Глава 5

За ужином Моника и Нейтан говорили о чём угодно другом, почти не обращая внимания на Кэти. Но ей было всё равно. Ей было о чём подумать.

С тех пор как она себя помнила, Кэти принимала как должное тот факт, что отличается от окружающих. Она особенно не раздумывала почему и считала, что это одна из тех вещей, что иногда просто случаются, как двухголовый телёнок, который однажды родился на ферме у мистера Тэннера. Телёнок умер, но Кэти не думала, что из-за её особенностей это может случиться и с ней.

До сегодняшнего дня она была просто причудой природы. Ей не приходило в голову, что такой её могло что-то сделать.

Кэти не очень нравился Нейтан. Он был слишком громким и властным, и потом, как вам может нравиться человек, от которого неприятно пахнет и который называет вас «девочка» вместо того, чтобы обращаться по имени?

Но может быть, Нейтан был прав. В отношении мамы Кэти, работавшей на фармацевтической фабрике. В отношении лекарства, с которым Моника имела дело и которое принимала от головной боли. Наверное, оно могло сделать что-то с Кэти, которая в то время была у неё внутри.

И если Нейтан прав (Кэти совершенно забыла о еде, поглощённая своими мыслями) насчёт того, что она стала такой из-за лекарства, с которым работала Моника, то что случилось с детьми других женщин? Которые родились примерно в то же время, что и Кэти? Было ли болеутоляющее виновато в её серебряных глазах и способности силой мысли передвигать предметы? И если да, то были ли и другие дети такими же, как она? Может быть, где-то на свете есть другие дети, похожие на неё?

Как ей это выяснить?

Кэти охватило волнение, словно по её венам пробежал электрический разряд. Моника сказала, что по-прежнему общается с некоторыми из бывших коллег. Пока они работали вместе, четверо из них забеременели. Значит, на свете могут быть ещё три ребёнка, которые не станут считать Кэти странной.

– Кэти, хочешь кусок яблочного пирога?

Кэти очнулась, быстро доела ужин и взяла пирог. Он оказался не таким вкусным, как у бабушки Уэлкер. Он не был лёгким и слоистым, а корочка оказалась жёсткой. И хотя в ломтиках яблок чувствовались сахар и специи, масла там не было, как не было и густых сливок, которыми поливали пирог. Покупные пироги были не лучше покупного печенья.

Кэти заметила, что Моника и Нейтан тоже не съели корочку. Она подумала, готовила ли когда-нибудь Моника блюдо, занимавшее больше пятнадцати минут. Этого Кэти тоже будет не хватать: блюд бабушки Уэлкер.

Кэти ожидала, что Моника попросит её вымыть посуду, но она этого не сделала. Дома, в Дилейни, Кэти всегда мыла или вытирала посуду после ужина. Но в квартире была посудомоечная машина, и когда Нейтан отправился в гостиную смотреть телевизор, Моника быстро ополоснула тарелки и сунула их в посудомоечную машину. После этого она открыла газету с предложениями услуг нянь и принялась звонить по телефону.

– Я кое-кого нашла, – с облегчением сказала она после четвёртого звонка. – Миссис Джерольд. Она придёт завтра в восемь. Кэти, надеюсь, ты будешь вести себя лучше. Если опять возникнет какая-то проблема, я хочу знать, в чём дело.

Нейтан смотрел матч, и Моника села рядом с ним на диван. Кэти не нравилось ни смотреть бейсбол по телевизору, ни играть в него. Поэтому она ушла в свою комнату и закончила «Алый первоцвет». Миссис М. была права: это оказалась хорошая книга. Моника решила, что успеет прочесть вестерн Луиса Ламура, прежде чем надо будет выключать свет, поскольку книга была не очень большой.

И всё время, пока Кэти читала, она придумывала план.

Миссис Джерольд прибыла без пяти восемь, и Моника открыла ей дверь. Она совсем не походила на миссис Хорнекер, но Кэти решила, что она ей тоже не понравится.

Миссис Джерольд была толстой. Ужасно, отвратительно толстой. И она тут же установила правила:

– Я не делаю никакой работы по дому. И мне надо успеть на автобус в десять минут шестого. Это последний автобус, который ходит в мой район. Я не хожу гулять с детьми в парк и тому подобное. У меня мозоли и сильно болят ноги.

