Место, где открывалась дверь между мирами, было восхитительным. Спираль висела в крошечном гроте, отгороженном звонкими струями водопада. Солнце играло на брызгах воды, взбивало их в веселую яркую радугу. А лазорево-пурпурные сполохи придавали гроту прямо-таки сказочный, волшебный вид.

Грот был настолько маленьким, что шагнувший в него последним Шур буквально выдавил коротышку под струи воды. Гундарин недовольно пискнул, но отступать назад было некуда. Пришлось идти вперед.

Водопад срывался с невысокой скалы в круглое озерце, напоминавшее большую каменную чашу. В одном месте вода проточила ее край и выливалась быстрой речушкой. Вокруг озерца, по берегам речки, вдоль скалистого обрыва – везде, куда ни кинь взгляд, поднимались высокие толстоствольные деревья. Их мощные длинные ветви тянулись во все стороны, переплетались, образуя над головой сплошной зеленый шатер. Но сумрака джунглей здесь не было, несмотря на гирлянды воздушных корней, на занавеси из переплетенных лиан. Листва на деревьях была ярко-зеленой, она словно светилась в лучах солнца. И ярко-зеленой была трава на полянах. Зеленый был здесь основным цветом. Основным, но не единственным. Трава, деревья, лианы пестрели тысячами цветов всех мыслимых и немыслимых оттенков. Даже воздух пестрел… не цветами, конечно, – мириадами крошечных бабочек. И еще он звенел от птичьих трелей. Вот это и впрямь был мир летнего полдня! Куда прекраснее, чем ухоженная, чопорная Вирия.

Путешественники вышли из-под водопада и застыли, раззявив рты от изумления. Максиму вдруг мучительно захотелось, чтобы небо этого мира было голубым! Но сквозь шатер листвы не пробивалось ни капельки синевы. Огница тихонько засмеялась. Быстро зачерпнула воды из озерца, брызнула на Максима. Он вздрогнул, хоть вода была не холодной.

– Ты чего? – спросил удивленно.

Девушка не ответила, засмеялась громче. Коротышка покосился на нее, вздохнул. И спросил невпопад:

– Интересно, а эти птички, которые чирикают, съедобные?

– Тебе б только пузо набить, – хмыкнул Максим.

– Кушать хочется. Сам говорил, что криссовская каша закончилась.

Он спрыгнул с камней, окружавших озеро-чашу, побрел в сторону леса.

– Гундарин, осторожней! – окликнул его Шур. – Мы не знаем, что здесь водится.

Он не успел закончить фразу, как занавесь из лиан дрогнула. Отодвинулась в сторону, пропуская… Существо было чем-то средним между козой и ланью. Маленькая, пятнистая, тонконогая козочка с глупой мордочкой и большущими черными глазищами. Существо постояло, посмотрело на пришельцев. Вильнуло беленьким хвостиком-метелкой и принялось щипать траву.

– Мясо… – захлебываясь слюной, прошептал Гундарин. Обернулся к спутникам, и во взгляде его была мольба.

– Оно не боится, – произнес Шур. – Значит, на него никто не охотится.

– Макс, стреляй! – зашипела Огница. – Это же дичь! Стреляй, пока не убежала!

Максим повертел в руке станнер, нерешительно взглянул на сфинкса. Тот опустил веки, соглашаясь с девушкой:

– Стреляй, Макс. Нам нужна пища.

Максим навел оружие на козочку. Ту это нисколько не обеспокоило, продолжала неторопливо пастись. Лучше бы она почуяла опасность, попыталась сбежать! Она выглядела такой беззащитной, что палец не хотел подчиняться. Да, в Отстойнике ему приходилось охотиться. Но то был совсем другой мир, и твари там жили другие. А здесь они словно попали в добрую красивую сказку. И он не мог эту сказку разрушить.

– Чего ты ждешь? – Огница взмахнула кулачками. Подскочила к нему, протянула руку: – Дай я!

Он безропотно отдал оружие. Сухо хрустнул разряд, козочка удивленно вскинула голову, посмотрела на обидчиков глупыми черными глазами. И повалилась на траву.

– И всех делов! – Княжна вернула станнер, достала из чехла охотничий нож. Посмотрела на Гуню, на Шура. Спросила: – Кто мне поможет тушу освежевать и разделать?

Гундарин вызвался сразу же, но толку от него оказалось чуть, только в крови весь перемазался. Шур отогнал его и сам взялся за дело. А Максим предпочитал вообще не видеть, что там происходит. Уселся, опершись спиной о ствол дерева, и смотрел в противоположную сторону. На озерцо, на водопад, на пробивающиеся сквозь его струи пурпурные и лазоревые сполохи, на кромку обрыва, покрытую высокой травой. Обернулся, лишь когда Огница позвала:

– Эй, сказочник! Хватит отлынивать, дрова для костра собирай.

Жаркое из козлятины получилось сочным и ароматным. Приготовила его Огница сама, без помощи «всяких там». Гундарин хрюкал от удовольствия, поглощая кусок за куском. Он даже снизошел до того, что признал: «Гля, не думал, что от рыжей польза будет. Жаль, специй нету». Шур благодарил много и витиевато, но его неожиданное красноречие пропало втуне, – Максим не смог подобрать соответствующих слов на добрийском. И в который раз пожалел, что у Огницы в голове нет понимателя.

А еще он чувствовал себя виноватым. Сидит, жрет мясо, как ни в чем не бывало, и вегетарианцем становиться не собирается. А когда надо это мясо добыть, тем более разделать, то на попятный. Получается, что он слабак? Слабее девчонки?

Конечно, можно было придумать кучу оправданий. Вспомнить, что девчонка с детства к охоте приучена, он же, горожанин до мозга костей, даже курицу у бабушки зарубить не мог. Но здесь оправдания никого не интересовали.

Шур будто почувствовал, о чем он думает. Подсел ближе, улыбнулся:

– Не переживай. В твоем возрасте и я не смог бы убить беззащитное существо. В этом нет ничего зазорного. Это не слабость, скорее наоборот.

– В моем возрасте? А сейчас тебе сколько?

Шур задумался. Неожиданно надолго для такого простого вопроса. Но все же ответил:

– Можешь считать, что мне тридцать пять. Но количество прожитых лет – это не показатель биологического возраста. Я думаю, что продолжительность жизни у наших с тобой рас не одинаковая.

