Глава 1

В жизни каждого мужчины была хотя бы одна женщина, под влиянием которой сформировался его характер. У меня таких женщин две. Одна обожает меня, а другая предпочла меня бросить. Но обе они оказали серьезнейшее влияние и на мою жизнь, и на мое занятие фотографией.

Из-за своей матери Сары я распрощался с мечтой стать когда-нибудь фотожурналистом. Ну о какой работе на Associated Press может идти речь, если ты не в состоянии запечатлеть на камеру человеческие страдания? А благодаря моей жене Эйми, открывшей мне глаза на более идиллическую сторону человеческих отношений, я перестал фотографировать только пейзажи и диких животных. На моих снимках появились люди, что позволило мне опубликоваться в таких журналах, как Discovery и Outside.

Невзирая на противоположный эффект, который произвели в моей жизни две эти женщины, и несмотря на душевную травму, направившую меня по пути, о котором я прежде и не мечтал, я все-таки стал тем, кем намеревался стать еще в юности, – признанным фотографом.

Ну а женщины… что ж, я люблю обеих.

Я убираю со стены последнюю фотографию из той серии, что висела в галерее у Венди Йи. Пора освобождать место для выставки моего друга Эрика Ридли. Называется эта фотография «Синхронность». На ней я запечатлел aloitadore, испанского укротителя лошадей. Загорелый и мускулистый, устремляется он к табуну диких галисийских лошадей, плотно набившихся в curro, небольшой деревенский загон. Сейчас для него не существует ничего, кроме желания вскочить на лошадь и подчинить ее своей воле.

Этот снимок я сделал прошлым летом на Rapa das bestas, старинном празднике «стрижки животных», который ежегодно проходит в северо-западных областях Испании. Венди описывает это фото потенциальным покупателям как завораживающий пример человека, пребывающего в полной синхронности с животным. Это один из снимков, предложенных мной в прошлом месяце National Geographic, я тогда узнал от Эрика, что журнал планирует выпустить серию снимков о празднике Rapa. Эрик познакомил меня с редактором журнала, Элом Фостером. Это с ним я только что беседовал по телефону. Эл принял мое предложение. Мои снимки опубликуют в следующем номере журнала – и один из них, если повезет, прямо на обложке.

Мечты сбываются.

Я ставлю «Синхронность» к стене, рядом с другими фотографиями. На время выставки Эрика им придется отправиться на склад.

– Все, это последняя, – сообщаю я Венди, которая сидит у себя за столом. Ее помощник, Брэкстон, все еще болен, поэтому Венди вынуждена была попросить меня помочь ей с выставкой – убрать мои фотографии и повесить снимки, сделанные Эриком.

Когда-то мы с Венди вместе учились в университете штата Аризона. Тогда же мы оба осознали, что не созданы для фотожурналистики. Венди обнаружила, что продажа фотографий удается ей гораздо лучше самой съемки, ну а я все еще терзался внутренними сомнениями. К тому времени я успел поднатореть в пейзажной фотографии, которая не вызывала у меня никаких неприятных эмоций. А до того момента, когда водопад выбьет у меня из рук все мое оборудование, было еще далеко.

Венди отрывается от экрана компьютера.

– Вот еще один, – тычет она карандашом в сторону снимка, который я повесил в дальнем конце галереи. Это монохромная фотография, на которой изображен индонезийский пальмовый лес. На панорамном снимке отчетливо видны причудливые узоры, врезавшиеся в море деревьев. Прекрасный вид, скажете вы. И ошибетесь. Это следы безжалостной вырубки – леса уничтожают, чтобы получить как можно больше пальмового масла. Так указано на табличке, которую я по просьбе Венди повесил рядом со снимком. Человеческая алчность и ее разрушительное воздействие на природную среду – вот что пытается донести до нас своими снимками Эрик. Неудивительно, что предстоящая выставка кажется более смелой и вызывающей, по сравнению с теми, которые уже проходили в галерее Венди.

– Экспозиция должна произвести впечатление, – заявляет Венди. – Я хочу, чтобы посетители оценили то опустошение, которое отражают работы Эрика. Однако нам нужен зрительный баланс. Думаю, стоит добавить больше цвета. – Она утыкается в экран, придирчиво изучая снимки. – Вот хороший кадр.