Даже если бы у неё не было мозолей… Кэти догадывалась, что ноги миссис Джерольд станут болеть из-за веса, который им приходится на себе носить.

– Да, конечно, а теперь мне надо идти, – сказала Моника. – Надеюсь, вы с Кэти поладите. И не могли бы вы в половине пятого положить в духовку мясной рулет и три картофелины?

– Я не занимаюсь готовкой, – ответила миссис Дж., перекатывая во рту жвачку.

– Я могу разогреть мясной рулет, – сказала Кэти.

Она знала, что он был уже готов и лежал в холодильнике. Она не знала, сколько Моника платит миссис Дж., но ей казалось расточительством платить тому, кто просто будет находиться в квартире и ничего не делать, чтобы у Кэти была ненужная ей компания.

Миссис Дж. не любила читать. Она была помешана на телевизоре. Она налила себе чашку кофе, отнесла её в гостиную и уселась в самом большом кресле. Она посмотрела телевикторину, а потом мыльные оперы. Кэти ушла в свою комнату. Когда ей надоедало читать, она смотрела сериалы «На пороге ночи», «В поисках завтрашнего дня» или «Как вращается мир». Однако она время от времени заинтересованно поглядывала на миссис Дж.

Во время рекламных пауз миссис Дж. ковыляла на кухню, чтобы взять себе что-нибудь перекусить. Глядя на уменьшающийся запас фруктов, печенья и сэндвичей, Кэти испугалась, хватит ли им еды до конца дня. Рядом с кофейной чашкой на полу у кресла появились банановая кожура, хлебные корки и наконец бутылка с каким-то горячительным напитком. На кухне также становилось всё больше крошек и пятен. Может быть, ей не придётся ничего делать, подумала Кэти, – Монике самой надоест эта неряха.

Однако Кэти не тратила время, думая только о няне. Она пошла в спальню Моники и стала рыться в ящиках стола. Если бы только удалось найти письма от женщин, которые работали вместе с ней в фармацевтической компании!

Хотя Моника поддерживала квартиру в относительном порядке, в ящиках стола царил хаос. Там лежали старые счета, оплаченные чеки и всякая всячина. У Моники не было семьи: её родители умерли, когда она была подростком, и она не любила тётю, которая её вырастила, поэтому писала ей всего один или два раза в год. У неё были кузены, и хотя она никогда о них не говорила, Кэти догадалась, что они не очень хорошо ладят. В ящиках было так много мусора, что Кэти какое-то время была уверена, что Моника хранит все свои письма, однако в верхнем ящике ей не удалось их найти. Она закрыла его и взялась за следующий.

Здесь могло быть что-то интересное! Кэти нашла фотоальбом и сувениры на память. Она положила альбом на стол и принялась листать его.

Вот Моника в шапочке и мантии на выпускном вечере в школе. Она улыбалась и была очень хорошенькой. Там было много снимков незнакомых людей, а потом наконец попалось знакомое лицо. Кэти не было нужды читать сделанную от руки надпись под фотографией темноволосого смеющегося молодого человека. Джо. Это был её папа. Интересно, где он сейчас, и знает ли, что бабушка Уэлкер умерла? Он не очень любил писать письма, хотя обычно присылал на дни рождения своей мамы и Кэти открытку. Они часто опаздывали, как будто Джо не помнил точной даты. А на Рождество он присылал им обеим посылку: Кэти по-прежнему хранила плюшевого медвежонка, которого он подарил, когда ей было семь лет. Она спала с ним почти два года. Однако в прошлое Рождество он прислал всего лишь открытку и чек и попросил бабушку купить Кэти подарок.

Подарками оказались новое зимнее пальто и ботинки, и хотя Кэти понравилось вишнёвое пальто с капюшоном, она бы предпочла, чтобы папа сам выбрал что-нибудь для неё, что-то вроде плюшевого мишки.

