Книга: Тремарнок
Назад: Глава двадцать третья
Дальше: Глава двадцать пятая

Глава двадцать четвертая

Наперекор всему день получился чудесный. Лиз сидела рядом с Робертом на подстилке для пикника – так близко, что слышала его дыхание, чувствовала тепло его кожи.
От шампанского голова приятно кружилась, и ей нравилось исподтишка наблюдать за Робертом. У него был правильный квадратный подбородок, небольшой прямой нос, пухлые губы и красивые руки. И как она раньше всего этого не замечала? Гладкая кожа, изящные пальцы, коротко остриженные аккуратные ногти – Лиз решила, что у него руки художника, нежные, но сильные. Готовые подхватить тебя.
Прикрыв глаза, она вдохнула слабый запах – кедровый аромат лосьона поле бритья и мыла.
– О чем задумалась? – тихо спросил Роберт.
– О том, что сейчас я по-настоящему счастлива. – Но лицо ее тут же омрачилось. – Жаль, что это короткий миг.
Он обнял ее за плечи, притянул к себе.
– Понимаю. Она поправится, вот увидишь.
Лиз порадовалась про себя, что не сказала ему, что через несколько дней ей надо решать. После всех усилий горько будет признать, что в результате ничего у них не вышло. Планка оказалась слишком высока, хоть каждый и выложился по полной.
– Хоть бы… – начала она, но Роберт прервал:
– Тсс. Живи моментом. Наслаждайся. О будущем подумаешь позже. Солнце, ветерок, рядом те, кто любит тебя…
У Лиз загорелось лицо.
Чуть поодаль сидели Лавдей, Джесс, Джош, Алекс и Каллум. Лавдей вдруг вскочила, смеясь и размахивая зажатым в руке мобильником.
– Отдай! – завопил Джесс и рванулся следом за девушкой.
– А ты поймай! – И Лавдей, как была босиком, бросилась в сторону парковки.
Впрочем, пробежать она успела всего несколько шагов, Джесс настиг ее, повалил на землю и отнял мобильник, после чего они, хохоча, устроили потасовку.
Лиз улыбнулась.
– Похоже, помирились, – она кивнула на парочку, – мне с самого начала казалось, что они созданы друг для друга.
– А он отчаянный парень, – усмехнулся Роберт.
– Да, она не сахар, – согласилась Лиз, – но сердце у нее доброе, вот только в голове каша.
Они помолчали, потом Роберт потер подбородок, как всегда, когда собирался сказать что-то важное.
– Хорошо, что ты тогда нашла меня и помогла закрыть окно.
– Это точно, – кивнула Лиз, – иначе ковер совсем вымок бы, да и потолок внизу наверняка протек бы.
Он улыбнулся:
– Может, и вымок бы, но я о том, что именно ты в тот раз пошла меня искать. Ты тогда впервые заговорила со мной по-настоящему.
– Я думала, ты не любишь болтать, поэтому и не навязывалась.
– Так и есть, – не стал возражать Роберт, – но с тобой болтать мне нравится.
Наслаждаясь ласковым теплом, Лиз легла на спину и закрыла глаза.
Когда солнце коснулось горизонта и небо окрасилось красным, оранжевым и золотым, Лиз поднялась и нежно поцеловала Роберта в щеку.
– Мне пора.
Барбара тоже встала, отряхнула налипшие на юбку травинки. Джин собрала пластиковые стаканчики в большой черный мешок для мусора.
– Спасибо еще раз. За все, – прошептала Лиз.
– Не за что. Это мне надо тебя благодарить.
– За что? – удивилась Лиз.
Он прищурился.
– За то, что ты – это ты.

 

Барбара позвонила в среду.
– Ты только представь, – воскликнула она, – Роберт с ребятами собрали пять тысяч триста девяносто фунтов! И пожертвования еще поступают!
– Ух ты! – обрадовалась Лиз. – Просто чудесно. Какие же они молодцы!
