Ребенок очень чутко слышит любую фальшь, любое лицемерие. Именно поэтому Христос, Который предостерегал нас от лицемерия, как фарисейской закваски, велел нам: «Будьте как дети». Ребенок – это тот, кто противоположен фарисею, кто абсолютно целен и искренен, и в этом мы должны им подражать, их копировать. Ребенок нецельность и неискренность взрослых улавливает молниеносно. Особенно разрушительна для его церковности неискренность священнослужителя, или любого сотрудника храма, или преподавателя воскресной школы. Если вы в школе преподаете химию, в общем-то, всем безразлично, каков ваш нравственный облик, можно быть хорошим, востребованным преподавателем с хорошими результатами независимо от того, как вы живете. А к тому, кто говорит о Боге, такой подход невозможен, преподаватель воскресной школы должен своим образом жизни проповедовать больше, чем словом.

Помню, как замечательный московский священник отец Николай Соколов (сейчас настоятель храма святителя Николая Чудотворца в Толмачах) в начале 90-х годов приехал рассказывать нам, семинаристам, о первом опыте создания воскресной школы в Москве. На одном из первых уроков отец Николай говорил о чуде хождения Христа по водам; дети внимательно выслушали, один ребенок встал и спросил: «А вы так можете?» – «Я так не могу», – ответил батюшка. «Почему?» – «Ну я же не святой». – «А почему вы не святой?» Отец Николай, очень искренний человек, развел руками и сокрушенно сказал: «И мне нечего было ответить. Рассказываю о святости – а сам не святой».

Работа с детьми в воскресной школе – испытание для священника и для любого преподавателя. Дети внимательно смотрят в глаза, в душу, в сердце. И если они слышат одно, а видят, считывают другое, может быть, тогда лучше ничего не говорить, чтобы не получилась антипроповедь. В некоторых московских православных гимназиях первые годы совсем не было урока по Закону Божию: учредители считали, что в этом нет необходимости, так как в храме и в воскресной школе в своем приходе дети все услышат, а в гимназии должна воспитывать сама обстановка.

Не вина воскресной школы, что теряется столько детей. Как не вина общеобразовательной школы, что половина класса или треть не понимает программу 11-го класса по математике. Ну да, наверное, программа плохая, учителя плохие, а у хороших не понимать будет только четверть класса. Наши дети сами выбирают – что мы можем сделать? Хоть в лепешку расшибись, если они решили, что их жизнь будет проходить без Бога, верующие родители, преподаватели и администрация школы ничего не смогут с ними поделать.

Многие уходят из Церкви – находят поводы. Для того чтобы уйти из Церкви, нужен повод – если я люблю Христа, как бы кто себя ни вел, я не уйду из Церкви! Поверьте, я, как любой священник, знаю о церковной жизни значительно больше гадостей, чем любой прихожанин. Но я люблю Церковь, это вся моя жизнь, люблю Христа. А Он сказал: Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее (Мф. 16: 18), как я уйду из нее?

Мы не можем организовать идеальный православный коллектив, как не можем организовать рай на земле. И воскресные школы, и православные гимназии – это поле постоянной битвы, борьбы каждого из педагогов со своими страстями, с желанием превратить церковную школу в обычный педагогический коллектив, который жил бы сплетнями, сварами, соперничеством кланов, еще какой-нибудь чушью, не имеющей к христианству никакого отношения. Но бороться надо все равно, поэтому если есть возможность создать для ребенка обстановку, где его будут окружать верующие люди, то это очень хорошо. Получается открыть православную гимназию – значит, надо открывать, это правильно, все хотят отдать туда своих детей. В гимназиях трудится огромное количество настоящих подвижников…

Архиепископ Сан-Францисский Иоанн (Шаховской) замечательно пишет о подвиге учителя, который есть одиночество. По мысли владыки Иоанна, это такая жертва, которую Господь принимает от педагога. Очень многие учительницы не вышли замуж. В Русской Церкви не сложился институт ученого женского монашества, а одиноких женщин-подвижниц, которые служат воспитанию, духовному возрастанию детей, немало, и не только в православных гимназиях, а и в обычных школах. Например, моя любимая учительница, потрясающий педагог, удивительной глубины человек, преподавала литературу в обычной советской школе. Она была одинока, потому что ее сердце без остатка было отдано ученикам. И моя сестра, преподаватель православной гимназии, тоже не создала семью. Ее бывшие ученики, с которыми я сталкиваюсь, взрослые люди, у которых выросли дети, с большим теплом и любовью ее вспоминают. Потому что она всю себя вложила в учеников. А они и не понимают, что в том, насколько они глубоки и сложны, огромная ее заслуга. Ты вкладываешь душу в ребенка, а он уходит, и все, что в него вложено, считает своим; только много позже, может быть, кто-то из них оценит твой труд. А ты все равно должен вкладываться – как врач, как священник. Открытая к потерям и ранам душа, которая не перестает трудиться и любить, – такие подвижники составляют основу православных школ. Не получая благодарности, человек сперва испытывает боль, потом дорастает до понимания, что не должен рассчитывать на благодарность. Вкладывать, не рассчитывая на отзыв, на отклик, – это действительно подвижничество! Обвинить этих прекрасных людей в том, что они что-то неправильно делают, и потому дети уходят из Церкви, у меня просто язык не повернется. И тем не менее школа с самыми любящими и потрясающими учителями не может гарантировать, что ребенок останется в Церкви, – как и наличие любящих и верующих папы и мамы. Только вот на фоне икон, которые висят в православных школах, на фоне Евангелия любые поступки и раздоры, которые происходят по нашим страстям, выглядят значительно контрастнее.

Здесь у нас, на Маросейке, в частной женской гимназии Е. П. Винклер, которую патронировала преподобномученица великая княгиня Елизавета Феодоровна, святой праведный Алексей Мечëв преподавал Закон Божий. Несмотря на то что его одолевали толпы посетителей, он приходил сюда заниматься с детьми. Я как-то видел фотографию, где батюшка снят с учениками его церковно-приходской школы: он с ними почти одного роста – он был очень невысокий, и это такой символ, что он был как дети, умалился. Его душа была детски чиста, и, конечно, дети чувствовали и слышали все, что он им говорил. А этим детям пришлось жить в революцию, в Гражданскую войну, в коллективизацию, в годы репрессий. Мы не можем проследить, как возросли посеянные семена, но я думаю, память о том, что был такой человек-солнышко, грела их всю жизнь.