовал я, объезжая его. – Или предложи взамен другую дочь или племянницу, у тебя же их много.

Не то чтобы мне вовсе не было жаль Итиша, но Мирабха права: он больше думал о своих коврах, нежели о родных. И если прежние жены принимали это как должное, то свободолюбивая махаани такого отношения не потерпела. Может, сама бы и смирилась, но дочери… дочери для нее значили много больше, чем Итиш, любовь там, не любовь. Торговать ими, как теми же коврами, она не позволила. И была, повторюсь, в своем праве: договор Итиш подписал добровольно, что толку теперь сокрушаться?

– Как же так… Как же так… – сокрушенно бормотал Итиш, оставшийся позади, и зеваки кто сочувствовал ему, кто осуждал, но меня это уже не занимало.

– Не удивлюсь, если он все-таки ее отыщет, – сказала вдруг Фергия, – и станет валяться в ногах, умоляя вернуться… и вернуть золото, которое Мирабха унесла с собой. Ну и девочек, конечно же.

– Думаете, она поддастся уговорам?

– Кто же ее знает? Может, и поддастся, только выторгует новый договор, по которому сама станет выбирать мужей для своих дочерей. Узнаем, если выживем!

– Вы настроены оптимистично, как всегда… – пробормотал я.

– Что толку унывать, Вейриш? Пользы от этого никакой, только зря голову забивать всякой дрянью… Скажите лучше: готовы слетать сегодня ночью на разведку? Посмотреть на остров, проверить, сможете ли вы сесть на риф и взлететь с него?

Я прислушался к себе и кивнул.

– Хорошо.

– А когда… настоящее дело?

– Послезавтра на рассвете.

– Почему не ночью?

– Может, вы прекрасно видите в темноте, а я без огонька-спутника – не слишком, – проворчала она. – Опять же, разные… м-м-м… эффекты вроде молний и пламени на дневном свету не так заметны, а мало ли кому взбредет в голову пялиться на остров с берега или корабля.

– И днем духи не так опасны?

– С чего вы это взяли? Они всегда одинаково опасны, просто днем людям удобнее. А занимаются призывом именно по ночам… даже не знаю, как сказать: по обычаю, что ли? Не интересовалась происхождением этого суеверия, право. Конечно, есть твари, которые предпочитают темноту…

– Вроде Кыжа? То есть Шаракки?

– Нет, он и днем прекрасно себя чувствует, просто там, возле логова огненного джанная, опасался проявиться.

– А он нам не поможет, к слову?

– Как, Вейриш? Он сам именно что бесплотный дух, даром что умеет воплощаться. Если вы имеете в виду, что Шаракки мог бы схватить дух Дженна Дасса и уволочь куда-нибудь на ту сторону, то жестоко ошибаетесь. Просто потому, что Шаракки – не порождение той стороны.

– Как так?

Фергия неопределенно пожала плечами, потом все-таки снизошла до ответа:

– Вспомните свои видения.

Верно, я же помню мысли Шаракки: он упоминал, что когда-то давным-давно кругом не было ничего и никого, и подобные ему духи резвились над пустынными водами…

– Он что же, старше… старше всех нас? И драконов, и тем более людей?

– Может, и старше. Но вряд ли намного умнее, – она усмехнулась. – У тех, кто живет мало, больше стимулов для развития, а ему это зачем? Как витал над морем и сушей, так и витает. Разве что привязался к Игириду, теперь обитает с ним рядом, но я уверена – Шаракки переживет нас всех, вместе взятых.

– Одним словом, он что-то вроде духа природы? – предположил я. – Почти как джаннаи, только те в большинстве своем разрушители, а он – созидатель?

– Да, что-то вроде того. И, как и джаннаи, он не может утащить врага на ту сторону, дать ему пинка и отправить в бесконечное путешествие, потому что сам существует только по эту сторону.

Я помотал головой, чтобы привести мысли в порядок. Признаюсь, вышло не слишком хорошо, и я решил поменьше размышлять, чтобы не погрязнуть в пустопорожних рассуждениях.

Полет над морем помог выбросить из головы лишнее: мы посмотрели на остров, я убедился в том, что сумею сесть на выбранный Фергией риф…

– Вы ведь понимаете, – сказала она, когда мы вернулись в Проклятый оазис, – придется взять на загривок Орскаля: не вплавь же ему добираться. В смысле он мог бы взять лодку, но это лишнее время. И свидетели – не сам же он будет грести. Вообще сомневаюсь, будто он умеет…

– Так вы бы его подвезли, у вас отлично получается. Если что, всегда можете подработать перевозчицей на реке.