Почему он сказал «можешь считать», Максим не задумался. Поспешил уточнить другое:

– А по-вашему, тридцать пять – это много?

Шур снова оскалил зубы в улыбке.

– Я уже не юноша, но еще очень молод. Я был самым молодым в… – Он осекся. И добавил другим голосом: – Среди тех, кого похитили криссы.

Максим помолчал, не зная, как утешить друга. Неуверенно предположил:

– Ты их еще встретишь…

– Они все умерли, – холодно отрезал сфинкс. – Иначе они бы нашли меня. Не будем больше говорить об этом.

После вкусного сытного обеда всех разморило. Да и мягкая трава, тенистые деревья, настоянный ароматом неведомых цветов воздух, мелодичные птичьи трели способствовали. И путешественники решили не торопиться, отдохнуть, отоспаться как следует. Наконец-то на их пути встретился дружелюбный, приветливый мир.

Остатки мяса нарезали тонкими ломтиками, повесили коптиться над костерком. Огница и шкуру козы собиралась вычистить и просушить – в хозяйстве пригодится! На этот раз Гундарин в помощники не набивался. Он даже не дождался, пока с работой будет покончено: набил брюхо и завалился дрыхнуть. Максим вызвался караулить первым, и Шур лег спать. Лишь девушка не спешила укладываться. Все возилась и возилась у костра, нарочито медленно и неторопливо. В конце концов Максиму начало казаться, что она специально тянет время. И он не ошибся. Убедившись, что сфинкс и коротышка заснули, княжна заговорщически предложила:

– Макс, я хочу искупаться. А то я вся грязная, прокопченная. Пойдешь со мной? Как в Добрии, помнишь? Здесь вода не холодная, не то что у волосатых.

Максим не ожидал такого предложения. Поплавать, как в Добрии? Это значит голыми? От одной мысли внутри стало жарко и волнительно. Он прекрасно помнил те ощущения. Купаться вдвоем с девушкой было одновременно неловко, но испытать это вновь хотелось ужасно!

– Я же караулю. – Он развел руками. – Мало ли что в этом мире водится.

– Карауль, кто тебе мешает? Озеро вон оно, в двадцати шагах. Успеешь предупредить, если что-то случится.

Максим прикинул, что, с одной стороны, она права. С другой – лучше было бы подождать, когда Шур его сменит… Не лучше! При посторонних Огница не полезет купаться голой. А он с ней вдвоем – и подавно. Он кивнул, соглашаясь.

Вода в озере была отменной, как и все здесь. В меру теплая, в меру прохладная, как раз чтобы освежиться в жаркий летний день. В самом глубоком месте – под водопадом – она едва доходила до груди, а большей частью так и вовсе была по пояс. Не поныряешь, не поплаваешь, разве что бултыхаться, как малышня. Да и то сильно не порезвишься: Шур спит чутко. Но все равно было здорово. Максим краснел, смущался, а голова сама собой поворачивалась в сторону обнаженной девичьей груди. Казалось бы, ничего особенного в ней нет, сколько раз видел и крупнее, и округлее – в кино и на картинках! А вот подишь ты, тянет, словно магнитом, не удержаться. И оставалось притворяться, что случайно взглянул. И еще раз случайно. И еще. Огница прикрываться от его взглядов не пыталась, только хихикала каждый раз, когда их перехватывала.

А потом Максим заметил, что не он один разглядывает девушку: из листвы простершейся над озером ветви таращились два круглых выпуклых глаза. Он остолбенел на мгновение. И бросился к берегу, к одежде и лежащему поверх нее станнеру.

Добежать он не успел. Сверху упала лиана с висевшим на ней существом, смахивающим на безволосую, бесхвостую обезьяну. Одной рукой-лапой оно цеплялось за лиану, другой придерживало у рта длинную узкую трубку. В том, что это оружие, Максим не усомнился ни на секунду.

– Шур! – заорал он.

Сфинкс проснулся и вскочил почти мгновенно. Но так же быстро сверху свесились еще трое с трубками.

– Лупоглазы… – неожиданно хихикнул тоже проснувшийся от крика коротышка. – Да ить это лупоглазы! Чего вы всполошились? Они драться не умеют. Вы чё, забыли?

Только тут Максим сообразил, что и правда существа, окружившие их, – сородичи той парочки – как их там? тиолейнелей! – с которой они познакомились в Отстойнике. Не признал он их сразу из-за одежды: те кутались в длинные иссиня-черные плащи, а на этих были короткие ярко-зеленые туники. Что ж, те двое из Отстойника в самом деле производили впечатление существ мирных. Но оружие в руках у этих заставляло усомниться в их безобидности.

Гундарин на трубки внимания не обратил. Вскочил на ноги, бросился к костру, выговаривая:

– Вы бы лучше за мясом следили, чем в воде голяком скакать. Ладно, у рыжей мозгов нету, но ты ж, Макс, вроде умным считаешься!

Он бежал прямо на одного из лупоглазов. Максим отчетливо представил, как из трубки вылетит игла и вонзится коротышке прямо в лоб. Ничуть не бывало! Лупоглаз лишь подтянулся повыше, пропуская Гуню.

– Не надо беспокоиться! – вдруг заговорил тот, что сидел на ветке над озером. – Мы не причиним вреда уважаемым путникам.

Он проворно перебежал к стволу, спустился на землю. И учтиво поклонился. По очереди: Гундарину, Шуру, в завершение – Максиму и Огнице. Или последний поклон предназначался исключительно Максиму?

– Но мы не хотим, чтобы случилось недоразумение, – продолжал лупоглаз-тиолейнель. – Потому настоятельно просим, чтобы вы не брали в руки оружие.

Да, просил он очень настоятельно. В том смысле, что его спрыгнувшие из ветвей сородичи вмиг похватали и станнер, и кинжал, и метательные ножи Огницы. Другие – те, что держали путников под прицелом, – трубки после этого опустили. Но ручаться, что в ветвях не прячется еще кто-нибудь, Максим бы не стал. Утешало, что у лупоглазов нашлись толмачи.

– Одеться нам можно? – хмуро спросил он.

– Разумеется!

Одеваться под внимательными взглядами по крайней мере пяти пар глаз было неловко. Тем более когда рядом одевается девушка.

– Разрешите назвать нас, – между тем продолжал разглагольствовать «толмач». – Наше имя – Коолайнель.

