В настоящее время все большее признание получает тот факт, что в ходе европейской истории по-настоящему Средние века закончились к концу XIV в. и отделены от современной эпохи в собственном смысле этого слова двумя веками переходного периода, которые соответствуют расцвету Ренессанса и его политических концепций. Это особенно очевидно в истории Центрально-Восточной Европы; здесь это было создание и развитие федеральной системы Ягеллонов, которая подала пример для этих двух веков.

Это было нечто гораздо большее, чем союз (уния) Польши и Литвы под властью династии, основанной Ягайло – в Польше его звали Ягелло, – союз, который на протяжении более двух веков пережил угасание этого королевского рода в 1572 г. С самого начала он включал все русские земли, которые сейчас называются Белоруссией и Украиной, и такое политическое образование, простиравшееся от Балтийского до Черного моря, привлекало небольшие соседние территории из-за возможностей свободного, автономного развития, гарантированного его структурой. На балтийских берегах эта уния постепенно расширилась, включив в свой состав немецкие колониальные государства в Пруссии и Ливонии либо напрямую, либо в форме феодальных владений. В регионе Черного моря Дунайские княжества, особенно Молдавия, а также временно Крым находились в сфере влияния унии. А в период наивысшего могущества Ягеллонов члены этой династии были королями Чехии и Венгрии. Вся Центрально-Восточная Европа, свободная от Германской, Османской и Московской империй, таким образом была объединена в политическую систему, которая защищала эту свободу.

Еще более эффективно эта система способствовала прогрессу и распространению западной культуры в Центрально-Восточной Европе не посредством немецкого влияния, находившегося теперь в упадке, а путем прямого сотрудничества с латинским миром, который в это время был мощным стимулом к развитию отдельных национальных культур в различных частях всего этого региона. В целом это был оплот католицизма, в котором благосклонно относились к воссоединению православного населения с Римом и на который оказывали влияние противоборствующие религиозные течения Реформации. Эти течения, равно как и тренды Ренессанса, достигли восточных границ Союза Ягеллонов. Созданная одной династией, эта федерация развивалась с растущим участием представителей составляющих ее народов и тем самым стимулировала парламентскую форму правления в абсолютистских державах.

Когда великий князь Литовский Ягайло был принят как муж королевы Ядвиги ее польскими советниками и ее матерью, вдовой Людовика Венгерского, весь этот проект показался просто еще одной династической комбинацией, какими были многие другие договоры о наследном праве в том же веке. Но когда молодая королева сама согласилась бросить своего австрийского жениха, это была жертва, внушенная ей желанием таким образом обратить последнее языческое государство в Европе в христианство. Обращение в христианство не только Ягайло и его династии, но и литовского народа было действительно первым условием, которое вынужден был принять великий князь, когда 14 августа 1385 г. он подписал Кревский договор с польскими делегатами. Более того, он пообещал вернуть утраченные территории обоих государств – явная ссылка на завоевания Тевтонского ордена – и объединить эти государства тем, что называлось terras suas Lithuaniae et Russiae Coronae Regni Poloniae perpetuo applicare.

Эту краткую, но важную формулировку нелегко истолковать. Сравнение с аналогичными современными текстами указывает на то, что было решено, что различные литовские и русские княжества, которые с той поры признали главенство Великого княжества Литовского, теперь становились феодальными владениями польской короны, которую должен был получить Ягайло благодаря своему браку. Собственно говоря, сразу же после свадьбы, которая состоялась в Кракове 18 февраля 1386 г. (а ей предшествовало крещение Ягайло и принятие христианского имени Владислав) и за которой последовала его коронация как короля Польши Владислава II, различные члены его династии, правившие различными землями его королевства, официально принесли феодальную присягу короне, королю и королеве Польши.

В феврале 1387 г. король возвратился в Литву, где теперь без труда была принята католическая вера. В Вильнюсе была основана епархия (город теперь назывался Вильна на латыни и Вильно – на польском языке), а церкви и литовскому рыцарству были дарованы хартии вольностей по польскому образцу. В это же время королева предприняла военный поход в Галицкую землю. Лишь один из венгерских губернаторов попытался оказать сопротивление, и весь этот регион со столицей Львовом был возвращен Польше почти без применения силы и сразу же получил обычные привилегии. И именно здесь впервые была принята феодальная присяга князя Молдавии, за которой последовал тесный союз с Валахией. В это время на севере последний смоленский князь стал еще одним вассалом, а Новгородская республика была, видимо, готова принять одного из братьев Ягайло в качестве правящего князя.