– Это верно, – согласилась Барбара, – всего получается сто пятнадцать тысяч. Этого же наверняка хватит, да? Они же не могут просто отправить тебя восвояси после того, как ты столько денег собрала? – В голосе у нее звучала такая надежда, что Лиз не решилась сказать ей правду.
– Все получится, я уверена.
На самом же деле точно она ничего не знала. Она читала, что другим семьям в похожих ситуациях удавалось собрать всю сумму, однако времени у них было больше. Если бы только лечение можно было отложить еще на пару недель… Но врач без обиняков сказал, что дальше тянуть опасно и он этого не допустит.
– Пятница – крайний срок.
Ну что ж, значит, пятница.
Попрощавшись с Барбарой, Лиз вернулась к Рози. Укрывшись розовым пледом и обняв тапок-котенка, дочь свернулась в кресле. Лиз смотрела на лысую голову дочери, очки в синей оправе, затуманенные глаза и желтую кожу, и сердце ее разрывалось. По телевизору показывали старый фильм про Джеймса Бонда, но за сюжетом Рози не следила – она лежала с приоткрытым ртом, уставившись в пространство.
– Рози, солнышко? – прошептала Лиз.
Девочка стряхнула оцепенение и заморгала, но ничего не ответила.
– Солнышко, – повторила Лиз, – принести тебе что-нибудь?
Рози вяло, словно сил на большее не оставалось, покачала головой и подтянула колени к груди. Короткие рукава футболки казались чересчур широкими для исхудавших рук.
На тумбочке рядом с креслом стояли стакан с апельсиновым соком и тарелка с печеньем, но Рози ни к чему не притронулась. Даже к альбому и карандашам она уже несколько дней не притрагивалась. Жизнерадостность покинула Рози, осталась лишь пустая оболочка. Лиз смотрела на дочь. Их жизнь закончилась – теперь они просто существуют. Неужели, настояв повременить с лучевой терапией, она навредила дочери? Согласись она начать курс сразу же после химиотерапии – и сейчас лечение уже подходило бы к концу, а проклятая опухоль, возможно, исчезла бы. Может, побочные эффекты вовсе не такие страшные, как все пугают? Да даже если эти рассказы правда, едва ли состояние Рози было бы хуже, чем сейчас.
И все же… Разве это неправильно – искать лучший выход, перевернуть небо и землю, чтобы найти его? Вот только что теперь толку, к чему вся эта борьба, если в конце концов все равно придется отправить Рози на лучевую терапию?
Лиз придвинула стул поближе к креслу дочери, погладила холодную ладошку и притворилась, будто смотрит кино, но на самом деле была занята собственными мыслями. За все ли ниточки она дернула? Все ли перепробовала?
– На Айрис похожа, – проговорила вдруг Рози.
Лиз посмотрела на экран, на фигуристую женщину с густо накрашенными глазами и копной темно-рыжих волос. Она была моложе Айрис, однако и впрямь похожа.
– И правда. – Она понадеялась, что Рози не станет вновь расспрашивать, почему они больше не встречаются с Айрис.
Лиз уже надоело объяснять, что Айрис со своей семьей уехала, что добираться до них долго и прочее и прочее. Но провести Рози ей не удалось. Девочка отлично понимала – что-то произошло, и нежелание матери раскрывать секрет лишь раззадоривало ее любопытство.
– А Спенсер не приедет к нам в гости? – слабо спросила она.
– Нет, солнышко, – терпеливо ответила Лиз, – ехать до нас очень далеко.
Лиз и думать забыла про Айрис, задавленная грузом куда более насущных проблем, но сейчас вдруг поняла: а ведь Айрис ни пенни не пожертвовала на лечение Рози. Они что, не читают газеты, не слушают радио и телевизор тоже не смотрят? Едва ли. Может, они просто не в курсе того, насколько все плохо? Что бы они там ни думали о Лиз, с их-то миллионами они едва ли откажутся помочь маленькой девочке, которая когда-то так им нравилась? Попытаться, во всяком случае, стоит.
