Фильм третий
Быка обязательно нужно брать за рога.
Сэм Голдвин
Эпизод первый
Возможно, Гея прослышала о параде. Ошибочно было бы сваливать на зловредное вмешательство Геи все до единой неприятности, но тот дождь, что мочил армию на всем ее пути по Беллинзоне, наверняка бы очень богиню порадовал. Дождь этот, впрочем, никак не повлиял на воодушевление граждан; казалось, все беллинзонцы столпились на улицах или торчали из окон — только бы посмотреть, как по городу маршируют войска. Сами же войска, разумеется, ненавидели парад точно так же, как все солдаты ненавидели всевозможные парады с самой зари военных действий. Ботинки воинов насквозь промокли, а кожаные нагрудники, еще не размякшие от пота, масла и носки, казались им скромных размеров железными девами.
Тем не менее армия плелась дальше. Люди уже перенесли плавание по необычно бурному Року. Ожидаемое их число пострадало от морской болезни. Высадились они на западном берегу в целом море грязи, присоединясь к тысячам массивных фургонов с имуществом армии, — фургонов, половина из которых уже успела увязнуть по самые оси.
Интендантский корпус — отдельная, нестроевая группа, занятая подбором снаряжения и обучением возниц на дороге Диониса, — уже успел приобрести определенные навыки обращения с единственным тягловым скотом в Гее. Животные эти, водившиеся в Методе, звались джипами. До самого последнего времени названия у них вообще не имелось, если не считать упоминания в титанидских песнях. Сирокко велела выдрессировать и приучить к упряжи пятнадцать сотен джипов. Больших проблем не возникло. Джипы оказались неторопливыми и смирными всеядными животными. Сделаны они были по образу и подобию тех ранних предшественников носорога, что некогда процветали в Средней Азии и ростом почти вдвое превосходили современных слонов. Лапами они напоминали медведей, головами — верблюдов, а их передние ноги были вдвое длиннее задних. Походка джипов из-за этого выглядела комически. Ели они все, что оказывалось поблизости. С джипами под рукой избавление от мусора никогда не превращалось в проблему. Худшим их свойством была поразительная способность путаться в собственных ногах и переворачивать фургоны, которые они тащили. Однако джипы были чистоплотны, пахли вполне сносно и откликались на привязанность. Большинство дрессировщиков вскоре это оценило.
Джипы могли перетаскивать чудовищные тяжести на солидные расстояния, довольствуясь при этом лишь небольшим количеством воды. Над плечами у них располагались крупные, качающиеся из стороны в сторону горбы, где, в расчете на голодные времена, мог запасаться жир.
Вскоре джипы уже тащили целые колонны фургонов.
…И стоило армии войти в Япет, как облака разошлись, и подул теплый ветерок. Вскоре воздух буквально засветился, а дорога высохла. Видимость была великолепная. Похоже было, что лучшего дня для начала похода и пожелать нельзя — что бы ни ждало армию в конце пути.
Ветерок трепал ярко расцвеченные знамена во главе каждого легиона, когорты и роты. На знаменах были начертаны номера или буквы, но больше никаких символов. А в самом начале процессии флага не было вовсе. Многие настаивали на том, чтобы ввести флаг Беллинзоны, но Сирокко сопротивлялась. Да, она согласна быть мэром, согласна поднять, натаскать и снарядить армию и согласна вести ее в бой… но что касалось флага, то тут она провела черту. Пусть Гея поднимает свой флаг и за него бьется.
Солнечный свет Япета сверкал на бронзовых нагрудниках офицеров. Воздух был наполнен скрипом деревянных колес, стуком кожаных ботинок, а также странным хрюканьем, издаваемым возбужденными джипами.
Людские легионы маршировали вместе. Между ними шли отряды из пятидесяти титанид, что сами тянули свои фургоны, которые казались крепче и лучше сработанными, а также безусловно более привлекательными на вид, нежели человеческие. Титаниды, и сами-то по себе достаточно красочные, надели свои лучшие драгоценности и украсили тела и фургоны самыми яркими цветами. Знамен у них тоже не было. Тысяча титанид образовывала боевую группу, причем весьма спорным представлялся вопрос, титаниды или же почти тридцать тысяч человек представляют собой более грозную силу.
В добавление к регулярному войску далеко впереди колонны и в двадцати километрах от ее флангов сновали титанидские разведчики. Не существовало такой засады, которую не почуяли бы титаниды. Единственная опасность в этот день могла исходить с воздуха. Кое-кто из солдат большую часть времени наблюдал за ясным небом, мечтая об облаках.
Во главе когорт маршировали майоры. Каждый легион вел полковник. Трех титанид особенно покладистого нрава удалось убедить везти на себе генералов во главе их дивизий. Титанидам это не нравилось — они едва знали упомянутых генералов и не привыкли носить на своих спинах никого из людей, кроме самых близких друзей. Потому они и старались сделать езду как можно менее комфортной. Генералы также кипели недовольством. Но не из-за якобы ухабистой дороги — никто из них и понятия не имел о гладкости обычного титанидского аллюра — а из-за того, что невозможно было сидеть верхом на этих немыслимых существах и смотреть вперед — мешали их широкие спины. Практичную езду спиной вперед, давным-давно разработанную Сирокко, генералам запрещало чувство собственного достоинства. Единственную цель такой верховой езды составляла необходимость возвысить генералов над обычными пехотинцами. Так что трое несчастных терпели тряску и мучились любопытством, пытаясь держать себя при этом как можно достойнее.
В самой главе колонны, в нескольких сотнях метров от Сто Первой дивизии, находились четыре человека и пять титанид. Впереди, в своих черных одеждах и черной же шляпе, верхом на Менестреле ехала Сирокко Джонс. За ней, не соблюдая четкой последовательности, следовали Конел верхом на Рокки, Робин верхом на Змее и… Искра верхом на Верджинели. Рядом в одиночку трусила Валья.
Говорить им было почти не о чем, да и праздничной атмосферы не чувствовалось. Этот день должен был стать единственным, когда Конел двигался вместе с армией, поэтому Рокки и Змей следили, чтобы он почаще оказывался рядом с Робин. Но все, что они могли друг другу сказать, было, судя по всему, уже сказано. После первого привала Конелу предстояло отправиться к северным нагорьям и принять командование Военно-Воздушными Силами.
Верджинель, по просьбе Искры, держалась в стороне от этой парочки. Младшая ведьма и бывшая бюрократка — она уволилась после шумной перебранки с Сирокко и была заменена кем-то из клана Трини — хотела предоставить своей матери и ее любовнику все те краткие часы, что у них еще оставались. Между ведьмой и титанидой рождались новые, более зрелые взаимоотношения. Искра, по мнению Верджинели, все еще была далека от совершенства, но она к нему стремилась. Она уже множество раз об этом говорила, и с каждый разом она смеялась все громче. Верджинель, со своей стороны, стыдилась сказанного раньше. Юная титанида все еще помнила ту нотацию, что прочитала ей ее задомать, когда услышала о происшествии с Искрой.
Время от времени девушка тянулась к талии и касалась висящего на поясе мешочка. Украшенный древним символом инь-янь, мешочек этот содержал в себе зомбицид, нечаянно открытый Искрой, который отныне по закону должен был в любое время носить при себе каждый беллинзонец. Такие мешочки вскоре превратились в своего рода талисманы. Этот дала Искре стыдливая корейская девушка по имени Ли, у которой по-прежнему была масса проблем с английским. Что ж, зато она прекрасно изъяснялась на всеобщем языке любви. Проводы вышли жаркими. Искра сама не понимала, как ей удавалось так долго не замечать столь необычную красоту и чувственность. Ли работала в ее статистическом бюро. «Неужели это любовь?» — думала Искра. Что ж, быть может. Рано было судить. Но Ли, но крайней мере, была той, кому можно писать из похода письма.
Во главе колонны, гордо выпрямившись, ехала Сирокко Джонс. Сидела она так, зная, что на нее смотрит вся армия, и вела сама с собой военный совет.
Генералы предупреждали Сирокко, что для неподготовленных солдат марш-бросок первого дня слишком длинен. За гектаоборот до старта глубоко в Япете был разбит лагерь с палатками, которые затем предстояло снять и прибавить к обозам.
Сирокко знала, что дистанция слишком велика, но именно такой она ее и задумывала. Фея собиралась произвести очередную децимацию.
Поэтому она немилосердно гнала свое войско через все усиливающуюся жару и неизменный свет Япета. Колонны солдат редели. По мере того как это происходило, неспособных двигаться дальше грузили в фургоны. Когда колонна наконец добралась до лагеря, большая часть армии уже была полностью изнурена тяжелым переходом. Немало офицеров повалилось с ног прямо у обочины.
— Теперь мы сделаем вот что, — сказала Сирокко высшему офицерскому составу, прежде чем людям удалось добраться до палатки-столовой. — Те солдаты, которые потеряли сознание или имеют в результате сегодняшнего марш-броска медицинские проблемы, останутся здесь. На этом самом месте они из подручных материалов построят промежуточный лагерь. Оружие и другое снаряжение останется у них, но фургоны мы заберем с собой. Промежуточный лагерь будет укреплен и станет местом постоянной дислокации двух когорт из одного легиона. Три другие когорты установят сходные, но меньшие форпосты к северу, югу и востоку. Задачей этих подразделений станет приведение в порядок шоссе, а также маневренная оборона на случай атаки из Гипериона. Все они будут находиться под командованием генерала Третьей дивизии, расквартированной в Беллинзоне. Пошлите гонца известить его об этом. И реквизируйте фургоны, которые потребуются, чтобы доставить обратно в город наиболее серьезных больных — тех, у кого дело зашло дальше обычной усталости. Все ясно?
Ни у кого уже просто не было сил с ней спорить.
Эпизод второй
В четырехстах километрах к западу и в пяти километрах под землей Наца скользила сквозь мрак, пока не выползла к длинному и узкому туннелю, из которого очень дурно пахло.
Наца знала эти места и ненавидела их всем своим естеством. Не хотелось ей ползти в этот туннель. То было место страдания. Она смутно помнила, как килооборот назад проходила его под Япетом и еще несколько раз — в прошлом.
Наца ощущала ненависть. Почти в километре отсюда ее средняя часть в нежелании ползти вперед свилась гигантскими кольцами. А хвост вообще подался назад. Требовалось некоторое время, чтобы импульсы от галлона серого вещества, которым Наца пользовалась как мозгом, дошли до самого дальнего конца ее тела, что продолжало упорствовать в своих заблуждениях.