Венди щелкает мышкой по изображению, и на экране высвечивается снимок белого фермерского дома. Фото сделано с воздуха. Сам дом утопает в кукурузном поле, по которому инопланетными жучками расползлись комбайны. Зная Эрика, можно не сомневаться, что кукуруза здесь генно-модифицированная.

– Будь другом, замени вон тот монохромный снимок изображением фермы. После этого считай, что ты свободен.

– Да, мэм. – Шутливо отсалютовав Венди, я отправляюсь на склад, где нахожу нужное фото. Внезапно меня охватывает желание поскорее выбраться отсюда: в кафе меня ждет Эйми. Я с улыбкой принимаюсь за работу.

– Смотрю, ты в хорошем настроении. Приятные новости?

Улыбка на моем лице становится еще шире, но я решаю промолчать.

– Завтра скажу, – говорю я Венди. Первым делом надо порадовать Эйми. Она будет просто в восторге!

Я снимаю монохромный снимок, а в голове теснятся мысли о том, как бы нам отпраздновать мою удачу. Почему бы не организовать ужин в La Fondue? Parfait! Давненько мы не ужинали в ресторане. Пора уже вернуть нашу жизнь в то русло, по которому она текла до июня. Я размышляю о предстоящем вечере, и в голове мелькают самые заманчивые картины.

Хммм… Попрошу-ка я тестя с тещей, чтобы те оставили у себя на ночь нашу четырехлетнюю дочь, Сару Кэтрин.

Я отправляю сообщение своей теще, Кэтрин Тирни. Кэти сейчас у них. Надеюсь, они не откажут мне в этой маленькой просьбе. У меня большие планы на вечер. Планы, которые касаются только меня и Эйми.

Сунув в карман телефон, я начинаю вешать снимок с фермерским домом. При взгляде на него невольно уношусь мыслями в Айдахо, где я рос в таком же белом домике. Мой отец владел там землей, которую унаследовал от своего отца. Но отец никогда не работал на земле, только сдавал ее в аренду. Он редко бывал дома. Будучи спортивным фоторепортером, он все время разъезжал по стране, перемещаясь от одного матча к другому.

Наконец я убираю инструменты и снова подхожу к Венди. Эрик должен был заглянуть в галерею, но он, похоже, опаздывает. А мне хотелось перекинуться с ним парой слов, прежде чем я уйду.

– Когда собирался прийти Эрик?

– Он отменил встречу. – Пальцы Венди так и порхают над клавиатурой. – У него новое задание: снимает лесные пожары. Звонил недавно. Сказал, что расплатится с тобой пивом. А мне обещал бутылку шампанского.

– Не дай ему отвертеться.

Венди смотрит на меня снисходительно, будто я ляпнул бог весть какую глупость.

– В принципе, я была бы не против, если бы Эрик сам развесил свои фотографии. Но твоя работа нравится мне больше. Ты умеешь подать эти снимки. – Венди с прищуром смотрит на изображение фермерского дома. – Да, так гораздо лучше. Ну ладно, беги домой. А у меня тут как раз сделка назревает. – Она бросает взгляд через плечо.

Угол ее галереи отведен под снимки, которые выставлены на продажу. Молодая пара препирается там сейчас над фото, которое я сделал год назад в национальном парке. На заднем фоне тихонько играет инструментальный джаз, но это не мешает нам слышать весь разговор. Мужчина утверждает, что именно это фото нравится ему больше всего. Его подруга – жена? – настаивает на том, что оно не подойдет по цвету к их новой гостиной, где все выполнено в голубовато-серых тонах.

– Покажи им «Ночной пейзаж», – говорю я Венди. Этот снимок я сделал в Сан-Франциско.

– Я уже думала об этом, – кивает она.

– Удачного тебе дня, – целую я ее в щеку. И добавляю шутливо: – В следующий раз я потребую плату за свою работу.

– Не я ли посылаю тебе каждый месяц чек на приличную сумму?

Венди права. Она умудряется продать едва ли не все фотографии, которые я ей присылаю.

Я выхожу на тепловатый октябрьский воздух. До кафе Эйми совсем недалеко, и я решаюсь пройти пешком. На пороге меня встречают запахи кофе, корицы и всевозможной выпечки. Я с наслаждением вдыхаю эти ароматы.