Выглядел он немного иначе, чем его соплеменники: ростом выше, голова крупнее. И одет был не в тунику, а в некое подобие комбинезона. Такого же лиственно-зеленого цвета.

Гундарин, Шур и Максим по очереди представились.

– А это Огница, – добавил юноша. – У нее нет… э-э-э… она общего языка не понимает.

– Да, мы это заметили, – согласился толмач. И поинтересовался: – Дозволено ли нам будет спросить, что уважаемые путники ищут в Коолайнель?

– А? – Максим моргнул, не поняв вопроса.

– Ничего мы у тебя не ищем, – влез с ответом Гуня. Удостоверившись, что мясо благополучно коптится, он плюхнулся рядом с костром и добавил: – Идем себе и идем. А куда, это ты у недоросля…

– Уважаемый тиолейнель Коолайнель, – быстро перебил его Шур, – мы ищем своих соплеменников. Вы разрешите пройти по вашим владениям?

Лупоглаз почтительно поклонился.

– О, вот они досадные недоразумения! Здесь нет ничьих владений, каждый путник волен идти, куда ему заблагорассудится. Мы, Коолайнель, имеем счастье жить в этом дивном месте, а кто такие Тиолейнель, не ведаем. Но прошу вас, не говорите «уважаемый Коолайнель» в единственном числе. Это… это неприлично! Надо говорить: «уважаемые». Я средний сын Коолайнель. А эти, – он кивнул на своих молчаливых спутников, – младшие и самые младшие сыновья.

Максим понял наконец, в чем дело. Коолайнель – вовсе не имя, а название племени или народности, точно так же, как Тиолейнель. Общего самоназвания у этой расы не было, значит, пусть остаются лупоглазами. Но не это важно. Главное, препятствий им, кажется, чинить не намерены. Этот мир и правда оказался вполне дружественным. Трубки же – разумная предосторожность. Мало ли кто может позариться на такую планету! Гвыхи, например.

Он подошел к костру, сел. Огница опустилась рядом. Теперь один лишь сфинкс оставался на ногах. И лупоглазы. Или как их там? Коолайнель.

– Нам было приятно познакомиться с вами, – заговорил Шур. – Но мы хотели бы продолжить путь… – Он жестом остановил возмущенно тычущего на недокоптив-шееся мясо Гундарина. Добавил: – Пожалуйста, верните наше оружие. Оно нам понадобится в других мирах.

– Конечно-конечно! – поспешил поклониться средний сын. Но смотрел он при этом не на сфинкса, а на растянутую на траве шкуру козы. – Однако имеется еще одно досадное недоразумение. Вы умертвили лейель.

Шур и Максим быстро переглянулись. На пальцах сфинкса выдвинулись кончики когтей. И Максиму такой поворот в разговоре не понравился.

– Козу? – хмыкнул Гундарин. – Ну да, мы ее съели. Кушать очень хотелось. Мы же не знали, что она ваша. На ней никакого ошейника не было.

– Мы приносим извинения… – начал было Шур. Но лупоглаз быстро поклонился и затараторил:

– Не надо извинений! Вы были голодными, мы понимаем. Ах, если бы это был самец! Мы бы только пожелали вам приятного аппетита. Но это была самка, понимаете?

– И что с того? – пожал плечами Максим. – В чем принципиальная разница?

– Она приводила детенышей, маленьких лейель. Мама Коолайнель любит малышей. О, она так огорчится, когда узнает, что больше не будет маленьких лейель. Весь Коолайнель огорчится!

Максим решительно не представлял, о чем идет разговор. Смысл тонул в витиеватом словоизвержении толмача. А Шур хмурился все сильнее и сильнее. Нет, на лице сфинкса никакие эмоции не отражались, но Максим научился угадывать настроение товарища. Хотя и не понимал причину беспокойства.

– Макс, чего он от нас хочет? – дернула его за рукав Огница.

И замолчала под пристальным, изучающим взглядом лупоглаза.

– Можем ли мы компенсировать причиненный ущерб? – тихо спросил Шур.

– Э, какой там ущерб! – возмутился Гундарин. – Наверняка у них тут целые стада таких коз пасутся. Съели и съели.

Лупоглаз вновь поклонился. Произнес задумчиво, словно размышлял над предложением:

– Компенсировать… Я не знаю, что и ответить вам, уважаемый Урмшур. Разве что спросить у мамы Коолайнель… Да, мы так и поступим! Мы с вами пойдем к маме Коолайнель и спросим, как компенсировать.

– А если мы не захотим никуда идти? – быстро спросил Шур.

– Вы же сами предложили компенсировать? – удивился средний сын. – О, мы опять теряем взаимопонимание!

Он часто-часто закланялся, и точно по команде младшие сыновья приподняли трубки. Видно, расстроились, что взаимопонимания не получается.

– Гы, а почему сразу не к папе? – хмыкнул коротышка, не уловивший ни малейшей угрозы в этом движении. И пожал плечами: – А чего ж? Пойдем поговорим с вашей мамой.

Он проворно вскочил, будто вознамерился немедленно отправиться в путь. И тут же с сомнением почесал лысину:

– Тока вот незадача: у нас мясцо коптится. Нужно, чтобы за ним кто-нить приглядывал.

– Если уважаемый Урмшур, – лупоглаз поклонился с особой почтительностью, – возьмет на себя эту заботу…

– Нет, – перебил его сфинкс. – Эту заботу возьмет на себя уважаемый Гундарин-Т’адин.

И когти на его пальцах показали свои кончики.

Максим по-прежнему не понимал, чем до такой степени обеспокоен его друг. Лупоглазы даже с их трубками не выглядели кровожадными. Убили они их козу, что ж теперь? Заставят отработать? Или потребуют что-то взамен? Из ценного у путешественников были лишь карта и станнер. О карте лупоглазы не знали и не узнают. А станнер… Да, без него придется туговато. Но, в крайнем случае… Ладно, договорятся как-нибудь. Может, лупоглазы согласятся на отработку?

Вели их достаточно долго. И непонятно куда – едва отошли от озера, как на глаза всем троим нацепили непрозрачные повязки. Проделали это вежливо и аккуратно, с бесконечными извинениями и раскланиваниями, но все равно Максиму сделалось не по себе. Непонятно, кем себя считать: гостями или все же пленниками? Хорошо хоть, руки связывать не стали.

