15
Вывеска «Бакалея Л.Ф. Фальк» была заметна на всю 8-ю линию Васильевского острова. Торговля шла бойко. До самого потолка громоздились шкафы, плотно уложенные банками с крупами, бумажными фунтиками, холщовыми пакетами, жестяными коробками, консервами, солью, сахарными головками и предметами, чрезвычайно нужными в домашнем обиходе, о которых холостому мужчине неведомо ничего. Покупателей хватало. Их обслуживали двое: сухощавый господин с лошадиным лицом и юноша, похожий на него, как похож только сын. Из открытой двери доносился мощный аромат, в котором смешались запахи кофе, пряностей, сладостей и чего-то такого, чем пахнет в старых лавках, отслуживших не одно поколение. Ванзаров не стал заходить.
Он поднялся на второй этаж, который наполовину занимала квартира Фальков. И позвонил в модный электрический звонок.
Мадам Фальк вошла в ту пору материнства, когда она не могла думать ни о чем, кроме замужества дочери. Шутка сказать: драгоценному чаду уже двадцать один, а до сих пор в девушках. Где такое видано? Позор на честную купеческую фамилию. Надо сказать, у Анны не было недостатка в женихах. Крепкое дело отца и виды на приданое (за дочерью был обещан домик в конце Васильевского, между прочим) были куда важнее красоты невесты. Одно время женихи в доме не переводились. Вот только Анечка, младший ребенок и любимая дочь, была воспитана в своеволии. Родители баловали дочку, и Анна привыкла считаться только со своим мнением. Она отказывала почти всем женихам, так что к ним в дом перестали ездить с визитами. Мадам Фальк не знала, как помочь такой беде.
Конечно, у Анечки была мечта: стать знаменитой певицей. Родители не жалели денег на курсы лучших педагогов. На вкус мадам Фальк, Анечка пела чудесно. Вот только в театрах не желали оценить юный талант. Уж сколько раз возили на прослушивания, а все без толку. Мадам Фальк искренне верила, что как только дочь поступит на сцену, споет несколько концертов, то сменит гнев на милость. Выйдет замуж, станет примерной купеческой женой и матерью, как она сама. Чтобы ускорить счастье дочери, мадам Фальк потребовала от мужа, чтобы съездил в театр, поговорил, подмазал, где следует. Муж съездил, подмазал головкой сахара и конвертом с чистыми ассигнациями. Сахар и купюры взяли, в вот Анечку нет – такие жулики в этих театрах! Мадам Фальк пылала гневом, но ничего не могла поделать.
Гостей мадам Фальк не ждала. Услышав звонок, затаенно подумала: «Вдруг приглашение Анечке?» И пошла открывать сама, чтобы не кричать прислугу с кухни. В дверях стоял не посыльный, а мужчина в полном расцвете сил с чудесными усами и благородным выражением лица. Ванзаров кожей ощутил тот взгляд, каким трепетные мамаши ощупывают каждого неженатого мужчину: первым делом смотрят, есть ли кольцо. Уж эти взгляды он изучил достаточно! Он принял самый независимый и неприступный вид, на какой был способен, и спросил, может ли видеть мадемуазель Фальк, Анну. Мадам Фальк осталась довольна результатами осмотра: юноша серьезный, положительный, неженатый. Все достоинства при нем. Чем не партия Анечке? Конечно, это были мечтания, но разве не может мать семейства помечтать?
Вернувшись из материнских грез, мадам Фальк наконец заметила, что гость ведет себя довольно странно, официально. Она спросила, с кем имеет честь. Когда же узнала, что перед ней вовсе не возможный жених, а настоящий чиновник сыскной полиции, испугалась не на шутку.
– Что случилось? – встревожилась она, прижимая руки к материнскому сердцу.
Ее заверили, что беспокойства излишни, требуется всего лишь формальная беседа с ее дочерью. Мадам Фальк не стала возражать. Она провела молодого мужчину в гостиную.
Дом бакалейного купца был обставлен по моде последних лет: светлые тона, яркие цветочки на новой обивке мебели и обоях. Пахло свежестью и недавним ремонтом. У пианино, что пристроили у стены с портретами предков, стояла невысокая барышня. Пальчиком она давила на клавиши и распевала гаммы. По мнению Ванзарова, лучше бы она давила тараканов. Голос был визгливый и резкий, как паровозный гудок. Чем больше она старалась, тем хуже становилось. Только необходимость заставила Ванзарова сохранять на лице невозмутимое выражение. Будь его воля, он заплатил бы десять рублей, чтобы не мучить уши. А вот мадам Фальк нравилось. Она с умилением наблюдала за чадом, надрывавшим голосовые связки.
– Чудесно, не правда ли? – прошептала она.
Ванзаров задумчиво кивнул.