Конфликт в громадном теле вызвал впрыскивание кислоты в чудовищную пищеварительную полость, что могло быть достаточно болезненно, если бы кислота не вызвала громадное волнение, отчего непредсказуемо вздулись бока Нацы. Причина тому была проста: Наца недавно сожрала семьдесят восемь неповоротливых и слепых слоноподобных существ, именуемых геффалумпами, что проживали в этом мраке. Геффалумпы же эти так просто не умирали. Двадцать шесть из тех семидесяти восьми были все еще живы, а кислота им нравилась не больше, чем самой Наце.
Кислота. Гиперион. Вроде бы Робин. В Гиперион. Кислота. Робин.
Представления эти проплыли в мозгу змеи подобно бесплотным духам — сто раз, двести — и наконец она осознала — она должна ползти в Гиперион. Должна встретиться там с Робик-теплой, Робин-защитницей. Должна ползти в туннель — туда, где кислота.
Раз начав движение, Наца уже не могла остановиться. Она ввинтилась в туннель подобно самому жуткому в мировой истории фрейдистскому кошмару.
Кислоту Наца встретила гораздо позже, чем ожидала. К тому времени вопроса об остановке уже просто не стояло. Плотно зажмурив глаза, змея рассекла громадную волну. Однако сквозь прозрачные веки анаконде было прекрасно видно, как она вползает в святую святых Крона, вернейшего друга Геи.
Крон выл от ярости, боли и унижения. Нацу этот вой не остановил. Выбрав самый восточный из ведущих из залы туннелей, она сунула туда голову. В этот миг кончик ее хвоста только-только окунулся в кислоту.
Боль была адская. Наца аж побелела. Скоро ей снова сбрасывать кожу, и это помогало, но не слишком. Веки выжгло. Они вновь отрастут, но помучиться все-таки придется.
И конечно, хвост тоже болел, просто сигналы от него шли слишком медленно. Наца прорывалась все дальше во мрак лабиринта Восточного Крона — продолжала двигаться, пока не обрела уверенность, что заползла в туннель целиком. Тогда она принялась корчиться, ударяя о скалы своим чудовищным телом. Двадцать шесть еще живых геффалумпов были почти мгновенно убиты. Стой в этот момент кто-нибудь на внутренней стороне обода Геи напротив того места, где билась змея, он почувствовал бы нечто вроде землетрясения.
Но боль не прекращалась ни на секунду. Свернувшись плотным кольцом, Наца стала ждать исцеления.
«Впереди еще лишь одна зала», — подумала она.
Эпизод третий
Настроение у Крона было омерзительное. Когда ты властелин и хозяин сотни тысяч квадратных километров земли — плюс бесконечные пещеры под ней, а также, в каком-то смысле, и воздух над ней — и к тебе заявляется, быть может, один визитер за десять мириоборотов, но даже и с ним ты не слишком горишь желанием увидеться… Что ж, тогда тебя просто изводит мысль, что прямо через твой дом, будто неуправляемый товарный состав, промчалась какая-то паскудная рептилия. Это лишь усугубило горестное состояние Крона. Да, чертово колесо окончательно сходит с ума. Уже ничего толком не работает. Исчерпаны все ресурсы.
Тысячелетия Крон был верен Гее. Нет, не тысячелетия — эры! Когда случилась размолвка с Океаном, кто стоял за Гею горой? Крон — вот кто. А когда пыль осела и старина Япет взялся потирать свои несуществующие руки, будто коммунистический шпион из комикса, и нашептывать в уши Крону нежности, разве он слушал? Никоим образом. У Крона была прямая связь с небесами, и Гея сидела на своем троне, и все с колесом было в порядке.
А когда эта чокнутая Мнемосина наконец-то проснулась и начала вопить — ах ты, ох ты — насчет того, что этот паршивый песчаный червь делает с ее вонючими лесами, разве он потерял веру в Гею? Нет, не потерял.
И даже когда богиня подсунула ему эту гнусную стерву по имени Сирокко Джонс, сказав, что Джонс теперь Фея и что с ней надо быть милым и ласковым, разве он воспротивился? Нет-нет, только не добрый старина Крон. Служил ей верой и правдой, пока Джонс…
Крон оборвал мысль. Да, Гея теперь не в лучшей форме, каждому понятно, однако некоторые мысли лучше оставить недодуманными. Как знать, кто может их подслушать.
Но это уже слишком. Действительно слишком.
И нельзя сказать, чтобы Крон не видел, как надвигается все это безобразие. Он уже одиннадцать мириоборотов не выставлял своего требования! Триста тысяч галлонов чистой девяностодевятипроцентной соляной кислоты — вот все, что ему требуется, чтобы привести свой резервуар в порядок. Тут эта тварь, сказал он тогда Гее. Вроде змеи, только огромная. Она не из моих; может, она одна из твоих? Но она живет под землей и уже дважды здесь побывала, причем с каждым разом она все растет. И еще — из-за хронически понижающегося уровня кислоты сохнут мои верхние синапсы. Все время болят…
А Гея ему не поверила. «Нет, эта не из моих, — сказала она. — Не бери в голову. А твою кислоту крадет Япет, и тут я ничего не могу поделать. Так что заткнись и не отвлекай меня от моих фильмов».
Ладно.
На сей раз Крон был настроен решительно. Он вызвал Гею. Но ответил ему всего-навсего новый помощник, как случалось все чаще. Разговор велся без слов, однако, будучи переведен на слова, выглядел бы примерено так:
— Производственный отдел Геи слушает.
— Пожалуйста, мне надо поговорить с Геей.
— Прошу прощения, Гея сейчас на выездных съемках.
— Ладно, тогда свяжите меня с Преисподней. Дело крайне важное.
— Простите, сэр, могу я узнать, кто спрашивает?
— Крон.
— Прошу прощения? А как это пишется?
— Крон, черт побери! Властитель целого региона Геи — ровно одной двенадцатой всех земель на ободе, между прочим, — известный как Крон.
— Да-да, конечно. А пишется это Х-Р-О-Н-Ь…
— КРОН! Немедленно свяжите меня с Геей!
— Простите, сэр, но она показывает кино. «Спартак», по-моему. Вам непременно следует посмотреть. Одна из лучших эпических саг…
— Так свяжете или нет?
— Прошу прощения. Впрочем, если вы оставите свой номер, я передам, чтобы она с вами связалась.
— Дело не терпит отлагательств. Гее следует знать, что эта тварь направляется в ее сторону. А мой номер у вас есть.
— …ах да, вот он. У меня просто выскользнуло из… а вы по-прежнему…
— Обо всем этом разговоре обязательно, должна знать Гея.
— Как вам угодно.
Щелчок.
Немного позже Крон попытался снова. И опять нарвался на лукавого помощника. Тот сказал, что Гея на производственном совещании и что ее никак нельзя отвлекать.
«Ну и черт с ней», — решил тогда Крон.
Эпизод четвертый
Крис уже долго жил в Таре, но неизменно страдал от отсутствия пива. Его, конечно, удавалось достать в буфетах — тому, кто мог доказать, что его рабочая смена закончилась. Крис особо не рвался. Напиток был так себе.
Однако теперь в холодильниках Тары появилось превосходное пойло. Дни стояли жаркие. Адаму, похоже, было все равно, да и Крис не очень беспокоился, но одна-другая кружка холодненького пивка была именно тем, что ему требовалось после долгого дня, проведенного в не слишком удачных попытках отвлечь внимание Адама от телеэкранов. Причем попыткам этим не следовало быть слишком очевидными.
Да, две-три кружки — именно то, что требовалось.
Тяжело было в этом признаваться, но почти все игры, которые Крис изобретал, были теперь направлены на то, чтобы отвлечь Адама от просмотра телепрограмм. Без ТВ отец определенно проводил бы с сыном много времени, но был бы настроен позволять мальчику больше играть одному А так Крис боялся, что проводит с ребенком слишком много времени. Заинтересовать же его было все сложнее. Адам часто уставал и от игр, и от игрушек. Порой, в самые скверные минуты, Крису казалось, что Адам над ним насмехается.
Очень навязчивая идея, Крис. Три-четыре кружки пива — и все уляжется.
Но самое скверное, самое ужасное…
Порой он ловил себя на том, что вот-вот готов ударить ребенка.
Каждый час бодрствования Крис проводил рядом с Адамом и, сколько мог, активно с ним занимался. Сколько мог, терпел всякое ребячество, детский лепет, безмозглые игры и дурацкий смех. Крис выдерживал многое, но был и предел. Он тосковал по разумной компании… нет, нет, НЕТ — не то слово, совсем не то. Он истосковался по компании взрослых.
Так что, когда Адам спал, а Крис испытывал жуткое одиночество, четыре-пять кружек пива железно успокаивали его расшатанную нервную систему.
Да, Крису отчаянно требовалась компания взрослых. А все, что было вокруг, — это сметливый, смышленый, восторженный двухлетний мальчуган, Амалия и Русалка. Вся остальная прислуга в доме была приходящей и никогда с Крисом не разговаривала. Крис предположил, что все они получили приказ Геи не обращать на него внимания. Постоянную же прислугу составляли Амалия и Русалка.
Когда Крис прибыл, обе уже были кормилицами. Амалия была вроде бы женщиной разумной, но она не знала английского и учить не собиралась. Для общения с нею Крис выучил некоторое количество псевдоиспанских слов, но этого никогда не хватало.
Что же до Русалки…
Крис не знал, так ли ее на самом деле зовут. Русалка была идиоткой. Возможно, на Земле она была сверхгениальной, но Гея с ней что-то такое сделала. На лбу у нее имелась отметина — опухоль под кожей в форме перевернутого креста. Когда Крис наконец понял, что голова Русалки так же пуста, как ее глаза, он как-то коснулся опухоли. Последствия вышли самые неожиданные. Русалка рухнула на пол и принялась биться, будто в эпилептическом припадке. После внимательного — и крайне тошнотворного — осмотра Крис выяснил, что никакой это не припадок. Гея вложила в голову Русалки что-то вроде Стукачка и закоротила его на центр удовольствия. Теперь Русалка за одну только «дозу» сделала бы все, что угодно. Когда она сама трогала крест, ничего не происходило. Это должен был сделать кто-то другой. Требовалось ей это, судя по всему, примерно три раза в день. Не получая «дозы» от Криса, Русалка совалась к Адаму. А тому казалось очень забавным, когда она корчилась на полу, стонала и мастурбировала.