Лиз встала и поцеловала дочь в гладкую макушку.
– Я забегу к Пэт, ладно? Через десять минут вернусь.

 

Пэт тотчас же позвонила своей подруге в Салташ, а та связалась с приятельницей из Девенпорта, которая, в свою очередь, попросила внука узнать у друзей по колледжу, где теперь живет семья их бывшего однокурсника.
– Есть! – торжествующе воскликнула Пэт с порога. Шаркая, она вошла в гостиную, в руке у нее белел листок бумаги. – Это совсем рядом с Лу, видишь? Они до сих пор арендуют там дом, потому что их собственный еще не достроен. А съемный принадлежал раньше одной знаменитой актрисе. – Пэт понизила голос: – Говорят, он такой роскошный. Там даже кинотеатр есть и оранжерея. Ты представь только!
Поблагодарив Пэт, Лиз ушла в комнату Рози, включила компьютер, изучила карту и распечатала маршрут.
На следующее утро она встала пораньше, до того, как проснулась дочь. Заглянула к Пэт и проводила ее к Рози.
– Удачи! – сказала Пэт. – Будем надеяться, жадничать не станут – уж от них-то не убудет.
– Посмотрим, – ответила Лиз. Ее переполняли решимость, страх и надежда.
Вспомнились обидные слова Айрис, что стоило им разбогатеть, как от желающих поживиться за чужой счет отбоя не стало, Лиз поежилась. «Стая стервятников», – сказала Айрис, явно намекая, что и Лиз туда же.
Несколько месяцев назад ей и в страшном сне не приснилось бы, что однажды она станет выпрашивать деньги у бывшей подруги, – да она предпочла бы с голоду умереть. Но в те времена Лиз не представляла, на что толкает отчаяние.

 

На машине до Лу было всего около получаса, но сам дом Лиз нашла не сразу – тот располагался чуть к северу от города, на скалах, в самом конце петляющей дороги, которая утыкалась в обрыв, под которым шумело море.
К счастью, автоматические ворота перед домом были открыты. Лиз подумала, что если бы пришлось звонить в домофон, ее вряд ли впустили бы. С колотящимся сердцем она остановила Иа-Иа, заглушила двигатель и выбралась из машины.
Справа выстроились серебристый спортивный автомобиль, ярко-желтый «порш» и блестящий черный «бентли». А прямо перед ней возвышался огромный дом кремового цвета с затейливыми круглыми башенками на крыше – такие дома Лиз видела на фотографиях из Амстердама.
В центре фасада ярким пятном зеленела парадная дверь, обрамленная колоннами. Над дверью – окно в том же стиле, что и башенки, справа и слева – еще по окну.
Призвав на помощь всю свою решимость, Лиз поднялась к двери и позвонила. Она почти надеялась, что дома никого не окажется, но вскоре послышались шаги, дверь открылась, и на пороге возникла молодая женщина в светло-голубой униформе и с желтой метелкой для пыли в руке.
Чуть поодаль Лиз заметила красное ведро с торчащей из него шваброй, в нос ударил знакомый запах моющего средства.
– Чем могу вам помочь? – с акцентом спросила девушка, и Лиз ответила, что ей надо увидеться с Айрис. – Она в маленькой столовой, завтракает, – сообщила девушка, словно нечто само собой разумеющееся.
Что такое маленькая столовая, Лиз понятия не имела, но звучало величественно.
– Можно мне войти? – И быстро добавила: – Она меня ждет.
Лиз удивилась, сколь легко далась ей ложь. По холлу со сводчатым потолком, а затем по длинному коридору девушка провела Лиз в просторную кухню, залитую мягким рассеянным светом. На полу посреди кухни был выложен белый мраморный островок. Девушка открыла дверь справа, и за ней оказалось небольшое помещение с французским окном, выходящим на террасу. За террасой зеленела тщательно подстриженная лужайка, упиравшаяся в невысокую каменную стену, за которой открывался потрясающий вид на море.