Фергия покосилась на меня с неодобрением. Еще бы, ей, выросшей среди славных моряков, укротителей стихии, предложили работать на реке!

– Если думаете, будто это просто, то зря, – подлил я масла в огонь. – Это в Адмаре нет больших рек, а вот по соседству, в Данжере, имеется. Это, конечно, не Великая река, про которую Лалира говорила, но во время разлива с одного берега не видно другого. А еще там коварное течение, мели и отмели – они еще и меняются постоянно, только поспевай следить, – так что умелые лодочники недурно зарабатывают.

– Непременно приму к сведению, Вейриш. Мало ли, подвернется какое-нибудь дельце в тех краях? Буду знать, под кого маскироваться. А хотя… я ведь женщина, забыли?

– Ну и что? Дочери девушки-из-цветка расселились по всему Югу. Здесь они носильщицы, в Данжере тоже, а еще работают на переправе. Не только лодки, а даже и груженые плоты водят.

– С плотом я, пожалуй, не совладаю – не приходилось пробовать, – задумчиво сказала Фергия. – А с лодкой – запросто, мели там, не мели… Только вы мне опять зубы заговариваете, Вейриш, а речь шла о том, возьмете ли вы Орскаля на спину! То есть возьмете, куда вы денетесь, но нужно же мне получить ваше формальное согласие?

– Считайте, вы его получили, – кивнул я, пускай мне вовсе не нравилась эта затея. – Только приглядывайте, чтобы руки не распускал.

Не то чтобы я опасался, будто Орскаль может воткнуть мне под чешую какую-нибудь зачарованную иглу, но… Колдун есть колдун, с ними держи ухо востро!

– Присмотрю, – кивнула Фергия, пристально посмотрела на меня и вдруг крепко взяла за обе руки. Я едва не шарахнулся, но она лишь сказала: – Держитесь, Вейриш. Если мы не сладим с Дженна Дассом, ничего хорошего не выйдет.

– Да, я помню. Если он просто исчезнет в зазеркалье – это еще куда ни шло… хотя жить и годами, а то и веками ждать атаки невесть откуда не слишком весело. А если возьмет верх, то я нам не завидую.

– Так выпьем же за то, Вейриш, чтобы победа осталась за нами. – Она потащила меня за собой, на веранду, обрамленную синими огнями, совсем как тогда… И крикнула: – Ургу-у-уш! Поди сюда, джаннаев сын!

– Чего тебе, шади? – утомленно спросил слуга, явившись пред очи хозяйки.

– Держи, – она кинула ему довольно тощий кошелек. – Твое жалованье за месяц.

– А…

– Там не хватает пары мелких монет – за сегодня и завтра. Можешь уйти прямо сейчас, а можешь дождаться завтрашнего вечера: тогда ты найдешь эти монеты в пруду. Не раньше, Ургуш! Не начинай нырять прежде захода солнца – ничего там не окажется!

Он недоверчиво посмотрел на Фергию, на кошелек, побренчал монетами, потом спросил:

– Это ты меня выгоняешь, что ли, шади?

– Почему выгоняю? Плачу, как уговорились, за отработанное. Теперь ты сам себе хозяин – иди куда глаза глядят. Небось не потеряешься в Адмаре!

– Ну так я, может, не хочу идти-то… – проворчал Ургуш и почесал одной босой ногой другую. – У тебя, шади, работы всего ничего… Разве только лошадь эта твоя бешеная, ну так ты не всякий день велишь ее седлать… Где я еще так устроюсь? Прежний хозяин небось рассказал обо мне и о том караване – даже если другим именем назовусь, узнают. А если уйти куда подальше – кому я там нужен? Так что я, может, останусь?

Фергия смерила его взглядом и усмехнулась.

– Надо же… Оставайся, воля твоя. Только имей в виду: я могу и не вернуться. Некому будет тебе платить.

– Небось сливы не засохнут, так я расторгуюсь, если они станут плодоносить не в свое время, – не остался в долгу Ургуш. – Мне много не надо, а на жизнь всяко хватит.

– Кто ж у тебя покупать станет, раз, говоришь, тебя узнают даже с другим именем?

– Шади, – Ургуш посмотрел на нее с укоризной, дескать, такая взрослая женщина, а не понимает очевидного. – Это если я в караван наниматься стану или в услужение, тогда меня обо всем повыспросят и со всех сторон рассмотрят. А торговец на базаре кому нужен?