Так что Крису приходилось несколько раз в день доставлять Русалке удовольствие.
К счастью, у него всегда было под рукой пять-шесть кружек пива, чтобы успокоиться.
Русалкой идиотку звали по очень простой причине. Питалась она исключительно сырой рыбой. Причем вовсе не обязательно свежей. На чешую она внимания не обращала и с головами расправлялась в два счета.
Воняло от нее страшно.
Крису потребовалось некоторое время, чтобы сложить все воедино. Рыбная диета выработала условный рефлекс. Ешь рыбу — получаешь «дозу». Вскоре ничего другого Русалка уже есть не могла.
Телевидение теперь стало наполовину интерактивно. Появлялся там и сам Крис, хотя раньше он никогда не проходил мимо Геиных камер. Поначалу, как и многое в Таре, все казалось достаточно безобидным. Первый раз он появился в шоу Эбботта и Костелло. Крис заменял Костелло. Он подвергся незначительным переменам. Но, сделавшись низкорослым и кряжистым, Крис безусловно остался собой. Голос его представлял некую смесь его собственного и голоса Костелло. Адам восторгался передачей. Даже Крис порой ловил себя на том, что улыбается. Безусловный болван Костелло был все же болваном симпатичным.
Но чем дальше, тем хуже.
На очереди оказались «Лорель и Гарди». Гея играла Олли, а Крис — Стэна. Крис внимательно изучал фильмы, взвешивая все за и против. Пара комиков испытывала друг к другу привязанность. Это его встревожило. На первый взгляд Стэн казался идиотом, но на самом деле все было гораздо сложнее. А Олли без конца хвасталась, допускала кучу уморительных оплошностей… но в конце концов оказывалась доминантной личностью. Опять Гея кое-чего добилась.
Последнее время Крис стал появляться в некоторых сомнительных ролях. Не то чтобы негодяем в чистом виде, но кем-то определенно неприятным. В одной роли — названия фильма Крис не запомнил — он увидел себя избивающим Гею. И еще он заметил, что это возмутило Адама, хотя мальчик и смолчал. Да, Адам проводил черту между фантазией и реальностью… но черта эта была достаточно размытой. Кто такая Гея? Та изумительная и забавная, громадная и безобидная дама, что приходит к окну третьего этажа Тары и дарит Адаму восхитительные игрушки. Так зачем же Крису ее бить? Тут уже не имел значения ни сюжет, ни то, что Крис, немногим более двух метров ростом, едва ли был достойным противником пятнадцатиметровой Монро.
Теперь Крис уже не сомневался, что в итоге потерпит поражение. Благое, конечно, дело — рассчитывать на совесть Адама, но голос у телевидения всегда громче, чем у детской совести, которая, кроме всего прочего, просто отсутствует, пока кто-то ее не привьет. Тут Крису не давали и шанса.
Прошел год. Сирокко сказала, что до ее следующего появления могут пройти два года.
Крис не сомневался — тогда уже будет слишком поздно.
Его очень подбодрила бы весть о том, что Сирокко и ее армия уже маршируют в Гиперион. Но Гея не посчитала нужным его информировать, а других способов это узнать у Криса просто не было. Получить кое-какие намеки он мог бы от гейского телевидения. Адам спал, а Крис развалился перед телеэкраном. Фильм представлял собой сделанный в 1995 году римейк «Наполеона», причем без всяких подмен. На экране грандиозные армии маршировали к Ватерлоо.
Но Крис был уже слишком пьян, чтобы обращать на это внимание.
Эпизод пятый
Марш-бросок второго дня принес еще больше выбывших из строя, чем предыдущий, хотя и был короче.
Сирокко и этого ожидала. Вероятно, все это выглядело как массовое увольнение. Она велела медикам тщательно всех обследовать и отослать обратно только самых тяжелых больных. Таких оказалось всего шестнадцать. Все остальные, когда лагерь был свернут, закинули за плечи вещмешки и отправились дальше в Япет.
Армия переправилась через две безымянные речушки, что текли к югу от гор Тихе и впадали в великое море Понт, которое составляло главную часть Япета. Мосты починены на славу. Местность была легкопроходимой.
Япет, враг Геи, насколько знала Сирокко, не стал бы чинить препятствий при продвижении армии по его территории. Ожидалось, что проблемы начнутся в Кроне.
Еще несколько «дней» армия шла берегом восхитительного моря. Погода стояла ясная и теплая. Сирокко постепенно набирала темп, пока солдаты все больше привыкали к ритму марша. Но при этом старалась не очень давить на них. Когда дело дойдет до самых трудных участков, солдатам нужно быть крепкими, но полными сил.
У слияния Плутона и Офиона, неподалеку от границы с Кроном, Сирокко приказала генералам подобрать людей для охраны линии восточного фронта.
И на сей раз она решила не обходиться слабаками. Тут требовались ветераны — самые крепкие мужчины и женщины, каких только можно было найти. Им предстояло построить форт к западу от брода через Плутон и к северу от Офиона. Для переправы через полноводную реку она оставила им титанидские каноэ. Их патрули должны были двигаться с севера на юг и обратно, причем легко и быстро. Такая позиция была плохо защищена от внезапной атаки, но главное заключалось не в этом. Сирокко рассчитывала, что в случае нападения войска успеют послать в Беллинзону гонцов и приступить к маневренной обороне наподобие партизанской войны, предоставляя тем самым городу как можно больше времени подготовиться к военным действиям.
Все это ее угнетало. Почти все, чем Сирокко занималась в Япете, было подготовкой к поражению. Если Военно-Воздушные Силы Беллинзоны еще будут к тому времени существовать, этот форпост с его быстрыми гонцами окажется лишним. Даже самая медленная «Стрекоза» могла за двадцать минут долететь отсюда до Беллинзоны и поднять тревогу.
Однако Военно-воздушные силы могут не одолеть Крон.
И, разумеется, если ее армия одержит в близящемся сражении победу, из Гипериона не будет возвращаться никто, кроме ее же собственных солдат, а также беженцев и военнопленных из Преисподней.
Тем не менее, Сирокко обязалась обеспечить городу все предосторожности, какие только можно было придумать. Ибо она вовлекла его в создание не просто кучки пехотинцев, но полновесной и сознательной боевой силы.
Фея не сомневалась, что, если доведется, эти солдаты будут воевать на славу.
Окружное шоссе Геи пересекало Офион в точке, находившейся как раз внутри незримой границы между Япетом и Кроном.
Еще когда Габи строила это шоссе, участок пересечения его с Офионом стал для нее наиболее сложным. На равнинах река была полноводной и очень глубокой, а все быстрины лежали среди неприступных гор. Так что число пересечений следовало свести к минимуму.
Но некоторых было не избежать. Наглядный пример здесь представлял Крон. По-настоящему легкого маршрута через Крон не существовало, но северный был раз в пять тяжелее южного. Так что большой мост оказался жизненно необходим.
Саперы Сирокко, которые обследовали маршрут до самой Мнемосины, а также провели починку всего дорожного полотна и мостов в Япете и, в меньшей степени, в Кроне, доложили, что с мостом через Офион дело плохо. Весь его южный конец обрушился. Без малого семьдесят лет назад у бригад Габи ушло пять лет на его постройку. Восстановление моста в сроки, оставшиеся до похода на Преисподнюю, лежало за пределами возможного.
Тогда саперы встали лагерем на северном берегу и сколотили сотни плотов. Работа шла тяжело и медленно, так как в этой части Крона было совсем мало достаточно крупных деревьев.
На протяжении всей операции Сирокко и генералы тревожно поглядывали в небо. Сирокко ожидала, что атака последует в Кроне или Гиперионе, а возможно, и там, и там, если первый бой не станет решающим. А войско, разделенное рекой и разместившееся на уязвимых плотах, оказывалось особенно удобной мишенью во время переправы через Офион.
Еще перед началом кампании Сирокко вкратце изложила ситуацию Конелу и его пилотам, а также генералам. Пользуясь аналогией с циферблатом, она расположила двенадцать регионов Геи в большом круге, где в положении двенадцати часов находился Крий.
— Таким образом, Гиперион, наше место назначения, оказывается здесь, на двух часах, — сказала она тогда, надписывая название. — Центральный трос Гипериона служит базой для Второго Крыла Штурмовиков Военно-воздушных сил Геи. Дальше, на трех часах, лежит Океан. Здесь никакого Третьего Крыла нет; Гея над Океаном не властна. — Рядом с названием «Океан» Сирокко поставила крупный крест. — Четвертое, базировавшееся в Мнемосине, было уничтожено в результате взрыва больше года назад. Осведомители сообщили мне, что замены ему не последовало. — Она поставила еще один крест. — Пятое, из Япета, атаковало Беллинзону и было уничтожено. Шестого в Дионисе нет — по тем же причинам, что и в Океане. Следующее жизнеспособное звено — Восьмое — вот здесь, в Метиде. — Начертав еще два креста, Сирокко отступила на шаг — полюбоваться своей работой. — Нетрудно заметить, что Крон располагается в самом центре большой лакуны в расположении Воздушного флота Геи. Начиная от Метиды, вот здесь, на восьми часах, до Гипериона, на двух, расположены семь полностью вооруженных Штурмовых Крыльев. За Метидой внимательно следят. Если оттуда последует атака, нам немедленно радируют. То же самое — с Гиперионом. Но если, пока мы будем находиться в Кроне, на нас обрушится Пятое, практически никакого предупреждения мы получить не успеем. Я проработала пару возможных сценариев. Скажем, Восьмое в Метиде начинает атаку. Для того чтобы добраться сюда, ему потребуется определенное время, и мы успеем получить предупреждение. Наиболее логичным поступком со стороны Геи, на мой взгляд, было бы начать с Крыла Крона, чтобы ошеломить нас и вынудить перейти к обороне. В то же время или Восьмое, или Второе, или оба сразу снимаются с места и оказываются здесь вовремя, чтобы помочь Пятому. По второму сценарию нас свободно пропускают через Крон. Откровенно говоря, я бы предпочла, чтобы нас атаковали здесь. Ибо, если Гея дождется нашего прибытия в Гиперион, она сможет практически одновременно и почти без предупреждения собрать едва ли не все боевые группы — Фебы, Крия, Реи, Гипериона, Крона… возможно, даже Тефиды.
