Глава 7

Мне она сказала, что ее зовут Лейни. На фальшивых похоронах Джеймса она представилась как Лэйси. Имельда Родригез, хозяйка той мексиканской гостиницы, где мы с Эйми жили какое-то время, знала ее под именем Люси.

Женщина-загадка, думаю я, вспоминая, как Имельда описывала эту Лейни-Лэйси-Люси.

Я смотрю вслед машине Джеймса, после чего снова бросаю взгляд на карточку у меня в руке.

Стоило мне увидеть фото, которое Кристен Гарнер сделала на открытии кафе, и я тут же понял, что Лейни, нашедшая меня на краю канавы, и Лэйси, направившая Эйми в Мексику, одно и то же лицо. Эти лавандового оттенка глаза невозможно было спутать ни с чем.

Тогда же я подумал, что Лэйси может помочь мне в поисках матери. Я уговорил Имельду Родригез дать мне телефон Лэйси. Но дозвониться не удалось – номер уже устарел. Удивило меня, признаться, не это, а то облегчение, с каким я встретил свою неудачу. Ну, отыщи я свою маму, и что бы я ей сказал?

Что тут вообще можно сказать?

Как ни крути, я тоже виноват в том, как повернулась в итоге ее судьба. Разве отделаешься тут обычным «прости»?

Карточка Лэйси будто наливается тяжестью, когда я размышляю о том, почему она решила передать ее таким странным способом – через бывшего жениха моей жены.

Удачный ход, Сондерс. Уж не Эйми ли намекает таким образом, что ей хотелось бы видеть нас в мире и согласии?

Ну нет, это не для меня. Что касается Лейни-Лэйси…

Последний раз я видел ее на обочине той дороги в Айдахо. Она махала нам на прощание, пока папа усаживал меня на переднее сиденье своей машины. Мы сразу поехали в больницу, где я провел несколько дней с капельницей в руке.

На второй день я проснулся от того, что мама прошептала мое имя. Она сидела на краешке кровати и всматривалась в мое лицо. Одного ее прикосновения хватило, чтобы я расплакался. Я плакал и плакал, не в силах остановиться. Весь предыдущий день я только и думал о том, увижу ли я ее снова.

– Ш-ш-ш, – прошептала она потрескавшимися губами. Уголок рта у нее припух и кровоточил. Вспыхнувшая во мне ярость мгновенно высушила слезы. Это все та женщина, живущая внутри моей мамы. Сара снова пострадала из-за Джеки. В который раз.

– Прости меня, Ян. Я так виновата перед тобой. Но я не хотела этого, правда. Сможешь ты когда-нибудь простить меня?

– Ты ни в чем не виновата.

Мое детское сознание, подобно расщепленному разуму матери, отличало Сару от Джеки. Для меня Джеки была не мамой, а посторонней особой. Они по-разному одевались, делали разные прически. А уж вели себя и вовсе не похоже друг на друга.

Мама рыдала без остановки. И так же безостановочно извинялась. Я от этого чувствовал себя ужасно неловко.

– Я в полном порядке, – попытался я утешить ее. Мне хотелось, чтобы она наконец-то успокоилась, стала похожа на себя настоящую. Я вытер лицо ладошкой и изобразил улыбку.

– Неправда, Ян. Папа сказал, что тебя не было несколько дней. Я… – Неловким движением она поправила одеяло у меня на груди. Глаза у нее предательски заблестели, и по щекам вновь покатились слезы.

– Папа рассказал мне, что случилось. Даже не верится, что я могла так поступить с тобой. Не верится, что мне потребовалось столько времени, чтобы вернуться к тебе.

– Когда ты приехала домой?

– Этим утром.

– Тебя все это время не было дома?

Сказать, что я удивился, не сказать ничего. Где же она провела столько дней?

Мама провела пальцами по моей щеке, откинула со лба челку. Казалось, ей хочется убедиться в том, что я действительно тут, живой и невредимый.

– Пообещай, что не будешь больше преследовать Джеки.

Да я, собственно, и не преследовал ее. Она появилась уже в машине.

– А как же фотографии…

Мама сжала мои плечи.

– Никаких фотографий.

Я взглянул на трубку, торчащую из моей руки. Не стать мне фотожурналистом, если я буду прятаться от неприятностей.

