Глава 13

– Михаил Александрович, воевать придется не только оружием, но и словом. Но сначала небольшое отступление. – Павлов отодвигает свою чашку в сторону и достаёт из папки листок, исписанный мелким почерком. – Использование того, что мы помним о той нашей жизни, позволило сформулировать своеобразный шаблон для подобных переворотов. И мы думаем, что февральские события так или иначе должны в него вписаться.

– Я слушаю вас, Иван Петрович. – Великий князь Михаил Александрович откладывает в сторону свою «секретную» папку, которую он просматривал. – Почему вы считаете, что то, что случится спустя шестьдесят – семьдесят лет, будет проходить так же, как и сейчас?

– Вы же согласитесь, что в конечном итоге в выигрыше останется Британия?.. За прошедшие двести лет их почерк в подобных событиях легко узнаваем потому, что действуют они по отработанному до мелочей сценарию.

Самый первый отличительный фактор – наличие конспиративных организаций, формирующих среди населения, и особенно среди молодежи, протестное движение. Кто у нас из таковых? Социалисты, прогрессисты, октябристы и прочая нечисть, объединённая масонскими узами.

Далее – создание инцидента, который послужит поводом к резонансному раскачиванию общества. Из будущей истории знаем, что это будут слухи о нехватке хлеба, очень умело кем-то распускаемые. Затем нужно вывести обывателей на улицы для проведения демонстраций. Грамотные агитаторы в нужное время сформируют политизированную толпу, сцементированную едиными призывами. Пожалуйста – люди вышли с лозунгами «Хлеба!» и закончили воплями «Долой самодержавие!».

Известный психолог Зигмунд Фрейд справедливо полагает, что в толпе человек думает иначе, чем сам по себе. Причин тому две: впечатление единения, всеобщности с толпой и утрата ответственности за свои действия вследствие их анонимности.

Далее следует шантаж власти, выдвижение ультимативных требований под угрозой массовых беспорядков и, возможно, вооруженные провокации, чтобы повязать людей кровью. После чего на волне народного гнева можно раздавать оружие и свергать власть…

Академик нервным жестом припечатывает листок к столу, освежает пересохшее горло глотком чая и продолжает:

– Силовую составляющую противодействия заговору мы почти полностью разработали, но мне кажется, необходимо уделить едва ли не большее внимание информационной составляющей. Уже сейчас практически все газеты настроены оппозиционно правительству. Нам нужен «рупор», авторитетно, громко и доходчиво излагающий точку зрения власти. Я предлагаю в этой роли «Русское слово» господина Сытина. Он, несмотря на все фронтовые неудачи, до сих пор занимает оптимистичную позицию, правда, с некоторой примесью ура-патриотизма. И тем не менее его редакторы не пинают министров, как это сейчас модно делать.

– Насколько я знаю, он помимо газеты вот уже сорок лет активно занимается книгопечатанием и даже издает Военную энциклопедию, правда ещё не закончил, запнулся на Порт-Артуре, – добавляет информации Келлер.

Ага, когда-то Валерий Антонович мне рассказывал, что в бытность еще слушателем Академии Генштаба, помогал какому-то преподу писать статью в эту самую энциклопедию. И что сей книгоиздатель снабжает нашу армию топокартами, и не самыми плохими…

– Вы считаете, с ним действительно можно иметь дело? – в голосе великого князя проскальзывает недоверие.

– Да, Михаил Александрович. Думаю, он пойдет на контакт. И потянет за собой других. Те же «Петроградские ведомости», например. А если станет нашим единомышленником и «рупором», то в будущем ему можно будет преподнести «вкусняшку» – пристегнуть к реформе образования и дать право монопольного издания новых учебников. – Павлов нервно барабанит карандашом по своему личному секретному блокноту, собираясь сказать ещё что-то.

