Оплошность
В начале декабря 1938 года с отцом Феличе случился второй удар, у него снова отнялась половина тела, и больше он уже не поднялся. Перед Рождеством Доната переселилась в палаццо вместе с Джованной и Витантонио, чтобы помогать бабушке, твердо намеренной лично ухаживать за братом. После праздников тетя вернулась домой, а Витантонио – в университет, он был на первом курсе факультета права. Джованна задержалась в Беллоротондо, чтобы поддержать бабушку и помочь ей в уходе за больным, который таял на глазах; было похоже, что конец близок.
Те дни в палаццо Джованна и бабушка провели в полном взаимопонимании, как и всегда. После завтрака Джованна садилась читать в галерее, наслаждаясь январским солнцем – сад был предусмотрительно ориентирован на юг. Она обертывала привезенные из Бари запрещенные книги цветной бумагой, чтобы отсрочить момент, когда бабушка узнает, что внучка читает вовсе не д’Аннунцио, а Бодлера, Моравиа и других сомнительных авторов. Около полудня Джованна выходила прогуляться, а затем обедала с тетей на площади Санта-Анна. Потом возвращалась в палаццо и снова читала, в то время как бабушка принимала у себя или, наоборот, навещала какую-нибудь подругу.
Когда начинало вечереть, бабушка и внучка закрывались в кабинете и разбирали корреспонденцию отца Феличе – с тех пор как с ним случилось несчастье, ему стали приходить вороха писем. Самые длинные Джованна читала вслух, так как у бабушки начинали болеть глаза и она с трудом разбирала текст. Затем Джованна писала ответы под бабушкину диктовку – у той рука стала нетвердой и почерк был уже не тот, что раньше.
В день Богоявления отец Феличе скончался. Джованну и синьору Анджелу засыпали соболезнованиями. Прихожане тех церквей, где в разное время служил отец Феличе, ограничивались парой строк на почтовой карточке, но друзья семьи и его бывшие студенты из семинарии писали бесконечные письма; чтобы ответить на все, понадобилось две недели.
Часы напряженной работы в кабинете оставляли по себе чувство удовлетворения. Пока однажды вечером, когда женщины разобрали уже почти всю почту, бабушкина оплошность не вызвала бурю. В тот день, вернувшись от тети после обеда, Джованна не застала бабушку дома – синьора Анджела решила наведаться в церковь. В прихожей она оставила письмо, которое следовало переписать набело, и записку. В письме была допущена непростительная оплошность.
Дорогая Джованна!
Перепиши это письмо и, если успеешь, отнеси на почту. Я пошла в церковь Иммаколаты заказать заупокойные требы по отцу Феличе, а потом зайду к Марии – она слегла с воспалением легких. Вернусь к семи, поужинаем вместе.
Бабушка Анджела
Джованна села в кабинете, включила настольную лампу и стала переписывать письмо, адресованное епископу города Отранто, личному другу отца Феличе, когда-то они вместе учились в семинарии в Падуе.
18 января 1939 года,
Беллоротондо
Ваше преосвященство!
Простите мое промедление, в иных обстоятельствах я не заставила бы Вас ждать. Я пишу, чтобы немного подробнее рассказать Вам о кончине нашего дорогого отца Феличе (Царствие небесное!). Как Вы знаете, на Богоявление он оставил нас и отошел ко Господу, которому горячо и преданно служил всю жизнь, чему и Вы, как друг и соратник, на протяжении многих лет были свидетелем. Незадолго до Рождества с отцом Феличе случился второй удар, приковавший его к постели, однако до последнего вздоха отец Феличе сохранял ясность ума и твердую память. Что же до тела, то оно давно уже представляло собой для него лишь обузу.
Отец Феличе скончался немного спустя после прочтения Вашего письма, к которому отнесся с большим вниманием; оно укрепило его. Благодарю Вас и за пожелания, которые Вы передали нам на Рождество, когда отец Феличе был еще с нами. Будьте уверены, что до последней минуты отец Феличе ясно помнил Вас и перед кончиной молил о Вас Господа.
И снова прошу у Вас прощения за промедление с ответом: у меня гостили внучка и мой приемный внук. Это такая редкая радость с тех пор, как они уехали учиться в Бари…
Джованне показалось, что грудь ее стеснило и она задыхается. Она остановилась и перечитала: «приемный внук». Эти слова стучали у нее в голове, вокруг все закружилось; казалось, она лишится сознания. Наконец она набрала в легкие воздуха и стала читать дальше в надежде, что все прояснится.
…Прошу у Вас прощения за промедление с ответом: у меня гостили внучка и мой приемный внук. Это такая редкая радость с тех пор, как они уехали учиться в Бари и я перестала их видеть; я была полностью занята ими. Примите мои извинения и наилучшие пожелания по случаю наступления нового 1939 года.
Искренне Ваша,
Анджела Конвертини
Джованна еще какое-то время сидела за столом, тяжело дыша, не понимая, что все это значит, потом вскочила и бегом бросилась на улицу. Через несколько минут она уже колотила в дверь – открыла тетя.
– Что значит «приемный внук»? – закричала Джованна. – Почему бабушка называет Витантонио приемным? – Она набросилась на тетю, крича все громче и настойчивей: – Почему она так пишет? Почему «приемный»? Что вы скрываете?
Доната испугалась. Что там наговорила эта Анджела Конвертини?.. Не может быть!.. Она привлекла Джованну к себе и увела ее на кухню, как в детстве.
Доната всю ночь рассказывала семейную историю, начиная с проклятия Пальмизано; обе плакали. Через двенадцать часов, когда первые солнечные лучи показались за оливами Чистернино, они наконец встали. Вдруг Джованна нервно рассмеялась.
– Знаешь что? Я порой взгляну на Витантонио – и мне трудно воспринимать его как брата. И я всегда думала, почему…
– Замолчи! Он твой брат!
Обе замолчали, стоя лицом к лицу, пристально глядя друг на друга. Наконец Джованна произнесла:
– Не могу понять: то ли я ненавижу тебя за эту ложь, то ли люблю еще больше – за то, что тебе пришлось вынести. Ты похожа на мать из притчи о Соломоне, которая готова была отдать ребенка другой, лишь бы его не разрубили мечом… Но как, как ты могла отдать сына?.. Как ты не умерла?..
– Все мужчины семьи погибли. Оставался только Витантонио, и он тоже был обречен.
– Проклятие Пальмизано… Верить этим деревенским сказкам…
– Проклятие Пальмизано не сказки. Погибли все, один за другим. – Глаза Донаты снова наполнились слезами, когда она в который раз попросила Джованну: – Поклянись, что не скажешь об этом Витантонио! Он ничего не должен знать, он должен навсегда остаться Конвертини! Его жизнь зависит от этой тайны!