Постоянные посетители оглядываются на меня, но я игнорирую их взгляды. Точно так же пытаюсь я игнорировать картины маслом, развешанные на стене. Они втерлись в мои фотографии, как человек, привыкший пролезать без очереди. Нарисовал их бывший жених Эйми, Джеймс Донато.

В принципе, я вовсе не против этих картин. Висят, ну и пусть себе висят.

Впрочем…

Они бесят меня. Не просто раздражают, а бесят.

Нашему браку уже пять лет, а она так и не удосужилась снять их со стены.

По правде говоря, меня совершенно не беспокоило, что картины занимают самую видную стену в кафе, пока в июне этого года не объявился сам Джеймс Донато. Джеймс, страдающий так называемым раздвоением личности, вернулся с воспоминаниями о прежней Эйми, в потоке прежних эмоций. Но Эйми-то изменилась. Она приняла решение. Она предпочла Джеймсу меня.

Тут я вспоминаю, что они целовались.

Я определенно хочу убрать эти картины со стены, хотя и не решаюсь говорить об этом Эйми. Ей, похоже, нравится мазня Джеймса.

Усилием воли я отрываю взгляд от картин и заставляю себя улыбнуться. Приветственно машу рукой Трише, которая работает сегодня за стойкой.

– А Эйми нет, – сообщает она.

Я застываю на месте.

– Где же она?

– Не знаю, – пожимает плечами Триша. – Ушла пару часов назад.

Я потираю костяшки пальцев и напряженно размышляю. Ладно, я позвоню Эйми и скажу, чтобы ждала меня дома.

– Если она все-таки вернется, передай, что я искал ее, – говорю я Трише и выхожу из кафе.

Не успеваю я подойти к машине, как раздается телефонный звонок. Эрик.

– Ты задолжал мне, – говорю я вместо приветствия.

– Ну, как оно выглядит?

– Впечатляюще. Никто лучше меня не управляется с гвоздями и молотком. Я только и мечтал о том, чтобы потратить полдня на развешивание твоих унылых снимков.

– Лучше уж ты, чем я, – смеется Эрик.

Мы познакомились несколько лет назад на одной из фотовыставок. В свое время Эрик работал фотографом в Associated Press. Ездил в места, где царила ужасающая бедность, где люди постоянно воевали друг с другом. И зрелище людских страданий не прошло для него бесследно. Эрик понял, что надо что-то менять, если он хочет сохранить рассудок да и просто жизнь. Он уволился и стал фрилансером. Меня всегда восхищали его навыки фотожурналиста, а Эрику нравились мои пейзажи и снимки диких животных. Неудивительно, что мы быстро подружились и начали помогать друг другу. Именно Эрику я звоню, если мне нужно посидеть за кружечкой пива в конце рабочего дня или размяться в спортзале, чтобы снять лишнее напряжение.

– Огромное тебе спасибо, приятель, – говорит Эрик. – За мной пиво.

– Пиво за тобой в течение всего месяца.

В трубке раздается приглушенный смешок.

– Я тут обнаружил, что это будет очень насыщенный месяц. Вряд ли мы сможем часто встречаться.

– Пытаешься увильнуть? – Я смотрю налево и перебегаю через дорогу. – Ты все еще на своем пожаре?

– Еду домой.

– Как там было?

– Ужасно. Выгорело все, что только можно. Люди остались без жилья. Я уже получил новый заказ. На следующей неделе мне предстоит съездить в национальный парк Йосемити. Один журнал готовит статью о том, как опасно разгуливать в окрестностях водопада Вернал. Ничего нового, но после того, как те детишки сорвались с обрыва, все только и шумят о том, что надо бы ограничить число экскурсантов и сдвинуть ограждение на безопасное расстояние. Знаешь, кто будет писать текст? Риз Торн. Слышал о такой?

При одном звуке этого имени у меня невольно вырывается стон.

– Вот-вот, я тоже не в восторге. Она вроде училась вместе с тобой. Есть что-нибудь такое, что мне следует знать заранее?

– Да нет.

– Ты знаком с ней?

Неловкая пауза.

– Скажем так, я слышал о ней. Она любит истории, захватывающие дух. Читателям она нравится, и ее статьи часто называют в числе лучших…

– Однако?

Мне не хочется портить первое впечатление Эрика от Риз. Но раз уж его фотографии будут иллюстрировать ее статью, ему стоит понять, во что он ввязался.