Эти успехи, полностью изменившие карту Европы, были, разумеется, вызовом давним противникам Польши и Литвы. Москва попыталась посеять рознь среди литовских князей – своих соседей, но главную оппозицию представлял Тевтонский орден. И снова Витовт выступил в качестве соответствующего инструмента. Он тоже подписал Кревский договор и принес необходимую присягу, но был сильно разочарован, когда король выбрал одного из его братьев в качестве своего помощника в самой важной части Литвы вместо этого замечательного честолюбивого кузена. Поэтому Витовт во второй раз бежал к тевтонским рыцарям зимой 1389/90 г. Надеясь также на помощь Великого княжества Московского, великий князь которого Василий I женился на его дочери, он снова попытался завоевать Литву при поддержке немцев. Сделав вид, что обращение страны в христианство на самом деле не завершено, орден продолжал организовывать крестовые походы даже с участием французских и английских рыцарей. Но Вильно был защищен с польской помощью, и через два года безрезультатных боев королю удалось вернуть своего кузена. Они примирились по Островскому соглашению в 1392 г., по которому Витовту не только была возвращена его вотчина, но и было доверено управление литовскими и русскими землями Великого княжества Литовского.

Сначала он объединил все эти земли под своей властью, убрав местных князей – даже тех, которые были братьями Ягайло, – и заменил их своими губернаторами. Затем он начал проводить внешнюю политику, инициативную и многостороннюю, но не всегда согласованную с интересами федерации и выходящую за рамки возможностей самой Литвы. Заинтересованный главным образом в экспансии Литвы на восток, он был готов умиротворять Тевтонский орден не только за счет Польши, которую рыцари-крестоносцы планировали разделить посредством тайных переговоров с Люксембургами и одним из силезских князей, но и принести в жертву важную литовскую землю Жемайтию, как он делал это раньше, и отказаться от многообещающей возможности сотрудничества с духовенством Ливонии. Сепаратный мир, который заключил Витовт с орденом в 1398 г. не без надежды стать независимым королем Литвы, должен был способствовать его вмешательству в проблемы татар. Поддерживая противников Тамерлана в Золотой Орде, он надеялся контролировать всю Восточную Европу.

Королева Ядвига, которая на протяжении этих решающих лет содействовала мирному сотрудничеству всех членов династии, была встревожена честолюбивыми замыслами Витовта и предсказала, что его военный поход против ставленников Тамерлана закончится неудачей. Действительно, Витовт понес сокрушительное поражение в битве на Ворскле в августе 1399 г., несмотря на поддержку многих польских рыцарей. Тогда ему пришлось ограничиться защитой довоенной границы вдоль реки Днепра и черноморского побережья, до которой он дошел в своих предыдущих военных походах. За несколько недель до этого, 17 июля, королева Польши умерла вскоре после своей новорожденной дочери. Ситуация была теперь благоприятной для справедливого решения спорных вопросов о структуре Польско-Литовского союза и личной роли Витовта, которое Ядвига тщательно подготовила.

В новом соглашении, заключенном с королем Владиславом II Ягайло в конце 1400 г., Витовт, понимавший, что Литва не сможет выстоять в одиночку, согласился с идеей, что она останется постоянно под польской короной, но как возрожденная страна на своих землях. Везде, где еще существовали феодальные княжества, они теперь признавались феодальными владениями Великого княжества Литовского, которое в целом продолжало быть феодальным владением Польского королевства. Витовт должен был выступать в роли великого князя от имени короля. На практике такое соглашение гарантировало Литве не только полную независимость, но и развитие в направлении полного равенства. В равной степени важным был тот факт, что в начале 1401 г. исправленная таким образом уния была утверждена в хартиях, выпущенных представителями обоих государств, обещавших друг другу полную поддержку в борьбе со всеми врагами. Это была уже не династическая сделка, а реальная федерация.

