Это была не Земля.

Теперь Максим заранее знал, что это будет еще один чужой мир, но все-таки… Карта картой, однако крохотная надежда сидела где-то внутри. Но это была не Земля.

На Добрию мир, лежащий за дверью, тоже не походил. Спираль висела прямо в воздухе посреди абсолютно плоской равнины. Под ногами – раскисшая рыжеватая земля, с редко торчащими пучками былинок, над головой – зеленое небо, вокруг – низкие, едва ли выше человеческого роста, кривенькие деревца. И здесь было холодно. Так холодно, что Максим невольно передернул плечами.

– Брр… – поежился Гуня. Подозрительно глянул на Максима:

– Слушай, недоросль, а ты ничё не перепутал? Нам точно в эту дверь надо было?

– Смотря кто тут недоросль, – хмыкнул Максим. – И ничего я не перепутал. Сейчас пойдем на… северо-восток, пока не выйдем к реке. На ее берегу найдем черный камень, а там и дверь рядом.

– Северо-восток – это куда? – Коротышка недоуменно завертел головой.

– А вон туда! – Максим повернулся спиной к солнцу и махнул рукой.

– Да нет там никакой реки.

– Должна быть. – Прекращая бессмысленные препирательства, он зашагал по чавкающей грязи…

Идти по раскисшей равнине было тяжело. Глинистая земля липла к подошвам, не желала отпускать ноги, рассерженно чавкала, когда добыча все же выдиралась из ее объятий. И ни фига это путешествие не согревало! Уже через полчаса Огница начала стучать зубами, за ней и Максим, и Гуня. Лишь одному Шуру холод был нипочем, хоть всю его одежду и составляла повязка на бедрах, бандана на голове да собственная шкура.

Еще через час стало понятно, что темная полоса впереди – это лес. Не такой, как в Добрии, просто деревца росли гуще и были повыше. Когда путешественники наконец доковыляли до опушки, Гундарин рухнул на землю.

– Все, привал! Обедать давайте. Я есть хочу!

Максим и Шур переглянулись. Судя по карте, до реки идти и идти. Но в чем-то коротышка был прав – следовало передохнуть, подкрепить силы.

Размоченные в воде сухари они проглотили не заметив. Гуня помолчал немного, будто ожидая, что на подстилке, заменяющей им стол, появятся настоящие яства. Спросил неуверенно:

– Это чё было?

– Обед, – невозмутимо ответил Шур. – Ты есть просил.

– Это не обед. Это… – подходящего слова Гундарин не нашел, заменил его гримасой. – Да нас, когда в тюрьме держали, лучше кормили! Даже в Отстойнике…

– Ты сожалеешь, что мы не оставили тебя в Отстойнике? – оборвал его причитания сфинкс.

Коротышка запнулся. Затем горестно вздохнул, посмотрел на Максима.

– Макс, в сумке еще еда есть, я видел. Вкусная, из Задвери.

– Есть, – согласился Максим. – Но нам далеко идти. Если все за один раз слопаем, то потом что? Зубы на полку?

– Синтетическая каша стала для тебя вкусной? – вставил и свой вопрос Шур. – В Добрии ты называл ее отвратительной.

Гуня не удостоил их ответом. Повернулся к Огнице.

– Уважаемая княжна, хоть ты объясни этим олухам, что нельзя так мало кушать. Мы потеряем силы и не дойдем до уводящей двери.

Огница неуверенно пожала плечами. Естественно, она ничего не поняла в адресованной к ней просьбе. Гуня смерил ее взглядом, покачал головой.

– Чурка, ни разу не грамотная. Голова вроде есть, а мозгов…

– Я переведу, – пообещал Максим.

– Переведу-переведу! – передразнил его коротышка. – Ты лучше скажи, зачем еду впрок держать?! Вот же лес! Сейчас мы здесь чего-нибудь насобираем. Или дичь подстрелим.

Шур оскалил зубы.

– Ты сначала найди, что собирать и подстреливать.

– Найду!

– Найди.

– Найду, найду, найду! Кто сравнится с олли в искусстве находить съестное?! И ежели найду, тогда ты, Макс, отдашь мне мешок с едой, понял?!

Гундарин вскочил и, прежде чем спутники успели остановить его, засеменил в лес.

– А и правда, здесь можно найти что-нибудь съедобное? – Максим вопросительно посмотрел на Шура.

– Главное, чтобы мы здесь съедобными не оказались.

Ох, как сфинкс был прав! Путешественники успели закинуть сумки на плечи и сделать два десятка шагов, когда из лесу донесся радостный вопль коротышки:

– Нашел! Я грибочки нашел!

Друзья ускорили шаг.

– Да большие какие, мясистые! – продолжал радоваться где-то впереди Гундарин.

Шур, а за ним и Максим перешли на бег.

– Вот я вас… Иди-ка сюда ты, увалень…

Шур рванул, не разбирая дороги. Максим оглянулся на приотставшую, явно не понимающую причины такой спешки Огницу, и тут…

– А-а-а!!! А-а-а!!! Отпусти, отпусти, кому говорю!

