Помню период детства, наполненный страхом смерти. Мне было лет шесть, я еще не был крещен, семья от Церкви далека, и я не мог заснуть от бесконечно задаваемого себе вопроса: «Что будет со мной, когда тело закопают и оно исчезнет? А я сам – где буду? Что будет со мной?» Было очень страшно. Родители не смогли ответить мне на этот вопрос, он потом как-то сам ушел.

Прежде всего – если ребенку страшно, надо взять его к себе в кровать, обнять и поцеловать. Он должен чувствовать свою защищенность в родительских руках и от мира, и от чужих злых людей.

Детям надо говорить о том, что человек вечен и будет у Господа. Что да, придет время, когда я умру, а ты останешься; ты будешь меня вспоминать – вспоминать молитвой. Молись за меня, пожалуйста, почаще. Объяснять, что для человека естественно бояться смерти, но после того, как Господь победил смерть, ее не надо бояться как чего-то бесконечного. Что рано или поздно Господь даже тела наши восстановит. Надо говорить об этом детям, но когда им страшно, важнее их приласкать. Что противоположно смерти? Любовь. Самое понятное проявление любви для ребенка – родительская ласка, тепло.

Повторюсь: детям очень важно, чтобы их обнимали, тискали, тормошили… У наших детей такая любимая игра: мы придвигаем к дивану мягкое кресло-мешок, я ложусь на диван, дети на меня прыгают, а я их как будто ем и косточки кидаю в помойку – в мягкое кресло. Они готовы играть в это хоть целый час! Или ложусь на пол между этим мешком и диваном и изображаю осьминога: они через меня перепрыгивают, а я их хватаю за ноги, опять же ем, и они визжат от восторга…

Из нашей современной культуры мы убрали смерть, насколько это возможно. Человек умирает в больнице; тело обмывают и приготавливают в морге специально обученные люди. Родственники практически не видят покойника – только в какой-то чудовищной косметике в гробу, после чего его быстро закапывают. Мир всячески прячет от себя смерть, это видно уже по тому, что старики боятся выглядеть стариками и всё молодятся. Семидесятилетняя певица скачет по сцене в мини-юбке, и ей совершенно не стыдно, и зрителям невдомек, насколько это страшно. Тебе скоро уходить, а ты делаешь вид, что этого никогда не произойдет. На самом деле смерть – единственное событие, в котором можно быть абсолютно уверенным, а мы живем так, как будто оно с нами не случится. О возрасте говорить не принято, на юбилеях желают друг другу прожить еще столько же, еще десять раз по столько же… Все это искажает отношение к смерти и, соответственно, к жизни, потому что жизни без смерти не бывает – это ее важнейший результат, и экзамен, и встреча с Богом, и начало ответа за всю жизнь.

Раньше было совершенно не так: человек готовился к смерти. Вот ребенок живет, скажем, в XVIII веке, в деревне; на его глазах бабушка готовит себе на погребение лучшую одежду; даже в наше время, в советские годы, бабушки откладывали деньги на похороны, чтобы не обременить родственников. Такая удивительная забота обо всем. Заранее человек знал, где он будет лежать, и не только не боялся напоминать себе и окружающим о своей смерти, но вообще это считалось великой добродетелью. И все родственники знали, что бабушка и дедушка скоро уйдут. Старики отрешались от суетных дел, начинали больше молиться – готовились. Христианская кончина живота, о которой мы просим, безболезненная, мирная, – это смерть с христианским напутствием, то есть с Исповедью, Причастием, Соборованием и молитвой. Потом, когда человек умирал, тело клали в горнице и члены семьи его обмывали. Дети знали, что вот это лежит бабушка; они не боялись, и тело от них никто не прятал. Все по очереди читали над усопшим Псалтирь.

Отпевание совершалось дома – и сейчас в Требнике можно прочесть: «Скончавшуся кому от православных, абие (тотчас) призывают сродницы его священника, иже пришед в дом, в немже мощи усопшаго лежат, и возложив епитрахиль, и вложив фимиам в кадильницу, кадит тело мертваго, и предстоящих, и начинает обычно…» Отпевать в храме – поздняя традиция. Покойника с благоговением, как икону, помещали в центре дома, и священник приходил к этой великой святыне – человеческому телу. Вспомним великие, знаменитые слова преподобного Иоанна Дамаскина из стихиры, которую поют на отпевании: «Плачу и рыдаю, егда помышляю смерть и вижду во гробех лежащую по образу Божию созданную нашу красоту, безобразну, безславну…» Красота души не может быть «безобразной» и «безславной», только тела; Иоанн Дамаскин, точнейший в своих формулировках богослов, говорит нам о том, что образ Божий становится безобразен и бесславен, он начинает истлевать. Тело – неотъемлемая часть человека, и оно таинственным образом тоже является частью образа Божия в человеке, несет на себе эту печать и поэтому является святым. И раньше маленький ребенок был к этому богословию причастен. Он начинал чувствовать запах, понимал, что такое тление, и для него слова о тлении, в том числе и слова молитв, становились реальными. И конечно, он неизбежно начинал задумываться о своей смерти. Только в отличие от меня – а я стал мучиться вопросом о смерти после того, как присутствовал на похоронах дедушки, – он знал ответ. Я же нашел ответ, только когда пришел к вере во Христа.