Потом их поднимали вверх на скрипучей деревянной платформе. Снова вели, теперь по мостикам, лесенкам, таким же деревянным и скрипучим. Максиму мучительно хотелось приподнять повязку, но он не осмелился. А когда ее наконец развязали, увиденное ему совсем не понравилось.

Они стояли в комнате с дощатыми полом и стенами. Сильнее всего она напоминала тюремную камеру, потому как была перегорожена деревянной решеткой. Максим и Шур оказались по одну строну от нее, Огница – по другую. И вместо потолка в комнате тоже была решетка. Над ней тихо шелестела густая листва.

Долго мариновать пленников – Максим больше не сомневался, что они пленники – лупоглазы не собирались. Сверху из кроны дерева начала опускаться квадратная платформа, подвешенная на толстых канатах-лианах. Зависла метрах в трех над решеткой, мерно поскрипывая. Посередине ее восседала огромная, безобразно толстая лупоглазиха. Складки жира выпирали из-под длинного зеленого платья, безволосую голову венчала зеленая же шапка, украшенная разноцветными цветочками. Сложенные на брюхе руки теребили четки из зеленых камешков. Максим сразу догадался – это и есть местная мама.

По краям от мамаши сидели четыре лупоглазихи помельче, но тоже упитанные и в таких же нарядах. Вся эта пятерка с интересом разглядывала пленников. Разглядывали долго, пристально, не мигая. Ну, мигать-то они при всем желании не могли – лупоглазов оттого так и называли, что век у них нет. Не закрывают они глаза, даже когда спят.

– Чего вылупились? – первой не выдержала Огница.

Одна из младших лупоглазих брякнула четками и заговорила. Голосок у нее был тоненький, и, в общем-то, приятный.

– Уважаемые путники, Коолайнель сожалеет, что прервал ваши странствия. Но мы настоятельно просим возместить потерю несчастной лейель, умерщвленной вами по недоразумению.

– У нас нет ничего ценного! – поспешил заверить ее Максим. – Если мы можем что-нибудь сделать для вас…

Шур схватил его за руку. Но поздно, все четыре дочки уже кланялись, не вставая. Затем одна из них взглянула на маму, произнесла:

– Да, уважаемые путники. Возместите потерю и продолжайте ваше странствие. Сыновья Коолайнель с удовольствием проводят вас до любой уводящей двери, какую вы укажете.

– Где же мы вам найдем… эту, как ее… лейель? – удивился Максим.

– О, нет нужды искать лейель! Мама Коолайнель согласна взять взамен ту очаровательную самочку, которую вы ведете с собой.

– Ведем с собой?.. – Максим вдруг сообразил, о ком они говорят. Быстро повернулся, посмотрел на княжну. – Да вы что?! Сравниваете человека с какой-то козой? Мы же разумные существа, как и вы!

Еще одна из дочек миролюбиво поклонилась:

– Да, уважаемый Маакс – разумный человек. Но в голове этой самочки разума нет, вы сами так сказали.

– Кто сказал?

– И уважаемый Гундарин-Т’адин, и уважаемый Маакс. Мы и сами видим, что от нее не идет понимание.

– У нее просто понимателя нет! – возмутился Максим. – Это ничего не значит. Что, вам всем – криссы пониматели вставили?

Лупоглазихи переглянулись. Последняя из дочек ответила:

– Зеленокожие оборотни – это сказка, чтобы пугать младших внуков. Понимание Коолайнель никто не вставляет, оно дается нам от рождения. Все разумные способны понимать друг друга. Кто не понимает – тот не разумен. Неразумность этой самочки легко проверить. – Она поклонилась Огнице, пропела елейным голоском: – Уважаемая путница! Подтверди, что ты разумна, и мы тут же отпустим тебя. Ты ведь понимаешь Коолайнель, правда?

– Соглашайся! – рявкнул Максим на девушку, хмуро наблюдающую за происходящим.

– С чем это я должна согласиться?

– С тем, что ты их понимаешь.

– Да ничуть я их не понимаю! Блеют на своем козьем языке, уродины жирные.

Максим задохнулся от возмущения. Чуть не крикнул: «Да замолчи ты, дура!» Сдержался. Но это не помогло.

Лупоглазиха поклонилась в его сторону.

– Уважаемый Маакс убедился, что эта самочка не разумна. Иначе она не назвала бы маму Коолайнель, давшую жизнь сотням дочерей и сыновей, уродливой. Мы согласны принять ее взамен лейель. Мы надеемся, что она приведет много очаровательных детишек. Не беспокойтесь, мы будем заботиться о них, будем их холить и лелеять. Коолайнель благодарит уважаемых путников за взаимопонимание!

Дочки дружно поклонились, и платформа, заскрипев, поехала вверх. Максим смотрел ей вслед, раззявив рот. Потом опомнился, вцепился в решетку на потолке, закричал:

– Эй, так не пойдет! Я Огницу у вас не оставлю…

Шур сжал его плечо неожиданно сильно, заставив охнуть и замолчать.

– Уважаемые Коолайнель! – Сфинкс быстро заговорил, обращаясь к перегнувшимся через край платформы дочкам: – Мой друг не может оставить эту девушку одну. Он долгие годы заботился о ней и очень привязался. Он хочет убедиться, что за ней будут ухаживать должным образом. – Покосился на приятеля и добавил: – И, разумеется, его интересует, кто станет отцом детишек.

Максиму показалось, что в глазах сфинкса блеснула хитрая искорка. Он возмущенно уставился на него, открыл рот, пытаясь подобрать подходящие слова. Но Шур сдавил плечо сильнее, и он промолчал. Платформа остановилась. На несколько минут повисла тишина, только шелестели листья да чирикали невидимые в кроне пичуги. Затем подъемник вновь заскрипел. Коолайнель возвращались.

– О, какая похвальная заботливость! – заблеяла одна из дочерей. – Вы правы, у Коолайнель нет человеков-самцов. Нам придется вести самочку за много-много дней пути. Не будет ли уважаемый Маакс так великодушен, что сам позаботится о приплоде?

У Максима уши полыхнули огнем. Он готов был провалиться не только сквозь пол этого «скворечника», но и сквозь землю. На счастье, Огница не понимала ни слова.