На секунду Максим застыл как вкопанный. Потом снова ринулся вперед, сквозь кусты, достающие едва до груди, сквозь деревья, больше смахивающие на кусты. И чуть не налетел на затаившегося на краю поляны Шура. Тот перехватил его, прижал палец к губам, заставляя молчать. Действо, разыгрывающееся на поляне, в самом деле заслуживало, чтобы его увидели. Гундарин-Т’адин собирал грибы. Или… грибы намеревались «собрать» коротышку?

Грибочки и впрямь были мясистые, аппетитные, с толстыми ножками, круглыми темно-желтыми шляпками, каждая размером с берет, которым коротышка обзавелся в Добрии. И отправляться в сумку к незадачливому грибнику грибы не собирались.

– Ай! Отпусти! Кому говорю – отпусти! – Коротышка пятился, не поднимаясь с четверенек, а земля вокруг него шевелилась, тут и там вспухала горбиками, осыпалась, обнажая белые… наверное, это тоже были ножки грибов? В отличие от верхних, что служили приманкой, у этих шляпок не было. Зато были маленькие, но очень голодные ротики. Ротики хватали коротышку за штанины, норовили добраться до тела.

К парочке друзей, затаившейся в кустах, подбежала Огница. Прыснула. Да, зрелище было забавным… Оно казалось забавным, пока Максим не посмотрел себе под ноги. В каком-то метре от них земля шевелилась. Грибница расползлась под всей поляной. Она пока что примеривалась, как лучше схватить добычу. Настоящая охота еще не началась.

– Гундарин, беги оттуда! Быстро! – гаркнул Шур.

И, будто услышав его крик, поляна вздыбилась сотнями белых отростков. Ближе к кустам они были маленькие, тонкие, но там, где ползал Гуня, из земли лезли настоящие гиганты. Коротышка заверещал, вскочил, тут же упал, схваченный за ногу, попытался опять вскочить… Вряд ли грибы позволили бы ему это сделать. Но Шур не ждал, чем закончится «гриболовля». В два прыжка вылетел на середину поляны, подхватил приятеля, закинул на плечо.

– Бегите! – заорал на Максима и Огницу.

И сам дал деру, только пятки засверкали.

Они бежали до тех пор, пока грибная поляна не осталась далеко позади. Потом, запыхавшиеся, упали на землю. На мокрую, холодную землю, но теперь на такие мелочи никто внимания не обращал.

– Покушал грибочков? – язвительно поинтересовался Шур. – Я думаю, в этом лесу добычи для нас нет.

Гуня засопел огорченно, почесал макушку – берет его таки достался грибочкам. И покосился на сумку с провиантом. Максим предусмотрительно переложил ее подальше. И услышал вдруг, как в животе у кого-то из спутников громко заурчало.

– Гуня, это ты кишками марш играешь?

– Мои кишки ничего играть не могут. Они в обморок упали от голода.

– Это у меня… – смутившись, призналась Огница. – Давайте быстрее уйдем из этого мира. Он мне не нравится.

– А уж как мне здесь не нравится, – фыркнул коротышка. – Рыжая кукла верно сказала, хоть и безмозглая: уйдем побыстрее отсюда.

– Правильное предложение, – поддержал и сфинкс. И добавил задумчиво: – Если мы знаем, в какую сторону идти.

Максим удивленно посмотрел на него. О чем речь? Карта же никуда не исчезла. Потом задрал голову вверх… и понял. Пока они бегали туда-сюда, наползла туча, большущая, плотная. Теперь и не определить, где именно должно находиться светило. «Идти на северо-восток, пока не выйдешь к реке». Северо-восток – это направо, если стать к солнцу спиной. Вот именно, к солнцу…

Посыпался мелкий колючий снежок. Такой холодный, зараза! Гундарин ежился, втягивал голову в плечи, прятал руки под мышками от кусачих белых мух. И Огница вновь дрожала. Для них это был слишком холодный мир.

– Макс, что это? – стуча зубами, спросила девушка. – Ты такое видел когда-нибудь?

– Конечно, видел. У нас каждую зиму так бывает. Это снег… ну, та же самая вода, только замерзшая. – Он поймал снежинку, сжал ее в ладони. Показал капельку: – Видишь.

– Я думала, это сказки.

– Дура набитая, – буркнул себе под нос коротышка. – Я и то знаю, что такое снег, хоть никогда его не видел. Это мир гвыхов! Такой же злющий, как и они сами.

– Если это мир народа Двона, то нам лучше убраться из него как можно скорее, – вымолвил Шур. – Очень агрессивная раса.

С этим утверждением Максим был полностью согласен. Только куда убираться, непонятно.

– Не, лучше сидеть, – просипел коротышка. – Тепло экономить. Солнышко подождем.