Такое развитие событий стало возможным, потому что литовцы быстро делали успехи не только в участии в управлении своим государством, но и в области культуры, извлекая выгоду в обоих отношениях из своего тесного союза с Польшей. В это также сделала решающий вклад королева Ядвига, вклад, который полностью проявился только после ее смерти. Она не только поощряла обращение Литвы в христианство и поддерживала проекты религиозного объединения с православными русскими, но и хотела также реорганизовать Краковский университет, пришедший в упадок после смерти своего основателя Казимира III Великого, и сделать его центром западного культурного влияния и миссионерской деятельности в восточной части федерации. Основав сначала факультет для литовцев в Пражском университете, она получила у папы Бонифация IX, с которым она часто сотрудничала, разрешение добавить в Краковский университет факультет богословия. Как полный studium generale по образцу Сорбонны этот университет вновь открылся в 1400 г., получив богатые дары по завещанию королевы, и вскоре привлек много литовцев, один из которых стал его вторым ректором.

Королеву Ядвигу ее современники считали святой, и даже с мирской точки зрения ее достижения и роль в истории едва ли можно переоценить. Преданная идее мира, она старалась отодвинуть неизбежный конфликт с Тевтонским орденом и прийти к какому-нибудь взаимопониманию с династией Люксембургов – не только с королем Чехии (1378–1419) Вацлавом IV, германским (1378–1400) и, формально, римским королем (претендентом на трон императора Священной Римской империи), но и с Сигизмундом, у которого она не потребовала свое венгерское наследство после смерти ее сестры Марии – его супруги. Но когда она сама умерла бездетной, казалось сомнительным, чтобы Ягайло получил какие-либо наследственные права в Польше. На самом деле его переизбрали, но, когда позднее у него появились дети в других браках, проблема их преемничества стала дополнительным камнем преткновения в урегулировании конституциональных вопросов федерации.

К счастью и для Польши, и для Литвы, в последующие годы и на протяжении более четверти века существовало преданное взаимодействие между королем Владиславом II и его двоюродным братом; это было возвращение – наконец – к дружбе, которая когда-то объединяла их отцов. Они оба развивали наследство Ядвиги и вели объединенные страны к беспрецедентным успехам. Их сотрудничество было основано на Договоре 1401 г., который в добавление к урегулированию внутренних проблем федерации также предусматривал общую оборону от Тевтонского ордена. Решение этой проблемы, включая возвращение польских и литовских территорий, которые отошли к ордену, оставалось главной целью их внешней политики.

Так как они были все еще не готовы к решающей борьбе, обеим странам пришлось в 1404 г. заключить мирный договор с рыцарями-крестоносцами. Это было первое признание Польско-Литовской унии орденом, но во всем остальном оно оказалось неудовлетворительным. Лишь небольшой прифронтовой район был возвращен полякам, которым пришлось выкупать его посредством платежа, одобренного официальным голосованием региональных dietines, – так появились те собрания, которые станут основой для развития польского парламента. Однако Жемайтия, по-видимому, была оставлена литовцами, и Витовт снова обратился к проблемам восточной экспансии. Он обеспечил себе во владение Смоленск и с помощью Польши провел три военных похода против своего зятя Василия Московского, в результате которых в 1408 г. река Угра стала установленной границей между двумя государствами.

Но население Жемайтии так тяжко страдало под властью немцев, которые тщетно пытались силой обратить его в христианство, что в 1409 г. они подняли восстание, которое Витовт не мог не поддержать, по крайней мере неофициально. Когда вследствие этого Тевтонский орден пригрозил снова напасть на собственно Литву, поляки выразили свою полную солидарность с ней, так что рыцари предпочли вторгнуться на более богатые польские территории – и поначалу не без успеха. Обе стороны теперь готовились к тому, что должно было стать «большой войной» на следующий год. Тщательно спланированной королем и великим князем военной кампании 1410 г. предшествовало то, что можно было назвать пропагандистским потоком по всему христианскому миру, достигшим Франции и Англии. В ответ на обвинения ордена в том, что Литва не по-настоящему обращена в христианство, поляки попытались объяснить, что главным вопросом была защита этого нового католического государства от немецкой агрессии.

