Книга: Англия. Полная история страны.
Назад: Война с Наполеоном
Дальше: Поединок между лордом Каслри и Джорджем Каннингом

Горацио Нельсон и Эмма Гамильтон

Адмирал Горацио Нельсон прославился не только как выдающийся флотоводец, но и как герой одного из величайших романов XIX века. И можно смело утверждать, что все сейчас хотя бы что-то слышали про красавицу Эмму Гамильтон, жену британского посла в Неаполе, – если не по историческим книгам, то хотя бы по замечательному фильму, получившему в 1942 году премию «Оскар», где ее роль сыграла очаровательная Вивьен Ли, а адмирала Нельсона – великолепный Лоуренс Оливье. Или по французскому фильму 1968 года с не менее очаровательной Мишель Мерсье в главной роли…
Бедная полуграмотная девочка Эми Лайон, родившаяся 26 апреля 1765 года в деревне Несс (графство Чешир), рано лишившаяся отца (он был простым кузнецом и умер через два месяца после ее появления на свет) и подрабатывавшая служанкой… Красавица Эмма Харт (она предпочитала называться именно так), по сути, лондонская проститутка, трудившаяся в «Храме Аполлона» модного «чудотворца» (а по сути – шарлатана) Джеймса Грэма, где она появлялась полуобнаженной, вставая в свои знаменитые «позиции» и возбуждая пожилых обладателей тугих кошельков… Переходящая из рук в руки любовница Гарри Фезерстоунхофа, Чарльза Грэвилла… Модель влюбленного в нее знаменитого художника Джорджа Ромни, одинаково известного как своими странными и весьма своеобразными вкусами, так и чистотой рисунка и колоритом кисти…

 

Джордж Ромни. Эмма (урожденная Лайон), леди Гамильтон. До 1802. Национальная портретная галерея, Лондон

 