– Давай посидим. Прижмемся друг к другу, чтобы тепло не уходило, – поддержала Огница. Хоть речь Гундарина, она, ясное дело, не поняла.

Максим хотел было согласиться с этими двумя, подвинулся ближе. Но Шур резко вскочил.

– Если сидеть – вы замерзнете. Нужно идти. Или бежать.

Бежать никто не стал. Максиму и Шуру стоило труда заставить спутников хотя бы подняться и побрести дальше.

Лес вокруг становился гуще и выше. Сперва Максиму казалось, что деревья стоят голые, что они попали в мир вечной зимы. Но нет. Малюсенькие, тонкие, бурые, как кора деревьев, листики плотно прижимались к ветвям, оттого казалось, что их и нет вовсе. Впрочем, все чаще среди корявых бурых деревьев попадались другие, с настоящей зеленой хвоей, пахнущие смолой почти по-земному. Под одной из таких «елок», опустившей лапы чуть ли не к самой земле, Гуня и заметил дыру.

– Нора… – затаив дыхание, сообщил он спутникам. Как будто те сами не видели!

– Ну, нора, и что с того? – буркнул Максим.

– Это нора, ты что, не понимаешь?! Там тепло, там сухо. Мы заберемся туда, и никакой снег нам не страшен. На Од’доме олли живут в норках. В глубоких, просторных, замечательных подземных домиках! Уютных, выстланных мягкой пахучей хвоей. Вот хвоя, вот нора. Сейчас наломаем веток, такой домик себе устроим!

– Я не советовал бы… – начал Шур.

Но коротышка его не слушал. Никто не успел и глазом моргнуть, как он юркнул под ветви дерева и скрылся в норе. А вскоре оттуда донесся его радостный голосок:

– Отличная нора! Чистая, сухая. Гладенькая.

Шур посмотрел на Максима, Максим посмотрел на Шура. Они одновременно подумали об одном и том же. И в следующую секунду Максим рванул к дыре. Шур перехватил его, остановил:

– Нет, лучше я пойду.

Лаз был узковат для сфинкса, он с трудом протиснул в него свое гибкое тонкое тело. Прошла минута, другая… И вдруг из-под земли донесся приглушенный расстоянием вопль: «А-а-а! Помогите!» Сомневаться не приходилось, так вопить мог только коротышка. А миг спустя к воплям присоединился грозный рык сфинкса.

Что происходило под землей, Максим не знал, мог лишь догадываться. Нет, он не хотел догадываться! Он выхватил станнер и ждал, не отводя глаз от черного отверстия. Огница подошла к нему, взяла за руку, крепко сжала.

– Страшно, – шепнула на ухо.

Страшно? Да, Максиму было страшно – за друзей, нарвавшихся на непонятное и оттого жуткое. А за себя? Разве ему здесь, на поверхности, что-то грозило? Внезапно представилось, как земля вокруг вспухает белыми выростами… Додумать он не успел. В отверстии зашуршало, Максим дернулся, едва не нажав на кнопку спуска… Из норы вывалился Гундарин. Трясущийся от ужаса, перемазанный грязью, но вполне целый и невредимый. Коротышка вскочил на ноги и драпанул бы, только его и видели. Но Максим уже опомнился, схватил за руку, удержал.

– Что там было?

– Н-не…знай…йю… – Гуня стучал зубами, и отнюдь не от холода. – Большое, с зубами, с когтями. Темно там! Ничиво не видать…

– Шур где? – не отпускал его Максим.

Гуня помолчал немного, опасливо оглянулся на дыру. Предположил:

– A-а… наверно, его этава… разорвали.

– Что?!

Максима обдало холодом. Шур погиб?! Нет, не может такого быть! Он рванул к норе, не думая, как протиснется в лаз, не думая, что поджидает его там, в абсолютной темноте. Он спешил на помощь другу! Но и Огница сообразила, о чем идет речь.

– Нет!

Схватила за руки, повисла, не пуская к норе. Силы и веса у нее было достаточно, чтобы удержать. Максим зло зашипел, крутанулся, пытаясь вырваться из цепких рук девушки.

– Пусти! Там Шур погибает!

– Не пущу! Ты тоже погибнешь!

Она норовила оттянуть Максима подальше от норы, от дерева, под которым та скрывалась. А он старался отцепить ее руки, оттолкнуть от себя. Но силы были примерно равны, ни одному не удавалось задуманное. Они боролись, натужно сопя, разбрасывая по сторонам комья грязи из-под ног, пока спокойный голос за спиной Максима не сообщил:

– Все, можешь его отпускать.

Слов Огница не поняла, потому продолжала держать парня. А тот резко развернулся, заорал радостно:

– Шур?! Ты живой!

– Почти.

Сфинкс выпростался из норы и тут же скривился от боли. Правый бок у него был разодран до крови.

– Ты ранен?! Что там было? А то от короткого толку никакого. Лепечет: «зубы, когти».

– Он правильно говорит, – согласился сфинкс. – Зубы, когти – кроты там живут. Большие. С тебя ростом.