Все мрачно изучали нарисованный Сирокко большой циферблат. Последовали замечания — некоторые из них были довольно дельными. Общее мнение было таково, что для Геи разумно будет выждать, пока они окажутся в Гиперионе, и собрать все свои силы воедино.
Сирокко согласилась… и хмуро подумала, что Гея скорее всего изберет противоположный вариант. Оставив за бортом логику, Сирокко страшилась атаки во враждебной ночи Крона.
Эпизод шестой
Люфтмордер в Тефиде и ведать не ведал, что он флюгельфюрер Десятого Крыла Штурмовиков Военно-воздушных сил Геи. Богиня ему такой должности не давала. Люфтмордер знал лишь, что он лидер своей эскадрильи. Лишь смутно он сознавал, что есть и другие эскадрильи. Это не имело для него никакого значения. Его боевая задача была четко определена, и для ее выполнения ему не требовалось сотрудничество с другими люфтмордерами. Да и не в его натуре было сотрудничать. Он тут флюгельфюрер — и больше никто.
Приказы уже приходили. В частности — о дозаправке на базах, находящихся под командой других люфтмордеров. Сама мысль была отвратительна, но приказ есть приказ.
Он знал, что через Крон сейчас марширует армия.
Он знал, что в какой-то момент ему придет приказ атаковать эту армию.
Он знал, что в небе есть враги. Враги люфтмордера ничуть не пугали.
Все это грело его и навевало приятные мысли.
Единственную неприятность в жизни люфтмордера составляли ангелы, что в последнее время начали околачиваться поблизости.
Они подлетали к нему, странно чирикая. Зеленые и красные. Люфтмордер относился к ним с подозрением. Их жалкие тельца стали бы занятными мишенями для его ночников и боковух… но на сей счет приказа не было. Ангелы внушали подозрение. Такие слабосильные. Поразительно неэффективные летательные аппараты.
Ангелы начали строить гнезда, что свисали, как и сам люфтмордер, с вертикального троса. Прямо под ним было три штуки — крупные выпуклые сооружения. Похоже, из глины и прутьев. Каждое — как бельмо на тазу.
Сперва их было четыре. В одно люфтмордер пустил ночника — проверить на прочность. Гнездо разлетелось вдребезги. Посыпались красные и зеленые перья. Люфтмордера позабавил встревоженный писк выживших.
Но больше стрелять он не собирался.
Люфтмордер ожидал боевого вылета.
Эпизод седьмой
Конел с самого начала хотел возглавить атаку на базу в Кроне. Он так долго и упорно спорил по этому поводу с Сирокко, что той, в конце концов, ничего не осталось, как допустить его к своему строго секретному плану — тому, который мог и не сработать. Просто по-другому угомонить Конела было невозможно, особенно пока Робин — и, разумеется, остальные его друзья — беспомощно маршировали под жадными до крови монстрами, что расселись на ненавистном тросе.
Изучив план, Конел с неохотой согласился. Робин по-прежнему оставалась в опасности, но совсем избежать этого было, судя по всему, невозможно.
— Пойми, Конел, так все и должно быть, — сказала Сирокко. — Подозреваю, к атаке в Кроне будут стянуты подкрепления со всего колеса, причем прежде, чем мы успеем сосчитать до трех. Если этих подкреплений окажется достаточное количество, ты и твои люди будут уничтожены. Тогда мы окажемся уязвимыми для атаки с воздуха на всем пути к Гипериону.
Поэтому Конел сидел теперь у себя на базе, хорошо замаскированной в северных нагорьях Япета, и размышлял. Ожидание уже длилось целую вечность. Конел плохо спал. И никогда не отходил больше чем на двести метров от своей заправленной горючим и готовой к полету машины.
Другие пилоты играли в карты, травили анекдоты, короче, пытались как-то убить время. В большинстве своем это были мужчины и женщины, и на Земле служившие в военной авиации. У Конела было с ними мало общего. Интеллигентная публика. На Конела они смотрели сверху вниз и возмущались решением Сирокко назначить его командиром… хотя и восхищались его навыками пилотирования. Это природное, говорили они. Да, верно, однако прислушивались они к его мнению главным образом потому, что Конел налетал в Гее больше времени, чем все они, вместе взятые. Он знал особые условия Геи, знал, как крепкие самолетики ведут себя при высоком давлении и низкой гравитации, понимал природу кориолисовых бурь, которые сбивали с толку остальных.
Пилоты терпели Конела и учились у него.
Почти все время бодрствования он проводил у рации.
Сама база хранила радиомолчание. Люди надеялись на то, что Гея еще не знает об их расположении, и подозревали, что бомбадули способны слышать переговоры по рации. Так что они прислушивались к передовым наблюдателям в Метиде и к лаконичным переговорам наступающей армии.
Наконец забили тревогу.
— Бандиты на восьми часах, — сказал голос по рации. — …шесть, семь… ага, восемь, девять… и Папаша десятый.
Экипажи засуетились. Когда голос заканчивал донесение, Конел уже был в воздухе.
— Падают к земле. Уже их не вижу. Первый пост передачу закончил. Ждите сообщений второго и третьего.
Первый пост располагался на южных нагорьях Метиды. Там в распоряжении у людей имелся мощнейший в Гее телескоп, изъятый, как и многие другие высокотехнологичные приборы, из поразительных подвалов Криса. Телескоп этот постоянно был нацелен на центральный трос Метиды.
Второй и третий находились к востоку и западу от троса. Куда бы Восьмое Крыло ни направилось, Конел вскоре об этом узнает. Он ожидал, что бомбадули повернут на восток — к Беллинзоне и армии; тем не менее, нельзя было исключать возможность отвлекающего маневра или еще какого-нибудь фокуса.
Но в одном Конел не сомневался. Пятое Крыло направлялось к Крону, и далеко им лететь не придется.
— Докладывает третий пост. Все десять бандитов в поле зрения. Направляются… на восток, насколько берет наш радар.
— Говорит Рей-Канада, — сказал Конел. — Ведущий Третьей эскадрильи, курс на восток. Действовать по третьему плану.
— Ажур, Канада.
— Удачи вам.
— Ажур, — последовал лаконичный ответ. Удача им понадобится, подумал Конел. Восьмое будет как можно дольше следовать на восток, прежде чем раскроет место назначения, либо резко повернув влево к Беллинзоне, либо продолжая двигаться к Крону и армии. В любом случае Третья эскадрилья примет бой, но количественное превосходство Восьмого составит два к одному.
Конел наблюдал, как пять самолетов разлетаются в разные стороны аккуратно и ловко, словно на воздушном шоу. Хотел бы он, чтобы это и впрямь было шоу.
Сперва они летели на юг. Теперь он дал им приказ следовать на восток. Первая и Вторая эскадрильи разойдутся под углом и вновь сольются воедино над армией.
Когда они заканчивали поворот, из рации послышалось то самое сообщение, которого Конел так боялся.
— Говорит Рокки-Рэмбо. Нас атакуют с воздуха. Наземных групп не замечено. Атакует, похоже, Пятое Крона, но пока до конца не ясно. — Раздался грохот взрыва. — Спешите, ребята! Нас тут на куски рвут!
Едва последовало сообщение первого поста, как армия приступила к выполнению плана обороны, пусть и недостаточно эффективного.
Войска уже углубились в Крон, переправившись через Офион, и теперь одолевали крутые холмы, оставаясь столь чудовищно уязвимыми для атаки с воздуха. Двигались они к сужающемуся проходу, который в конце концов с юга должны были зажать джунгли, а с севера — море Гестии.
Никакие ответные действия армии доступны не были. Ничто из ее арсенала не давало ни малейшей надежды сбить бомбадуля. Предпринимались попытки переделать вооружение Военно-воздушных сил под наземное, но все они потерпели неудачу. Сирокко сдалась, понимая, что и так уже растратила слишком много все сокращающегося боезапаса Военно-воздушных сил во время своей несдержанной демонстрации над Преисподней. Теперь за это предстояло расплатиться и ей, и всем окружающим.
Не так давно Беллинзона начала производство пороха и нитроглицерина. Порохом армия располагала — в виде больших ракет. А вот почти весь нитроглицерин — в виде динамита — ушел на цели, которые Сирокко раньше времени раскрывать не собиралась, приводя этим в ярость генералов. Однако даже доступность динамита не дала бы армии возможность отразить воздушную атаку. Ракеты и боезаряды были рассчитаны лишь на отвлечение внимания. Люди надеялись на то, что их жар притянет ночников и боковух.
С тем же расчетом армия разожгла костры. Несколько десятков фургонов набили сухими дровами и облили керосином. Сразу после сигнала об атаке эти фургоны расставили как можно дальше впереди, сзади и по бокам. А когда армия заметила самолеты, фургоны немедленно подожгли. Находясь в самом центре ночного Крона, армия могла надеяться, что эти костры дадут атакующим неверную информацию, будучи легкими мишенями.
Основная часть войска погасила все огни, растянулась и приступила к работе с личным шанцевым инструментом (с лопатами, чтоб штатским было понятно). Высокая технология оказалась бессильна как-то усовершенствовать упомянутый инструмент. Любой пехотинец мгновенно сообразил бы, как им пользоваться. Несмотря на то, что земля была твердой, удивительно было видеть, как быстро может окопаться человек, прежде чем начинают падать бомбы.
Сирокко неожиданно для себя поняла, что выделывает черт знает что. Пока бело-голубые пятнышки Пятого Крыла Штурмовиков принялись над ними кружить, готовясь к первому заходу, она вдруг помчалась назад по шоссе, размахивая мечом и срывая глотку.
— Ложись! В укрытие! Ложись, ложись! Наша авиация уже на подлете! Все носом в землю!
Сирокко заметила далеко впереди и сбоку первый смертоносный оранжевый цветок — пока еще очень далеко. Но тут ее сцапали за руку, подняли и швырнули на широкую спину Менестреля. Фея приземлилась на ноги, ухватила Менестреля за плечи и заорала ему в самое ухо:
— В укрытие, ты, псих ненормальный!
— Непременно. Только сначала ты.