А Шур продолжал, как ни в чем не бывало:

– Мой друг принимает ваше предложение. Но для этого ему требуется постоянно находиться рядом с девушкой. И чтобы ему никто не мешал!

– Мы сделаем все, что в наших силах!

– Хорошо. На прощание я хочу попросить у друга амулет.

Все замолчали, продолжая смотреть на юношу. А он только сопел, чувствуя, что из ушей начинает валить дым. Не дождавшись, Шур поторопил его:

– Макс, дай мне браслет, которым ты отметил свою девушку.

Тут до Максима дошло, что от него требуется! Энергично кивнув, он бросился к решетке.

– Отдай пискуна Шуру. И ни о чем не спрашивай. Пожалуйста!

Огница с недоумением посмотрела на друзей, помедлила. Но подчинилась. Браслет еле слышно щелкнул под ее пальцами, разошелся. Когда-то Максим мечтал отобрать его у девушки. Кто бы мог подумать, что случится это при таких обстоятельствах!

Платформа поплыла вверх, аудиенция с мамой Коолайнель закончилась. А затем открылся люк в полу. Младшие сыновья завязали Шуру глаза, увели. Следом пришла очередь Максима. Впрочем, его путешествие оказалось недолгим. Его лишь перевели из одного «скворечника» в другой.

Это помещение мало отличалось от предыдущего. Такой же пол, такие же стены. Даже размеры почти такие же. Разве что потолок сплошной, а не решетчатый. Но это была не тюремная камера, а жилище, лесная хижина. В углу лежал широкий, туго набитый мягким ароматным сеном тюфяк, рядом стоял жбан с чистой водой. И пахло здесь травой, цветами, чуть-чуть, нагретой солнцем, древесной пылью. Узкие окна, более похожие на щели, оставляли комнату погруженной в полумрак. Должно быть, здесь приятно спать… и заниматься тем, на что намекали толстухи.

Через несколько минут в хижину спустили Огницу. Именно спустили, так как люк здесь был не в полу, а в потолке. И едва он захлопнулся, девушка бросилась к Максиму:

– Макс, объясни наконец, что происходит!

Легко сказать – «объясни»! У него язык не поворачивался перевести ей все, о чем болтали толстопузые дочки. Да он сгорел бы со стыда раньше, чем дошел до середины! Максим постарался быстренько придумать какую-нибудь нейтральную версию. Например, о том, что их удерживают в качестве заложников, но Шур обязательно что-то придумает и придет на выручку. Может, уже придумал? Неспроста ведь говоритель попросил!

Он раскрыл рот, готовый успокоить подругу… и закрыл. Потому что сообразил: нельзя гнать отсебятину. Шур затеял хитрый спектакль, в котором ему, Максиму, отведена определенная роль. Если он с ней не справится, все пропало! Не исключено, что лупоглазы подслушивают каждое его слово, следят за каждым шагом.

– Не волнуйся, все хорошо, – только и нашелся что сказать девушке. – Доверься мне.

Та чуть не подпрыгнула от таких слов.

– Довериться?! А ты что же, не доверяешь мне? Почему нас держат в этой клетке? Чего от нас хотят?

Он постарался улыбнуться как можно естественней.

– Это не клетка. Это… комната для гостей. Правительница Коолайнель пригласила нас отдохнуть. Смотри, какой удобный матрац. Не хочешь прилечь?

– Прилечь?!

Огница подскочила к тюфяку, зло пнула его ногой. Потом передумала, резко опустилась на него, легла, отвернулась к стене. Буркнула:

– Не хочешь говорить, так и я с тобой разговаривать не буду!

Максим вздохнул обреченно. И принялся осматривать хижину.

Двенадцать шагов в длину, восемь в ширину. Стены крепкие, собранные из толстых гладко струганных досок. И хоть ни одного гвоздя видно не было, но подогнаны доски были так плотно, что расшатать, выбить – и мечтать нечего. В дальнем углу имелось отверстие в полу (понятного предназначения), слишком маленькое, чтобы его использовать для побега. Собственно, о таком и думать было противно. Пол еще крепче, чем стены. Наверняка под верхним слоем досок второй имеется. До потолка высоко, допрыгнуть и то не получалось. Можно было допрыгнуть до окошек-щелей, подтянуться, выглянуть. Ну и что? Ветки да листья, больше ничего не разглядеть. Нет, не выбраться из этой «комнаты для гостей». А если бы и выбрались, пользы мало. Пол хижины еле заметно покачивался, как будто это была каюта плывущего по морю корабля. Ясное дело, никуда хижина не плыла – висела высоко на ветвях гигантского дерева. Как спуститься – непонятно, куда бежать – непонятно. Да и сынки с духовыми трубками наверняка караулят. Значит, оставалось запастись терпением и ждать весточки от Шура. Максим посмотрел на браслет-говоритель, ничего пока не говорящий, тихонько вздохнул и опустился на пол рядом с тюфяком.

Однако просто сидеть и ждать не получилось. Не прошло и часа, как люк в потолке вновь открылся. Сначала в хижину опустилась корзина с фруктами. А следом за ней свесилась башка среднего сына. Кланяться в таком положении казалось решительно невозможным, но лупоглаз все равно умудрился это сделать.

– Уважаемый Маакс! Если вы передумали ухаживать за самочкой, то мы не смеем задерживать…

– Ничего я не передумал! – Максим покосился на девушку. – Она спит, не видите, что ли? Вы обещали не мешать!

– О, простите великодушно!

Люк захлопнулся. Но отмазка получилась никуда не годившейся, потому что Огница приподнялась, разглядывая корзину. Затем и вовсе села.

– Чего он хотел? – требовательно уставилась на Максима. О своей угрозе не разговаривать она успела забыть.

– Угощение принес.

Он встал, подтащил корзину поближе. Она была тяжеленькая, хозяева не скупились с кормежкой. И хоть есть после жаркого из козлятины-лейятины пока не хотелось, но аромат от корзины исходил такой завлекательный, что он не удержался. Протянул руку за желтым круглым плодом, смахивающим на яблоко.

Впрочем, пах плод совсем не как яблоко. И вкус у него был другой, и консистенция. Под тонкой кожицей пряталась рассыпчатая сочная мякоть, напоминающая дыню.

– И как? – заинтересовалась Огница.

– …хусно, – просипел набитым ртом Максим.