Это все она.
Кстати, даже еще одетая в лохмотья, она уже была похожа на принцессу. Ее невинное благородное личико было обрамлено каштановыми волосами и очаровывало окружающих блестящими голубыми глазами. Она часто и заразительно смеялась, так как уже понимала, как красивы ее зубки в разрезе естественно-пухлых губ. Наряду с классическими формами девичьей фигуры она подкупала непосредственностью характера и мелодичным звуком голоса. А Ромни изображал ее то Венерой, то Кассандрой, то Жанной д’Арк, то Марией Магдалиной… Он реально сошел с ума, и всего за период до 1802 года, то есть до своей смерти, он создал массу портретов своей юной «богини», множество набросков и этюдов (она позировала ему почти триста часов).
А вот сэр Чарльз Грэвилл, сын 1-го графа Уорвика, просто «передал» Эмму своему дяде (брату матери) сэру Уильяму Гамильтону, сыну лорда Арчибальда Гамильтона и близкому другу короля Георга III. Передал не просто так, а, как говорят, за энную сумму денег – в счет погашения долгов и передачи ему имущества по завещанию.
Как бы то ни было, в 1784 году именно Чарльз Грэвилл свел красавицу Эмму с господином Гамильтоном. А 6 сентября 1791 года они венчались в Лондоне, в церкви Святого Георгия, что на Ганновер-Сквер. Так Эмма Харт стала леди Гамильтон, одновременно превратившись из бывшей любовницы сэра Чарльза в его… тетушку.
Великий Гёте отмечал, что Эмма «очень красива и отлично сложена». Вот его доподлинные слова:
«Лорд Гамильтон <…> после долгого изучения искусства и многолетнего наблюдения природы нашел совершенное соединение природы и искусства в одной прекрасной юной девушке. Он взял ее к себе. Это англичанка лет двадцати <…> Он сделал ей греческий костюм, который идет ей изумительно. С распущенными волосами, взяв две шали, она так меняет свои позы, жесты, выражения, что, в конце концов, думаешь, что это только сон. Что тысячи артистов были бы счастливы достигнуть – здесь видишь воплощенным в движении, с захватывающим разнообразием. На коленях, стоя, сидя, лежа, серьезная, печальная, шаловливая, восторженная, кающаяся, пленительная, угрожающая, тревожная… Одно выражение следует за другим и из него вытекает. Она умеет для каждого движения дать складки платья и их изменить, сделать сто разных головных уборов из одной и той же ткани».172
А потом сэр Уильям Гамильтон был направлен послом в Неаполь, а его блестящая супруга стала ближайшей подругой неаполитанской королевы, и они вместе с ней вершили политику целого государства.
Ну а затем имело место знакомство с прославленным флотоводцем Горацио Нельсоном. Судьба подарила им легендарную историю любви. А потом он погиб, находясь на пике славы, она же ушла из жизни всеми забытой нищенкой. Но ее имя осталось в истории. О ней снимают фильмы, ставят пьесы, пишут книги… Но вот лишь немногие знают, что с именем Эммы Гамильтон связана еще и одна из позорнейших страниц в истории британского флота…
Дело в том, что Неаполитанское королевство в ноябре 1798 года объявило Франции войну, и в этом немаловажную роль сыграл британский посол сэр Уильям Гамильтон. Безусловно, сыграла тут свою роль и красавица Эмма Гамильтон, его жена и близкая подруга королевы Марии-Каролины. А последнюю и не надо было долго уговаривать, ибо она давно хотела отомстить «проклятым французам» за казнь своей родной сестры – королевы Марии-Антуанетты.
Короче говоря, война была объявлена, и сначала все шло очень даже хорошо. Войска генерала Шампионнэ начали отступать, численность неаполитанской армии почти вдвое превышала численность французов, и король Фердинанд пребывал в самых радужных предвкушениях скорого блестящего успеха.
Адмиралу Нельсону и его милым «подругам» тоже казалось, что противник будет разбит в первом же бою. Но все получилось немного не так. Точнее – совсем не так. Очень быстро передовые отряды неаполитанской армии были отброшены, а потом и вовсе разгромлены.
В результате 21 декабря 1798 года королевская чета погрузилась на корабли адмирала Нельсона и отбыла на Сицилию. Конечно же, бежали из Неаполя и лорд Гамильтон с супругой. А французы вошли в Неаполь и тут же вместе с местными республиканцами объявили о создании Партенопейской республики.
Испытывая неловкость перед королем, а еще больше – перед дамой своего сердца, адмирал Нельсон старался как-то реабилитировать себя и все это время вынашивал планы, как бы быстрее изгнать французов из Неаполя. Но много ли он мог сделать с одним своим флотом?
При создавшемся положении изгнать французов могли только русские войска. Дело в том, что королевство было тогда союзником России. И вот к русскому адмиралу Ф.Ф. Ушакову, базировавшемуся со своим флотом на острове Корфу, был направлен неаполитанский министр Антонио Мишеру, которому поручили в срочном порядке добиться, чтобы на Сицилию было послано 9000 русских солдат. Кроме того, надо было организовать помощь кардиналу Руффо, собравшему так называемую «Христианскую королевскую армию», начавшему борьбу с французами и уже захватившему несколько небольших неаполитанских городов.
В результате в середине февраля 1799 года четыре русских фрегата с десантными отрядами на борту взяли курс к берегам Южной Италии.
Нападение русских с моря оказалось для французов неожиданным, и 22 апреля 1799 года над Бриндизи был поднят флаг антифранцузской коалиции. Потом русские десантники вышли к Неаполю. Одновременно с этим корабли Нельсона блокировали Неаполитанский залив, а полстраны уже было охвачено антифранцузским восстанием…
Республиканцы, засевшие в Неаполе, решили защищаться до последней крайности, и тогда русские, дабы избежать ненужного кровопролития, высказались за заключение перемирия с условием дать французам и их сторонникам возможность спокойно убраться во Францию. Кардинал Руффо с радостью поддержал эту идею и скрепил перемирие и условия капитуляции своей подписью.
Подчеркнем это еще раз: всем республиканцам была гарантирована жизнь и возможность вместе с французским гарнизоном отправиться во французский порт Тулон.

 

Джон Френсис Ригод. Капитан Горцио Нельсон. 1781. Национальный морской музей, Лондон

 