Лиз быстро окинула взглядом комнату – мраморный камин, узорчатый кремовый ковер, изящные старинные кресла. За круглым столом красного дерева в одиночестве сидела Айрис. На столе стояли вазочки с самыми разнообразными мюслями, кувшин апельсинового сока, розетки с вареньем и медом и блюдо с тостами. Запах тостов и кофе смешивался с ароматом лилий – центр стола украшал букет.
– Ой! – Айрис изумленно смотрела на нее, нож выпал у нее из руки, звякнув о фарфоровую тарелку.
– Мне надо с тобой поговорить, – быстро, не дав бывшей подруге опомниться, сказала Лиз, – я отниму у тебя всего минуту.
Айрис едва заметно кивнула, и уборщица скрылась за дверью.
Не дожидаясь приглашения, Лиз села напротив Айрис. Одета та была в оранжево-золотистый шелковый халат с восточным орнаментом, рыжие волосы были нечасаные, словно Айрис только что из постели. Она изменилась – лицо усталое и какое-то безжизненное. Хотя, возможно, прежде Лиз видела ее всегда при полном макияже.
– Ты слышала про Рози? – спросила Лиз, решив, что в светских любезностях смысла нет.
Айрис молча смотрела на нее, будто перед ней сидел родственник, которому полагалось лежать в могиле.
– Она тяжело больна, – продолжала Лиз и быстро рассказала о прогнозах, о протонной терапии и о том, что в квоте на бесплатное лечение им отказали. – Крайний срок – пятница, но собранных денег не хватает. Ты не поможешь?
Айрис, сидевшая неподвижно, вылитая каменная статуя, расслабилась.
– Вас таких тысячи наберутся, – мрачно пробормотала она. – Все теперь норовят денег попросить. – Уголки рта у нее опустились, губы задрожали.
– С тобой все в порядке? – спросила Лиз, сбитая с толку.
Айрис всхлипнула, по щеке у нее поползла слеза.
– Не сказала бы, – она смахнула слезу рукавом халата. – Джим совсем дома не бывает. Если не торчит в пабе, значит, спускает деньги у букмекера или у какой-нибудь шлюшки, которая присосалась к нему только ради бабок. Даррен вообще бог весть где – небось обдолбался вместе со своими новыми дружками. А Кристи со мной не разговаривает, потому что я высказала ей все, что думаю про этого бездельника и женоненавистника, с которым она спуталась. Она даже со Спенсером не дает мне видеться.
Лиз протянула ей лежавшую на столе салфетку, и Айрис вытерла слезы.
– Даже мама другой стала. Говорит, что нам в той квартире лучше жилось, и в груди у нее постоянно болит. Только посмотри, – Айрис обвела рукой роскошную столовую, – у нас есть все, о чем мы мечтали, и что же. Мама, похоже, права. Прежде нам и впрямь лучше жилось. – Она невесело усмехнулась: – Забавно, да?
Лиз подумала, что все слухи – правда: семья Айрис несчастна.
– Мне очень жаль.
Айрис бросила на нее странный взгляд, истолковать который Лиз не сумела.
– О, меня жалеть не стоит. – Айрис достала из кармана халата чековую книжку, с которой, похоже, не расставалась, и быстро заполнила чек.
В страхе, что Айрис передумает, Лиз молчала, затаив дыхание.
– Вот, – Айрис протянула чек, – надеюсь, Рози поправится.
Лиз взглянула на сумму и ахнула:
– Десять тысяч фунтов!
Айрис махнула рукой, словно не желая выслушивать слова благодарности.
– Скажи спасибо лотерее, – бросила она и тут же осеклась.
