Эпизод десятый
Искра пробуждалась медленно, не сознавая, что ее тревожит. Интересно, почему она решила, что Сирокко стоит у двери и собирается войти?
Вот опять. Опять кто-то стучит. Но здесь не стучатся в двери — здесь открывают их пинком. Да и не дверь это вовсе. Окно.
Зевая, Искра подошла к окну и высунула голову наружу. Потом взглянула вниз.
То, что девушка увидела, забыть ей уже было не суждено.
По внешней стене дома карабкалась какая-то тварь. Искра увидела лапы — сплошь из костей и змей; макушку, покрытую сморщенной кожей и клочками длинных волос. Но ужаснее всего были пальцы твари. Оголенные кости, куски гниющего мяса — и пасти, пасти. Каждый палец заканчивался слепой змейкой с широкой пастью и игольчатыми зубами. Когда такая лапа хваталась за стену, змейки вгрызались в поверхность с тихим, но вполне слышимым хрустом. Тварь двигалась быстро. Искра лихорадочно нашаривала оружие, понимая, что на ней нет ни клочка одежды. И тут тварь подняла взгляд. Вместо лица Искра увидела череп. В глазницах копошились черви.
Искру тяжело было напугать. Даже это жуткое зрелище не смогло довести ее до крика. Но затем она повернулась за пистолетом — и оказалась лицом к лицу со второй тварью. Оно висело на стене рядом с окном — и ее физиономия оказалась в каком-то полуметре от лица девушки. Над бровями чудища торчала зазубренная кость, а в жутких черных провалах, некогда бывших глазами, кишела масса червей. Тварь потянулась к Искре — тут-то девушка и закричала.
Тварь ухватила ее за кисть. Все еще крича, Искра дернулась, а змейки впились в ее плоть. Наконец удалось высвободиться.
Искра не помнила, как ей удалось добраться до другого конца комнаты. Время то шло мучительно медленно, то играло с Искрой, оставляя провалы в памяти. Девушка вдруг обнаружила у себя в руке пистолет. Рука дрожала. Наконец ей удалось поднять оружие. Вторая тварь, уже оказавшись в комнате, шла прямо на Искру. Той удалось спустить курок, но ничего хорошего из этого не вышло. Пистолет выскользнул из окровавленной руки и упал на пол. А тварь как шла, так и шла. Тогда Искра прыгнула в щель меж стеной и кроватью — и забилась туда. Тут она услышала, как дверь разлетается в щепы. Так, где-то тут должен быть еще пистолет. Искра хотела было продолжить поиски, но тут услышала смачный звук удара. Одновременно что-то еще лупило в дверь так, что весь дом содрогался. Наконец, Искра все-таки отыскала пистолет и, придерживая его здоровой рукой, выставила прямо над кроватью.
Конел оказался в двух шагах от смерти. Нервный импульс был уже на пути к давившему на спусковой крючок пальцу Искры, когда она вдруг поняла, что это Конел и что сцепился он с одной из тварей. Тогда девушка молниеносно вскинула руку. Первая пуля ударила в стену.
У Искры не было ни малейшей возможности всадить пулю в тварь, сцепившуюся с Конел ом, и не задеть его самого. Зато второй монстр как раз вырисовывался в окне, намереваясь забраться в комнату. В него Искра всадила две разрывные пули — одну в голову, а другую в грудь — а потом помедлила секунду, чтобы посмотреть, как твари это понравится.
Голова взорвалась, исчезла, разлетевшись на мелкие кусочки. Грудь тоже должна была взорваться, но серебристые змейки, что загадочным образом вели тело твари, снова сумели собрать ее воедино.
И тварь продолжала идти.
«Еще немножко, — подумала Искра, — и мне конец».
Та тварь, что оказалась на полу, сбросила с себя Конела. Искра порадовала ее тремя пулями — но абсолютно безрезультатно. Силой взрыва порождение мрака оказалось отброшено к стене, а левая его рука оторвалась от плеча. Но тварь встала и снова направилась к Конелу.
То же сделала и рука. Стремительно перебирая пальцами, она подбиралась к своему противнику.
Искра нервно сглотнула и всадила три оставшиеся пули в ту тварь, что как раз влезала в окно. В безголовую. Та зашаталась, ударилась о подоконник и полетела вниз. Затем Искра услышала всплеск — тварь плюхнулась в воду.
Но тут к девушке повернулся второй зомби.
Конел, похоже, был потрясен. На ноги парень кое-как поднялся, но голова его подрагивала. А монстр тем временем на разбитой ноге тащился к Искре, сыпля по дороге осколками костей, кусочками желеобразной плоти, шустрых семенящих жуков и мелких зубастых грызунов.