Мы-то с академиком привыкли к таким «склерозникам» ещё там, на прошлом месте службы, Пётр Всеславович тоже умеет обращаться с грифованными документами, даже наш генерал без труда с этим освоился, а вот для убеждения великого князя потребовалось время и некоторые усилия. Но, в конце концов, он тоже признал, что прошитый блокнот, хранящийся в сейфе за «семью печатями», всё же лучше, чем отменная фамильная память…

– …Я сейчас хочу напомнить всем присутствующим тезис, который через несколько лет мог бы сказать небезызвестный господин Ульянов: «Из всех искусств важнейшим для нас является кино». В стране, где три четверти населения безграмотных, это действительно так… Я предвижу ваш вопрос, Михаил Александрович: а стоит ли сейчас, во время войны, да ещё в преддверии переворота тратить время на синематограф? Я угадал, не так ли?.. Так вот, родившись как невинное развлечение и попытки изобретателей запечатлеть события и воспроизвести их в динамике на экране, синематограф уже тогда таил в себе огромные возможности по воздействию на психику. Вы, наверное, слышали рассказы о том, как люди, смотревшие «Прибытие поезда на вокзал Ля Сьота», пытались убежать от наезжающего на них с экрана паровоза, а имеющие при себе оружие открывали стрельбу? При умелом режиссёре и талантливых артистах фильмы могут сыграть как роль лекарства, дающего силы во время тяжёлого недуга, так и наркотика, туманящего ум и лишающего воли.

Великий князь не выдерживает и прерывает монолог академика:

– Уважаемый Иван Петрович, мне кажется, что вы несколько преувеличиваете силу воздействия синематографа. Согласен, что первые фильмы действовали на неискушённого зрителя ошеломляюще, но это лишь поначалу. Новое всегда удивляет, а иной раз и пугает, так уж устроен человек.

– Ну-с, не скажите, ваше императорское высочество. Раз уж вы коснулись сфер психологии, в коих я кое-что понимаю, то извольте выслушать короткую лекцию о прошлом и будущем…

Пока даже не о синема́. Итак, семидесятые годы века восемнадцатого. По улицам Европы дефилируют молодые люди в синих фраках, жёлтых жилетах и панталонах. А затем часть из этих щеголей находят мёртвыми с простреленной головой, валяющихся в луже крови. А толкает их на самоубийство неземной талант Иоганна Вольфганга фон Гёте и его роман «Страдания юного Вертера». Эпидемия самоубийств захлестывает Европу. Доходит до того, что в ряде стран запрещают ввоз этой книги.

Теперь перенесёмся в грядущее. Во Франции, в 1938 году выходит фильм «Набережная туманов». О несчастной любви, об измене и крушении всех человеческих надежд. Многие зрители по нескольку раз просмотрели эту ленту. И, самое интересное, когда в 1940 году Париж капитулировал, сами же французы обвинили этот фильм в разгроме Франции и позоре страны, мол, картина своей безысходной тоской морально разоружила нацию. А от одного своего знакомого я узнал, что снимали сей шедевр и на германские деньги…

А теперь вернёмся в наше время. Михаил Александрович, вам не доводилось просматривать ленту, произведённую Скобелевским комитетом «Умер бедняга в больнице военной»? Сценарий фильма можно проиллюстрировать так:

Я считаю, что этот фильм – выстрел в спину Русской армии и её солдату! Я бы этого режиссера!..

Присутствующие невольно вздрагивают от внезапного грохота. Павлов, разгорячённый своей лекцией и предметом обсуждения, резким движением пытается пригвоздить лежащий перед ним блокнот к столешнице остро отточенным карандашом.

– Оно, конечно, Александр Македонский – герой, но зачем же стулья, пардон, столы ломать? – великий князь, улыбаясь, слегка интерпретирует Гоголя. – Я понял, Иван Петрович, но что вы предлагаете взамен?

– Мы должны снимать фильмы, наполненные оптимизмом, верой в победу, и при этом их сюжет и герои не должны быть надуманными. Люди должны узнавать в героях самих себя, своих знакомых, или друзей. В батальных сценах не место парадности, должна быть обычная проза войны, в которой подвиги совершают не былинные богатыри, а простые русские солдаты. – Павлов, устыдившись своего порыва, берёт себя в руки. – И не должно быть ни капли лжи. Безусловно, художественное произведение – это не дневник и не мемуары. Роман Толстого «Война и мир» при всей его гениальности – не учебник военной истории и по нему нельзя изучать все нюансы тактики, но в целом он рисует абсолютно объективную картину событий. И на этой книге будут учиться, как нужно защищать Родину, многие поколения россиян…

Но об этом можно говорить бесконечно. А посему, Михаил Александрович, по примеру вашего прадедушки готовьтесь стать Высочайшим цензором. Вот здесь, – академик протягивает великому князю пухленькую папку, – обобщенные предложения по основным направлениям кинематографа, как художественного, так документального, научного и популярного.