Хотел подобрать сравнение и не смог. Дыня или яблоко тут не годились – не росли они в Добрии. А на лесные ягоды, знакомые девушке, здоровенные ароматные плоды в корзине не походили ничем.

Внутри яблоко-дыни пряталась маленькая продолговатая косточка. Максим выплюнул ее и тут же потянулся за следующим фруктом – темно-синей «сосиской» в ладонь длинной. Этот плод был сладким как патока, потому он, не останавливаясь, схватит следующий – гроздь крупных малиново-красных полупрозрачных пирамидок.

– Смотри обожрешься, – хмыкнула Огница, наблюдавшая за процессом неудержимого поглощения.

Но, как говорится, дурной пример заразителен. Не дожидаясь, пока Максим перепробует все виды фруктов, девушка и сама взяла длинную бледно-зеленую кочерыжку. Куснула. И ту же сморщилась.

– Фу, мерзость!

Максим недоверчиво посмотрел на фрукт. Предположил:

– Может, его очистить нужно?

Огница колупнула ногтем. И точно, кожица тотчас поддалась, отслоилась, обнажая ярко-оранжевую мякоть с выступившими на ней бисеринками сока. Аромат по хижине пошел такой, что Максим невольно сглотнул слюну. Девушка лизнула мякоть, потом откусила самый кончик. Подержала во рту, проглотила осторожно. И вторым заходом оттяпала добрую половину.

– Да, недурно. Хорошо эти уродцы устроились. Вкуснее и в Задвери не найдешь. – Она мечтательно прикрыла глаза. – Эх, если б у нас все это росло… А еще лучше – жить тут.

Максим, как раз выудивший из корзины такую же кочерыжку, застыл. С удивлением посмотрел на княжну. А собственно, с чего он решил, что ее следует спасать от лупоглазов? С чего он вообще за нее решать вздумал?

– Послушай… – придвинулся ближе.

Он коротко, не вдаваясь в подробности спора о критериях разумности, пересказал разговор с дочками. Но и всего остального хватало. Огница вытаращила глаза, даже жевать забыла.

– Не поняла, о каких-таких детенышах они хотят заботиться?

– Ну… у тебя же будут когда-нибудь дети.

Княжна икнула, насилу проглотив то, что было во рту. И отодвинулась.

– Ты… ты это специально придумал, признайся? Чтобы меня…

Она попыталась вскочить, Максим едва успел схватить ее за руки.

– Тише! Я ничего не придумывал. И не дергайся, пожалуйста! Я еще не все рассказал. Мне разрешили остаться с тобой только потому, что я им сказал, что мы… жених и невеста. – Он перешел на шепот: – Но они наверняка подслушивают и подсматривают. Если поймут, что их обманули, меня выгонят из этого мира.

Огница хмыкнула натянуто. Но придвинулась к нему вплотную.

– И что нам делать?

– Нужно усыпить их бдительность. А Шур тем временем…

Максим осекся. Девушка смотрела на него. Не дождавшись окончания фразы, поторопила:

– Что должен сделать твой Урмшур?

– Не знаю. Он не сказал. Они же смотрели на нас, ты сама видела! И они понимают каждое слово.

В хижине повисла нехорошая тишина. И выражение лица у Огницы сделалось нехорошим. Она презрительно хмыкнула.

– Макс, ты наивный, как ребенок. С чего ты взял, что этот шерстяной явится тебя выручать? Он же не человек! Он бросил тебя и сбежал. Где твоя карта?

– В сумке. Гуня сторожит…

– Гуня сторожит! – передразнила девушка. – Они забрали твою карту и смотали отсюда.

– Нет, Шур не мог так поступить, – помотал головой Максим. – Он верный друг. И зачем бы он твоего пискуна брал, если бы удрать собирался?

– Чтобы тебя, дурака, обмануть. Не веришь? Так позови его, попробуй.

Связаться с Шуром – это была, конечно, дельная мысль. Максим отвернулся к стене, сдавил пальцами выступ на браслете. Вызов не шел. И могло это означать лишь одно: парного говорителя больше не существовало. Либо его больше не существовало в этом мире…

– Вот видишь, – торжествующе зашипела Огница, – сбежали они! А я тебя предупреждала – не водись с нелюдями.

Максим сидел ошарашенный. Шур сбежал?! Нет, нет и еще раз нет! Он не мог в такое поверить. Не хотел верить!

С минуту они молчали. Затем княжна снисходительно ухмыльнулась, тронула Максима за руку.

– Ладно, чего уж теперь. Давай думать, как нам отсюда выбираться. Если ты не хочешь забавлять лупоглазых, словно зверушка в клетке. Пожалуй, у меня есть план. В следующий раз, когда они сюда заглянут, уговори одного спуститься вниз. И как только он это сделает – бросайся на него. Ты справишься, они хлипкие, хоть и проворные. А я по веревке залезу наверх, утихомирю остальных караульных. Главное – все сделать быстро, чтобы они не успели свои трубки похватать.

Она замолчала, явно ожидая одобрения и восхищения. Но вместо этого Максим спросил:

– А дальше что? Предположим, мы выбрались из клетки. Дальше что делать? Мы же на дереве висим. На очень высоком дереве.

– Ой, там видно будет! В любом случае я здесь не останусь. Я им не курица-несушка! Лучше погибнуть, чем…

Она шмыгнула носом, отвернулась, не закончив фразу.

План, предложенный Огницей, никуда не годился, это Максим понял сразу. Вряд ли они сумеют выбраться из клетки. А если и сумеют? В незнакомом месте, без оружия, не на земле даже, а черт знает как высоко, в самом логове тварей, которые по деревьям скачут не хуже обезьян. Не сбежать им. Разве что зажмуриться – и вниз головой…

От подобной перспективы его передернуло. И тут же вспомнилось, что сам-то он не пленник. Позвать сейчас караульных, сказать, что передумал, и можно продолжать путь. А Огница… Он попробовал представить себя на ее месте, и его вновь передернуло. Посильнее, чем в первый раз. Зато она живой останется. И кормят здесь неплохо.

Девушка опять посмотрела на него.

– Так что, мы вместе? Или ты боишься?