Искра швырнула в монстра пистолет, сожалея, что это не увесистый кольт ее матери, а новомодная, облегченная модель. Удар раскроил щеку зомби, и оттуда посыпались черви.
Тогда Искра что было сил подняла кровать и швырнула ее в монстра. Зомби легко отбил очередной снаряд.
Теперь Искра поняла, что отступать некуда.
Она швырнула лампу, вазу, прикроватный столик — но зомби все подбирался и подбирался. Конел медленно подходил сзади, но зомби уже нависал над Искрой, загоняя ее в угол. Ей уже некуда было деваться. Рука девушки лихорадочно шарила в поисках оружия. Что-нибудь. Хоть что-нибудь. Наконец-то!
И тварь рухнула на пол в тот самый миг, когда в дверь, наконец, ворвался Крис.
Искра увидела, как тот пинает упавшего зомби, видела, как он собирается сделать из монстра отбивную… а затем останавливается. Гигант нахмурился, и Искра поняла, что тут что-то не так. Потом до нее дошло — Крису неясно, почему тварь не дает отпора. Он еще раз пнул монстра. Зомби начал распадаться. Серебристые змейки, что скрепляли его воедино и, казалось, одушевляли монстра, теперь стали вялыми и безжизненными.
Крис опустился перед девушкой на корточки. Искра не очень хорошо его видела. Осмотрев ее руку, он, похоже, удовлетворился тем, что раны жизни не угрожают. Потом Крис положил свои здоровенные ручищи на плечи девушки и посмотрел ей в глаза.
— Ну как, справишься? — спросил он.
Искра сумела кивнуть, и Крис ушел. Потом она услышала, как он что-то говорит Конелу — что-то насчет Адама. Наконец, его тяжелые шаги стали удаляться.
Казалось, в комнате нет ничего, кроме кошмарного куска полуразложившейся плоти. Искра глаз не могла от него отвести. Лежал он всего в каком-то метре от девушки. Без всякого сознательного намерения ноги сами понесли Искру прочь. Спина ее скользила вдоль стены, пока она не наткнулась на что-то мягкое. Никакой мысли о том, что это может быть, Искре в голову не приходило. Твердые стены и полы были гораздо лучше. Она вскрикнула. Вскрик вышел робкий и испуганный, но она ничего не могла с собой поделать. Искра уже поняла, что наткнулась она на Конела. Грубая ткань его куртки оцарапала ей плечо, но это было приятно. Все теплое было приятно. Тварь, когда она ее схватила, была зверски холодная, и сама Искра теперь напоминала ледышку.
Искра сидела, дрожа, а Конел накинул ей на плечи куртку. Девушка слышала крики из других комнат, шум борьбы и понимала, что должна помочь. Но, тем не менее, сидела тихо, пока Конел рвал свою рубашку на лоскутья и перевязывал ей окровавленную руку. Пока он этим занимался, Искра слышала топот титанидских копыт и то, что вполне могло быть боевыми кличами.
Наконец Конел встал, и Искра вдруг поняла, что цепляется здоровой рукой за его предплечье.
Он остановился, подождал, пока девушка встанет, и вывел ее из комнаты. Все это время Искра так и не сводила глаз с твари на полу.
Было никак не понять, почему этот зомби вдруг оказался мертв.
Мертв? «Ну да, черт побери», — подумал Крис. Ясное дело — мертв. Да он с самого начала был мертв. Но раньше почему-то это никогда их не останавливало.
Конечно, Крис пинал бы злобную тварь до тех пор, пока ее не пришлось бы соскабливать со стен. Впрочем, на это у него не было времени. Не было у него времени и выяснять, что ее убило. На самом деле, он даже не проверил, как там Искра.
У Конела кружилась голова. Кровь бежала у него из раны, а у виска вздулась опухоль.
— Где Адам? Конел. Ты меня слышишь?
— …внизу, — пробормотал Конел. — Вниз по лестнице. Поспеши, Крис… там зомби.
В коридоре оказался еще один мертвый — или неподвижный — зомби. Пришел он, судя по всему, от комнаты Сирокко. Крис сбежал по лестнице, завернул за угол, промчался через музыкальную комнату и угодил прямо в лапы еще одного зомби.