– Иван Петрович, а вы уже нашли будущих витязей пропаганды и богатырей информационных войн? – пытаюсь поскоморошничать и разрядить обстановку – ни разу ещё не видел, чтобы Павлов-Тимин карандаши в доски забивал. – Если нет, я вам адресок подкину. Рядом с внезапно обретённой мною дачкой какая-то киностудия, кажется, обретается. Только персонал придётся сменить, нынешний мне не нравится – слишком откровенно на мою супругу пялились, гадёныши… Я думаю, Пётр Всеславович должен быть в курсе, кто такие и откуда…

– Насколько я понимаю, речь идёт о павильонах «Киноателье „Русь”»? – Неслышно вернувшийся вместе с Потаповым Воронцов, наверное, слышал конец фразы. – Хозяин – костромской купец-старовер Трофимов. Состояние свое сколотил на строительных подрядах, увлекается театром и синематографом. Полтора года назад вместе с инженером Алейниковым основали Торговый дом «Русь» и занимаются производством фильмов. Очень дружны с Московским художественным театром, с ними работают практически все артисты, режиссеры и художники. Из самых популярных картин – «Дочь истерзанной Польши», снятая, скорее всего, по мотивам одной из новелл Мопассана.

– Как вы считаете, Пётр Всеславович, с ними можно сотрудничать? Я имею в виду патриотическую пропаганду, – интересуется уже окончательно успокоившийся Павлов.

– Я полагаю, что – да, Иван Петрович. Но стоит учесть, что они сейчас нацелились на религиозные темы. Собираются снимать фильм о сектантах-хлыстах. Называться будет, кажется… «Лгущие Богу»…

– В свете того вопроса, что мы сейчас обсуждаем… Помимо всего в столице я встречался с членами Святейшего Синода. – Великий князь старается скрыть за деловым тоном горечь, но ему это не совсем удаётся. – Хотелось выяснить отношение наших иерархов к предстоящим событиям… И не скажу, что они горят желанием поддержать самодержавную власть. Более того, мне прочитали целую проповедь о том, что местоблюстителем Христовым должно считать не императора, как представителя светской власти, а патриарха, как особу духовную. То есть Церковь в трудный момент отказывается признать царя помазанником Божьим и в случае волнений не станет призывать паству на защиту Престола… Единственная радостная весть – от протопресвитера Георгия Щавельского. Он также был у меня и заверил, что сделает всё для того, чтобы армейские и флотские священники были на нашей стороне.

– Я думаю, что если будет введен пост патриарха, лучшей кандидатуры нам не найти, – довольно улыбаясь, замечает Фёдор Артурович.

– Согласен. Они хотели патриарха – они его получат! Тем более что его поддержат другие архиепископы, да и простые священники не останутся в стороне. А что касается Синода – на мой взгляд, там сейчас сидят не иерархи, а бюрократы от Церкви, которые только и занимаются всякой ерундой типа бракоразводных дел, – поддерживает генерала Иван Петрович.

– Хорошо, давайте вернёмся к более важным вопросам. – Великий князь заглядывает в свой блокнот. – Что у нас по Кронштадту?

– Адмирал фон Эссен предупрежден и готов навести порядок в своей «вотчине». – Келлер тоже заглядывает в свои тезисы. – Корабли в Петроград попасть не смогут, ледовая обстановка не та. А на случай выступления матросов нужно, я полагаю, в местах вероятного перехода выставить засады. Из оружия у восставших будут только винтовки, ну и очень небольшое количество пулемётов.

– А что нам скажет специалист по засадам? – Павлов вопросительно смотрит на меня.

– Теоретически без изучения карты могу сказать, что может получиться фифти-фифти. Сколько их будет, какими отрядами они двинутся – это пока неизвестно. Если окончательно оголять «фланги» в Москве и перебросить туда часть роты огневой поддержки, думаю, шансы неплохие. Взять пулемёты, 37-миллиметровые «револьверки», миномёты, часть людей для прикрытия…

– Добавьте сюда ещё несколько аэросаней с теми же пулемётами, – внезапно подаёт голос Потапов. – Где их можно поискать, я потом вам скажу…

– Николай Михайлович, прошу вас, давайте не будем разводить таинственность там, где это не нужно. – Келлер, вежливо улыбаясь, пытается поставить контрразведчика на место, и тот сдаёт назад.