– Видишь ли, в наш век, когда люди ставят мнение выше фактов, такие, как Риз, процветают.

– Ну да, мне говорили нечто похожее. Просто я думал, может, ты знаешь о ней что-то еще. В плане совместной работы. А то мне предстоит провести в ее компании пару дней.

– Я – пейзажный фотограф, а Риз – журналистка. Скорее уж она окажется на передовой линии с тобой, чем в какой-нибудь глуши со мной.

– Тоже верно, – смеется Эрик. – Кстати, о пейзажах. Я хочу остаться там на пару деньков, пофотографировать природу для своего портфолио. Не мог бы ты посмотреть потом эти снимки? У тебя острый глаз, и ты всегда можешь дать парочку дельных советов.

– Само собой.

– Вот и хорошо. Ну, а ты как? Какие новости от Эла насчет этого испанского праздника?

– Давай я отвечу на этот вопрос попозже. – Я подхожу к машине и открываю дверцу.

– Это может означать только одно, но я повременю с поздравлениями. Хочу услышать все в подробностях.

– Конечно, услышишь. Как только купишь мне обещанное пиво.

– Парень, твоя алчность меня убивает.

– Ладно, дружище. Мне пора домой. Поболтаем позже.

Я усаживаюсь в машину и набираю номер Эйми. Меня тут же направляют на голосовую почту. «Эйми, детка, у меня замечательные новости. Перезвони мне». Подумав, я отправляю ей текст такого же содержания.

Добравшись до дома, я паркую машину перед одноэтажным зданием, построенным еще в середине прошлого века. Дом ужасно устарел и требует реконструкции. Но это наш собственный дом! Нам с Эйми пришлось продать свои квартиры, чтобы ежемесячные выплаты на ипотеку не пробили существенной дыры в наших доходах.

Это вложение стоило нам всех сбережений, пота, крови и отказа от родительских прав на нашего первенца. Шутка. Как бы то ни было, но теперь мы живем в одном районе с родителями Эйми. Для нашей дочки, Кэти, это несомненный плюс. Что касается меня, то моя мать давно сбежала, а с отцом мы не поддерживаем никаких отношений. И мне важно, чтобы моя дочка росла в окружении близких.

К тому же нашу финансовую ситуацию никак не назовешь плачевной. Эйми подыскивает местечко, чтобы открыть второе кафе, поскольку первое приносит ей стабильный доход. Мои снимки, вывешенные в галереях, раскупаются в два счета. Да и через Интернет удалось приобрести немало клиентов по всему миру. Мои фотографии выставлены в гостиницах и ресторанах пяти стран. Командировка от National Geographic станет вишенкой на торте моих успехов.

И это еще один повод порадоваться жизни.

Я захожу в дом и слышу сигнал телефона. Новое сообщение. Это от Кэтрин, моей тещи. К сообщению прикреплено видео кружащейся в танце Кэти. «Конечно, мы оставим ее на ночь. Приятного вам вечера!»

Эйми порадуется. Вся ночь в нашем распоряжении. Мои мысли ныряют под одеяло в нашей спальне, и лицо расплывается в улыбке.

Кстати, об Эйми. Она так и не перезвонила. На нее это не похоже.

Нахмурившись, я потираю подбородок. Где же она? Если не ошибаюсь, на сегодня она не планировала никаких встреч. Или планировала? О чем она там болтала в половине пятого утра? Видимо, я что-то упустил. Эти ранние подъемы загонят меня в могилу. Не понимаю, как Эйми удается вставать в такую рань пять дней в неделю. И все же я стараюсь начинать свой день вместе с ней. Есть что-то особенное в этих утренних мгновениях, когда чернота ночи растворяется в предрассветных сумерках.

Я снова набираю ее номер. И опять меня направляют на голосовую почту. Странно.

Где-то в сознании уже начинает клубиться беспокойство. Отогнав тревожные мысли, я иду в душ – ночь, как-никак, обещает быть горячей. Помывшись, проверяю телефон. Ничего. Ни звонка, ни сообщения. Я опять пытаюсь дозвониться, и опять мне предлагают оставить голосовое сообщение. Где же Эйми?

У меня прекрасные новости, которыми я просто жажду поделиться.

Я хочу поговорить со своей женой.

Я хочу, наконец, увидеть ее.