Этот с Крисом сражался. И, судя по его виду, был посвежее, чем тот, что был в комнате у Искры. Пожалуй, умер неделю-другую тому назад. Крис поднял зомби и отшвырнул его в сторону, надеясь выиграть время. Единственным оружием, хоть как-то подходящим для борьбы с этими тварями, было рубящее. Неплохо было также овладеть навыками лесоруба, обтесывающего бревно, а также крепким желудком Конана-варвара. Бить же их или бороться с зомби означало почти верную смерть. Они могли держать удар чуть ли не вечность и, даже если ты их расчленял, они все равно продолжали биться. Однако если удавалось разрубить достаточное количество смертезмей, что обеспечивали зомби некое подобие жизни, то это приносило результат.
Зомби обладали страшной силой. Если им удавалось подобраться поближе, смертезмей рвали плоть жертвы.
Не успел зомби удариться о стену, как Крис уже стал подыскивать себе топор или тесак. Но ничего подходящего не находилось. Тогда Крис схватил стул, намереваясь дать зомби отпор, пока не доберется до кухни, а уж там… Но зомби не вставал.
Зомбиня — казалось дикой нелепостью использовать по отношению к твари женский род, хотя у нее и были раздутые, гниющие груди, — распростерлась на полу, расплющив прекрасный тромбон старого серебра.
И снова Крис не стал медлить. Он даже не имел намерения биться с зомби — тот просто стоял у него на пути. Проскочив музыкальную комнату, Крис ворвался в кухню, где прихватил самый большой тесак, и снова бросился назад через весь дом. А там, куда он направлялся, ему предстала жуткая картина — Робин стоит на подоконнике, ноги полусогнуты, а руки вытянуты перед собой.
Крис успел крикнуть — но она уже прыгнула.
Робин едва не обогнала Криса на пути к дверям Медной комнаты. Затем чуть не столкнулась с ним в тех же дверях, что было бы крайне болезненно. Еще бы — Крис так разогнался, что никакие двери уже не были ему помехой, — он просто размазал бы старую подругу по стенке. Тогда Робин сбавила ход ровно настолько, чтобы пропустить гиганта, затем проскочила сама, а потом опять увидела несущегося вперед Криса Мажора. Долго смотреть не пришлось. С таким же успехом Крис мог лететь.
Великая Матерь, да ведь весь дом — это одно колоссальное дерево!
Казалось, прошла целая вечность, но в конце концов Робин все-таки вломилась в заднюю дверь и стала пролетать комнату за комнатой, выкликая Криса, Искру, Конела… кого-нибудь. Как-то раз, уголком глаза, Робин заметила что-то жуткое, вываливающееся наружу из пустой комнаты, но не остановилась. Ничто не могло остановить Робин, пока она не найдет Искру и не выяснит причину ее вопля. Она слишком хорошо знала свою дочь и понимала, что от вида мышки Искра так кричать не станет.
Но что-то заставило Робин остановиться. Она заглянула в комнату с горами подушек и игрушками на полу. Послышался плач Адама, и похожее на человека существо — что-то не то было с этим существом, но, что именно, быстрый взгляд разобрать не позволял — так вот, это самое существо нырнуло в окно с Адамом на руках.
Торможение при четвертной гравитации требует немалой практики. Робин такой практики пока не имела. Пришлось стукнуться об стену, оттолкнуться от нее обеими руками и метнуться в комнату, ухватившись одной рукой за дверной косяк. Подбежав к окну, Робин выглянула и увидела, как существо уплывает прочь, гребя одной рукой. Другой рукой похититель приподнимал над водой Адама.
Скинув ботинки, Робин вспрыгнула на подоконник и бросилась в воду.
Позднее она стала бы отрицать, что в тот момент забыла о своем неумении плавать. Раньше лишь раз Робин погружалась в воду с головой. Тогда с ней что-то такое случилось — и она сумела доплыть до берега. Робин рассчитывала, что и на сей раз выйдет так же. Не вышло.
Она нырнула с умопомрачительным всплеском, а затем стала пробиваться к воздуху.
Голова ее показалась над поверхностью, и Робин перевела дыхание. Затем попыталась плыть. Но чем сильнее она старалась, тем хуже выходило. Голова то и дело уходила вниз. Тогда лучшее, что пришло ей на ум, — держать повыше нос. Но Робин сама себе мешала, махая руками будто ветряная мельница. Поток нес Робин в том же направлении, что и ее цель, но подобная тактика опять-таки ничего не давала. Похититель тоже плыл вниз по течению — и всякий раз, когда Робин удавалось поднять голову, цель заметно отдалялась. Теперь оба уже плыли по быстрой воде, с рассеянными там и тут валунами, но было по-прежнему и глубоко, и холодно. Робин поняла, что жить ей осталось недолго. Все реже ее голова появлялась над водой. Кроме того, Робин все чаще вместо воздуха от души глотала воду.