– Простите, господа, не имел в мыслях ничего такого, просто информацию ещё нужно перепроверить. В Петрограде в одном из санитарно-автомобильных отрядов есть то ли двое, то ли трое аэросаней для эвакуации раненых. Но сделаны они были в двенадцатом году, и в каком сейчас состоянии – нужно уточнить.

– Если вас не затруднит, сообщите господину капитану адрес отряда. Я думаю, что автомобили также пригодятся – его группы должны обладать высокой мобильностью, – подводит итоги Фёдор Артурович и собирается перейти к следующему пункту, но Потапов подкидывает ещё один, очень интересный вопросик.

– Простите мою назойливость, господа. Как вы мыслите себе реакцию со стороны союзников на то, что будет происходить? Я имею в виду британское и французское посольства, где, как уже докладывалось, наши заговорщики днюют и ночуют?..

– Думаю, этот вопрос адресован в большей степени мне… – Регент на секунду задумывается, затем принимает Высочайшее решение: – Поскольку арестовывать мы никого из дипломатов не можем, считаю необходимым блокировать посольства, дабы прекратить их связь с внешним миром.

– Я выделю для этого две казачьи полусотни. Со строгим наказом никого не впускать и не выпускать. Даже за продуктами, если в этом возникнет необходимость, слуги будут следовать под конвоем. Формулировка: «В целях обеспечения безопасности и сохранения дипломатического иммунитета во время беспорядков», – предлагает решение Келлер.

– Мои коллеги на телефонной станции проследят, чтобы посольства ни с кем не соединяли. Хотя лучше было бы прослушивать разговоры и определять невыявленных сообщников. – Блин, Воронцов умеет одновременно и согласиться, и высказаться против.

– Пётр Всеславович, я думаю, что их нужно просто глушить. Если союзнички останутся без связи, то имеют все шансы наделать глупостей второпях, на чём и попадутся. Сообщников потом сами найдём, – Павлов высказывает своё мнение, которое все поддерживают. Ну не хватит у нас в «острой» фазе людей, чтобы посылать группы по всем адресам! Потом разберёмся, с помощью Божьей и скополамина!..

– Как человек, знающий Петроград немного лучше, хочу обратить внимание, что помимо посольств нужно будет ещё блокировать Английский клуб, находящийся там же, на Дворцовой набережной, в паре кварталов от британского посольства…

– А также Бюро военного паспортного контроля на Мойке, дом девятнадцать, четвертый этаж. Где под руководством подполковника Сэмюэля Хора работают офицеры Интеллидженс Сервис. – Пётр Всеславович давно уже знает об этой «конторе» от Райнера и Эллая, а посему не даёт возможности Потапову насладиться триумфом. – Николай Михайлович, ваши люди смогут нейтрализовать коллег? Временно…

– Да, господин подполковник, справимся! – генерал Потапов отвечает с некоторым вызовом. Как-то не в тему спецслужбы наши начали соревнования в крутости устраивать!..

– Господа офицеры!.. – В голосе великого князя звенит металл. – Мне кажется, что излишняя амбициозность только навредит общему делу! Посему прошу обе стороны успокоиться и перейти к следующему вопросу. Нам необходимо ещё раз просмотреть список тех, кого необходимо «изъять из обращения», как удачно выразился подполковник Воронцов. – Великий князь Михаил перелистывает страницы своего блокнота, пока не останавливается на нужной.

– Итак, за первым нумером мы имеем депутата Государственной думы, генерального секретаря масонской ложи «Великий Восток народов России» Керенского, – начинает зачитывать нашу «самую секретную тайну» Фёдор Артурович. – Далее следует лидер думской фракции кадетов Милюков, за ним – думский председатель прогрессист Родзянко, его товарищи кадеты Некрасов и Маклаков, социалист-меньшевик Чхеидзе, прогрессист Коновалов, бывший товарищ, а ныне действующий председатель Центрального военно-промышленного комитета Терещенко…

И далее по списку, в который вошли те из Временного правительства и Петросовета, кого удалось вспомнить, а также часть персон из «откровений» князя Урусова и те господа, на которых Воронцов со товарищи нарыл кучу интересной информации. Причем большинство засветилось во всех трёх списках. И революционных, и масонских, и корыстно-преступных…