Заметив, как Максим быстро навел станнер на отверстие, добавил:

– Нет, сюда не полезут. Они слепые. Боятся солнца.

Максим облегченно выдохнул. Потом снова посмотрел на разодранный бок друга. Кровь продолжала сочиться из раны, густыми каплями стекала по шерсти. Крови было много.

– Тебе же рану нужно… обработать как-то?

– Да, не мешало бы, – согласился тот. – И развести костер, чтобы вы согрелись. Я видел сухое дерево, дрова. У девушки есть чем поджечь…

Костер они развели за две сотни шагов от злополучной норы. Гундарин хотел бы отойти подальше, но раны Шура были слишком глубокие, чтобы продолжать путь. Найти сухие дрова не удалось, но криссовская зажигалка прекрасно справилась и с влажными. Спустя четверть часа костерок уже весело потрескивал, стало теплее и веселее. А когда умяли миску разогретой на костре каши – пусть и синтетической, – и вовсе разомлели. Максим прилег возле костра на минутку и… сам не заметил, как задремал.

Разбудил его солнечный луч, нагло лезущий в глаза. Он чихнул, просыпаясь окончательно, сел. Их костерок догорел, рядом на подстилке ворочалась Огница, немного дальше похрапывал Гуня. Шур исчез.

Максим осмотрелся по сторонам. В первый миг показалось, что во сне его перенесли в совершенно иное место. Но это была та самая полянка, окруженная сучковатыми бурыми деревьями. Нет, не бурыми. Деревья вокруг были ярко-зелеными! Под лучами солнца листики выпрямились, развернулись перпендикулярно ветвям, и, главное, поменяли цвет. Выпавший снег растаял, лес вокруг больше не выглядел зимним и унылым. Теперь здесь была весна.

Огница зевнула, протерла глаза. И выпучила их, оглядываясь по сторонам.

– Ух ты, красота какая…

Максим недоуменно пожал плечами. Чего-то особенно красивого он не наблюдал. Все та же грязь под ногами, вместо травы – жалкие былинки, ни одного цветочка нет. С земными лесами не сравнить. Хотя на человека, жившего в мире, где не бывает настоящей весны, эта зелень могла произвести впечатление.

– Ты не видела, куда Шур делся? – спросил он у девушки.

– А? Кажется, туда пошел. – Огница махнула рукой. – Может, ему одному побыть захотелось?

Желание друга побыть одному Максиму не понравилось – вспомнились раны на его боку. И то, что сам завалился дрыхнуть, даже не предложив… что там с рваными ранами делать нужно? В голове крутился только один способ лечения: залить йодом и забинтовать. Правда, в Вирии поступали иначе – отправляли раненого в рекреационный центр к белым сестрам. Но тут этот метод не годился. Не было поблизости ни рекреации, ни белых сестер. И йода не было.

Шура он нашел неподалеку от костра, за кустиками с такой же ярко-зеленой мелкой листвой. Сфинкс сидел, облокотившись на ствол более-менее крепкого дерева, руки его были расслабленно опущены, глаза закрыты, грудь поднималась ровно и высоко. А через секунду Максиму захотелось протереть глаза: рана на боку сфинкса затянулась, сквозь короткую шерсть видна была свежая розовая кожица шрама. Он осторожно шагнул ближе, и Шур тут же открыл глаза.

– Туча ушла, можно продолжать путь, – произнес он, внимательно глядя на друга. – Но я бы дал Гундарину и девушке часа три на отдых и сон.

– Ага, ладно, – неуверенно пробормотал Максим. – А твоя рана… Как ты это сделал?

Сфинкс обнажил зубы в улыбке. Затем проворно вскочил на ноги, будто это не он два часа назад с трудом доковылял сюда.

– Рана зажила, не беспокойся.

– Но… – переспрашивать второй раз Максим не решился. У друга была тайна, болтать о которой тот не хотел. Что ж, его право.

Как ни странно, Гундарин и Огница в этом происшествии ничего особенного не углядели. Девушка пожала плечами, буркнула вполголоса:

– Заживает, как на саблезубом. Сразу видно, чей он родич…

А коротышка так и вообще заявил пренебрежительно:

– Подумаешь, невидаль – царапину себе вылечил. Вот у нас в Од’доме ведуны руку или ногу заново отращивать умеют!

Идти по весеннему лесу было приятнее, чем по зимней тундре. Под лучами яркого солнца земля стремительно подсыхала, уже не чавкала липкой рыжей грязью. И воздух становился теплее, не заставлял стучать зубами от холода. С каждой сотней пройденных шагов лес менялся, делался гуще, деревья – выше, листики на них – больше. Трава под ногами постепенно превращалась в сплошной зеленый ковер, вначале едва достающий до щиколоток, потом – до лодыжек, а на полянках – чуть ли не до колен. Словно шли они не на северо-восток, а на юг. Хотя в этих странных мирах с неподвижным солнцем, разве разберешь, что есть юг, а что – север?