Конечно, теперь она была уже слишком большая для мишек. Кэти хотелось бы сказать папе, что она любит книги, но он никогда не останавливался на одном месте слишком долго, чтобы она успевала ему написать. А когда она писала, он не отвечал, хотя иногда звонил по телефону. Кэти всегда очень радовалась и в то же время стеснялась, когда он звонил. Она заранее придумывала, что скажет ему, когда он в следующий раз позвонит, а потом, когда он звонил из Техаса или Монтаны, она обо всём забывала. «Помни, что я люблю тебя, милая», – говорил он, а повесив трубку, Кэти уходила на задний двор, где были цыплята, и некоторое время всех избегала. Она не знала, почему, когда папа говорил, что любит её, ей всегда становилось грустно.

Кэти забыла, что искала, и медленно переворачивала страницы фотоальбома. Вот её родители в день свадьбы: они очень молодые, худые и счастливые. А вот она в детстве – пухлый младенец с бессмысленным взглядом, сидящий на одеяле.

Кэти нашла много своих детских фотографий. После того как ей исполнилось два года, судя по количеству свечей на праздничном торте, фотографий стало меньше. Может быть, они потеряли к ней интерес или она уже не была такой милой? Может быть, родители поняли, что она особенная, и не хотели делать больше снимков?

Кэти продолжала листать дальше и увидела себя у рождественской ёлки в возрасте примерно трёх лет. Должно быть, снимок был сделан как раз в тот период, потому что в четыре года она уже жила у бабушки Уэлкер.

Кэти принялась вглядываться в своё маленькое лицо. Тогда она выглядела счастливой. Наверное, она ещё не знала, что отличается от других.

После этого снимков Джо Уэлкера больше не было. Зато были школьные фотографии Кэти, на которых она всегда выглядела серьёзной и испуганной, и иногда было видно, как свет отражается от её очков. Но она уже не была счастливой.

Были ещё другие снимки Моники с людьми, которых Кэти не знала, и она почти пропустила важный снимок, потому что на нём была группа молодых улыбающихся женщин в лучах яркого солнца. Под снимком не было никакой надписи, но Кэти вытащила его из уголков и перевернула.

Кэти с интересом смотрела на снимок. Моника сказала, что Глория была одной из женщин, работавших вместе с ней.

Она пыталась понять, не выделялся ли у кого-нибудь из них живот, как у беременных, но фотограф снимал со слишком близкого расстояния. Их животы не попали в кадр.

Зато теперь Кэти знала имена. Если бы ей только удалось найти в вещах Моники какое-нибудь указание на то, где они теперь и у кого из них родились дети. Дети, которым сейчас должно быть почти десять лет и которые могли бы оказаться похожими на неё.

Кэти продолжала листать альбом, но в нём больше не было ничего интересного. Несколько пляжных снимков мускулистого Нейтана и Моники в бикини. Бабушка Уэлкер недовольно хмыкнула бы, увидев их. Она полагала, что купальники должны прикрывать пупок.

Просмотр альбома занял много времени, поэтому Кэти опять захотелось есть. Она пошла на кухню, и миссис Дж. даже не заметила. Та как раз ела пирожное из слоёного теста, которое Моника приготовила себе на завтра, не отрываясь от экрана, на котором мужчина и женщина о чём-то ожесточённо спорили.

Миссис Дж. съела все бананы, кроме одного переспелого. Кэти посмотрела на него и решила, что тоже не хочет его есть. Она сделала себе бутерброд с арахисовой пастой и взяла последний апельсин, пока до него не добралась миссис Дж.

Вернувшись к столу, Кэти старалась не испачкать вещи соком и арахисовой пастой. И на этот раз ей повезло больше.

У Моники была коробка с рождественскими открытками и валентинками, и когда Кэти высыпала всё на стол, первым, что попалось ей на глаза, было сообщение о рождении ребёнка.

Кэти схватила его и первым делом посмотрела на дату. Сентябрь, десять лет назад. Ребёнок появился на свет через семнадцать дней после дня рождения Кэти десятого сентября.

Девочка. Кэрри Луиза Ламонт. Родители – Ферн и Чарльз.

Кэти была так взволнована, что чуть не подавилась бутербродом. Эта девочка была одной из них, и теперь Кэти знала имя её отца. Может быть, они по-прежнему живут в городе?