Максиму сделалось совсем скверно. Это что же получается? Ему нужно сделать выбор: предать или рискнуть жизнью? Нет, он бы рискнул, если бы вероятность успеха была хотя бы пятьдесят на пятьдесят. Но у них-то вряд ли более одного процента имеется. Значит, предать, бросить ее одну? Или это не предательство? Он ей ничего не обещал, девчонка сама навязалась. Наоборот, он ее честно предупредил: «Высадим на первой же остановке». Вот эта остановка и приключилась. Да здесь вовсе не плохо! Не у гвыхов же он ее оставляет. Все было правильно… и неправильно! Молчание затягивалось. Взгляд Огницы становился все подозрительнее.

– Почему ты не отвечаешь? – наконец не выдержала она.

А что он ей должен ответить? Признаться, что не готов рисковать жизнью ради ее свободы? Наверное, тогда она поймет, что выхода отсюда нет, смирится со своей участью… Но если признаться, то это и будет выбор! После такого он не сможет оставаться рядом с ней. Потому что он окажется человеком, разумным существом, а она… забавной зверушкой, домашней любимицей.

Не в силах сидеть, Максим вскочил, принялся ходить по хижине взад-вперед. Ходить – всегда лучше, чем сидеть. Умные мысли в голове появляются. На этот раз мысль была лишь одна: существовал и третий выход – ждать. Вдруг что-нибудь изменится? Например, мама-лупоглазиха передумает. Или… Шур вернется? Третий вариант ему понравился куда больше, чем второй! Он снова плюхнулся на тюфяк.

– Конечно, мы вместе.

Девушка расцвела в улыбке. И, быстро наклонившись, чмокнула его в щеку. Хихикнула:

– Мы же жених и невеста, хоть и понарошку. А я придумала, как лупоглазов сюда заманить. Надо съесть все фрукты! Тогда им придется забирать пустую корзину.

Максим уставился на гору сочных фруктов. Съесть их – занятие долгое. Как раз то, что нужно.

– Хорошо, только попозже, и так живот полный, – кивнул, соглашаясь. Подумав, добавил: – А пока давай спать. А то отдохнуть нам так и не дали.

– Ты что, сможешь заснуть здесь? – изумленно уставилась на него девушка. – В клетке?!

– Ну… хотя бы полежим. Заодно усыпим их бдительность.

Огница подумала, кивнула.

– Если так, то ладно. Чур, я у стенки!

И, не дожидаясь согласия, вытянулась на тюфяке. Уже почти успокоившись, Максим прилег рядом…

Однако надежда, что удалось получить несколько часов отсрочки, не оправдалась. Едва он задремал, как Огница легонько толкнула локтем в бок:

– Макс!

Максим протер глаза, приподнял голову. Как раз в тот самый миг, когда из открытого люка соскользнул по веревке средний сын. Под мышкой у него был сверток.

– Уважаемый Маакс, прости великодушно, что мы тебя разбудили. – Лупоглаз подобострастно поклонился. – Мы не знали, что твой сон так чуток. Прими этот скромный дар. Дочери Коолайнель сшили удобное одеяние для нашей новой любимицы.

Он взмахнул руками, и сверток скользнул вниз, превращаясь в короткое ярко-зеленое платье. В фасонах женской одежды Максим не разбирался, но этот был совсем уж прост. И в то же время платье выглядело куда симпатичнее, чем охотничьи куртка и штаны, которые носила девушка. Он хмыкнул, представив, как будет смотреться ярко-зеленое рядом с ее рыжими волосами…

– Макс! – Огница толкнула его со всей силы. – Действуй!

И разбудила окончательно. Максим с ужасом понял, что решение принимать надо немедленно. Еще не соображая, как быть, он встал… И тут тихонько запищал браслет на руке. Шур вернулся! Максим чуть зубами не скрипнул с досады. Сейчас бы ответить на вызов, обсудить с другом план побега – наверняка тот предложит что-то дельное! Но как обсудишь, когда на тебя пялятся?!

Сзади зашуршало – девушка поднялась с тюфяка. Максим буквально затылком ощущал, как она неторопливо обходит его, приближаясь к веревке. На толстогубой морде лупоглаза застыла вечная улыбка, но, что он думал на самом деле, было не понять. Стоит, держит в четырехпалых лапах-руках платье. Ручки у него и правда хлипкие. Прыгнуть, подмять под себя – вякнуть не успеет. А Огница сильная, по веревке в две секунды на крышу выскочит. И, пожалуй, справится с караульными… если их там один или двое. Но потом вся кодла навалится, и, когда Шур подоспеет, будет поздно. Нет, нельзя бунтовать. Нужно время тянуть!

Княжна тихо кашлянула, поторапливая. Максим понял – если он не бросится на лупоглаза, она сама это сделает. И никак эту дуру набитую не остановишь! Разве что… Он шагнул вперед, заслоняя среднего сына от охотницы. Стараясь, чтобы голос звучал спокойно и обыденно, заговорил:

– Я прошу помощи у Коолайнель. Моя девушка слишком взволнованна, она нервничает. И потому я не могу… ухаживать за ней должным образом, – уши начали наливаться багрянцем. Ох, как хорошо, что девчонка не додумалась учить русский. – Помогите связать ей руки, пожалуйста.

Лупоглаз поклонился, ничуть не удивившись подобной просьбе.

– О, мы с удовольствием поможем уважаемому Ма-аксу! Коолайнель слышали, что брачные ритуалы человеков хитроумны и разнообразны.

Максим мог поклясться, что ни жеста, ни звука, адресованного караульным, не было. Лупоглаз сделал маленький шажок вперед, вынуждая его принять платье. И в ту же секунду из люка свесилась голова одного из младших сынов с духовой трубкой у рта. «Плюх!» Максим и охнуть не успел.

И Огница не охнула. Изумленно захлопала ресницами, разглядывая длинную тонкую иглу, впившуюся в грудь. А затем пошатнулась, опустилась на колени. Легла. Не упала, а именно прилегла на пол. Максим стоял, будто соляной столб. Отвесив челюсть, смотрел, как скользнула в хижину парочка младших сынов, как они подхватили девушку, бережно перенесли на тюфяк. И так же, не проронив ни звука, вскарабкались по веревке наверх.

Лишь когда средний сын шагнул к девушке, к Максиму вернулся дар речи:

– В… вы что сделали?!

Лупоглаз обернулся, отвесил поклон.

– О, не следует беспокоиться! Нашей любимице мы не причинили вреда. Она только обездвижена, и уважаемый Маакс сможет ухаживать за ней должным образом.

С этими словами он подошел к тюфяку, присел на корточки. И принялся расстегивать крючки на куртке Огницы.