Лиз нахмурилась. Разве выигрыш – секрет? Все же об этом знают. По телу поползли знакомые мурашки. Впрочем, сейчас все это неважно. Сжимая в руке чек, Лиз быстро прикидывала. Теперь у нее есть сто двадцать пять тысяч фунтов. Осталось совсем чуть-чуть – и одновременно очень много. Может, ограбить банк или магазин? Или владельцев газетного киоска? Безумие какое-то.
– Какие у тебя были счастливые цифры? – спросила вдруг она.
У Айрис вырвался сдавленный, похожий на крик чайки вопль.
Лиз ошарашенно уставилась на нее, в глазах Айрис мелькнули ужас и что-то еще. Мелькнули и тут же исчезли. Но Лиз все поняла. Она распознала, что было во взгляде Айрис. Вина.
Где-то в доме загудел пылесос, но Лиз ничего не слышала. Мир сжался до размеров комнаты, до стола, за которым сидели две женщины и смотрели друг на друга.
– Помнишь, я оставила у тебя лотерейный билетик и попросила его сберечь? Что ты с ним сделала? – медленно проговорила Лиз. В ушах у нее шумело. – Я тогда еще на работу опаздывала, помнишь? И попросила тебя написать на обратной стороне мое имя и адрес. Я собиралась забрать его позже, но в тот день с Рози случилась беда, и про билет я забыла. Так что ты с ним сделала? Где он?
Она неотрывно смотрела в глаза подруги и видела, как серебристая мягкость в них обращается в гранитную серость.
– Разорвала и выбросила, – быстро сказала Айрис. – После розыгрыша. Ты ничего не выиграла.
Перед глазами Лиз встало то утро. Прошло девять месяцев, но картинки были ясными и четкими.
Вот она мчится на работу, опаздывает, а накануне вечером ужинала с Робертом, тот поцеловал ее, и Лиз полночи не могла заснуть. Она выпила лишнего, голова у нее шла кругом от возбуждения, и ей хотелось поделиться с подругой.
Вот она посылает Айрис воздушный поцелуй и выскакивает из магазинчика. На ходу звонит Айрис и говорит, что забыла свой лотерейный билет. Уточняет, что он остался на полке, под красной зажигалкой. Красная – это точно. Старик-прохожий с дворнягой на поводке. Она просит Айрис написать на билетике ее имя и адрес…
– Когда ты выиграла? – она все смотрела в глаза Айрис, не в силах поверить, что так все и произошло.
Айрис отвела взгляд, уставилась на недоеденный тост на тарелке. Взяла было нож, но руки так тряслись, что Айрис бросила нож и спрятала ладони под стол.
– Не помню, – буркнула она. На лбу и над верхней губой у нее выступили капельки пота. Воздух в комнате едва не дрожал от напряжения. – В октябре. Точно не скажу.
Сердце у Лиз оборвалось, сомнений больше не оставалось: Айрис лжет. Об этом кричал каждый ее жест, выражение ее лица. Примерно так же выглядела Рози, когда Лиз ловила ее читающей с фонариком под одеялом. Растерянной. Застигнутой врасплох. Пойманной за руку. Да и дату Айрис запомнила бы уж наверняка – день, перевернувший ее жизнь.
Айрис резко вскочила, со скрежетом отодвинув стул.
– А сейчас, если позволишь… – с неожиданной важностью сказала Айрис, – у меня назначена встреча.
– Да, конечно, – ответила Лиз.
Совсем рядом зазвонил телефон. Айрис подошла к элегантному аппарату на стене и сняла трубку.
– Не хватает? В смысле?! – завопила она, на миг забыв о Лиз. И куда девалась вся деланая холодность. – Я же недавно проверяла – там полмиллиона было!
Лиз сделала вид, будто изучает старинную картину.
Айрис перешла на шепот:
– Тупой придурок! Ладно. Сейчас. Да. Все, не могу больше говорить, я не одна.
Повесив трубку, она повернулась к Лиз и величественным жестом взбила рыжие волосы.
– Пожалуйста, сюда, – проговорила она, будто Лиз принесла ей образцы штор или коврового покрытия.