В лесу обитали не только плотоядные грибы и кроты-гиганты. В траве и кронах деревьев шуршало, попискивало, покрякивало. Этот мир уже не казался мертвым и угрюмым. И зловещим он тоже не казался. Конечно, Максим держал станнер под рукой. Но воздух, наполненный весенней свежестью и ароматом молодой листвы, пьянил, кружил голову. Не верилось, что здесь их могут подстерегать настоящие опасности. И Гундарину не верилось, и Огнице. Пожалуй, один Шур сохранял настороженность. Именно он первым заметил движущуюся с севера тучу.

– А вот это мне совсем не нравится.

– Да уж… – Гундарин удрученно почесал макушку. – Опять эти ваши белые мухи прилетят, этот ваш снег. Только-только согрелся, и на тебе. Мож, она мимо пройдет?

Он с надеждой посмотрел на Шура, на Максима. Даже на Огницу.

– Может, и пройдет, – задумчиво произнес Шур. – Но это странная туча.

И впрямь, туча была необычной. Редкие облачка медленно плыли на северо-восток, туда же, куда шли путешественники. Туча двигалась куда быстрее. И почти им навстречу! Максиму стало не по себе. Наверное, он в лице переменился, потому что и Огница заметила его беспокойство. Встревоженно спросила:

– Макс, что случилось?

Он не ответил, только плечом дернул. Пока что ничего не случилось. Но эта туча – она очень напоминала… Но откуда им здесь взяться?! Наверняка Шур думал о том же самом. Зато коротышка пока ни о чем не догадывался, только настороженно вертел головой.

– Так и чего? Убегать от нее будем, да?

– Убежать не получится, – возразил сфинкс. – Лучше сделаем наоборот. Проскочим под ней, как можно быстрее.

Идея была не плоха. Но проскочить у них не получилось. Чем ближе подползала туча, тем ниже она опускалась. Уже и Гундарин, и Огница поняли, что она странная. И лесные обитатели это почувствовали – замолкли, притаились. А затем у Максима дыхание перехватило от увиденного – листики на деревьях блекли, сворачивались, прижимались к ветвям. Лишь трава под ногами оставалась зеленой. Но было в этой яркой зелени ощущение обреченности…

Туча внезапно расслоилась, точно пролилась на лес черным дождем. Но это был не дождь и не снег.

– Мухи! – заверещал коротышка, наконец догадавшийся, что происходит. – Мусорные мухи!

Развернулся, рванул прочь.

– Стой, ты куда?! Назад!

Шур кинулся за ним. А у Максима ноги сделались ватными. Он стоял и смотрел на планирующих сверху, сквозь ставшие прозрачными кроны деревьев, существ.

Нет, это были не мусорные мошки криссов. Существа походили то ли на бабочек, то ли на маленьких птичек с полупрозрачными, как листики слюды, крылышками. Вот одна из них задела ветку и мгновенно приклеилась к ней, вторая…

Огница тоже не убегала. Она не понимала, что происходит, стояла, задрав голову, рассматривала невиданных зверушек, чуть ли рот не открыла. Потом протянула руку навстречу «листику»… И вскрикнула от боли, отдернула руку, зажала ладонь пальцами. Сквозь них сочилась кровь.

Онемение в ногах прошло в тот же миг.

– Пригнись! На землю! – заорал Максим. И полоснул длинным лучом над головой присевшей девушки.

С полдесятка бабочек осыпалось на землю. Повезло, это были не роботы, живые существа. Но на этом везение и закончилось. Ухо Максима обожгло. Он вскрикнул, схватился за него – болью полоснуло по пальцам. Крылышки бабочек были острыми, как лезвия бритв.

– Макс, убегайте! Быстро! – донесся из леса голос Шура.

Да, бежать – это единственное спасение сейчас. Живые лезвия парили со всех сторон, некоторые уже опустились на траву, выкашивали ее, словно крохотные газонокосилки. И листики с веток они тоже соскабливали. И жрали, жрали, жрали…

Максим схватил Огницу за руку, потянул. Это оказалась именно та, раненая, ладонь, и девушка зашипела от боли. Обращать внимание на такие мелочи времени не оставалось. Максим саданул лучом впереди себя, пробивая проход в смертоносном облаке, метнулся в него, стараясь не думать, что будет, если крылышко пропорет подошву тапка.

Бабочки были повсюду – в воздухе, на ветвях, в траве. Они осыпались слюдяным мусором под выстрелами станнера, но тут же на их место устремлялись новые. И нужно было бежать не останавливаясь, не оглядываясь по сторонам, не обращая внимания на рвущие одежду сучья. Бежать и тянуть за собой Огницу – если та отстанет хоть на пару шагов, проход сомкнется, лезвия ее исполосуют.