– Не скажи, там глазастых хватает…

– Подумаешь… Бороду фальшивую привяжу, тарбан побольше намотаю, лицо ореховым соком выкрашу, на нос бородавку прилеплю – все на нее пялиться станут, а на меня – нет! – Он подумал и добавил: – Еще трубку себе куплю. Длинную такую, с резьбой – видел у одного шодана. Стану курить… Что смешного, шади?

– Ничего, ровным счетом ничего, – заверила Фергия. – Просто представила тебя напротив своего прадеда. У него как раз трубка длинная, с резьбой… Только бороды нет и тарбан он не носит, а в профиль вы вполне похожи…

Ургуш посмотрел на нее, явно силясь понять, насмехается хозяйка или, наоборот, хвалит, не преуспел в этом и закончил:

– Я еще мальчишку найму, чтоб людей зазывать. Пускай бегает по базару и кричит… как-нибудь вроде: «Черная слива, спелая, красивая! Налетай, покупай, денежки скорей давай!» Ну да я не умею сочинять, Чайку попрошу, у него складно выходит.

Очевидно, Фергия представила Ургуша-предпринимателя во всей красе, потому что едва сдержала хохот, но все-таки справилась с собой и сказала вполне серьезно:

– У тебя не так уж плохо получается. А Чайку привлекать не стоит, а то он такого напридумывает, что тебя стражники арестуют как распространителя непристойных стишков про эти самые сливы, крупные, крепкие, иссиня-черные и блестящие, как груди мархайских девственниц, а мякоть красная, сочная и сладкая, как… Ну, у дядюшки Ушаха спроси – это я его цитирую, – он тебе поможет придумать описания.

– Нет уж, обойдусь, шади. Сам придумаю. Может, не бойко, как у Чайки, но так, чтобы и вправду стражники не привязались, – проворчал он.

– Ну, значит, так тому и быть. Ты будешь смотреть за домом и лошадьми. А Лалира приглядит за тобой.

– Кто? – недоуменно спросил Ургуш, и джанная выступила из тени под деревьями. – А… ой…

– Денег я тебе оставлю, – продолжила Фергия, – но выдавать их станет Лалира, и не советую тебе ей перечить, она все-таки джанная.

Ургуш, по-моему, готов был отказаться от своих слов, но… сытая спокойная жизнь в Проклятом оазисе, пускай даже бок о бок с джаннаей, прельщала его больше, чем скитания по караванным тропам с риском быть узнанным.

– Она… очень красивая… шади… – выговорил он и неуклюже поклонился Лалире, а та улыбнулась, показав острые белые зубы.

– Не вздумай пытаться ее обмануть. Сказки слышал? Знаешь, чем такое заканчивается?

– Слышал, – тяжело вздохнул Ургуш. – Так я это… пойду, надо ужин готовить, а то на тебя одну, шади, – это ничего еще, даже мне остается в котле поскрести, а когда шодан гостит, то я, считай, голодаю…

Тут уж я засмеялся, не выдержав, но сразу же прекратил – смех мой напоминал воронье карканье, доводилось слышать его в Арастене.

– Иди, голодающий, – махнула рукой Фергия, и слуга поспешно удалился.

Слышно было, как он брякает посудой и ругается под нос, вычищая золу из очага.

– Вы будто опасаетесь не вернуться, – сказал я. – Оставляете распоряжения…

– А вы будто не опасаетесь? Перед схваткой с такой тварью я, знаете ли, предпочитаю привести все дела, пускай их не так много, в порядок. Мало ли…

– Совсем как ваша матушка.

– Конечно, это у нас семейное, – усмехнулась Фергия. – А вы не кисните, Вейриш. Пока еще ничего страшного не случилось. И вы даже можете отказаться от участия в этом самоубийственном деле, если что. В одиночку будет тяжело, но заставлять вас я права не имею.

– Издеваетесь? – мрачно спросил я. – После всего… Я не имею права отказаться. Может, я сдохну на этом островке, но только вместе с Дженна Дассом!

– Вот такой ваш настрой мне нравится. Давайте дождемся, пока этот бездельник приготовит еду, как следует пообедаем да заляжем спать до самого утра. Как вам такой план?

– Я все равно не усну.