Мне кажется, не нужно прятать от ребенка смерть, лучше с ним об этом говорить. Чем раньше человек включает в свою жизнь смерть как самый главный этап, тем серьезнее он начинает жить. И тем раньше он начинает серьезно жить.

Надо прочитать детям о преподобном Серафиме Саровском, как он сам себе вырезал, выточил из дубовой колоды гроб, поставил в сенях и по многу раз в день проходил мимо него и поглядывал, а может, иногда и ложился туда, чтобы не расслабляться в своем духовном делании. Показать репродукцию великого Караваджо «Святой Иероним за книгой» и объяснить, для чего на столе у блаженного Иеронима лежит череп – чтобы глубже уйти в перевод Священного Писания и ни на что не отвлекаться. Рассказать про костницы в афонских монастырях – хранилища черепов и костей умерших монахов. На стене одной из костниц написано: «Помни, всякий брат, что мы были, как вы, и вы будете, как мы». И когда у монаха начинаются духовные нестроения, потеря мира или искушение, игумен говорит ему: «Сходи-ка ты туда на ночь, помолись». И после этого обычно все в голове встает на место.

В детской дозе культуру памяти смертной, эту духовную добродетель, надо прививать. Надо возить детей на кладбище, обихаживать могилки, подметать, оттирать памятники… Молиться перед могильными крестами. Детям очень полезно быть на кладбище. Помню, нас с сестрой, маленьких, отец взял на кладбище Донского монастыря. Мы ходили в тишине среди могил, и он рассказывал о людях, которые там похоронены. Это было для меня потрясением; за стеной шумная Москва, суетная, торопливая, а здесь покой и тишина, кусок совершенно другой жизни.

Откровением стала для меня могила Льва Толстого в Ясной Поляне. Мы поехали туда на экскурсию от школы. Я не был воцерковленным ребенком, но я помню дикий ужас, который охватил меня там. Не знаю, что моя душа почувствовала, но мне хотелось бежать прочь от этого холмика без креста, так было тяжело и страшно! Я и тогда не был знаком ни с какими антицерковными произведениями Толстого, и сейчас не хочу читать эту грязь, но на уроках литературы что-то говорили о его антицерковной позиции, и я совершенно определенно связал для себя этот ужас с тем, что мне страшно от его посмертной участи. Ведь невольно всегда на себя примеряешь – каково будет на твоей могиле, каков будет итог твоей жизни. Сталкиваясь со смертью, человек неизбежно задумывается о своем пути и об его окончании.

Говорить с ребенком о смерти надо тактично, спокойно. И вразумительно – а то ведь дети могут все по-своему понять. Как в старом анекдоте: ребенок приходит из школы в первом классе, весь трясется от ужаса, плачет, просит не выключать свет и в конце концов, стуча зубами, рассказывает, как им учительница сказала, что Ленин жил, жив, будет жить и очень любит маленьких детей… На самом деле, сейчас получается перекос именно в эту сторону: дети так или иначе сталкиваются с фильмами ужасов – где-то в гостях или видят рекламу в интернете. А фильмы ужасов – это такая клевета на человека! Их нельзя смотреть христианину, потому что они лгут, они внушают, что люди могут стать похожими на демонов, потерять образ Божий. А этого не может быть никогда, человек не может стать демоном. Он может страшно пасть, погибнуть душой, но останется человеком, потому что он создан по образу и подобию Божию. А все эти страшные выдумки и рассказы – просто окна в ад. Я считаю, что у многих европейских, американских авторов и режиссеров есть консультанты снизу, оттуда, которые им нашептывают, навевают эти образы. Нельзя наших детей знакомить с таким подходом к смерти. Нехорош подход к смерти и в так называемых комедийных боевиках, где людей убивают пачками и это должно быть смешно. Это тоже зловредная ложь. Сейчас принято несерьезное отношение к смерти – шутки, комиксы, сериалы, где человек лишается жизни – и это так, пустяки, ничего не стоит.

Благоговейное христианское отношение к жизни, понимание того, что есть человек, предполагает и благоговейное отношение к смерти. Смерть – таинство. Это венец, завершение пути любимого Божьего сына и дочери, которыми являемся все мы, каждый из нас, и торжество предстояния своему Творцу по окончании прекрасного и огромного труда. Почему мы торжествуем в день памяти святых, в день их смерти? Это рождение в вечную жизнь. Вот преподобный Сергий умер, а до сих пор именно в этот день собирается вся Церковь, приезжают архиереи Русской Православной Церкви и гости из-за границы, лавра забита так, что войти трудно. Почему, он же в этот день умер, надо скорбеть, плакать, он ушел от нас… Нет! Это торжество, радость. Думаю, у многих есть такой опыт: когда умирает праведный человек, мы очень скорбим, но на отпевании нам легко и светло. Чувствуется какая-то пасхальная радость оттого, что кончилась многотрудная праведная жизнь, в которой были, безусловно, и ошибки, и падения (даже праведник, святой – не значит безгрешный), и человек вернулся к Отцу Небесному.