Однако вскоре после подписания капитуляции в Неаполь прибыл адмирал Нельсон, и он приказал французов отпустить, а вот неаполитанцев, помогавших французам, сурово наказать. То есть получилось следующее: поверив обещаниям, республиканцы сложили оружие и стали готовиться к погрузке на корабли, но тут появился Нельсон и объявил, что по отношению к «подлым тварям», «порочным чудовищам» и «негодяям» не может быть никаких обязательств.
Адмирала Ф.Ф. Ушакова это известие не просто огорчило. Оно его потрясло. Понятно, что «якобинцы»… Понятно, что представители страны, убившей своих законного короля и королеву… Но условия капитуляции и ухода французов были обговорены заранее. Кроме того, и их неаполитанским сторонникам была гарантирована личная безопасность… Кстати, и британский капитан Фут подписал этот договор от имени адмирала Нельсона…
Но «неаполитанская фурия» Мария-Каролина и Эмма Гамильтон, фактически управлявшие королевством и в значительной мере руководившие действиями Нельсона, ненасытно жаждали публичных казней.
Адмирал Нельсон прибыл в Неаполь со своей эскадрой 13 июня 1799 года. С ним, конечно же, была леди Гамильтон.
К этому времени капитуляция была уже подписана, но Нельсон объявил, что не признает ее. В ответ даже кардинал Руффо, сам слывший жесточайшим усмирителем недовольных, объявил, что ни он, ни его люди не будут участвовать во враждебных действиях против французов и их сторонников.
А те, понадеявшись на честное выполнение условий капитуляции, уже вышли из укрепленных фортов и сложили оружие. Кое-кто из них успел даже пересесть на транспорты, готовые к отплытию в Тулон. Но эти транспорты остановили по приказу Нельсона, и все были арестованы. При этом часть французов и местных республиканцев была отправлена на специальные суда (подобия барж), где арестованных настолько уплотнили, что они не могли ни сесть, ни лечь. Остальных бросили в неаполитанские тюрьмы.
По словам очевидцев, это была самая большая кровавая вакханалия конца XVIII века. Настоящая бойня, похожая на знаменитую Варфоломеевскую ночь. Людей вешали, резали, сжигали заживо на кострах, топили в море. В городе потом еще долго пахло жженой человеческой кожей, а кровь стояла на мостовых густыми запекшимися лужами.
Безусловно, адмирал Нельсон не был слепым исполнителем воли двух мстительных дам. Просто он до безумия влюбился в Эмму Гамильтон, и он хотел сделать ее счастливой. Но не до такой же степени… Впрочем, если мужчина влюблен «до безумия», то всякое возможно. Нельсон на многое шел ради Эммы. И она ценила это. Если женщина ценит то, что делает для нее мужчина, ему обязательно захочется сделать еще больше.
Историк Е.В. Тарле называет произошедшее «гнусной оргией». А об адмирале Нельсоне он пишет так:
«Нельсон и непосредственный его помощник капитан Траубридж <…> лично проявили полную беспощадность и бессовестность в расправе с капитулировавшими республиканцами Неаполя <…> Черным пятном легла эта эпопея коварства и зверства на память Нельсона. Королю Фердинанду, королеве Каролине, супругам Гамильтон в смысле репутации терять было нечего. Но живший до этого момента и после него, как храбрец, и умерший, как храбрец, британский флотоводец Нельсон не пощадил в 1799 году своего имени».173
Сказано жестко, но вполне справедливо.
В отношении Нельсона трудно найти иные слова, кроме эпитета «легендарный» <…> Даже его ошибки и неудачи пронизаны героическим духом, причем не в вольном, а в классическом толковании слова. Даже его падение выглядит сродни падению легендарных героев – он не устоял перед женщиной, но не дрогнул ни перед одним врагом среди мужчин.
Гилберт Кийт Честертон, английский писатель
Британский национальный герой адмирал Горацио Нельсон, благодаря влиянию кинематографа и живописи, представляется всем человеком с повязкой на глазу. На самом деле Нельсон никогда не носил глазную повязку, хотя он и был «слепым» на один глаз. При осаде Кальви на Корсике в 1794 году от взрыва французского снаряда в него швырнуло песок и щепки, но его глаз после этого выглядел нормальным. Кстати, невозможно найти ни одного портрета тех лет, где Нельсон был бы с повязкой, да и знаменитая колонна на Трафальгарской площади изображает великого адмирала без всякой повязки. Черную глазную повязку Нельсону стали пририсовывать лишь после его смерти – для придания большего пафоса его образу. Свой якобы поврежденный правый глаз Нельсон не раз использовал с выгодой для себя. Например, во время Копенгагенского сражения 1801 года он проигнорировал сигнал своего начальника к отступлению. Нельсон находился в выгодной позиции и видел, что датчане обратились в бегство. И он сказал капитану своего флагмана: «У меня всего один глаз, и иногда я имею право быть слепым». Затем он поднес подзорную трубу к «слепому» глазу и крикнул: «Я не вижу никакого сигнала!»
Назад: Война с Наполеоном
Дальше: Поединок между лордом Каслри и Джорджем Каннингом