Сколько продолжалась эта гонка, Максим не знал. Часы в голове будто заклинило от перенапряжения. Он даже не заметил, что лес вокруг снова начинал зеленеть, хоть и зияли в траве и листве проплешины…

– Макс, стой! Там… – заорала вдруг Огница, дернула назад, пытаясь остановить. Но не остановила, лишь ладонь выдернула из его пальцев.

– Что?..

Он быстро обернулся… и в ту же секунду земля исчезла из-под ног. Не успев испугаться, со всей силы ударился грудью, аж дух вышибло и в глазах потемнело…

– Макс, ты живой?

Максим помотал головой, стараясь отогнать морок. Он лежал на дне ямы, метра три глубиной и около двух в поперечнике. Огница осторожно заглядывала через край.

– Живой, – ответил не очень уверенно.

Сел, пошевелил руками и ногами. Кажется, ничего сломано не было, только в груди болело. Оставалось надеяться, что просто ушибся, а не ребра треснули.

– Я тебе кричала, что яма впереди, а ты не услышал. Как теперь оттуда вылезешь?

Максим поднялся на ноги, вытянул вверх руки. Попрыгал. Высоковато, без посторонней помощи не выбраться.

– А Шура там нигде не видно?

Огница отрицательно покачала головой. Максим попробовал крикнуть. И закашлялся от боли в груди. Попросил:

– Позови его!

Девушка удивленно моргнула:

– Я же не умею говорить по-вашему. Как он поймет, что я его зову?

– Ничего, зови, как умеешь. – Он постарался, чтобы в совете не прозвучало сарказма. Она что, до сих пор не сообразила, что каждое ее слово спутники понимают прекрасно?

– Ау! Ау! Э-ге-гей! Сюда! Макс здесь!

Что ж, «ау» и «э-ге-гей» у нее получалось весьма выразительно. Без перевода понятно, кто это глотку дерет. Вскоре Шур был на месте. И естественно, он запросто придумал, как вытащить Максима: принес прочную длинную ветку и опустил в яму. Вернее, это оказалось целое деревце, так как подходящего размера ветвей в здешнем лесу не было. Чтобы вскарабкаться по этой импровизированной лестнице, времени потребовалось больше. Но в конце концов Максим выбрался из ловушки и, чертыхаясь, принялся выковыривать занозы из ладоней.

– Карнаухий, – тут же объявил Гундарин.

Максим тронул все еще саднящее ухо. Кончика мочки и правда не было. Вот же блин! И не отрастет, наверное? Так всю жизнь и ходить подрезанным.

На счастье, это оказалось самой крупной их потерей после налета бритвиннокрылых бабочек. Остальные участники экспедиции отделались неглубокими порезами, ссадинами, да коротышка умудрился разорвать штаны точнехонько посреди задницы. Можно было порадоваться и продолжить путь к реке. Однако Шур радоваться не спешил. Во взгляде его явно проглядывала тревога.

– Яма, – коротко ответил он на немой вопрос друга.

Яма? Максим взглянул себе под ноги и тоже понял. Глубокая, с ровными вертикальными стенками, это была не обычная яма – охотничья ловушка! Причем вырытая недавно. И означала она, во-первых, что в лесу водились те, на кого охотились. Во-вторых – по близости жили те, кто охотился. Ни с первыми, ни со вторыми встречаться не хотелось. Поэтому, как ни утомило путников бегство, отдыхать никто не пожелал…

К реке они вышли спустя пять часов и только там устроили привал. Огница первой пробралась к берегу сквозь заросли высокой густой травы, смахивающей на камыш. На ходу сбросила с ног мокасины, осторожно ступила в воду. Наклонилась, зачерпнула воды, плеснула в лицо. И, обернувшись, сообщила:

– Вода холодная.

Да, вода была холодная, зато чистая и свежая. Они напились от пуза прямо из реки, наполнили фляги. Потом уселись обедать, предусмотрительно укрывшись за стеной камыша. Костер разводить не осмелились, жевали синтетическую кашу холодной. В таком виде эта пища более всего напоминала застывший клейстер. Зато с калориями у нее все было в порядке, а это уже хорошо.

– Макс, там еще много осталось? – жалобно поинтересовался Гундарин, первым расправившийся со своей порцией.

– На три раза хватит.

– А пусть лучше на два раза хватит? Но с добавкой. А то я совсем не наелся.

– Нет, – жестко отрезал Максим.

А Шур добавил:

– И не вздумай на грибы охотиться.

– Интересно, ту ловушку на кого вырыли? Может, на вепря? Я охотилась на вепря, – со вздохом произнесла Огница. И добавила мечтательно: – Сюда бы сейчас жаркое…

Максим чуть слюной не подавился. А Гуня так и подавился. Когда откашлялся, сердито посоветовал ему:

– Скажи рыжей, чтоб она при мне о еде не вспоминала. А то я такой голодный, что ее саму съем. Даже без специй!