Лиз покорно последовала за ней, сжимая в руке чек на десять тысяч фунтов.
Когда они подошли к двери, Айрис взяла со столика в холле дорогую замшевую сумку и вытащила из нее черный кожаный кошелек. Лиз молча смотрела, как Айрис открывает кошелек и достает толстую пачку банкнот.
– Вот, держи, – Айрис всунула деньги в ладонь Лиз, – да бери же. Сейчас у меня больше нет, остальное в банке.
И она почти вытолкала Лиз наружу, так быстро захлопнула дверь, что банкноты едва не разлетелись.
Несколько секунд Лиз оцепенело стояла, затем посмотрела на деньги в руке. Пересчитала. Тысяча фунтов пятидесятифунтовыми банкнотами. День был теплый и солнечный, но ее трясло. Лиз поборола желание методично, одну за другой, разорвать банкноты и развеять по ветру.
Эти деньги Айрис всучила не для дочери, а чтобы заткнуть рот ей, Лиз. Итак, все правда – Айрис присвоила ее лотерейный билет?
Лиз больше не могла отмахиваться от этой очевидной мысли. Разболелась голова. «Сейчас у меня больше нет», – сказала Айрис, словно Лиз была шантажисткой и точно заявится еще. Лиз показалось, что ее вот-вот вырвет. Можно бросить чек и банкноты в почтовый ящик и уехать. Избавиться от денег, навсегда забыть об Айрис. Но чем это поможет Рози?
Руки у нее все тряслись. Она по ошибке включила задний ход, и Иа-Иа скрежетнул по бамперу черного «бентли», – табличка, на которой вместо номера было написано «Джим I», слегка погнулась.
Лиз вылетела за ворота, охваченная неведомым ей чувством – ненавистью. Она вдруг поняла, что прежде никого не ненавидела. Ну да, злилась на Грега, он даже бесил ее, но куда больше она его жалела, ведь он потерял так много – Рози.
Айрис знала, что Лиз просит денег не для себя, а для дочери. И о сборе пожертвований она наверняка слышала. Не могла не слышать. Ладно, она присвоила лотерейный билет, но почему она не помогла маленькой девочке, дочери своей подруги? Для нее же это была малость.
Лиз дернулась, будто ее ударили, машину резко занесло влево. Мир окрасился в черный цвет. Ее затрясло еще сильнее; испугавшись, что вот-вот потеряет контроль над машиной, Лиз съехала на обочину, чтобы немного успокоиться. Она сидела и с отвращением воображала дикие картины расправы над Айрис. Вот только ничего это не изменит. Справедливость не восстановить. Подлость не искупить. Ей чудилось, будто это Айрис собственными руками убивает Рози.
Наконец она завела двигатель, решив, что прийти в себя сможет только дома, в Тремарноке, убедившись, что с Рози ничего не случилось. И чем больше миль отделяло ее от Айрис, тем спокойнее Лиз становилась.
Она ехала по знакомым проселочным дорогам, мимо усыпанных цветами живых изгородей, мимо залитых солнцем полей и думала, что, несмотря на все беды, она может поблагодарить судьбу за то, что не оказалась на месте Айрис.
Каково той нести бремя предательства и обмана? Если преисподняя – это ужас, вина, жадность и ненависть к самому себе, то Айрис сейчас именно там.
Лиз вспомнила «малую столовую», роскошную элегантность комнаты, в которой сидела одинокая Айрис. Она потеряла не только семью и друзей, она потеряла себя, свои гордость и достоинство, свою душу, променяла все это на дом, изящные безделушки, шикарные машины.
Лиз пробыла там всего несколько минут, но этого хватило – она увидела, что радость покинула Айрис. И пусть ее окружает роскошь, пусть из окон открывается чудный вид, но – Лиз в этом не сомневалась – Айрис была самой грустной, самой одинокой женщиной в мире.
Назад: Глава двадцать третья
Дальше: Глава двадцать пятая