Если говорить о словесном выражении покаяния, то как должен каяться человек? Есть люди, которые на исповеди просто рассказывают о своей жизни или еще чаще – жалуются, как у них все плохо. Другие перегружают свое покаяние множеством деталей, погребая в них суть того, в чем хотят попросить у Бога прощения. Бывает, что человек, исповедуясь, прямым или косвенным образом оправдывает себя – например, долго говорит о том, что точно знает, как надо было поступить, но вот он оплошал и поступил иначе. Впрочем, противоположной по характеру ошибкой является отсутствие какой-либо конкретики, когда исповедь звучит так: «Согрешил делом, словом, помышлением, гордостью, завистью, ненавистью, объядением, прелюбодеянием и т. д.» и на этом покаяние заканчивается.

Как же подойти к рассказу о своих грехах? Постараемся указать несколько основных моментов.

На исповеди необходимо говорить о том, в чем ты чувствуешь себя виноватым. В одном из эпизодов «Отечника» некий брат спрашивает своего духовного отца: «Авва! Чем мне заниматься в келье?» Тот отвечает: «Что тебя будет беспокоить, когда ты предстанешь на Страшный суд?» – «Мои грехи». – «Вот иди в келью и плачь там о своих грехах».

Если попытаться применить этот совет к нашей жизни, то стоит спросить себя: зачем ты идешь на исповедь, по большому счету? Для того чтобы примириться с Богом, попросить у Него прощения за те грехи, в которых сознаешь себя виноватым. Если ты идешь не для этого – не ходи: твое покаяние будет формальным, бесполезным.

Если ты пришел к Богу с сокрушением о конкретных грехах, то и проси прощения за них, а не пытайся растворить свое покаяние излишними рассуждениями. Ведь если мы серьезно обидели человека, но, придя к нему, вместо того чтобы сказать: «Прости меня за то-то и за то-то», начинаем громоздить невесть что, не скажет ли он в конце концов: «Слушай, друг, зачем ты пришел? Я с трудом сдерживаюсь после того, что ты сделал, а ты еще какие-то кружева плетешь. Уходи, пожалуйста». Бог нам так не скажет, но на самом деле все будет еще хуже.

Преподобный Иоанн Лествичник говорит, что прежде чем встать на молитву, человек должен определенным образом подготовиться к ней и написать на хартии своего прошения правильные слова. А если он делает это не пойми как, невнимательно, рассеянно и без усердия, то его хартию порвут и бросят ему в лицо. То же самое может, образно говоря, произойти на исповеди, когда наша хартия с целым романом, на ней написанным, тоже будет порвана и брошена нам в лицо. И что самое страшное, мы можем этого даже не заметить.

Исповедь должна быть предметной, понятной священнику. Когда мы говорим: «согрешил делом, словом, помышлением» или «согрешил гордостью, гневом», абсолютно неясно, что за этим стоит. Мы лишь именуем страсти, которые живут и так или иначе проявляются в каждом человеке. На исповеди необходимо каяться в конкретных согрешениях, потому что только тогда мы сможем исправиться.

Не говоря уже о том, что за одним и тем же словом могут стоять совершенно разные вещи. Например, гнев (это, наверное, самый очевидный пример) может выражаться в крике, в вопле, в побоях, в том, что человек разнес вдребезги всю квартиру, или в том, что он просто кипел внутри и ни слова не мог сказать. Все это разные степени греха. Кроме того, если один и тот же человек раньше в гневе дрался, потом перестал драться и, разозлившись, только ругался, а постепенно отучился и ругаться и только зубами скрипит – это огромный прогресс! И если священник знает, что было раньше, и видит, что есть сейчас, то он понимает, что за этот гнев не надо ругать, а наоборот, следует сказать: «Ты молодец. Слава Богу, что так. Теперь еще перестань зубами скрипеть, а потом разберись с поводами, заставляющими тебя гневаться, пойми, что они ничтожны, и ты сможешь совсем от этого греха избавиться».

Иначе священник ничего пришедшему на исповедь сказать не может. И самому исповеднику зачастую сложно в себе разобраться: он чувствует, что как раньше его душил гнев, так и теперь душит. Только раньше он давал ему свободу и чувствовал себя полегче, а теперь он себя сдерживает и чувствует еще большую тяжесть.

Ему кажется, что от его труда толка нет – все стало не лучше, а хуже. Поэтому внятная исповедь очень важна.

Еще пример того, как непредметная исповедь может породить недоумение. Кается прихожанин: «Согрешил прелюбодеянием». Но я этого человека вижу в храме, он регулярно исповедуется и причащается, и он даже не женат, а предположить, что у него есть отношения с какой-то замужней женщиной, мне трудно. Спрашиваю: «А что вы имеете в виду?» – «Мне сон плохой приснился…» Это дает возможность разъяснить: нет, это не прелюбодеяние, это просто сон. Грех может заключаться в том, что в каких-то недолжных мечтах до отхода ко сну или по пробуждении сохранилось сочувствие к виденному, а в том, чтобы просто увидеть нечто нецеломудренное во сне, нет никакого греха. Но когда человек говорит без каких-либо разъяснений, ты никогда не поймешь, о чем именно речь. Он сказал: «Согрешил прелюбодеянием», ты ответил: «Хорошо, на год отлучен от Причастия». Конечно, это безумие и формализм с обеих сторон! Их не должно быть.

Есть вещи, которые требуют объяснения. Например, ты слышишь на исповеди: «Я избил человека». Что это? Хулиганство, за которое положено пятнадцать суток, а если нанесены тяжкие телесные повреждения, то и реальный срок. Но если человек объясняет, что он шел по улице, увидел, как кого-то бьют, вступился, завязалась драка, – это совершенно другая ситуация, правда? Или, например, человек приходит и говорит: «Я насмерть поссорился с Иван Иванычем». Что может священник сказать по этому поводу? Ничего, если исповедующийся не уточнит: «Я поссорился и не могу помириться, и чувствую, что даже не хочу». Другое дело, когда он говорит: «Я поссорился, потом мне стало стыдно, я тут же пошел, попросил прощения и примирился». Об этом нужно сказать, такие детали, объясняющие суть происшедшего, не будут лишними.

Надо говорить по существу, достаточно лаконично. Не нужны объяснения: «Я пошел в магазин, у меня болела голова, и поэтому я по дороге рассердился на человека, который облил меня грязью из-под колес своей машины. А в магазине я поругался с кассиром потому, что он меня пытался обсчитать…» Это лишнее. «Со мной поступили нечестно, и я не отнесся к этому спокойно, разозлился», или «машина окатила меня грязью, и я в сердцах выругался на водителя».

Когда христианин исповедуется регулярно, есть возможность тут же провести некую работу. «Вот ты сказал так, а как надо было поступить?» – «Промолчать». – «А еще как надо было поступить?» – «Так-то». Разбор ситуации является и ее врачеванием. Человек показал тебе рану, и ты предложил ему пластырь – это то, что совершается во время таинства Исповеди. Точнее – то, что должно также совершаться.