Предвидя еще одно вторжение, сильная польско-литовская армия вошла в Восточную Пруссию и 15 июля встретилась с такой же сильной и лучше оснащенной армией немцев между Танненбергом и Грюнвальдом. Под верховным командованием Ягайло и несмотря на отход литовского фланга в начале битвы, она закончилась полным разгромом ордена, Великий магистр которого Ульрих фон Юнгинген был убит в бою, как и большая часть его рыцарей. Орден так и не оправился от этого неожиданного удара, и вся его территория теперь была открыта для его бывших жертв.

Эта великая победа – одна из величайших в истории Польши – была, однако, плохо использована. Столица тевтонских рыцарей Мариенбург была хорошо защищена Генрихом фон Плауэном, и, когда тянулась его осада, а из Ливонии подтягивались подкрепления для немцев, Витовт вернулся в Литву. Несмотря на другую победу польского оружия, в 141 1 г. пришлось заключить мирный договор в Торуни (Тор-не) на очень неутешительных условиях. Польские достижения были незначительны, а Жемайтия была возвращена Литве только на тот срок, пока живы Ягайло и его кузен. Эта неоднозначная ситуация и бесконечные споры о контрибуции, которую обещал выплатить орден путем последовательных взносов, делали мир очень зыбким с самого начала. И все же авторитет польско-литовской федерации сильно вырос как на Западе, где наконец поняли, что среди католических государств Европы появилась новая великая держава, так и на Востоке, где оба правителя провели ревизию своих пограничных регионов, заключив выгодные договоры с русскими и татарскими соседями, и прочно установили свою власть до самого Черного моря.

Другим результатом Грюнвальдской битвы было укрепление Союза, о чем свидетельствует новая серия хартий, изданных в Хородло в 1413 г. На этом польско-литовском съезде, за которым должны были последовать аналогичные собрания, где это необходимо, снова была подтверждена прочность связей Литвы с польской короной, но в то же время ей была официально гарантирована ее независимость под властью своего великого князя даже после смерти Витовта. Свободы, дарованные боярам-католикам Литвы, были распространены по образцу польской конституции на сорок семь их ведущих родов и были приняты столькими же польскими родами, и им было разрешено использовать те же самые родовые гербы в будущем. Этот необычный жест символического братства был в полном согласии с принципами, изложенными во вводной части Польской хартии, в которой подчеркивалось, что управление и политика должны быть основаны на mysterium caritatis.

Другим применением этих принципов была совместная акция всех провинций федерации на Вселенском соборе в Констанце, который открылся годом позже. Было решено вынести на рассмотрение этого международного форума спор с Тевтонским орденом, послав тщательно отобранную делегацию, которая также участвовала в главных религиозных дискуссиях этого собора. Польских делегатов возглавлял архиепископ Гнезно, в дальнейшем прелат Польши. Выдающийся богослов Паулюс Владимири, ректор Краковского университета, который тесно сотрудничал с Парижским университетом, сыграл особенно важную роль. В своих трактатах о папской и императорской власти он развил перед советом почти революционные идеи о национальном самоопределении и религиозной терпимости, вспомнив также традиционное учение церкви в вопросах войны и мира. В применении этих принципов он защищал права литовцев против германского империализма. Но ему немедленно ответил немецкий монах-доминиканец Иоанн Фалькенберг, который по наущению Тевтонского ордена заклеймил короля Польши как язычника-тирана, которого истинные христиане имеют право и даже должны предать смерти.

В связи с проблемой tyrannicidium, также поднятой на диспуте между Францией и Бургундией, эти дебаты привлекли внимание всего собора, но, безусловно, они не могли способствовать какому-либо решению польско-тевтонского конфликта. Полякам даже не удалось добиться осуждения теоретических взглядов Фалькенберга как еретических, но они произвели огромное впечатление, когда специальная делегация из Жемайтии подтвердила и обвинения в адрес Тевтонского ордена, и тот факт, что Ягайло и Витовт мирно обратили в христианство этот последний оплот язычества, чего не удалось сделать под немецким давлением. Едва ли меньшее впечатление произвело появление в Констанце митрополита Киевского – болгарина, недавно выбранного под влиянием Витовта, который в своем обращении к папе римскому Мартину V заявил, что готов к религиозному союзу с Римом. Видимо, вскоре после окончания Западного раскола – это был величайший успех собора – можно было покончить и со старым Восточным расколом благодаря инициативе польско-литовской федерации, в которую входило так много православных русских, тоже представленных в Констанце многочисленными делегатами.