– А это зачем?!

Максим бросился к нему, схватил за плечо, отдернул, чуть не повалив на пол. Лупоглаз поспешно отпрянул в сторону, не забыв, впрочем, поклониться.

– Я хотел заменить одеяние нашей любимицы. Это, неудобное для ухаживания, дочери Коолайнель выстирают и вернут уважаемому Мааксу.

– А-а-а… – Максим вдруг сообразил, что по-прежнему держит зеленое платье. Решительно замотал головой: – Не нужно, я сам все сделаю! И не мешайте!

Лупоглаз ретировался мгновенно. Лишь оказавшись под самым потолком, обернулся, спросив учтиво:

– Не нужна ли уважаемому Мааксу еще какая-нибудь…

– Нет!

Люк громко хлопнул. Максим тотчас присел, положил платье у изголовья, взял Огницу за руку. Рука обвисла, как неживая. Разумеется, она была живая. И пульс был на месте, вполне сильный и ровный. Девушка даже сознание не потеряла. Хотя лучше бы потеряла! В глазах ее была такая злость, что Максим поежился.

– Извини, я не хотел, – попытался он оправдаться. – Я не думал, что они так.

Губы Огницы шевельнулись, наверняка пытаясь выдавить ругательства. Но язык ей тоже не подчинялся. Не теряя больше времени, Максим включил браслет.

Шур откликнулся в тот же миг:

– Макс, девушка с тобой? У вас все в порядке?

– Да! Нас перевели в другую клетку. Я не знаю, где она находится…

Ляпнул и тут же сообразил – маячок! Шур уже определил их местоположение. Именно для этого он и попросил говоритель.

– Я вижу твой сигнал, – подтвердил его догадку сфинкс. – Ждите, я подлетаю. Постарайся отвлечь караульных через… шесть минут.

– Подлетаешь? Как это? – глупо переспросил Максим, но сфинкс уже отключился. Тогда он повернулся к Огнице:

– Через шесть минут Шур будет здесь.

Естественно, она ничего ответить не могла. Но глаза ее метали такие молнии, словно княжна собиралась испепелить юношу. Максим вздохнул обреченно. Ладно, объясняться он будет позже. Пока надо помочь Шуру, отвлечь внимание лупоглазых. Что же такое придумать, чтобы они не всполошились раньше времени?

Взгляд скользнул по корзине, на три четверти заполненной фруктами. Ага, подходяще!

– Эй, там! Уважаемые Коолайнель! Нужна ваша помощь!

Люк тотчас распахнулся, младший сын вопросительно уставился на Максима. Тот крякнул раздосадованно. Онто надеялся, что толмач тоже здесь. Неизвестно ведь, понимают ли эти смысл его слов. Но делать нечего, нужно было попытаться.

– Заберите фрукты! Мне не нравится, как они пахнут.

Младший помедлил, разглядывая корзину. Максим уже почти смирился, что ничего из его просьбы не выйдет. Но тут вниз упала веревка, и лупоглаз соскользнул по ней. Есть! Ровно шесть минут. Младший понимал, что от него требовалось, хоть и не разговаривал. Он проворно подскочил к корзине, схватил ее… Где же Шур?

– Подожди! Кое-что я оставлю. Дай сюда корзину! – Максим остановил направившегося к веревке лупоглаза.

Он неторопливо выбрал парочку кочерыжек, яблоко-дыню… Восемь минут! Над головой зашуршало, тихо шмякнулось. Лупоглаз заинтересованно посмотрел на потолок, перевел взгляд на распахнутый люк. И в ту же секунду в отверстии показалась голова сфинкса. И рука, сжимающая станнер. Коротко треснул разряд, младший сын осел на пол.

– Готов? – уточнил сфинкс. И едва Максим кивнул, из отверстия бесчувственным мешком свалился и второй караульный. – Прими!

Максим рот открыл от изумления, когда Шур спустил ему ранец-гравилет. Второй был у сфинкса на спине.

– Где ты взял?!

– Потом все расскажу. Сейчас необходимо спешить. – Шур спрыгнул на пол. – Улетаем немедленно.

– Огница… – Максим кивнул на неподвижно лежащую девушку.

Сфинкс быстро подошел к ней, осмотрел, пощупал пульс.

– Яд блокировал синапсы двигательных нейронов. Для жизни опасности нет, но некоторое время она останется парализованной. – Он посмотрел на вытянувшееся лицо юноши. – Она все равно не смогла бы управлять гравилетом. Ты ее понесешь.

Пока он отвязывал висящую в люке веревку, Максим высыпал содержимое корзины в принесенные Шуром сумки. Подумал немного, сунул в одну из них и платье. Мало ли, вдруг девушке понадобится?

Конструкцией гравилет отличался от того, на котором Максим летал в Задвери. Тяжелый, гад! Присесть понадобилось, чтобы нацепить его. А когда Шур привязал к ранцу еще и Огницу, Максим даже выпрямиться не смог. Так, стоя на четвереньках, и стартовал. Чертовски неудобная поза для полета, особенно когда вокруг стены и потолок. Ясное дело, о потолок он головой приложился. И лучше бы своей, но досталось голове девушки. И еще раз досталось, когда Максим протискивался в люк. Хорошо, что она пока была неподвижной и бессловесной. А после… эх, семь бед – один ответ!

Хижина стояла на развилке ветвей, это Максим правильно предположил. И находилась так высоко, что землю было не разглядеть сквозь густую листву. Над головой тоже листвы хватало. Зато ни одного лупоглаза видно не было – молодцы ребята, сдержали обещание не мешать.

Друзья поспешно выбрались из кроны дерева, поднялись повыше, чтобы иголка из духовой трубки не долетела.

– Лети по карте! – скомандовал Шур. – Я заберу Гундарина и догоню!

Максим закивал. И засмеялся, не в силах удерживать переполнявшую его радость. Ему и впрямь было хорошо. Очень хорошо! «Заботливые» Коолайнель остались с носом, он выбрался из их ловушки и вытащил Огницу. Вдобавок за плечами у него гравилет, а значит, этот мир, такой гостеприимный и красивый на первый взгляд, но, как и прочие, приготовивший для путешественников свои опасности, они минуют за какой-то час. И никто им больше не помешает. Никому не устоять против техники криссов!..

Разве что самим криссам.