Все четыре Евангелия согласно повествуют о жизни и учении Христа Спасителя, о Его чудесах, крестных страданиях, смерти и погребении, Его преславном Воскресении из мертвых и Вознесении на небо. Взаимно дополняя и разъясняя друг друга, они представляют собой единую целую Книгу, не имеющую никаких противоречий и несогласий в самом главном и основном — в учении о спасении, которое совершено воплотившимся Сыном Божиим — совершенным Богом и совершенным Человеком.

Древние христианские писатели сравнивали Четвероевангелие с рекой, которая, выходя из Эдема для орошения насажденного Богом рая, разделялась на четыре реки, протекавшие по странам, изобиловавшим всякими драгоценностями. Еще более обычным символом для четырех Евангелий служила таинственная колесница, которую видел пророк Иезекииль при реке Ховар (см. Иез. 1, 1–28), состоявшая из четырех существ, напоминавших лицами человека, льва, тельца и орла. Эти существа, взятые в отдельности, сделались эмблемами для евангелистов.

Христианское искусство начиная с V века изображает святого Матфея с человеком или Ангелом, святого Марка со львом, святого Луку с тельцом, святого Иоанна с орлом.

Святому евангелисту Матфею стали усваивать символ человека потому, что он в своем Евангелии особенно подчеркивает человеческое происхождение Господа Иисуса Христа от Давида и Авраама; святому Марку — льва, ибо он выводит в особенности царственное всемогущество Господа; святому Луке — тельца (телец — жертвенное животное), ибо он по преимуществу говорит о Христе как о великом Первосвященнике, принесшем Самого Себя в жертву за грехи мира; святому Иоанну — орла, так как он особой возвышенностью своих мыслей и даже самой величественностью своего слога, как орел, высоко парит в небе «над облаками человеческой немощности», по выражению блаженного Августина.

Кроме наших четырех Евангелий, в первые века известно было много (до пятидесяти) других писаний, называвших себя также «евангелиями» и приписывавших себе апостольское происхождение. Церковь, однако, скоро их отвергла, отнеся их к числу так называемых апокрифов. Уже священномученик Ириней, епископ Лионский, бывший учеником святого Поликарпа Смирнского, который в свою очередь был учеником святого Иоанна Богослова, в своей книге «Против ересей» (III, 2, 8) свидетельствует, что Евангелий только четыре и что их не должно быть ни больше, ни меньше, потому что «четыре страны мира» и «четыре ветра во вселенной».

Замечательно рассуждает великий отец Церкви святитель Иоанн Златоуст, отвечая на вопрос, почему Церковь приняла четыре Евангелия, а не ограничилась только одним: «Разве один евангелист не мог написать всего? Конечно, мог. Но когда писали четверо, писали не в одно и то же время, не в одном и том же месте, не сносясь и не сговариваясь между собой и, однако, написали так, как будто все произнесено одними устами, то это служит величайшим доказательством истины».

Прекрасно отвечает он и на возражение, что евангелисты не во всем вполне согласны между собой, что в некоторых частностях встречаются даже будто бы противоречия: «Если бы они были до точности согласны во всем — и касательно времени, и касательно места, и самих слов, то из врагов никто бы не поверил, что они написали Евангелие, не сошедшись между собой и не по обычному соглашению, и что такое согласие было следствием их искренности. Теперь же представляющееся в мелочах разногласие освобождает их от всякого подозрения и блистательно говорит в пользу писавших».

Подобно этому рассуждает и другой толкователь Евангелия — блаженный Феофилакт, архиепископ Болгарский: «Не говори мне, что они несогласны во всем, но посмотри, в чéм они не-согласны. Разве сказал один из них, что Христос родился, а другой, что нет, или один — что Христос воскрес, а другой — нет? Да не будет! В более необходимом и более важном они согласны. Итак, если в более важном они не разногласят, то чему удивляешься, если кажется, что они разногласят в неважном? Их истинность более всего и сказывается в том, что они не во всем согласны. В противном случае о них подумали бы, что они писали, видясь друг с другом и советуясь. Теперь же то, что один опустил, написал другой, поэтому и кажется, что они иногда противоречат».

Из вышеприведенных соображений ясно, что некоторые небольшие разности в повествованиях четырех евангелистов не только не говорят против подлинности Евангелий, а, напротив, ярко о ней свидетельствуют.