После установления дипломатических отношений с Францией и Англией и заключения союза с Эриком Датским, правителем всех скандинавских стран, объединенных в Кальмарскую унию, король Польши и его двоюродный брат оказались в лучшем положении, чтобы возобновить борьбу с тевтонскими рыцарями, которых не могли умиротворить ни императорский, ни папский третейский суд. После двух неудачных военных походов война 1422 г. закончилась Мельнским мирным договором, который слегка исправил польскую границу и самым определенным образом отнес Жемайтию к владениям Литвы. В то же самое время Ягайло и Витовт по просьбе умеренного крыла гуситов, которые хотели, чтобы один из них надел королевскую корону Чехии, вмешались во внутренние проблемы этого соседнего славянского государства, которое было включено в немецкую империю. Однако им пришлось действовать очень осторожно, чтобы избежать любого появления еретиков-революционеров, примирение которых с католической церковью оказалось невозможным. Действительно, среди поляков существовало некоторое сочувствие гуситскому движению, но его противниками было большинство поляков, которые в 1424 г. заключили союз в защиту католицизма и нашли для него выдающегося вождя в лице епископа Краковского Збигнева Олешницкого, влияние которого стало расти в конце правления Ягайло.

Стареющий король только что заключил четвертый брак с литовской княжной, которая наконец родила ему долгожданных сыновей. Однако они не имели наследных прав на польскую корону, которая стала выборной, хотя на практике все хотели, чтобы весьма успешное правление Ягайло продолжили его потомки. Но знать выразила официальное признание наследственного права одного из юных принцев, обусловленное подтверждением и распространением прав и привилегий, которые король уже даровал в ряде конституционных хартий. Эти права включали, помимо всего прочего, neminem captivabimus, то есть обещание, что никто не будет посажен в тюрьму без суда.

Окончательный договор между королем и нацией был заключен лишь в 1430 г., и тогда это случилось в разгар конфликта с Витовтом. После 30 лет взаимопомощи этот разлад теперь угрожал самим основам всей политической системы. В предыдущие годы честолюбивый великий князь Литовский, часто участвовавший в решении и польских проблем, получал выгоду от объединения обоих государств с целью распространения своего влияния на всю Восточную Европу. Под его эффективной властью была уменьшена даже опасность татарских вторжений; дружески настроенный хан был посажен править в Крыму, и был установлен полный контроль над черноморским побережьем. Более того, когда в 1425 г. Василий I Московский умер, на трон был посажен его младший сын Василий II под опекой своего деда со стороны матери – Витовта, который таким образом включил даже Московскую Русь в свою сферу влияния. Периодические походы на Псков и Новгород создали аналогичную ситуацию в отношении этих двух республик, каждая из которых пыталась удержать независимое положение между Литвой, Москвой и немецкими рыцарями из Ливонии.

Могущество Витовта достигло наивысшей точки, когда в 1420 г. в городе Луцке на Волыни он выступил в роли принимающей стороны съезда, в котором участвовали не только король Польши, но и Сигизмунд I Люксембург – в 1436–1437 гг. император Священной Римской империи, в 1387–1437 гг. король Венгрии и в 1419–1421 гг. король Чехии, наряду с представителями многих других стран Западной и Восточной Европы. По аналогии с предыдущим съездом, проходившим в Кракове в 1424 г., этот съезд должен был пересмотреть всю политическую ситуацию в Центрально-Восточной Европе, а присутствие папского легата также позволяло включать в обсуждение религиозные вопросы. Но Сигизмунд не хотел, чтобы именно один из этих вопросов – гуситскую революцию в Чехии затронула польско-литовская федерация, которая к этому времени была лидирующей державой во всем этом регионе и его самым опасным соперником. Поэтому он поднял неожиданный вопрос, который должен был подорвать федерацию. Он предложил, чтобы Витовт стал независимым королем Литвы.

Великий князь понимал опасность этого дипломатического шага лучше, чем Ягайло, который сначала благосклонно к нему отнесся по династическим причинам. Но, обиженный протестом поляков, Витовт стал склоняться к тому, чтобы принять королевскую корону, предложенную Сигизмундом, который еще не был императором Священной Римской империи, а только римским королем (р. 1411 г.). Стали рассматривать компромиссное решение, которое сделало бы Витовта королем под покровительством не Сигизмунда, а папы римского, когда в 1430 г. великий вождь Литвы умер, оставив нерешенными спорные вопросы польско-литовских отношений.