– Я просто хочу помочь.

– Господи, Ян! – Мама крепко прижала меня к груди. – Если бы Лейни не помогла папе найти тебя… – Она снова разрыдалась.

Но Лейни нашла меня. Я так и не понял, как она это сделала. Сама она что-то говорила про волшебство, а папа и вовсе отказался обсуждать эту тему.

Я снова смотрю на визитную карточку. Обратная сторона у нее чистая, а так она почти не отличается от той, которую вручили Эйми семь лет назад. Тот же текст, тот же шрифт. Только номер телефона другой.

Карточка пролежала у Джеймса несколько недель. В мире Лэйси это долгий срок.

Скорее всего, она уже переехала в другое место, так что номер больше недействителен. Не стоит возлагать на Лэйси особые надежды.

Я бросаю визитку в чашку, где храню всякую мелочь и разменные деньги. Рабочий это телефон или нет, я больше не прибегну к подобной отговорке. Пора осуществить то, что я должен был сделать еще пятнадцать лет назад.

В кафе я захожу вразвалочку, как какая-нибудь рок-звезда. Так ведь и чувствую я себя на высоте! Что с того, что мне хотелось подправить сломанный в драке нос Джеймса? Я же удержался и не стал его бить. И теперь мне не придется объяснять Эйми, откуда у меня ссадины на костяшках пальцев. Джеймс уже не опасен, ведь он возвращается на Гавайи.

Как говорится, скатертью дорога.

Мы с Эйми сможем, наконец, выбраться из ямы тех сомнений, в которую нас погрузил приезд Джеймса. Наш брак уже не будет трещать по швам.

– Хочу пироженку, – говорит Кэти, которая спешит за мной в своем наряде принцессы.

Я бросаю на нее укоризненный взгляд.

– Ну пожааалуйста, – умоляюще тянет она. – И шоколадное молоко.

– Ладно, Кэти-кексик. Только не проговорись маме про шоколадное молоко, – заговорщицки шепчу я.

Она бы и без пирожного могла обойтись. А уж шоколадное молоко и вовсе ни к чему.

Какой же я слюнтяй.

Кэти знает это и пользуется моей слабостью.

В кафе сейчас относительно пусто. Люди пообедали и разошлись по своим делам. Лишь несколько запоздавших сидят, уткнувшись носом в планшеты и телефоны. Рядом остывает забытый кофе. Я усаживаю Кэти за маленький столик, а сам направляюсь к стойке с выпечкой. Вот и пирожные. Выбираю то, что побольше.

Триша сметает со стойки крошки.

– Привет, Ян, – улыбается она.

– Привет, – улыбаюсь я в ответ. – Как прошел день?

– В хлопотах. С утра привалило столько народу, ты просто не поверишь. А у нас, как назло, нет свободных рук.

– Закон Мерфи.

– Точно. Но Эйми справилась со своей задачей. – Триша сворачивает полотенце. – Давно уже я не видела ее за готовкой. Она с таким удовольствием пекла булочки!

– Она здесь, кстати? – Я бросаю взгляд в сторону кухни.

– Только что вернулась. Сидит у себя в кабинете. – Триша направляется к раковине, чтобы помыть кружки.

– Спасибо.

Я беру пирожное и молоко и несу все Кэти. Она уже разложила на столе цветные карандаши. Альбом раскрыт на чистом листе.

– Оставайся тут, чтобы Триша могла тебя видеть. А я пойду поговорю с мамой.

– Ладно, папочка.

Я целую ее склоненную головку и направляюсь к кабинету Эйми. Она сидит у себя за столом, на котором громоздятся стопки бумаг. Должно быть, договоры аренды и документы на заем в банке.

Я замираю, прислонившись к дверному косяку. Меня так и подмывает подойти к Эйми, но я не хочу ей мешать. Я стою и смотрю. По правде говоря, я могу смотреть на нее целый день.

Эйми зевает, прикрыв рот ладошкой. Лицо осунулось от усталости, волосы забраны в высокий пучок.

Почувствовав мой взгляд, Эйми поднимает голову и улыбается. Под глазами у нее темные круги.

– Привет, – сказано это тихо, почти шепотом.