Идти вдоль реки оказалось труднее. То и дело приходилось огибать заводи и болотца, подернутые бурой вонючей тиной, спотыкаться о гнилые пни, перебираться через стволы упавших деревьев. Час проходил за часом, они дважды останавливались на короткий отдых, а черного камня на противоположном берегу все не было и не было. И Максим уже подумывал, не пора ли искать место для спания…

– Макс, – тихо окликнул его Шур и, догнав, шепнул: – Что-то случилось с Гундарином.

Максим удивленно посмотрел на коротышку. Тот шел следом за ними, мурлыча под нос незамысловатый мотивчик, размахивал подобранной веткой, словно отгонял невидимых мошек.

– Он есть не просит, – пояснил сфинкс в ответ на немой вопрос друга. – С последнего привала – ни разу. Он у тебя провизию не стащил?

Максим пощупал сумку, развязал тесемки, сунул руку внутрь. Нет, упакованная в кожаные туески каша была на месте. Кулечек с сухарями тоже. Друзья переглянулись и встали, перегораживая коротышке дорогу. Гуня остановился, лишь когда ткнулся головой Шуру в живот. Посмотрел на невесть откуда возникшее препятствие, поинтересовался:

– Мы уже пришли, да?

– Гундарин, что ты ел? – вопросом на вопрос ответил Шур.

Коротышка постоял, почесал макушку. И расплылся в хитрой улыбке.

– Извечно, чиво – кашу криссовскую. Этот недоросль ее в мешке несет, а добавки не дал.

– Что ты ел кроме каши? На последнем привале ты куда-то ходил. Сказал, по нужде. Что ты нашел и съел?

Коротышка молчал, продолжая радостно лыбиться. Тогда Шур сдернул у него с плеча сумку и, прежде чем Гуня успел запротестовать, вывернул ее содержимое. На землю посыпались нехитрые пожитки: подстилка, она же одеяло, моток бечевки, какие-то лоскуты, ножик, пара пуговиц, заколка для волос. И две пригоршни бледно-желтых пушистых шариков.

– Это что? – тут же присел рядом с находкой Шур. – Ты это ел, да?

Но ответить коротышка не успел. Ушедшая далеко вперед Огница окликнула:

– Макс, иди сюда! Смотри, это тот самый камень, да?

Не дожидаясь, чем закончатся разборки, Максим побежал на зов. Да, это было то самое место, отмеченное на карте. Река делала излучину, круто поворачивала на север, и сразу за излучиной из воды торчал агатово-черный камень. Скорее, небольшая скала – метра три высотой, не меньше.

Максим отметил, что противоположный берег такой же пологий, как и тот, вдоль которого они шли. И в Добрии у рек берега были пологими. Вроде бы из школьных уроков помнилось, что должно быть по-другому: один берег пологий, другой – крутой. Даже объяснение этому давали. Но в памяти удержалось единственно хитрое словечко «кориолис». Потому и сейчас Максим поспешил выкинуть наблюдение из головы. Главное, нашли черный камень, бывший на карте Инженера. Теперь от него нужно повернуть точно на восток, и через час пути они увидят дверь. Там и ночевку устроят. А утром, с новыми силами, отправятся в следующий мир.

– Гундарин ел почки с какого-то кустарника, но, кажется, ничего опасного, – сообщил подоспевший Шур. Внимательно осмотрел скалу и неожиданно шикнул: – Тихо! Не двигайся.

Максим удивленно на него взглянул. Медленно, очень медленно обернулся к реке.

Гундарин не ошибся, они действительно попали в мир народа Двона. На противоположном берегу реки, чуть правее черной скалы стоял гвых. Стоял и внимательно вглядывался в камыши, где прятались путники. Река в этом месте была узкая, метров двадцать, не больше. Казалось, маленькие, глубоко посаженные глазки смотрели прямо в лицо Максима.

Мгновение спустя он понял, что гвых не один. Его соплеменник выбрался из зеленых зарослей на берегу, затем – второй. А вон и еще один вскарабкался на скалу.

– Что это за уроды? – прошептала Огница.

Шур взглянул на нее. Также тихо произнес:

– Лучше, чтобы они нас не видели. Уходим отсюда тихо.

Вряд ли девушка поняла слова, но интонацию – наверняка. Внимательно посмотрела на сфинкса и стала выбираться из камышей. Получалось у нее это здорово, ничего не хрустнуло, даже торчащие над головой метелки не колыхнулись. Максим полез следом. Пожалуй, у него это тоже получилось довольно ловко. Получилось бы… если бы не Гундарин.

– Чиво вы там углядели? – Коротышка вынырнул из кустов. – Чиво пятитесь вперед сраками?

И, не дожидаясь ответа, рванулся к берегу. Максим попытался его перехватить. Куда там! С неожиданной проворностью Гуня проскользнул под его рукой и вломился в заросли с таким шумом и треском, словно дорогу себе прокладывал небольшой носорог. И, вывалившись на открытое место, радостно заорал:

– Ух ты, гвыхи! Счас я с ними поздороваюсь. Эге-гей!