Действия Сигизмунда во время и после съезда в Луцке были не чем иным, как кульминацией его политики на Востоке, которая с самого начала противопоставляла польско-литовской унии старую идею о контроле над всей Центрально-Восточной Европой со стороны немецкой династии, правившей империей.

Из двоих сыновей императора Карла IV, которые один за другим были его преемниками как римские короли и короли Чехии, Вацлав IV и Сигизмунд были сторонниками двух различных политических линий. Старший брат, получивший чешское имя, отождествлял себя скорее со своим Чешским королевством, которым он правил с 1378 г. до своей смерти в 1419 г. Даже там его достижения едва ли можно сравнить с успехами его отца, а в Германии он не добился ничего. Он не получил императорскую корону, был смещен выборщиками в 1400 г. и после раскола в империи, проходившего параллельно расколу в церкви, был заменен в 1410 г. на младшего брата.

Отец сделал Сигизмунда сначала маркграфом Бранденбургским, и он был помолвлен с одной из дочерей Людовика Венгерского Марией. Они должны были править Польшей после смерти Людовика, и, хотя Мария уже была выбрана королевой Венгрии в 1382 г., ее жених-немец не оставлял надежду стать также королем Польши. Разочарованный в этом отношении, он так и не простил своего более удачливого соперника Ягайло, и это было одной из причин, по которым, в противоположность Вацлаву IV, бывшему даже какое-то время союзником Польши, Сигизмунд, несмотря на неоднократные сближения, на самом деле оставался врагом этой страны в течение всей своей жизни.

В Венгрии тоже с самого начала все были против Сигизмунда, как немца. Лишь после нескольких лет гражданской войны, в которой были убиты представитель Анжуйской династии Карл Неапольский и мать Марии, маркграф Бранденбургский был признан в 1387 г. королем. На протяжении 50 лет своего правления в Венгрии Сигизмунд был серьезно заинтересован в обороне этой страны от турецкого нашествия. Крестовый поход, который он организовал в 1396 г. вместе с Бургундией и при поддержке рыцарей из Германии и других стран, закончился разгромом у Никополя и не остановил продвижение турок на Балканах. Тем не менее идея крестового похода оставалась частью имперских устремлений Сигизмунда, хотя даже позже, когда он действительно встал во главе империи, его попыткам в этом направлении мешали его продолжающаяся враждебность в отношении Венеции, участие которой было необходимо, и множество других проблем, которые поглощали внимание Сигизмунда.

Одной из них было соперничество с Польшей, которое шло в тесном контакте с Тевтонским орденом. После многих лет интриг, которые в 1392 г. включали первый план раздела Польши, король Венгрии объявил ей войну в критический момент 1410 г., а после Грюнвальда он хотел выступить в роли посредника между Ягайло, Витовтом и рыцарями-крестоносцами. Съезд, собравшийся в Буде в 1412 г., был первым небезуспешным шагом в этом направлении, но на Констанцском соборе (1414–1418), на котором новый римский король надеялся выступить в роли третейского судьи всего христианского мира, неприятие поляками идеи главенства империи глубоко потрясло его и повлияло на его позицию по всем восточным делам на последующие годы.

На этом же соборе в Констанце его роль в трагической судьбе Яна Гуса – чешского реформатора, которому он дал охранную грамоту и который, тем не менее, был сожжен на костре, – имела даже еще большее влияние на всю дальнейшую политику Сигизмунда. В предыдущие годы именно его брат Вацлав IV – главным образом занимался реформаторским движением в Чехии, которое было подготовлено оживленной дискуссией во второй половине XIV в., развивалось и приобретало более радикальный характер под влиянием учения Уиклифа и соединилось с возмущением чехов все нарастающим влиянием немцев в их стране. Под руководством вдохновителя-проповедника Яна Гуса это движение неуклонно росло в первые годы XV в., а нерешительность короля Вацлава IV и церковных властей делала ситуацию еще более запутанной.