И они загрохотали по шоссе, изумляя войска, выкрикивая предупреждения — совершенно излишние, ибо к тому времени все вокруг уже гремело и пылало под мощными ударами Пятого Неистового. Сирокко считала, что это чистой воды безумие. Никогда она не понимала, как командиры могут так психовать, и не была уверена, удастся ли ей самой с этим справиться. Сирокко не питала ни малейших иллюзий относительно своей неуязвимости. Не считала она, и что сумасшедшая сила ее личности сможет ее защитить — согласно теории, выдвинутой в когда-то прочитанных ею наиболее причудливых военных трактатах.
Сирокко знала одно — не стоит ей сейчас бросаться в укрытие. Куда лучше рискнуть жизнью. Солдаты должны ее видеть и не сомневаться в ее бесстрашии, хотя Фея так тряслась, что чуть не выронила меч. Не существовало другого способа убедить их пожертвовать собственными жизнями, когда дело того потребует.
«Господи Боже, — подумала Сирокко. — Что за прелесть эта война!»
Большинство титанид избрали курс, какой и Сирокко, и генералы посчитали самым для них логичным. На то, чтобы вырыть траншею, куда спрятались бы все их громадные тела, ушла бы целая вечность. Главным преимуществом титанид была скорость.
И они бросились бежать.
Титаниды побежали врассыпную, как можно дальше удаляясь от центра событий. А потом, объятые ужасом, стали наблюдать, как дьявольски прекрасное сражение разворачивается в воздухе и на земле.
Сигнальные ракеты с визгом взмывали в небо из пиротехнических фургонов, рассыпаясь оранжевыми искрами и сияя слепящим ярко-алым огнем, а затем взрывались. Ночники и боковухи, будто птицы со сверкающим оперением, вылетали из-под крыл бомбадулей, волоча за собой алое, голубое или зеленое пламя, ускорялись в ужасающем темпе, верещали от кровожадного бешенства и самоубийственно впивались в костры из фургонов или гонялись за сигнальными ракетами. Но часто — слишком часто — они не давали себя одурачить и неслись в нескольких метрах над землей, разливая жидкий огонь по отмеченному оспинами ландшафту. Сами аэроморфы были заметны только по бело-голубому выхлопу. Бомб же вообще не было видно, пока они не достигали земли, зато уж тогда все остальное начинало казаться незначительным.
Немногие титаниды, глядя на этот ад, пустились назад, но были остановлены своими более рассудительными собратьями.
Лишь титанидские целители никуда не побежали. Как и санитары-люди, они занимались тем же, чем издревле на войне занимаются врачи. Они подбирали раненых, оказывали им помощь… и гибли рядом с ними.
— О Великая Матерь! Дай мне силы все это пережить, и я больше никогда не отойду от компьютера! Никогда, никогда, никогда…
Искра сама не сознавала, что кричит. Съеживаясь в комочек в окопе, который, как казалось ей, был около сантиметра глубиной, вдобавок она делила его с двумя совершенно незнакомыми ей пехотинцами.
На самом деле окоп был гораздо глубже, и, когда наступило относительное затишье, все трое выскочили наружу и снова принялись копать как полоумные. Потом последовал новый заход монстров, и вся троица опять посыпалась в укрытие — в неразберихе острых локтей, ботинок, мечей в ножнах, съехавших набекрень шлемов и смрадного страха. Щиты они держали над собой и слышали, как комья земли барабанят по тусклой бронзе.
Совсем рядом упала бомба. Искра задумалась, не оглохла ли она на всю оставшуюся жизнь. Очень долго в ушах стоял дикий звон. На щиты посыпались осколки раскаленного металла и дымящаяся почва.
— Никогда, никогда, никогда…
Какая-то часть разума Конела сознавала, что те пришельцы из Метиды, что повернули на север, направляются к Беллинзоне. Другая часть оплакивала участь оставшейся в численном меньшинстве Третьей эскадрильи.
Он изо всех сил старался сосредоточиться на мрачном небе впереди, которое с каждой минутой светлело. Сражение они смогли наблюдать задолго до того, как прибыли на место.
Потом они вступили в бой, и уже не было времени думать ни о чем, кроме полета.
Массу работы пришлось возложить на компьютер. На экране было слишком много сигналов, слишком много путаницы. Конел увернулся, вышел было на что-то многообещающее… и был отвергнут компьютером управления огнем, который опознал в мишени соратника. Затем он срезал одного бомбадуля. Весь поединок длился менее трех секунд. Конел даже не стал смотреть, как враг пропадает в ночи, а немедленно заложил поворот с десятикратной перегрузкой в сторону следующей возможной мишени.
На самом деле бой принес сплошное разочарование. Конел понимал, что тем, кто, лежа на земле, двадцать минут дожидался подлета его эскадрильи, он таковым не казался. Но к тому времени, как Конел и его пилоты добрались до места, Пятое Крыло довольно по-дурацки растранжирило большую часть своих боеприпасов типа «воздух-воздух». В орудиях бомбадулей уже истощался запас крошечных пулесуществ. Бомбы у них, правда, оставались, но это играло только на руку Конелу, ибо, когда его ракета попадала в цель, следовал более мощный взрыв. Каждый такой взрыв означал, что для лежащих в траншеях в небе стало на одну смерть меньше.
По конец от Пятого Крыла остался только люфтмордер. Конел и два его пилота пристроились к нему сзади. Конел лично отстрелил твари чуть ли не все левое крыло. Один «Комар» чуть было не влетел в огромную выхлопную трубу, затем отправил туда снаряд. Все трое резко сбросили скорость и стали наблюдать за падением. В воздухе клубился дым, а на земле пылали жуткие костры.
— Рей-Канада вызывает Рокки-Рэмбо.
Пауза вышла такой долгой, что Конелу это не понравилось. Потом он сообразил, что Рокки, видимо, не сразу добрался до своей рации.
— Рокки-Рэмбо слышит тебя, Канада. Врагов больше не вижу.
— Так точно. Все дохлые. Пятого больше нет. Еще не успел связаться с Третьей эскадрильей, но знаю, что она схлестнулась с Восьмым где-то над Дионисом. У вас, ребята, есть по меньшей мере полоборота, чтобы вздохнуть спокойно, пока остатки Восьмого сюда доберутся.
— Ажур, Канада. Будем окапываться.
Конел двигался на скорости чуть выше минимальной, только что не глуша мотор, пока компьютеры заново выстраивали Первую и Вторую эскадрильи. Оглядевшись, Конел засек одно пустое место во Второй и одно — в своей, Первой. Потом поглядел на экран и заметил маячок вынужденной посадки на самом берегу Гестии. Одному из своей эскадрильи Конел приказал слетать и проверить, выжил ли пилот.
Потеряно два самолета. И один пилот или два. Еще два самолета отделались минимальными повреждениями.
Тут Конел вдруг понял, что взмок от пота. Переключив самолет на автопилот, он откинулся на спинку сиденья и несколько минут просто сидел и дрожал. Потом утер с лица пот.
— Рей-Канада, Рей-Канада, это Третья эскадрилья.
Конел узнал голос. Грациана Гомес, самый юный и неопытный пилот Третьей эскадрильи.
— Слышу тебя, Гомес.
— Канада, Третья эскадрилья вступила в бой с врагом в десяти километрах от Мятного залива. Десять машин засекли, десять уничтожили. Один прорвался к Беллинзоне, и я только что его сбила. Три-четыре бомбы на город он все-таки сбросил.
Что-то в голосе девушки Конелу не понравилось.
— Гомес, а где командир твоей эскадрильи?
— Конел… я теперь командир эскадрильи. Вообще-то… я теперь вся Третья эскадрилья. — Голос ее дрогнул, и Конел услышал, как девушка отключила микрофон.
— Грациана, отправляйся назад к Япету и паркуй машину.
Наступило долгое молчание. Когда Грациана заговорила снова, голос ее уже был ровным:
— Не могу, Канада. Машина сильно разбита. По-моему, ее еще можно спасти. Хочу попытаться сесть на то футбольное поле, что рядом с лагерями. Думаю, я смогу…
— Отказать, Гомес. — Конел прекрасно понимал, о чем она сейчас думает. Пилотов им хватало, а вот самолеты были на вес золота. Такие расчеты его бесили.
— Ладно… тогда я могу посадить его на воду поближе к пристаням — туда, где помельче. Потом можно будет вытащить и…
— Вот что, Гомес. Сейчас ты поведешь эту хреновину в сторону Рока, а когда окажешься над самым большим и гладким клочком земли, какой там только найдется, то прыгнешь.
— Канада, думаю, я смогу…
— Мать твою, Гомес! Ты прыгнешь! Это приказ.
— Так точно.
Позднее Конел узнал, что Грациана благополучно добралась до земли. А часом позже умерла от потери крови в результате осколочного ранения, о котором она ему так и не сказала.
До Искры медленно доходило, что вокруг воцарилась тишина.
Она чуть приподняла голову. В ночи пылали костры. Искра услышала, как где-то неподалеку стонут люди. Кто-то кричал. Она осторожно поползла на локтях, потом поправила шлем и оказалась лицом к лицу с одним из своих товарищей по траншее. Тот по-дурацки ей улыбнулся. Искра услышала собственное хихиканье. «Великая Матерь, ну что за идиотство?» Однако заткнулась она не скоро. Мужчина смеялся вместе с ней, радуясь, что остался в живых. Затем оба повернулись к третьему в окопе, чтобы тот разделил с ними радость.
Но у того оказалась здоровенная дыра прямо посередине груди. Искра долго обнимала окровавленный труп и никак не могла заплакать, хотя очень хотела.
Так, не обменявшись ни единым словом, они прижимались друг к другу, будто безумные звери во мраке огней, дрожа и делясь теплом. Искра даже не заметила, когда все тепло вытекло из мужчины вместе с алым потоком.
Сирокко и Менестреля швырнула на землю ударная волна. Целые и невредимые, они все-таки решили полежать. Хорошенького понемножку.
Теперь Сирокко, чуть прихрамывая, шагала по полю боя. В ушах до сих пор звенело. Кончики волос и правая бровь были опалены. Правую руку она слегка ушибла.
Сирокко принимала все как есть. Было много убитых и раненых, но так с самого начало и ожидалось. Сержанты орали, будто шел очередной пробег по полосе препятствий. Отовсюду летели комья земли. Многие траншеи были уже метра два с половиной в Шубину. Ни одного лодыря Сирокко не видела. Пятое Крыло всех превратило в истовых трудяг.
Госпиталь располагался в большой палатке, установленной так далеко от окопов, как только Сирокко рискнула распорядиться. Она долго обсуждала вопрос, стоит ли помечать ее крупным белым крестом. И, в конце концов, решила, что не стоит. Гея взяла себе роль плохого малого. Ей ничего не стоило приказать бомбадулям, чтобы они искали именно белые кресты.