Пятерня Шура схватила его за шиворот, втащила обратно в камыши. Но было уже поздно. Гвыхи присели, напряглись. И вдруг тот, что стоял на скале, издал пронзительный клич. Это был короткий вопль, что-то вроде: «Хыгхых!!!», но пониматель услужливо перевел. И перевод этот Максиму не понравился. Ибо означал он: «Чужаки! Ловите их!»

И Шуру перевод не понравился. Разъяренно рыкнув, он забросил коротышку на спину, так что тот квакнул, скомандовал:

– Бежим! – и, показывая пример, рванул прочь от берега.

У самых их ног громко булькнуло. Максим удивленно оглянулся… и едва успел присесть. Над головой просвистел увесистый булыжник. Самые нетерпеливые из гвыхов бежали через реку, поднимая фонтаны брызг, другие стояли по колено в воде, раскручивали пращи. И было их не три и не четыре, а десятка полтора. Мохнатые, здоровенные. И свирепые.

– Блин… – только и нашел что пробормотать Максим.

Он быстро выдернул станнер из-за пояса, прицелился в ближайшего, выстрелил. Гвых жалобно вякнул, обмяк, заваливаясь в воду. Остальные благоразумно поспешили назад на берег. Но и Максиму пришлось отпрыгнуть в сторону. Увесистая каменюка, круша стебли, чвакнула как раз в то место, где он только что был.

– Макс, уходи оттуда! – рявкнул Шур. – Они окружить попытаются.

Сфинкс был прав. С одним станнером против целой банды им не выстоять. Чтобы на расстоянии двадцати метров такую махину вырубить, нужно прицельно стрелять, узким лучом. Широкий действенным будет метра на три-четыре, пять от силы. Гвыхи окружат их и зашвыряют камнями. Бежать – единственно правильное решение.

Максим пальнул еще разок – особо не целясь, для острастки, – и выскочил из зарослей.

– Макс, быстрее, быстрее! – Огница чуть ли не подпрыгивала от нетерпения.

И Шур с коротышкой на плече стоял на полусогнутых, готовый начать кросс по пересеченной местности. Максим бросился к ним, юркнул в спасительную гущу деревьев, подальше от то и дело свистящих над головой булыжников… и тут же огнем полыхнуло по голени. Максим охнул, присел. Но так получалось еще больнее.

– Что?! – Шур свалил с плеча коротышку, подскочил к юноше. Не раздумывая, схватился за рану.

– А! – Максим вскрикнул. Показалось – одно неверное движение сфинкса, и нога отвалится!

– Перелома нет, – успокоил тот. – Ушиб, сильный. Рикошетом задело. Не бойся, я тебя смогу донести. Забирайся на спину. Гундарин, ты…

Сфинкс оглянулся на коротышку и осекся. Тот спал, выводя носом заковыристые рулады. Этого только не хватало… Шур потряс Гуню за плечи, потом отвесил две звонкие пощечины. Без толку, коротышка спал как убитый. Вернее, как обдолбанный. Каким он, собственно, и был.

– Плохо, я не смогу нести вас обоих, – тряхнул гривой Шур. Посмотрел в сторону речки. Камни оттуда больше не летели, но опять плюхало по воде, выше и ниже по течению – гвыхи окружали. Медлить нельзя было ни минуты.

– Макс, переведи девушке: олли не тяжелый, она сможет его донести.

Ох, догадывался Максим, что услышит в ответ на такое предложение. Но перевел, разумеется.

– Что?! Я должна тащить этого недоделанного? Сам виноват, пусть сам и отдувается!

Логично. Только неправильно: бросать беспомощного коротышку на растерзание дикарям. С друзьями так не поступают, даже если они виноваты. Максим начал было подыскивать добрийские слова, чтобы все это объяснить. Но времени не было. Тогда он поднял станнер, процедил хмуро:

– Берешь коротышку и несешь. Быстро! Или остаешься здесь.

Упрямство в глазах девушки сменилось недоверием, изумлением, злостью. Она хотела что-то сказать в ответ, но Максим шевельнул пальцем на кнопке, и Огница подчинилась. Фыркнула многообещающе, взвалила коротышку на плечо и поспешила в чащу. Повезло, что дочь у князя выросла такой сильной и здоровой. Ни одна из одноклассниц Максима не доперла бы подобную ношу. Тем более бегом, через лес, когда по пятам несутся разъяренные дикари.

Гвыхи их все-таки обошли. Лес заканчивался над невысоким обрывом, а внизу стелилась уже знакомая тундра. Отличная позиция для пращников. И когда беглецы выскочили из-за деревьев, их ждали. Пять гвыхов с радостным воем закрутили пращами…

Прямо перед обрывом, в двух метрах от кромки, в воздухе висела лазорево-пурпурная спираль. Она походила на ту, что вела из Добрии в Задверь, лишь спиц здесь было куда меньше. Посчитать спицы Максим не успел. Шур, взревев, как раненый лев, швырнул его в самую середину спирали.