Суд над религиозным реформатором Яном Гусом, которого чехи также считали национальным вождем, состоялся в 1945 г. и имел такой же исход, как и в случае с одним из его учеников Иеронимом Пражским, тоже осужденным на смерть в Констанце (Ян Гус был сожжен на костре 6 июля 1415 г., Иероним Пражский сожжен 30 мая 1416 г.); он вызвал бурю возмущения в Чехии. Когда Вацлав IV, тщетно пытавшийся утихомирить страсти, внезапно умер в 1419 г. и его преемником стал, как и до этого в Германии, его брат Сигизмунд, гуситы отказались признавать королем человека, на которого они возлагали ответственность за мученическую смерть своего учителя. Более того, все антигерманские группировки в Чехии примкнули к оппозиционному движению, видя в Сигизмунде символ немецкого господства и связей Чехии с империей. И наконец, радикальное крыло гуситов выдвинуло смелую программу социальных реформ.

В чисто религиозной сфере гуситы тоже не были едины. Умеренные гуситы были бы удовлетворены уступками, которые не затрагивали бы догматические вопросы, в частности привилегию святого причастия (святые дары) для мирян – отсюда их обозначение как Utraquists или Calvinists. Другие пошли дальше, чем сам Гус, и даже дальше, чем Уиклиф, в своих нападках на католическую церковь и ее базовое учение, выдвигая утопическое требование ее официального наказания за все грехи. Это деление, доктринальное и социальное, оказало влияние на политику чехов. Огромное большинство из них было за то, чтобы избавиться от Сигизмунда Люксембурга. Но в то время как умеренные и те, кто руководствовался мотивами национальной независимости, хотели заменить его на представителя польско-литовской династии, экстремисты лишь создавали проблемы для вице-короля, которого Витовт отправил в Прагу, и началась революция, которая носила одновременно религиозный, национальный и социальный характер.

Сигизмунд особенно боялся решения, которое связало бы Чехию с польско-литовской федерацией в ущерб его династии и, возможно, империи. Более того, по соображениям престижа он сам хотел подавить восстание своих подданных. Но радикальные гуситы, которых называли таборитами по названию горы Табор, где находился их стратегический центр, нашли великолепного военачальника в лице Яна Жижки. Даже после того как он умер в 1424 г., его последователи, которые называли себя «сиротами», продолжали свою отчаянную борьбу против короля и его сторонников – немецкой католической аристократии под командованием других вождей, среди которых стал особенно известен Прокоп Голый (Великий, р. ок. 1380, убит в 1434 г.).

Гуситские войны, перестав быть внутренней революцией в Чехии, перевернули ситуацию во всей Центральной Европе, потому что, с одной стороны, чехи совершали набеги, сильно углубляясь в территории соседних стран, а с другой стороны, Сигизмунд организовал ряд крестовых походов, которые, вместо того чтобы быть нацеленными против турок, должны были уничтожить движение гуситов. Несмотря на участие многих других немецких князей, эти крестовые походы один за другим заканчивались унизительными поражениями, и табориты стали реальной военной силой.

Даже католическая Польша пользовалась ими как наемными войсками в своей борьбе со «всей немецкой нацией», что было одним из последствий прозорливой инициативы Сигизмунда в Луцке, так как после смерти Витовта польско-литовский конфликт продолжился при его преемнике Свидригайло, брате Ягайло, который стал великим князем без согласия поляков, требовавшегося по конституции. Он не только продолжил отношения своего предшественника с Сигизмундом, но и вопреки реальным интересам Литвы заключил союз с Тевтонским орденом, который, нарушив мир, вторгся в Польшу. Поляки и их сторонники в Литве противопоставили Свидригайло другого великого князя – брата Витовта, которого звали Сигизмунд, как и Люксембурга, и к гражданской войне в Чехии теперь добавилась гражданская война и в Литве, а немецкие армии вмешались и в ту и в другую.

Наряду со всеми другими проблемами, которые угрожали миру в Европе, оба вопроса были вынесены на обсуждение нового Вселенского собора, который был торжественно открыт в Базеле в 1431 г. Положение этого собора было, однако, даже еще более трудным, чем положение Вселенского собора в Констанце, потому что почти с самого начала возник конфликт между собором и папой Евгением IV по вопросам церковной организации и реформ. Поэтому все те, кто хотел поддержки церкви своим политическим целям, включая Сигизмунда I Люксембурга, который наконец в 1433 г. получил имперскую корону из рук папы римского, по очереди обращались к Базелю и Римской курии и стравливали друг с другом собор и папу. И лишь в короткие периоды согласия с Евгением IV Базельский собор мог сделать конструктивный вклад в решение насущных проблем, включая проблемы Центрально-Восточной Европы.