Зайдя в радиорубку, Сирокко сразу ухватилась за микрофон:
— Рей-Канада, ты еще тут?
— А я никуда и не собираюсь. Капитан, ты Робин не видела?
— Такой информации, Канада, у меня нет.
— …Ладно. Извини. Мне не следовало спрашивать.
Оглядевшись, Сирокко выяснила, что никто за ней не наблюдает.
— Обещаю, Конел, как только что-то выяснится, сразу дам тебе знать.
— Ага. Так что мне делать дальше?
Они это обсудили, пользуясь кодовыми словами, которые были бы непонятны Гее и ее воинству, случись им подслушать. Конел был единственным, кто знал про план Сирокко касательно Военно-воздушных сил Геи.
— По-моему, — сказал Конел, — если ты собираешься это провернуть, делать это надо как можно скорее.
— Согласна. Дай нам… еще два оборота, чтобы поосновательнее тут окопаться. А сам со своими людьми возвращайся в Япет для дозаправки и перевооружения. Я тут пока посовещаюсь с генералами.
Большую часть боя Робин провела, погребенная под мертвой титанидой.
Она в компании еще четверых отрыла себе одиночный окоп, начали падать бомбы… и тут прямо на край окопа рухнула убитая титанида. Труп медленно сползал вниз, накрывая Робин. Позднее она поняла, что это скорее всего и спасло ей жизнь. Когда все кончилось, и Робин удалось выкарабкаться наружу, она заметила множество осколков, впившихся в громадную мертвую тушу. Один из ее товарищей по окопу был ранен в ногу, но остальные были целы и невредимы.
Робин сумела разыскать Сирокко, у которой хватило времени для краткого объятия, прежде чем она поспешила к генеральской палатке.
Робин с Искрой выглядели здесь чужими, и теперь Робин остро это чувствовала. В армии они, в отличие от всех остальных, не состояли. Определенных обязанностей у них не было. Искра даже не состояла больше в городском управлении. На нормальную войну, где посредством тактики и стратегии сражаются массы солдат и самолетов, Робин бы просто не взяли. Но здесь ее присутствие было необходимо.
Беда заключалась в том, что Робин никому не могла объяснить, почему так получилось. Да она и сама не вполне понимала, почему.
Так что теперь Робин бродила среди кровавого побоища, разыскивая свою дочь. Кроме нее так же бесцельно бродили еще несколько человек, но те явно были слегка контужены. Робин же была потрясена, но держала себя в руках. Свои отношения со страхом она выяснила двадцать лет назад, когда впервые позволила себе его почувствовать. Во время атаки ее охватил панический ужас, она была потрясена и остро сочувствовала всем пострадавшим, однако теперь, когда все закончилось, Робин испытывала лишь отвращение к жестокости атаки… и беспокойство за свою дочь.
Искру она застала за рытьем траншеи. Робин пришлось звать ее трижды, прежде чем девушка подняла голову. Нижняя губа ее задрожала, она выбралась из окопа и упала в материнские объятия.
Робин плакала только от счастья. И еще она чувствовала себя немного по-дурацки — как всегда, когда обнимала дочь сантиметров на тридцать ее выше. Искра безудержно рыдала.
— Мамочка, — сумела она наконец выговорить, — я домой хочу.
Эпизод восьмой
Сирокко расстелила на шатком столе свою карту-циферблат. Держа в одной руке лампу, другой она нарисовала еще два креста.
— Итак, Крыло Крона и Крыло Метиды Военно-воздушных сил Геи уничтожены. Это значит, что эта половина колеса, в центре которой мы сейчас находимся, очищена от вражеской авиации. Ближайшая для нас угроза таится здесь, в Гиперионе. Беллинзоне по-прежнему угрожает Крыло Тейи. Теперь попробуйте поставить себя на место нашей любимой богини. Что бы вы предприняли?
Генерал Два внимательно изучил расклад, затем заговорил.
— Теперь она должна знать, что одна наша группа превосходит в боевой силе любую ее группу.
— Но я сомневаюсь, что ей известно о наших силах, — заметила Сирокко.
— Хорошо. Это может вынудить ее выжидать. Возможна атака на Беллинзону из Тейи. Но вы говорите, ее главную заботу составляет армия.
— Точно.
— Тогда… мы получим хорошее предупреждение, если Крыло Гипериона снимется с базы. Вы говорите, в Гиперионе у нас превосходные разведчики?
— Так оно и есть.
— На ее месте, — вмешался генерал Восемь, — я бы начал сосредотачивать авиацию в одной точке. К примеру, перебросил бы группу Гипериона на пустующую базу в Мнемосине, если эта база по-прежнему пригодна для использования.
— Она непригодна.
— Хорошо. А Гиперион не может добраться до базы Крона, не будучи атакован нашими Военно-воздушными силами. Тогда этому Крылу я приказал бы сидеть на месте. А Крыло Тейи переместил бы на базу в Метиде. Япет отпадает по той же причине, что и Крон. Сколько бомбадулей может принять одна база?
— Этого я не знаю.
— Гм. Что ж, если одна база может принять больше одного Крыла, я бы начал перемещать более отдаленные поближе. Фебу, Крия и Тефиду в Метиду и Гиперион. Ведь радиус их действия нам тоже неизвестен, так?
— Так. Подозреваю, мы сейчас в дальних пределах радиуса действия группы Гипериона. Впрочем, мы еще приблизимся. Я думала, что Гея может бросить их сюда прямо сейчас, пока мы еще не очухались, и передвинуть Рею на их место. Но теперь я считаю, что прямо сейчас она… просто ничего делать не станет. И пока что оказываюсь права. — Сирокко снова указала на карту. — Мы должны защищать армию, город… и базу в Мнемосине. База в Япете уже лишняя… собственно говоря, я приказала ее взорвать при попытке захвата.
— Чего ради им ее захватывать?
— Ради того, что они скоро проголодаются. Я предполагаю провести внезапную атаку. Если все пройдет, как надо, мы можем получить полное превосходство в воздухе.
Сирокко принялась изучать эффект, произведенный магической фразой. Уже два столетия в крупных военных кампаниях эти слова считались ключом к общей победе.
Естественно, генералы пожелали узнать, как Сирокко собирается это осуществить. И она им рассказала.
Эпизод девятый
Начинаем операцию «Фитиль». Начинаем операцию «Фитиль».
Расположившиеся на центральных тросах от Гипериона до Мнемосины верхачи Диониса, прислушиваясь к своим маленьким рациям, возбужденно зачирикали. Сновидный демон сказал тогда, что рации будут говорить — и вот, так-так, разве они не говорили? Верхачи сидели, завороженно слушая галиматью, что доносилась из умных машинок. Рации стали для верхачей источником неподдельной забавы, из них доносились непонятные слова вроде Канады, что-то поэтическое наподобие Рокки-Рэмбо, а также рассказы о металлических эскадрильях, люфтмордерах и каком-то парне по имени Ажур. Ангелы принялись играть в рифмы.
— Рей-Канада, ты занял позицию?
— Юстицию.
— Инквизицию.
— Свинство, пакость.
— Блин на закусь. Вот была потеха!
Сновидный демон и ее нематериальная спутница объяснили, что значит «вставить фитиль». Верхачам страшно понравилось. Не боевая задача — которая уже была поставлена, — а кодовое название и розыгрыш. Верхачи ценили грубый юмор.
Готовились они многие килообороты. Было неприятно. Вонь керосина раздражала до невозможности. Но они все провернули — ради Демона.
А теперь по рации было передано кодовое название. План следовало воплотить в жизнь немедленно — так, чтобы это прошло одновременно по всей Гее. Любой другой путь таил опасность для верхачей — Габи ясно дала им это понять.
— Ах, какой динамит будет быть, — сказал один.
— Букеты хризантем, — выдохнул другой, слегка преждевременно.
— Цветов обильны ливни.
— Вскрывать целебные бальзамы, — позаботился один.
— Ибо ожидаемы жертвы, — отважился другой, намекая на подлую атаку гнезда в Тефиде.
— Меч рубит так и сяк.
— Важна пиротехничность.
Оттолкнувшись от троса, верхачи нырнули к прилепившемуся прямо под ними гнезду.
В сознании люфтмордера ангелы находились где-то на периферии, пока не приблизились на расстояние пятидесяти метров. Они так давно болтались вокруг да около, что он их просто не воспринимал. Затем ангелы уже оказались среди эскадрильи, чирикая и щебеча, подлетая так близко, что могли коснуться подчиненных люфтмордеру аэроморфов. Он заметил, как один из ангелов прилепил что-то к боку бомбадуля. Потом услышал, как у другого бомбадуля что-то загрохотало по выхлопной трубе.
С громким верещанием люфтмордер оторвался от троса и завел все четыре мотора. За ним последовала и эскадрилья…
Один бомбадуль взорвался. Прилепленная к его боку магнитная мина пробила дыру до самой камеры сгорания — бомбадуль накренился и, непрерывно вращаясь, полетел вниз, волоча за собой хвост огня и дыма.
Другому даже не удалось отлететь от базы. Как только завелся мотор, динамитная бомба, загруженная в форсажную камеру, разорвала аэроморф на куски. Только эти куски и полетели к земле, Люфтмордер дал резкий крен и начал набирать высоту. Он не испытывал ненависти — лишь всепоглощающую потребность истребить всех ангелов в Гее.
Этим он поначалу и занялся. Выпустил несколько боковух и сумел сбить одного ангела прямо в полете. Потом послал ракету в их гнездо. Судя по последствиям взрыва, гнездо к тому времени уже опустело.
Проклятых ангелов было просто невозможно подбить. Люфтмордер наблюдал, как его подчиненные выписывают немыслимые развороты, пытаясь за ними угнаться. Очень скоро вокруг уже не осталось ни одного ангела. Подлетев к тросу, они попрятались там во всякие мелкие дырки. Стрелять было бесполезно, к тому же это могло поставить под угрозу…
Так велико оказалось сосредоточение люфтмордера на ангелах, что только теперь он заметил, как пылает его база. Громадные сгустки топлива отрывались от креплений, которые он только что бросил. Сгустки падали вдоль троса. Люфтмордер знал, что топливо будет гореть и гореть, пока Источник — чем бы он ни был — не станет сухим.