Затем чья-то рука обвила Робин и потащила наверх. Она стала отбиваться, но рука сжимала ее все крепче, пока чуть не удушила. Тогда Робин выкашляла воду и расслабилась. Крис со скоростью моторной лодки тащил ее к берегу.
По пути, в середине потока, им попался огромный валун. Крис выволок туда Робин.
— Держись! — велел он маленькой ведьме.
— Достань его, Крис! — прохрипела Робин.
Но Крис уже пустился в погоню. Робин подтянулась повыше и стала наблюдать за происходящим с вершины валуна.
Похититель был, наверное, метрах в тридцати от Криса, и расстояние сокращалось. Но впереди их поджидала стремнина.
Робин погрузилась в оцепенение. Она вымоталась до предела, оказалась лицом к лицу со смертью — и теперь в ее силах было только цепляться за камень и смотреть, как разворачиваются события. Казалось, к ней они особого отношения не имеют. Робин способна была прикинуть, сумеет ли вор одолеть пороги и оставить жизнь Адаму, но никак не могла связать его судьбу с собой лично. В горле у нее стоял крик, и выхода этому крику не было.
Дальше Робин услышала грохот, подобный лавине, — это пересекали мост титаниды. Обернувшись, она увидела, как Змей указывает в сторону Криса, увидела, как Рокки прыгает прямо через ограду и летит вперед. Потом последовал такой всплеск, от которого взметнулся фонтан брызг метров на двадцать. Голова Рокки вскоре появилась над водой, и он стремительно поплыл, а Змей и Валья тем временем вломились во входную дверь «Смокинг-клуба», даже не потрудившись ее открыть.
Потом стало слышно, как что-то пробирается сквозь кусты, и Робин повернулась в тот самый миг, когда оттуда выскочила бешено мчащаяся по берегу реки Сирокко. Миновав валун, она достигла удобного места для прыжка — и прыгнула. Тело ее пронеслось по почти прямой траектории, и, прежде чем удариться о воду, она уже оказалась в десяти с лишним метрах от берега.
Нырнуть Фея и не подумала. Выгнув спину и отставив руки назад, она задрала подбородок повыше и сделала собой несколько блинчиков, будто плоский камушек, отыграв таким образом драгоценные два метра, прежде чем все-таки погрузиться в воду. Так Сирокко оказалась в десяти метрах позади своего противника, а плыла она со скоростью едва ли скоростного глиссера.
Робин вдруг поняла, что раскачивается, стоя на коленях, сжав кулаки и стиснув зубы, — словно помогает Сирокко плыть. Лишь смутно сознавала она то, как где-то позади в воду ныряют Валья и Змей. Маленькая ведьма не спускала глаз с женщины, что всегда была для нее Феей. Похоже, что, добравшись до негодяя, Сирокко порвет его на мелкие клочки, а Робин больше ничего не хотелось как этого.
Тут позади нее раздались крики. Широкая тень пронеслась над Робин с захватывающей дух скоростью. А затем она успела увидеть лишь узкий профиль ангела и крылья с размахом никак не менее шести метров. Они скользили над самой водой.
Ангел чуть сложил крылья и, казалось, задумался. А затем, с грациозной легкостью орла, набрасывающегося на ягненка, схватил Адама. И взмыл вверх, используя всю инерцию для набора высоты. Поднявшись на сотню метров, он замахал огромными крылами и в считанные мгновения испарился в вышине.
Эпизод одиннадцатый
На пути к «Смокинг-клубу» к Лютеру пришло Зрение. Он знал, что ничего хорошего это ему не сулит. И понял, что такой информацией Гея скорее всего просто его подстегивает. И точно — когда Лютер и его Двенадцать добрались до высокого холма, что выходил на озеро, великое древо и древесный дом, он успел увидеть лишь самую концовку.
Зрение так с ним и осталось. Оно не полагалось на его единственный глаз. Деревья, стены и расстояния были для Зрения ничто. Лютер видел воинство Кали в доме, ребенка, в одиночку играющего в комнате. Наблюдал он, как полутитанидский язычник бегает вверх и вниз по лестнице, видел, как на сцене появляется Сирокко Джонс, знал, что два человека и три титаниды нырнули в воду.