Самым важным из таких вкладов были мирные переговоры с умеренным крылом гуситов. Кардинал Чезарини, который сам ранее проводил один из безуспешных крестовых походов против них, теперь, будучи председателем Базельского собора, проявил тот же дух умеренности, который позднее заставил его покинуть радикальную оппозиционную партию на соборе и остаться верным святейшему престолу. После многолетней дискуссии с чешской делегацией, приехавшей в Базель, и через представителей собора, посланных в Богемию в 1433 г., в Базеле были заключены так называемые Compactata («Сжатое изложение»), одобренные в Праге на следующий год. Они основывались на четырех «статьях», подготовленных в Праге как программа-минимум чешского реформаторского движения. Эти просьбы, включая привилегию чаши для всех принимающих причастие, не влияли на католическое учение и поэтому могли быть одобрены церковью. Они не полностью удовлетворили обе стороны и в будущем стали объектом противоречивых толкований. В Чехии был заключен компромисс только после сокрушительного разгрома радикальных гуситов умеренными гуситами в битве у Липан в 1434 г. Но в конечном счете мир был восстановлен, Чехия официально помирилась с церковью, и Сигизмунд Люксембург был даже признан королем.

Оставалось, конечно, внутреннее напряжение на религиозной и национальной основе, и гуситские традиции повлияли на все дальнейшее развитие чешского народа. Но без больших личных усилий Сигизмунд наконец достиг своей цели – объединил короны Священной Римской империи, Чехии и Венгрии, хотя Венгрия оставалась за пределами империи, как и раньше. В любом случае большая часть Центрально-Восточной Европы вместе с Центрально-Западной Европой теперь оказалась под властью немецкого лидера, и, когда император из рода Люксембургов умер в 1437 г., не оставив сына, он завещал три свои короны своему зятю Альбрехту Австрийскому, который женился на дочери Сигизмунда Елизавете. Политическая система, созданная последним Люксембургом, включала, таким образом, австрийские земли Габсбургов, а под властью другой немецкой династии весь Дунайский регион оказался более или менее тесно связан с империей.

Альбрехт был действительно избран в Германии. В империи он положил начало практически непрерываемой линии правителей из династии Габсбургов. Он также без труда получил право престолонаследия в Венгрии, и лишь в Чехии ему пришлось столкнуться с сильной оппозицией, которая снова выдвинула представителя династии Ягеллонов как национального кандидата в противовес немецкому. Это было возможно, потому что в то время возобновившаяся война между Польшей и Тевтонским орденом, равно как и гражданская война в Литве – обе они, по крайней мере косвенно, были спровоцированы политикой Люксембурга на востоке, – закончилась в 1435 г. победой Ягеллонской политической доктрины. Мирный договор, подписанный в Бжесце, заставил рыцарей-крестоносцев отказаться от своей антипольской политики, хотя они снова понесли очень небольшие территориальные потери. Несколькими месяцами раньше в битве на реке Святой (у Вилькомира, ныне Укмерге в Литве) Свидригайло и его союзники-немцы из Ливонии потерпели решающее поражение от его соперника, который подтвердил союз с Польшей и получил от нее поддержку.

Однако все это случилось после смерти старого короля Владислава II Ягайло в 1434 г. Его сын Владислав III – новый король Польши – был несовершеннолетним, и преобладающее влияние епископа Збигнева Олесницкого было поставлено под вопрос сильной оппозиционной партией, в то время как в Великом княжестве Литовском Свидригайло по-прежнему поддерживали в большинстве русских провинций. В таких условиях оказалось невозможным продвигать кандидатуру младшего брата нового короля Казимира на трон Чехии – план, который никогда не поддерживал Олесницкий, боясь влияния гуситов, – и, напротив, Альбрехт Габсбург получил возможность возвратиться к идее своего тестя столкнуть лбами Литву и Польшу.