Загнав этот клочок информации куда полагается, его мозг начал разрабатывать дальнейшую тактику.
Способностью к огнетушению люфтмордер не обладал. Да и никто из известных ему в Гее существ не был приспособлен для борьбы со столь серьезным пожаром. Следовательно, база была потеряна. Он обязан защищать верхнюю базу. Люфтмордер набрал высоту.
Вскоре он увидел, что и та база тоже горит.
Щелк. Загружен еще один клочок информации.
Люфтмордер скомандовал своей эскадрилье построиться. Была еще база в Тейе. Временно он приведет их туда. Радировав Гее сжатое описание происходящего, люфтмордер стал ждать ее приказов, уверенный, что полет в Тейю является единственным логичным решением.
Он ничуть не тревожился.
Во всех шести регионах Геи, где еще оставались авиагруппы, люфтмордеры и бомбадули падали с пылающих баз. Эскадрилья в Тефиде понесла наименьшие потери — всего два бомбадуля. Крий потерял трех бомбадулей и люфтмордера; оставшиеся бомбадули теперь бесцельно кружили у троса, неспособные придумать, куда им дальше отправиться. Гипериону досталось хуже всех, когда после первоначальной атаки разбились или вышли из строя шесть из девяти бомбадулей.
Верхачи Диониса понесли потери, как они, впрочем, и ожидали. Несколько декаоборотов спустя они непременно соберутся оплакать погибших, когда пройдет достаточный срок, чтобы взлелеять воспоминания.
А пока что они выкинули свои потери из головы.
Шутка определенно вышла пикантная.
— Рей-Канада, все базы горят. Повторяю, все. Те, кто выжил, теперь в воздухе. Прямо сейчас везде порядочная неразбериха.
У Конела запершило в горле. Он понимал, что в итоге все они приведут себя в порядок. Некоторые доберутся сюда. Возможно — очень многие.
Он слушал доклад Сирокко о потерях, просуммировал у себя в голове оставшихся и мысленно противопоставил их собственным силам. Если сделать поправку на неизвестные переменные — максимальный диапазон действия, возможность существования неведомых верхачам баз дозаправки — все выходит очень даже неплохо.
Группы Реи и Гипериона направятся в Крон — к армии. Другой мишени у них просто быть не могло. Пилоты Конела будут поджидать их в Мнемосине. Была возможность организовать там засаду, хотя Конел особо на это не рассчитывал.
Крий двинется в противоположную сторону, хотя, если их выкладки насчет максимального диапазона окажутся верны, ничего хорошего это бомбадулям не принесет.
Группа Тейи, вероятно, доберется до Крона. Тефида, наверное, тоже. Феба не доберется, но Беллинзоне скорее всего придется туго.
Громадное тактическое преимущество Конела заключалось в том, что он мог разбираться с ними по очереди. Он считал крайне маловероятным, что враги станут кружить на месте, тратя горючее и дожидаясь отставших. Прежде всего, вряд ли разум люфтмордеров действовал по такой схеме. Похоже, они сосредоточивались на мишени, а затем отправлялись на самоубийственные расстояния, чтобы добраться до нее и уничтожить врага.
Приказы пришли. Догадки люфтмордера были верны… до определенной степени. Он ожидал, что его мишенью станет город. Однако приказы, переданные через люфтмордера Тейи, были краткими и исчерпывающими. Он и его эскадрилья должны лететь в Крон и атаковать армию. Биться следует до тех пор, пока в небе не останется ни одного вражеского самолета, а также пока все бомбы не будут сброшены на армию. Только тогда можно будет задуматься о своем дальнейшем выживании.
Никакого удивления приказы не вызвали, особенно последняя часть. Вряд ли об этом даже стоило упоминать.
Тактический компьютер люфтмордера явно давал сбой. Ему не велели дозаправиться на базе Тейи.
Он склонялся к тому, что приказ стоит нарушить — ведь без дозаправки он упадет. Люфтмордер решил, что по мере приближения к базе Тейи запросит разрешения на дозаправку. Это никоим образом не могло рассматриваться как неповиновение. Такое решение удовлетворит всех.
Затем люфтмордер достиг центрального троса Тейи и увидел, что база горит. Это все объясняло.
И опять — люфтмордер нисколько не встревожился. Он летел дальше, к Крону.
Пятый и Шестой отряды Конела оставались в радарной тени троса Мнемосины. Когда мимо пролетало Второе Крыло Гипериона, нацеленное на Крон и окопавшуюся в четырехстах километрах оттуда армию, небольшие самолетики набросились на аэроморфов, словно ястребы на ягнят, и разорвали в клочья.
Люфтмордер Гипериона, прежде чем умереть, сумел предупредить эскадрилью Реи о засаде в Мнемосине. Те должны были прибыть минут через двадцать.
Второй и Четвертый отряды Военно-воздушных сил Беллинзоны попытались провернуть тот же фокус в Дионисе, однако вынуждены были выждать и удостовериться, что враг не направляется к городу. За это время эскадрилья Тейи успела получить предупреждение и не ударила в грязь лицом. Конел, находясь в Япете, уже готов был привести на подмогу Первый отряд, услышав, что трое пилотов погибли, а четвертый вынужден был катапультироваться. Один из командиров погиб, так что Конел сформировал из оставшихся от Второго и Четвертого шести самолетов один отряд и приказал ему вернуться в Япет для дозаправки.
Сам он взял курс на Дионис во главе пяти из одиннадцати оставшихся на востоке самолетов.
Казалось очевидным, что Тефида намерена сделать заход на Беллинзону. Безумием для аэроморфов было бы пробиваться дальше — к Крону и армии.
Первая группа, из Реи, уже добирала остатки горючего, когда вдруг столкнулась с Шестым и Седьмым отрядами Конела — Седьмой состоял лишь из двух самолетов, которым было предписано охранять базу Мнемосины во время атаки на эскадрилью Гипериона. Пятый отряд улетел на дозаправку и на помощь прийти не мог. Кроме того, по-прежнему существовала вероятность, что из Крия прибудет последняя волна, а значит, базу следовало охранять.
Тейя начала выпускать ракеты издалека. Эскадрилья еще не появилась в поле зрения, а целые стаи боковух уже неслись с запада.
Тактика себя оправдала. Три беллинзонских самолета были поражены и сбиты. Двоим пилотам удалось катапультироваться на пески. Затем последовал воздушный бой, и через десять минут небо было очищено от бомбадулей.
Подразделение Мнемосины еще этого не знало, но для него война закончилась.
В Крие выжившие бомбадули по-прежнему кружили вокруг сгорающих на земле останков своего люфтмордера. Время от времени кто-нибудь из них пускал ночника, словно надеясь пробудить к жизни своего командира.
Так, то и дело испуская пронзительный визг, бомбадули, лишившись горючего, падали на землю и разбивались.
Люфтмордер Фебы и подчиненные ему бомбадули достигли Метиды. Флюгельфюрер отметил, что, как в Тефиде и Тейе, база на центральном тросе горит.
Люфтмордер пытался решить серьезную тактическую проблему. Ему было приказано атаковать беллинзонскую армию в Кроне — в двух тысячах километров от его базы. А диапазон его действий составлял всего тысячу восемьсот.
Теперь он понял, что проблема была бы решена, поднимись он в спицу Фебы и пролети через ступицу и еще одну спицу в Крон. Это стало бы вдобавок и крупной неожиданностью.
Люфтмордер рассчитывал дозаправиться в Метиде. Никто не сказал ему, что по пути не будет никаких дозаправок, а, согласно действующим приказам, он обязан был следовать к месту боя по ободу, если не поступало особых указаний. Это как-то увязывалось с мерами по снижению шума в ступице. Там находилась Гея или по крайней мере ее часть. Возможно, от люфтмордера у нее болела голова.
Впрочем, в словаре этого существа не было такого слова, как безнадежность. Через Метиду он пронесся в Дионис видя горящие трупы тех, кто побывал здесь до него, абсолютно уверенный в том, что боевая задача будет выполнена. Диапазон действий его бомбадулей, с единственным мотором у каждого, составлял две тысячи сто километров. Они выживут и будут биться.
Над Япетом у люфтмордера кончилось горючее, и он оказался перед дилеммой.
Бомбадули умом не отличались. У люфтмордера имелся небольшой запас команд, которые он мог им дать. «Следуй за мной», «атакуй», «готовься к бомбометанию», «вступай в бой с врагом»… и тому подобное. Он просмотрел весь список. Приказа «продолжайте атаку без меня» не оказалось.
Проблема была интересная. Люфтмордер обдумывал ее на протяжении всего падения.
Примерно в двух метрах от земли люфтмордер испытал первые в своей жизни сомнения. «Быть может, и не получится», — успел подумать он, а потом врезался в землю и покатился в сторону.
Позади него один за другим разбивались о землю бомбадули.
А в вышине, не веря собственным глазам, за этой картиной следил Второй отряд Конела.
Примерно за двадцать минут до гибели Одиннадцатого Крыла Фебы Конел в ужасе наблюдал, как Десятое Крыло Тефиды, не обратив внимания на Беллинзону, стрелой пронеслось на запад.
Он сам и другие пилоты Первого отряда притаились возле центрального троса Диониса — в идеальной позиции, чтобы подстеречь Десятое Крыло и быстро его уничтожить. Теперь же у врага оказалась отличная фора. Другие отряды в это самое время дозаправлялись и надежды схлестнуться с аэроморфами не имели никакой. Конел отдал людям приказы, и все быстро преодолели звуковой барьер. Хотя так у них почти не оставалось топлива для воздушного боя. Затем Конел дрожащей рукой набрал код Сирокко.
— Рокки-Рэмбо, это Рей-Канада.
— Валяй, Канада.
— Рокки… Сирокко, Десятое пролетело Дионис. Боюсь, через несколько минут вы их увидите.
— Готовы и ждем — как и раньше.
— Капитан… прости меня. Я их недооценил. Я думал, они…
— Конел, кончай самобичевание. Мы прикидывали, что нас отоварят три группы — как минимум. А тут ими пока и не пахло.
— Да, но еще есть Крий, о котором я ничего не слышал, и Феба.
— Крий уже по земле размазан. А что до Фебы… одна маленькая птичка шепнула мне, что приятелей ожидают проблемы, никак с тобой не связанные. Так что, Конел, вели своим людям осадить назад. Не ввязывай их ни во что и докладывай о происходящем.