Образы мелькают перед моими глазами один за другим. Битое стекло, груды искореженного металла, врачи «Скорой помощи» с носилками… Я мысленно чертыхаюсь: даже не думай об этом! Но возможность потерять Эйми не дает отвлечься. Мысли по-прежнему движутся в этом направлении. В последние месяцы мне не раз приходилось задумываться о чем-то подобном.

Я звоню Кристен Гарнер, подружке Эйми. А вдруг она у нее?

– Привет, Ян, – пыхтит в трубку Кристен. Она беременна третьим ребенком, и все сроки уже прошли.

– Эйми у тебя? – Я не собираюсь ходить вокруг да около.

– Нет, ее здесь нет.

– Ты с ней давно разговаривала?

– Вчера, кажется. Что-то случилось?

– Ее не оказалось в кафе, хотя мы договаривались там встретиться. И она не отвечает на мои звонки.

– А когда ты в последний раз разговаривал с ней?

– Этим утром, во время завтрака. – Я бросаю взгляд на часы. Шесть вечера.

– Я уверена, с ней все в порядке. Может, увлеклась покупками. А телефон, скорее всего, разрядился.

Может, и так. Я разгуливаю по ванной в клубах пара, придерживая одной рукой полотенце.

– Возможно, ты права.

Хотя вряд ли. Эйми не из тех, кто игнорирует звонки или позволяет телефону полностью разрядиться.

Капельки воды блестят у меня на коже. Я промокаю грудь вафельным полотенцем. Воздух в ванной пропитан ароматами мыла и шампуня.

– Может, позвонить Наде? – предлагает Кристен.

– Не надо, я сам ей звякну.

После того, как оденусь. Мне так не терпелось сообщить Эйми свои новости, что я повел себя глупо. Наверняка с ней все в порядке. Она вот-вот позвонит или объявится.

Я звоню в ресторан и заказываю столик на двоих. На восемь тридцать.

Одевшись, я вновь пытаюсь дозвониться до Эйми. На этот раз гудки проходят. Мой телефон звонит и звонит, но без толку. Я смотрю на отправленные мной сообщения. Все они прочитаны.

И как вам это?

Я постукиваю телефоном по подбородку, стараясь не вчитываться в то, что так и сквозит между строк.

Я всегда доверяю инстинктам, ведь без них не сделаешь по-настоящему качественной фотографии. И в данный момент инстинкты кричат мне, что здесь что-то явно не так.

«Что-то случилось?» – печатаю я. Затем стираю и набираю: «Ты в порядке?» К чему нагнетать страсти? Может, она просто устала. Я отправляю сообщение, и тут же под ним появляются три точки. Ответ Эйми приходит мгновением позже. Я смотрю на него, и в горле набухает комок.

«Нет».

Я жду, что последует какое-то объяснение. Что-то еще, кроме загадочного «нет».

Минута перетекает в минуту, но ничего нового я так и не получаю. Мои пальцы порхают над клавиатурой.

«Где ты?»

«Мне заехать за тобой?»

И, прежде чем я успеваю подумать, пальцы набирают еще один текст:

«Ты не ранена?»

Ответа нет. Я смотрю на экран, в надежде увидеть хоть слово. И тут меня осеняет.

Идиот.

Я запускаю приложение «Найти телефон» и практически сразу выясняю, что Эйми у своей подруги, Нади Джекобс. Неужели она была там все это время? Хочется верить, что так оно и есть.

Я звоню Наде, и она тут же берет трубку.

– Ян, – в ее голосе сквозит явное облегчение.

– Позови Эйми. Мне надо поговорить с ней.

– Минутку.

Я слышу приглушенный шум, стук двери. Я жду Эйми, но трубку снова берет Надя.

– Эйми…

– Где она? Почему ты не дала ей телефон?

– Она сказала, что уезжает. Встретится с тобой дома. Ян, только между нами, я тревожусь за нее. Давно уже я не видела ее в таком состоянии.

– В каком состоянии? Я не видел ее с самого утра. И я в полном недоумении. Она не хочет отвечать ни на звонки, ни на сообщения. Что с ней? Она в порядке?

– Физически – да. Но Джеймс сказал что-то такое, что ее ужасно расстроило. Не знаю, что именно, – она не хочет говорить.

– Кто сказал? – В голосе у меня тот же холод, который растекся по телу при упоминании этого имени.

– Так ты не в курсе? Джеймс. Он снова вернулся.