Еще каких-нибудь шесть-семь часов назад Ле Медэк и лоцман Маккей сидели в капитанской каюте, пили кофе и мирно беседовали. «Я очень сожалею, дорогой мой лоцман, что не могу вам предложить бутылку «Мартеля». Сами понимаете, по законам военного времени спиртные напитки запрещены на наших судах». — «О, не беспокойтесь, капитан, — отвечал лоцман, — ерунда, у вас отличный кофе».

Капитан рассказывал: «Так вот, господин Маккей, 25 ноября, когда я привел «Монблан» в Нью-Йорк и поставил его к причалу на Ист-Ривер, американские военные власти приказали мне пропустить на судно партию рабочих и плотников. День и ночь они обшивали трюмы толстыми досками, и представьте себе — ни одного железного гвоздя — все медные! А через час в конторе агент фирмы мне сказал: «Боюсь, капитан, что это взрывчатка, и притом очень большая партия. При нормальных условиях мы не стали бы использовать ваш «Монблан» для перевозки такого груза, но сейчас идет война, у нас не хватает судов, а другого выхода нет». Через два дня они начали нас грузить. Специальная партия стивидоров работала медленно и очень осторожно. Их башмаки были обернуты материей. Мне приказали погасить топки котлов, а у команды отобрали все спички, трубки и сигареты. Курить разрешалось только на берегу».

Капитан продолжал: «В четырех трюмах у нас находятся бочки с жидкой и сухой пикриновой кислотой. Вы знаете, что такое ТНТ? Так вот, разрушительная сила этой штуки гораздо выше, чем ТНТ».

Фрэнсис Маккей, шотландец по происхождению, проработавший лоцманом 24 года и не имевший ни одной аварии, слушал капитана с большим вниманием. И ему становилось жутко. Ни разу он не проводил суда с таким адским грузом.

«Твиндеки третьего и четвертого трюмов забили бочками и железными ящиками тринитротолуола, рядом уложены ящики с пороховым хлопком… Мы уже были готовы выйти в море, когда из Франции в Нью-Йорк пришла телеграмма. В ней говорилось о дополнительной партии груза, которую во что бы то ни стало должен был принять «Монблан»».

Ле Медэк показал руками в сторону носа и кормы.

«Вы заметили у меня на палубах четыре ряда железных бочек — это бензол — новый супергазолин для броневиков и танков. Впрочем, вот коносамент».

Слегка дрожащей рукой лоцман взял несколько листов с машинописным текстом: «2300 тонн пикриновой кислоты, 200 тонн тринитротолуола, 35 тонн бензола, 10 тонн порохового хлопка… Порт назначения — Бордо».

«Как видите, дорогой лоцман, мы набиты взрывчаткой! Но это не все, — продолжал Ле Медэк. — Второй удар в спину меня ждал в кабинете начальника Управления британского военно-морского флота в Нью-Йорке. Там мне сообщили, что «Монблан» не войдет в состав конвоя, комплектующегося в гавани. Им хорошо известно, что моя трехцилиндровая паровая машина при спокойном море может дать только 9,5 узла, а на длительном переходе через штормовую Атлантику — в среднем не превысит 7,5 узла. Эти господа мне объяснили, что безопасность конвоя зависит от скорости его движения, и судну, загруженному взрывчаткой, чтобы не отстать от конвоя, нужно следовать со скоростью минимум 13 узлов. Перегруженный «Монблан» был бы помехой для этого конвоя. Мне приказали следовать в Галифакс, отдать якорь в гавани Бедфорд и ждать здесь формирования другого английского конвоя. «Монблан» войдет в его состав, если опять-таки его скорость не будет конвою помехой. В противном случае придется следовать в одиночку. Как вы думаете, уважаемый лоцман, они уже начали формировать второй конвой?»

«Пожалуй, да, — ответил Маккей. — Сейчас в порту уже примерно сто пятьдесят судов. И среди них много военных кораблей».

Ле Медэк пожелал лоцману спокойной ночи, поднялся с мягкого кресла, давая понять шотландцу, что беседа окончена. В отведенной ему каюте Маккей до утра не сомкнул глаз…