– Если не возражаете, я бы добавил сюда следующих господ. – Генерал Потапов дожидается паузы после прочтения. – Упоминавшийся ранее министр финансов Барк. Не только оказывавший некоторые вышеупомянутые услуги императрице Александре Фёдоровне, но и заключивший с британскими банками ряд странных кредитных соглашений и затем отправивший в Туманный Альбион золота на шестьсот сорок миллионов рублей. Основная часть его предназначалась для «Виккерса», который обеспечил нашей армии снарядный и патронный голод, ставший причиной Великого отступления. Контракты не разорваны, золото никто возвращать не собирается.

Далее – бывший профессор Киевского политехнического института, бывший помощник начальника управления железных дорог Российской империи, член Инженерного совета Министерства путей сообщения Юрий Владимирович Ломоносов. Имею обоснованные подозрения в связи сего господина с германской разведкой.

Еще один инженер-путеец, депутат Думы Александр Александрович Бубликов. По имеющимся у меня сведениям собирает большую вооружённую группу, скорее всего, для какой-то диверсии на железной дороге. Возможно, это связано с доставкой хлеба в столицу…

– Прошу простить, Николай Михайлович, по нашим сведениям, они должны будут в какой-то момент захватить управление железными дорогами, – вежливо улыбаясь, добавляет Воронцов.

Ага, как вспомнил наш увлекавшийся историей генерал-ефрейтор, этот козёл действительно захватил МПС, направил царский поезд во Псков вместо Царского Села, а ещё по путейскому телеграфу растрындел на всю Россию о свержении царя. Так что – в список, однозначно!.. А на случай, если ещё кто решит вот так же побаловаться, у нас есть ма-аленький такой спецпоезд. Паровоз, который толкает перед собой «Неуловимого мстителя» и тянет блиндированный вагон с десантом и парой офицеров железнодорожного полка, которые разбираются во всех этих стрелках, путях, направлениях и остальной премудрости…

Всё, совещание окончено. Секретный блокнот – в сейф Павлову, папочки – в портфельчик, и – домой…

– Господин капитан, а вас я попрошу остаться! – Да когда же наконец Павлову надоест пародировать Мюллера?!

Дожидаемся, пока остальные разбегутся по своим делам, затем академик делится со мной ещё одним секретом:

– Денис Анатольевич, говорю это лично вам. В Царском Селе у нас есть свои люди. Нет, не в самом дворце… И у этих людей есть рация. Когда ездил лечить цесаревича, организовал вариант экстренной связи. И по медицинской надобности, и так, на всякий случай… У вас же в Ораниенбауме тоже есть передатчик? Проинструктируйте своих «пейджеров», чтобы слушали эфир круглосуточно…

– Иван Петрович, они и так его будут слушать постоянно.

– Тогда пусть очень внимательно отнесутся к позывному ELO, который будет радировать шифром. Текст немедленно доставлять вам лично. Вот «шифровальный блокнот». – Павлов протягивает мне затёртую и потрепанную книжицу Строевого пехотного устава от 1908 года. – Нужная страница – день рождения твоей Машеньки… Денис, это – на всякий случай, который, как ты знаешь, бывает разным. В последний свой визит я имел серьёзный разговор с великой княжной Ольгой Николаевной и убедил её в случае опасности для императорской семьи немедленно оповестить нас. Связной будет одна из буфетчиц, которой княжна доверяет. Та ей очень благодарна за то, что Ольга Николаевна крестила её ребенка. Как, между прочим, и твою дочь…

– Не надо только меня агитировать за… Короче, я всё понял. Если что, к кому там лично обращаться? Если уже мне придётся из Царского Села весточки слать.

– С бывшим зауряд-врачом Водкиным ты, кажется, знаком. Адрес я напишу позже…

Ну наконец-то! Только теперь предстоит еще очень серьезный разговор с моей рыженькой хитрюлей, в процессе которого надо её убедить, что, во-первых, в Институте им абсолютно ничего не грозит при любом раскладе, и, во-вторых, в Питере меня ждет легкая увеселительная прогулка, а не боевая операция с неизвестным результатом… И что я, как тот Дункан Мак-Лауд из клана Мак-Лаудов, обязательно вернусь…