— Что ж, раз ты уверена…
— Уверена. Сделай, что сможешь, с Тефидой и дай мне наконец сказать солдатам, чтобы головы попрятали.
— Ажур, Рокки-Рэмбо.
Эпизод десятый
Люфтмордер сознавал, что враги висят у него на хвосте. Они взялись ниоткуда и явно доберутся до него прежде, чем он и его эскадрилья обрушатся на врага в Кроне.
В мозге его зрело желание повернуть на север к огромной и беспомощной мишени — Беллинзоне. Казалось, город притягивает его как магнит. Люфтмордер жаждал повернуть на север…
А потом появились эти жалкие самолетики, и он понял, что все это время они прятались. Гея была велика. Гея была добра. Гея была мудра, и теперь люфтмордер точно знал, что, поверни он на север, угодил бы в засаду.
Абсолютно уверенный в себе, он летел к Крону.
Когда вражеский флот начал входить в радиус обстрела, люфтмордер приказал четверым из семерых своих бомбадулей лететь назад и завязать бой. Сам он летел дальше. Пользуясь задним радарным чутьем, люфтмордер смотрел, как они один за другим погибают. Эмоций он испытывал не больше, чем стрелок, который видит, как его пули летят мимо мишени. Неприятно промазать, но никаких мыслей о том, что стало с самими пулями, не возникает.
Потом люфтмордер заметил, как падает один из вражеских самолетов. А что еще лучше — как три других отстают, потратив время и топливо на то, чтобы сбить четырех бомбадулей. Только один еще имел возможность добраться до поредевшей эскадрильи, прежде чем она начнет сеять смерть.
Поколебавшись лишь мгновение, люфтмордер приказал еще одному бомбадулю притормозить вражеский самолет. Иллюзий, что аэроморф сумеет сбить врага, он не питал.
Бомбадуль предпринял лобовую атаку… и промазал. Потом сразу стал разворачиваться, но его уже нагоняли три других самолета. А тот, первый, так и висел на хвосте.
Щелк. Ага, значит так. Он уже почти в Кроне. Этот самолет позади подобьет одного, быть может двух, из трех оставшихся пилотов его эскадрильи. Всех трех ему не взять. Даже если он собьет самого люфтмордера, бомбадули уже получили приказы. Они будут атаковать, пока не кончится горючее, а затем протаранят самую крупную мишень.
«Прямо как на аэрошоу», — сказал себе Конел. Самолеты летят друг на друга, и уже кажется, что столкновения не избежать, но в самый последний миг один уходит в одну сторону, другой в другую, и они расходятся в считанных сантиметрах.
Только на аэрошоу самолеты друг в друга не стреляют. А тут приближающиеся бомбадули испускали световые черточки, которые расходились во все стороны. Конел почувствовал, как две пули пробили крыло его самолета, но даже не повернул головы.
При тех скоростях, на которых они двигались, между тем мигом, когда он это заметил, и тем, когда он сделал свой ход, больше двух секунд пройти не могло. Но казалось — прошел целый час. Бомбадуль все рос и рос, а Конел все ждал и ждал, а потом повернул так резко, что потерял сознание.
Но лишь на миг. Когда Конел поднял голову, то понял, что летит дальше, следом за тремя оставшимися бомбадулями, хотя они все еще были далековато. Позади тот бомбадуль, что пытался его протаранить, с визгом вписывался в разворот, но про него можно было забыть. Он уже не боец.
Конел лихорадочно проверил управление. Самолет особенно не пострадал, только орудие на правом крыле вышло из строя. Он продолжил погоню за тремя аэроморфами.
Вдруг положение дел изменилось. Конел зацепил одного бомбадуля, который даже не попытался увильнуть. Затем взял на мушку люфтмордера, но тот ушел вверх и в сторону. Таким образом, перед ним остался один бомбадуль, который никаких обманных маневров не предпринимал. Едва не озверев от пустой траты времени, Конел все-таки передал наводку компьютеру, и тот порекомендовал пустить ракету прямо сейчас, что он и сделал. Ракета с воем упала прямо в выхлопную трубу бомбадуля.
Конел поднял глаза и заметил люфтмордера. Повернул, пустил еще ракету и повернул еще круче, заметив летящую в него боковуху. Он по-прежнему поворачивал, когда боковуха наконец не прошла мимо, прихватив, однако, метр его левого крыла.
Тут маленькую «Стрекозу» резко тряхнуло, и Конела вжало в кресло. Он мгновенно потерял триста метров высоты, пока прозрачные крылья стонали и напрягались, находя новую форму для компенсации повреждения. Наконец — через четыре, быть может пять, секунд — Конел понял, что снова может лететь, хотя и не так быстро, как прежде.
Конел стал следить за люфтмордером. Один из четырех его моторов заглох, и оттуда тянулся черный дым. Но люфтмордера это, похоже, не волновало. Он снижался, и Конел понимал, что снижается тварь не просто так — впереди уже показались разбросанные костры армии Беллинзоны.
Конел решил атаковать его с тыла.
Аккуратно прицелился, а потом велел компьютеру разнести поганца к чертовой бабушке.
И ничего.
Отчаянно чертыхаясь, Конел переключился на ручное управление и попытался долбануть люфтмордера из оставшегося на левом крыле орудия.
Опять ничего.
Компьютер по-прежнему работал исправно, однако его команды до орудий не доходили.
Конел взвыл от бешенства и подобрался еще ближе.
Люфтмордер ни о чем не тревожился.
Он не мог отключить приток топлива к вышедшему из строя мотору. Пламя не выходило наружу, и это было больно. Боль не могла отвлечь люфтмордера от цели. Быстрая проверка расхода убедила его, что он теряет не больше топлива, чем если бы мотор по-прежнему работал как надо. Ничего, он справится.
Он справится, если только этот мелкий…
Черт, куда он подевался? Секунду назад он был у него на радаре. И снижался. Если бы враг разбился, люфтмордер бы это увидел. Просканировав все небо радаром и зрительными органами, он ничего не нашел.
И тут люфтмордер забеспокоился.
Конел летел в десяти метрах под люфтмордером.
Казалось, можно протянуть руку и коснуться громадины. Ночники и боковухи висели целыми гроздьями, покачиваясь на сильном ветру.
Тут Конел заметил, как края огромных крыльев клонятся вниз и рвут воздух, и вынужден был как можно быстрее опустить собственные закрылки, чтобы не оказаться впереди монстра.
Снижает скорость. Готовится к бомбометанию. Хочет сбросить как можно больше бомб за один-единственный заход. Скорее всего, тварь знает, что на земле нет орудий, способных ей повредить.
Нет орудий.
Конел уже раздумывал о таране. Не сбрось люфтмордер скорость, другого решения Конел искать бы не стал.
Он взглянул на необъятное брюхо люфтмордера. По всей его длине шли похожие на сфинктеры сморщенные отверстия. «Интересно, откуда падают бомбы? — задумался Конел. — Хотя легко догадаться. Особенно если учесть Геино чувство юмора».
Конел сбросил свой купол. Ветер словно ударил его кулаком. Но тварь тоже замедлялась. Порывшись в бронежилете, Конел достал оттуда ракетницу. Ветер подхватил первую ракету и унес ее влево от люфтмордера, чуть мимо фюзеляжа. Остались еще две. Не собирается ли он повернуть? A-а, плевать. Конел снова прицелился, делая сильную поправку на ветер. И увидел, как ракета впивается в мягкую плоть в считанных сантиметрах от одного из сфинктеров. Магниевый заряд запылал так ярко, что пришлось отвести глаза.
Конел ушел вниз и повернул, то же самое сделал и люфтмордер. Затем Конел услышал визг, поднял взгляд и успел заметить отвратительный немигающий глаз, защищенный чем-то вроде твердого прозрачного пластика. Глаз буквально пылал ненавистью, пока люфтмордер беспомощно уходил вниз. Внутри он полыхал.
Подумав про бомбы, ракеты и керосиновые пары, Конел как мог резко повернул в сторону.
Тут началось что-то вроде китайского Нового года. Повсюду вокруг Конела, волоча за собой огонь, летало все, что только можно. «Стрекозу» кидали ударные волны, молотила шрапнель, а на мгновение чуть не поглотило пламя, когда совсем рядом ухнула бомба.
И Конел снова остался в ясном небе.
«Стрекоза» включила передачу.
Бортовой компьютер снова и снова пробовал одну форму за другой, тормозя и начиная медленно заваливаться влево.
Где-то среди обширного набора возможных вариантов корпуса должна была найтись конфигурация, которая сделала бы возможным дальнейший полет.
Но не нашлась.
«Прости меня», — казалось, пытается сказать Конелу отважный самолетик, камнем падая вниз.
Конел выпрыгнул из кабины, дернул за кольцо и тут увидел, как в сотне метров от армейских траншей в землю врезается люфтмордер.
И если вдуматься, именно Конел был тем парнем, которого следовало убеждать, что в жизни все никогда не кончается так удачно, как в комиксах.
Подняв голову, он заметил в парашюте здоровенную дыру. В нынешнем настроении дыра это ничуть Конела не обеспокоила. «Все равно выживу», — с ухмылкой заверил он себя.
И выжил.
Хотя когда попытался встать, то взвыл от боли. Лодыжка была сломана.
— Так я и не научился с парашютом прыгать, — сказал Конел спасателям.
Эпизод одиннадцатый
Все могло бы выйти по-другому. У Геи было не слишком много военных советников, но несколько все же имелось. Так что когда пришли первые рапорты о поражении Военно-воздушных сил Крона и Метиды, один из советников нашел и проинформировал богиню. Он также порекомендовал передислоцировать группы с дальней стороны колеса, переводя их в положения, более выгодные для начала массированной атаки. В целом все согласились, что именно это лучший способ разбить верткие беллинзонские самолетики.
Гея тогда как раз смотрела «Войну и мир» — в длинной мосфильмовской версии. Она согласилась, что идея, пожалуй, неплохая. Велела советнику подойти еще раз, когда она освободится и найдет время подумать.
Когда же богиня, моргая, вышла на свет, ей доложили, что все ее воздушные базы уничтожены, а Военно-воздушные силы находятся на последней стадии издыхания.
От таких новостей громадное лицо Геи раздраженно нахмурилось.
— Посмотрите, нельзя ли разыскать ту копию «Стратегического авиационного командования», — бросила она своим советникам и вернулась в кинозал.