Ей надо было пойти в гостиную за телефонным справочником. Миссис Дж. что-то энергично жевала и подливала себе кофе. От чашки на кофейном столике остались круги, а вокруг рассыпались крошки. Миссис Дж. тоже сделала себе бутерброд с арахисовой пастой. Она не обратила никакого внимания на Кэти. Ссора на экране закончилась, и теперь мужчина и женщина страстно целовались.

Кэти отвернулась от экрана и няни и открыла телефонную книгу. Ламонт, Чарльз Ламонт. Ламберт, Ламбет, Ламон, Ламоро. Ламонтов не было.

Её охватило разочарование. Это была совершенно обычная фамилия, и таких людей могла найтись целая дюжина, так что ей пришлось бы обзвонить их всех. Конечно же, Ламонты могли переехать куда угодно.

Интересно, что сделает Моника, если Кэти спросит про них. Она сразу же поймёт, что Кэти подслушала её разговор с Нейтаном, и ей это наверняка не понравится. И если она узнает, что Кэти слышала всё, в том числе и то, что они считают её странной и им не по себе рядом с ней, это ещё больше испортит их отношения. С другой стороны, Кэти не могла пойти к Монике и рассказать ей, чем она отличается от других, после чего попросить её помочь ей найти других детей, похожих на неё. Возможно, эти дети тоже никогда никому не рассказывали о том, что они могут делать, особенно если их родители были напуганы и обеспокоены так же, как Моника.

Кэти отложила телефонную книгу и встала. По телевизору показывали рекламу, и миссис Дж. на минуту отвернулась от экрана.

– Пока ты здесь, принеси-ка мне солонку.

В руке она держала яблоко и обтирала его о свой огромный живот.

Миссис Дж. провела в квартире всего несколько часов, а гостиная уже была похожа на свалку. Кэти с отвращением посмотрела на неё и решила принести соль, не заходя на кухню. Солонка была довольно тяжёлой, и Кэти не удалось как следует переместить её: пролетая через дверь, она ударилась о стену, и когда приземлилась на коленях миссис Дж., из неё высыпалось немного соли.

Но няня ничего не заметила. Её внимание снова было приковано к экрану, где какие-то люди в белых униформах притворялись врачами и медсёстрами.

– Спасибо, девочка, – сказала няня.

Позднее Кэти подумала, не сошла ли она с ума. Потому что на мгновение у неё появилось желание сделать что-нибудь такое, что заставило бы эту глупую женщину хотя бы на минуту прекратить есть и смотреть телевизор. Если бы она умела вызывать у себя кровотечение, не причиняя себе вреда, она бы это сделала только для того, чтобы проверить, заметит ли миссис Дж.

Но вместо этого Кэти создала сильный ветер. Занавески заколыхались, газеты соскользнули с кофейного столика на пол, страницы открытой книги затрепетали. Наконец, когда Кэти заскрипела зубами, закрыла глаза и собрала все силы, ей удалось поднять волосы на голове у миссис Дж.

Через несколько секунд Кэти с ужасом поняла, что это парик: пучок волос слетел с головы миссис Дж. и повис на ручке кресла. Миссис Дж. не была лысой, просто у неё были очень тонкие волосы, а из-за парика казалось, что их больше.

Наконец-то Кэти удалось привлечь её внимание! Няня огляделась, схватилась за голову и увидела, как телепрограмма, шелестя страницами, слетела на ковёр.

– Закрой дверь! Иначе ветер тут всё снесет! – крикнула она. Миссис Дж. взяла парик, похожий на странного маленького зверька, и снова надела его на голову. – Пока ты не ушла, переключи на четвёртый канал.

Кэти сдалась. Пусть с ней разбирается Моника. Она вернулась в спальню и начала рассматривать другие вещи в коробке Моники. Она искала сообщения о рождении детей и письма от людей со снимка, сделанного в фармацевтической компании.

Кэти удалось найти ещё две записи о рождении детей через месяц после её появления на свет: Дэйла Джона Кейси и Эрика Арнольда ван Альсберга.

Всего их было четверо, все они появились на свет в сентябре почти десять лет назад, и их мамы работали с лекарством, которое было таким опасным, что компания прекратила его выпускать.

Кэти оставила себе эти записи, а всё остальное засунула в коробку и убрала её в ящик стола. Её снова охватило волнение.

Ей надо найти остальных детей и выяснить, похожи ли они на неё.