И мучениям пришел конец. Настала тишина. Анна закрыла пианино и повернулась. Ванзаров был встречен далеко не дружелюбным взглядом. Фотография точно отражала ее лицо: Анна была не красавицей, но и не дурнушкой. Довольно обычное лицо с чуть вздернутым носиком. Мгновенный портрет, который Ванзаров составил, не позволял сомневаться, с кем предстоит иметь дело: избалована, амбициозна, довольно глупа, домашнее образование, скромные способности при бездне самомнения, пуговицу пришить не сумеет…
– Что вам угодно? – строго спросила она, смерив незнакомого мужчину взглядом.
Мадам Фальк заступилась за гостя, как будто он сам не мог постоять за себя. Показав, что делает большое одолжение, Анна согласилась ответить на вопросы чиновника полиции. Ему предложили кресло. Анна села напротив в позе, какая подобает звезде сцены. Даже Кавальери вела себя проще. Мадам Фальк осталась рядом: не хватало, чтобы неженатый мужчина остался наедине с ее дочерью. Что подумают соседи…
– Анна Людвиговна, когда в последний раз видели Зинаиду Карпову?
Изобразив раздумья, Анна вспомнила: они встречались в начале мая, как раз когда Зина собиралась съездить к родным в Саратов. Да видно, родители обратно в столицу не отпустили. Пропал ее ангажемент в театре.
– У нее был ангажемент? – удивился Ванзаров. – В каком театре?
Не без ноток зависти Анна сообщила, что Зине повезло: получила приглашение в «Аквариум».
– Действительно, такая удача для молодой певицы. Когда же она поймала везение?
Анна точно не помнила: кажется, в начале апреля…
– Зинаида вам не пишет?
Оказалось, что у нее строгие родители: уж если дочка вернулась из столицы не солоно хлебавши, наверняка посадили дома на цепь. На улице погулять не дадут, не то что письмо отправить.
– Вам знакома некая мадемуазель Вельцева?
Эта дама Анне был известна. Они познакомились как раз в мае, когда Зинаида пришла на последнее занятие перед отъездом.
– Позвольте обратиться к вашей наблюдательности: можете описать мадемуазель Вельцеву?
Анна задумалась.
– Она такая… – проговорила она и запнулась, – …милая, но есть в ней нечто странное.
– Что именно, позвольте узнать…
– Трудно объяснить, нечто в лице… Оно простое, не слишком красивое, но в то же время будто у нее…
– Анечка, что за фантазии? – не выдержала мадам Фальк. – Что подумает господин чиновник?
Господин чиновник подумал, что лучше бы трепетная мамаша провалилась вместе с диваном.
– Это очень любопытно. У вас такой зоркий глаз и потрясающий голос, – только сказал он.
– Мерси, – ответили ему, жеманно потупив глазки.
– Так что же Вельцева?
– Она странная, – ответила Анна, бросив матери предостерегающий взгляд. – У нее довольно красивый голос, мы были приятно поражены, когда она спела, но мы бы не стали подругами.
– Отчего же?
– У меня было странное чувство, что она немного не в себе… Будто скрывает что-то, предусмотрительно ведет себя осторожно, слова лишнего не скажет. Такая тихая, ласковая… И носит вуаль на глазах…
– Так вы с ней виделись?
Анна покачала головой.
– Кажется, раз или два, когда с Ларочкой Савкиной пили кофей… Она заходила в кофейную кондитерскую…
– В какую именно?
– Кажется, в «Балле» и «Де-Гурме» на Невском…
– Назначали ей встречу?
– Нет, случайно вышло…
– Не знаете, где проживает мадемуазель Вельцева?
– Она не рассказывала.
– Быть может, госпожа Савкина имела с ней общение?
– Нет, не думаю… – Анна вздохнула. – Она только Зине понравилась. Еще смеялись, что Зина похожа на Вельцеву… Только вуаль надеть – и почти одно лицо… Так вы спросите у Ларочки…
Ванзаров обещал воспользоваться советом. Он встал, раскланялся и наговорил Анне кучу комплиментов. Кажется, немного перегнул палку: мадам Фальк снова вцепилась в него «материнским» взглядом. Пора было спасаться.
– Анна Людвиговна, на прощание хочу взять с вас слово…
Когда девице говорят подобные вещи, девица воспламеняется любопытством. На что и был весь расчет. Анна дала слово, не сходя с кресла.
– Если в ближайшие дни вам поступит предложение из театра на прослушивание, прошу вас в любое время дня и ночи сообщить мне, – сказал Ванзаров чрезвычайно строго, чтобы и мысли не было о шутке.
– Зачем вам? – спросила удивленная Анна. Мадам Фальк был удивлена не меньше, но при дочери смолчала.
– Чтобы сопровождать вас… Градоначальник издал распоряжение: полиция обязана охранять молодых барышень, которые хотят поступить на сцену. Мне поручено охранять вас…
Новость была столь невероятной, что Анна и мадам Фальк не могли не поверить. Мадам Фальк еще подумала: «Какой заботливый у нас губернатор, печется о девицах!» Что же до Анны, то она дала слово симпатичному мужчине, что без его ведома и шагу не ступит в театр. Даже если ее будут умолять на коленях.
Оставалось надеяться, что барышни умеют держать слово. Жизненный опыт Ванзарова говорил обратное.