– Э! – Фергия очень похоже скопировала Фиридиз. – А зелье мое забыли? Уснете как миленький! Вы мне нужны выспавшимся и полным сил, а не… полудохлым. Так что – есть и спать! А пока Ургуш возится… не хотите домой наведаться? Как раз успеете туда-обратно.

Я покачал головой. Нет, я не хотел домой. Знал, что меня там ждет: Фиридиз бросится в ноги и примется рыдать, шуудэ подхватят ее плач, остальные слуги тоже…

– Тогда напишите распоряжения на всякий случай, – сказала Фергия. – Как быть с вашим поместьем, девушками, слугами. Кухарку я, положим, всегда приму, а остальные мне ни к чему.

– И кто будет исполнять эти распоряжения?

– Даллаль обещал проследить, – без тени улыбки ответила она. – Он не в курсе, что мы затеваем… в смысле не знает подробностей, но у него хороший нюх, и он подозревает, что дело может оказаться сложным. Ну а поскольку он достойный доверия человек, я попросила его присмотреть за оазисом. И за вашим поместьем – как чуяла, что вы не захотите возвращаться туда, где все напоминает об Аю.

– Вы не чуяли, вы знали – я же об этом говорил, – вздохнул я.

– Вы говорили о чем-то временном, – покачала головой Фергия, – но теперь-то я вижу, что вы вовсе не желаете туда ехать, даже за вещами.

– Зачем они мне? Ну… пускай пришлют что-нибудь. Надо же поприличнее одеться перед решающей битвой!

– Не смешно, Вейриш. Лучше не пытайтесь шутить, у вас это и так-то скверно выходит, а сейчас и подавно.

Я кивнул и взял протянутую ручку-самописку. Вовсе она была не зачарованная, разве только немного – чтобы чернила не заканчивались в самый неподходящий момент. А так – их, оказывается, давно уже изобрели.

Что ж, денег в доме достаточно, мой управляющий может ими распоряжаться. Шуудэ пускай продаст, а сколько положит себе в карман от этой сделки, мне все равно. Само поместье должно сохраняться в том же виде, что и теперь, сколько бы лет ни прошло, вот и все. Большую часть слуг можно рассчитать: не будет шуудэ – не понадобится столько рук для стирки, уборки и прочего. Бушан найдет себе дело в Адмаре – его давно пытались сманить другие хозяева, сулили хорошие деньги, но он не хотел меня покидать. Прочие тоже не пропадут. Останутся, наверно, люди вроде Ариша, выросшие в поместье. Может, их внуки встретят меня, когда я решу навестить Адмар…

«Почему ты решил, что это может случиться?» – спросил я себя, поставив кляксу, но не нашел ответа. Мне отчего-то казалось – я не вернусь, но не потому, что погибну, нет, я страстно не желал умирать, даже и вместе с врагом! Я будто проснулся после тридцати лет, проведенных в дурмане, и мир вокруг казался мне невероятно ярким, разноцветным, душистым и… острым, пожалуй, как сваренный Фергией ойф. Мне хотелось хватать все, до чего можно дотянуться, как дети хватают игрушки, и я думал лишь: жаль, что я не могу разделить все это с Аю… Жаль, что она столько лет просидела возле ленивого дракона, который крылья-то не каждый день разминал, жаль, что не увидела множество прекрасных мест, не вернулась домой – а я ведь обещал поискать ее родных!

«Обещал – значит, найду», – подумал я и поставил точку в своем послании. Аю рассказала достаточно, чтобы я знал, где примерно кочует ее род. Да не важно, найти хоть один – а там уж разберусь… Если выживу завтрашним утром, конечно.

– Вот, – я протянул Фергии письмо. – Птицей отправите или Ургуша пошлете?

– Ургуша, конечно, что он прохлаждается? Вот закончит кашеварить и поедет. Заодно одежду вам привезет, раз уж вы решили принарядиться для Дженна Дасса.

«И кто бы говорил о дурных шутках!» – только и подумал я.

Эта ночь прошла… скверно. Поначалу мне никак не удавалось заснуть – я не привык ложиться так рано, а когда удалось… Даже вспоминать не желаю, что за дрянь мне снилась! Какие-то неведомые чудовища, покрытые сверкающей броней, огромные корабли – как те, из видения, вызванного старой ведуньей Данна Арой, с драконом на парусах, море, залитое мертвенно-синим светом… И еще зеркала. Очень много зеркал, настоящий лабиринт: я слышал от дяди, что какой-то восточный правитель, великий шутник и затейник, приказал построить такой у себя во дворце. Туда он забавы ради отправлял провинившихся придворных, и мало кто мог выбраться самостоятельно, а некоторые и вовсе повредились в уме, проплутав среди своих отражений несколько часов.