– Привет. – Я присаживаюсь на краешек стола и смотрю на Эйми. Пряди волос, выбившиеся из пучка, окружают ее лицо нежными завитками, отчего оно выглядит по-детски трогательным и доверчивым.

– Долгий выдался денек?

– Как же я устала, – бормочет Эйми. Она смотрит вверх, и я, уловив намек, целую ее. От губ Эйми пахнет кофе, кокосом и какой-то мятной свежестью.

– Жаль, что ты так рано ушла сегодня. Я-то рассчитывал на повторение ночи. – Я легонько провожу пальцем по ее шее.

– Ночь и правда выдалась что надо. Я бы с радостью провела это утро с тобой, но дела… – Она машет карандашом в сторону кухни, а затем кивает на стопку бумаг. – Я устала уже читать всю эту писанину. Даже в глазах темнеет.

Эйми встает и потягивается, с удовольствием покачиваясь вправо и влево.

– На каком месте для нового кафе ты остановилась?

– Я еще ничего не решила. Мне надо немного упорядочить мысли.

– Так ты действительно этого хочешь?

Эйми смотрит на меня с недоумением.

– Открыть еще одну точку? Разумеется. Мы же сто раз говорили об этом. Почему ты вдруг спрашиваешь?

Я пожимаю плечами.

– Просто ты перестала печь.

Я говорю это не потому, что давно без ума от ее пончиков и пирожных. Эйми всегда любила печь. Настоящий мастер своего дела.

На ее губах проступает легкая улыбка.

– Сегодня утром я с таким удовольствием работала на кухне.

– Тогда почему ты бросила это занятие? Зачем тебе еще одно кафе? Нам не нужно больше денег.

Зато мне нужна жена. Все это лето Эйми работала не покладая рук. У нее едва хватало времени на то, чтобы уложить Кэти да поболтать со мной пару минут, прежде чем вновь погрузиться в свои планы. Если не считать вчерашнего вечера, я уже и не припомню, когда мы в последний раз выбирались куда-нибудь поужинать.

Эйми кивает на документы.

– Поздновато идти на попятный.

Я быстро пролистываю бумаги.

– Они еще не подписаны. Послушай, я не пытаюсь переубедить тебя. Просто предлагаю как следует подумать.

Наклонившись, я целую ее в шею. Это простое действие совсем сбивает меня с толку, направляя все мысли в иную область.

– Так о чем мы говорили?

– А-а… мм. – Эйми тоже не мешает собраться с мыслями. – Что-то про заем и возможность пересмотреть свои планы.

– Верно, – улыбаюсь я. – Ты с июня сама не своя, и…

Эйми встает так быстро, что я не успеваю ее удержать. Несколько шагов, и она уже по другую сторону стола.

– Опять ты за свое. Мы только и делаем, что говорим про Джеймса.

– Да я ни слова про него не сказал!

– Этого и не требовалось. – Она нервно пожимает плечами. – Ладно, с меня хватит.

Я невольно замираю.

– Что ты имеешь в виду?

– Я рассказала тебе про Джеймса все. Все до последней детали. Ты знаешь, через что ему пришлось пройти. Знаешь и то, что мне действительно надо было распрощаться с ним, раз и навсегда. Да, мы поцеловались. Да, он обнял меня. Но сколько раз я должна повторять, что именно на тебе я остановила свой выбор? Как мне доказать, что я люблю тебя, а не его? Извиниться? Но я уже устала извиняться.

– Мне не нужны извинения.

– Тогда чего же ты хочешь от меня?

Скрипнув зубами, я отвожу взгляд.

– Чего ты хочешь? – уже с отчаянием повторяет Эйми.

Я хочу, чтобы они с Джеймсом никогда больше не встречались, я хочу убрать его картины со стен кафе. Я хочу, чтобы она выбросила эту кучу бумаг и занялась тем, что ей действительно по душе, – выпечкой. Я хочу быть лучшим в мире мужем и отцом. Я хочу сделать такие снимки для National Geographic, чтобы о них помнили годами. Чтобы эти изображения запечатлелись не только на бумаге, но и в памяти людей.

Я много чего хочу, но, когда наши взгляды пересекаются, с губ у меня срывается только одно…

– Я хочу найти свою мать.