Вот и я бродил в таком же лабиринте, только видел не свои отражения, а совершенных незнакомцев, и каждый раз оглядывался, надеясь, что вот этот человек уж наверняка стоит у меня за спиной, но тщетно… Люди были совсем рядом, говорили о чем-то, смеялись, спорили, гневались, но я не мог до них добраться – протянутая рука раз за разом натыкалась на ледяную гладкую поверхность. Я помнил о том, как мы с Фергией прошли сквозь зеркало, и попытался проделать то же самое во сне… и очень зря. Не было по ту сторону никаких людей, и даже пещеры с пленной змеедевой не оказалось. Я очутился на пустоши, серой, будто пыльной, как забытое в углу зеркало, в котором ничего не разглядишь. Горизонта я не видел, никаких примет местности тоже не различал, и выход пропал как не бывало. Наверно, плутать там можно было не то что годами, а веками, не зная даже, не сделал ли ты круг, вернувшись на прежнее место, – следы не отпечатывались в этой пыли.

Но стоять на месте вовсе глупо, и я пошел наобум, чувствуя, как становится все холоднее. В непроглядном сером тумане не было видно ни зги. Под ногами вроде бы ощущалась узкая мощеная дорожка, только-только поставить ногу, а над головой было чуть светлее, чем вокруг, и только. Туман свивался плетьми, опутывал руки и ноги, тянул вниз, и идти становилось все тяжелее, вдобавок в дорожке то и дело обнаруживались провалы, а переступать их вслепую становилось все сложнее. А туман делался плотнее и плотнее, казалось, будто идешь сквозь густой кисель. Еще хуже была безнадежность, от которой тянуло завыть – только в тумане не слышны были звуки – либо забыться хоть как-то… Где-то поодаль маячила темная фигура, но разглядеть даже ее очертания не выходило.

Страшно, холодно и одиноко, а впереди тропинка обрывалась, и из той туманной бездны выхода уже не найти, это я чувствовал, а остановиться не было возможности, как ни старайся…

Под ногами оказалась вовсе не пыль – это больше напоминало трясину, она едва заметно заколыхалась в такт моим шагам, когда я соступил с ненадежной тропинки. Я не проваливался, пока шел, однако стоило остановиться, и меня начинало медленно и неотвратимо засасывать. Я пытался нащупать место потверже, но тщетно. Не знаю, сколько длился этот кошмар, но наконец я оступился, угодил в коварную яму и с головой ухнул в ледяную жижу – не воду, не грязь, нет, не могу даже описать, какова она была на ощупь…

Я беспомощно барахтался в этой мутной, темной, вязкой жиже, не в состоянии понять, где верх, а где низ. Захлебываться не захлебывался, но дышать все равно было нечем. Потом как-то сориентировался в пространстве, и оказалось, что наверху едва заметно теплится свет, словно солнце проглядывает сквозь толщу воды. Только вот как я ни рвался к этому свету, ничего не выходило: плыть в жиже оказалось невозможно, а дна, от которого можно было бы оттолкнуться, я под ногами не чувствовал. Превратиться тоже не получалось, да и не помогло бы это, я все равно не сумел бы взмахнуть крыльями!

Я попытался позвать на помощь, хотя осознавал, что никто меня не услышит, и тогда ледяная жижа хлынула в рот, и я…

Проснулся. И долго еще откашливался: оказалось, добрая Фергия окатила меня холодной водой, и изрядная порция угодила в рот.

– Не знаю, что вам снилось, Вейриш, – сказала она, когда я отдышался, – но вы кричали. И добудиться вас было решительно невозможно, так что я пошла на крайние меры.

– А как же сапог? – хрипло выговорил я и невольно потрогал ребра.

– Это самая крайняя мера, – подумав, ответила Фергия. – Вы мне нужны целым и невредимым, поэтому вставайте, обсыхайте и завтракайте. Не забудьте принарядиться – скоро приедет Орскаль, и мы отправимся на дело.

Я ничего не сказал, посмотрел на небо – оно едва-едва начало светлеть, Дракон пока не скрылся, хотя готовился уже нырнуть за край небосвода. А далеко-далеко на востоке мерцали едва различимые звезды – это разлетались искры из буйной гривы небесного Коня, скачущего навстречу восходу. Мне хотелось думать, что Аю – среди них…