Увидев, как Демон очертя голову бросается в реку, в Лютере на несколько мгновений вспыхнула надежда. Ненавистной Джонс, знал он, даже нечестивая банда Кали не ровня — как, впрочем, если уж на то пошло, и его собственные ученики. Ничто так не порадовало бы его, как зрелище того, как Демон покромсает эту непотребную блудницу Кали. Тогда ребенок может достаться ему, Лютеру…
Не веря своим глазам, он смотрел, как мимо проносится ангел.
— Ангелы? — возопил Лютер. — Ангелы? Воже мой, Воже мой, жафем ты веня оштавил?
Его ученики нервно шаркали позади. Не имея собственных разумов, они неким образом были настроены на эмоции Лютера. До них доходило его растущее разочарование, его ненависть к Демону и к Кали… а также мгновенный и ядовитый страх перед смертным грехом, что содержался в только что сказанной фразе.
На поясе Лютер носил особый крест, сработанный из бронзы и острый как бритва. Вот он вынул его и взялся полосовать себе ноги, чувствуя, как глубоко врезается оружие, торжествуя в умерщвлении плоти.
Тут откуда-то сверху донеслось кулдыканье.
Стоило Лютеру поднять взгляд — и вот она, Кали, спускается со своего насеста на дереве. По ее невероятных размеров груди постукивал бинокль. Ее личный раб, голый мальчуган лет восьми, прыткий как мартышка, спешил за госпожой. Золотой ошейник несчастного крепился к золотой же цепочке, что привязывала его к Кали.
Кали была сплошь золото, гниение и скверна. Десятки колец, что Кали носила на пальцах рук и ног, были тончайшей работы. Носила она также бронзовый остроконечный лифчик поддерживающий ее колоссальные груди цвета охры. Обе ее ноги и две пары рук усыпаны были сотней причудливых колец и повязок — слишком маленьких для ее раздавшихся форм. Выходило так, что каждое кольцо впивалось в соответствующую конечность, а плоть как бы обтекала вокруг. Талию пережимал золотой пояс десяти дюймов в обхвате. Эпитет «осиная талия» мог быть придуман специально для Кали.
Бронзовые ногти ее составляли сантиметров пятнадцать в длину.
Лицо Кали… впрочем, не вполне верно было бы говорить о ее лице, раз уж у нее было три головы. Впрочем, правая и левая явно были не родными, их пришили туда позже. На каждой шее была надежно затянута удавка. Когда одна из голов сгнивала, Кали, долго не раздумывая, просто заменяла ее новой из доступных в Гее запасов. К тому времени, как она спрыгнула с дерева и пошла навстречу Лютеру — гротескной походкой, покачивая бедрами — ни дать ни взять, проститутка — одна из голов уже явно дозрела, а другая столь же явно была недавним приобретением. Одна была женская и белая. Теперь она уже достигла последней стадии умирания — багровая, с красными выпученными глазищами и черным высунутым языком. Вдобавок она запрокидывалась назад, ибо висела на жалком клочке плоти. Другая голова прежде принадлежала негру, чей цвет лица лишь незначительно изменился после удушения.
Центральная голова некогда принадлежала — в том же смысле, в каком Лютер некогда был преподобным Артуром Лундквистом, — жрице, чье имя в предыдущей жизни звучало как Майя Чандрапрабха. От той Майи, впрочем, осталась одна голова. Тело ее при жизни было мальчишеским, угловатым и бесплодным. Та, что теперь звала себя Кали, ни о чем не жалела. Не испытывала она и тех кратких мучений, порой посещавших того, кто ныне был Лютером. Кали торжествовала в своем ядовитом плодородии. Матка ее выдавалась будто медуза; каждый килооборот Кали разрожалась еще одним пищащим чудовищем во имя вящей славы Геи.
Она носила ожерелье из человеческих черепов.
Лицо Кали было мертво. Глаза двигались, но она не могла моргать, улыбаться, хмуриться или закрывать рот. Челюсть ее отвисла, а язык вечно торчал изо рта. Кулдыканье, которое слышал Лютер, на самом деле было смехом Кали.
Кали была воплощением кровожадности.
Вот она что-то попыталась сказать Лютеру, а пальцы ее многочисленных рук стали делать в воздухе какие-то странные жесты.
— Грит, где тебя, Лютер, черти носят? — забубнил мальчик.
Мальчуган этот был наследником великой судьбы. Сразу после начала войны ему стукнул год. Когда они с семьей спустились из своего пристанища в горах Мексики, одна из гейских «миссий милосердия» подобрала его. Мать мальчика была глухонемой, что обеспечило ему навык, столь полезный для Кали. Когда-то парнишка был радостным, здоровым и бодрым шестилеткой. Теперь же его тело напоминало то, которое мог бы нарисовать политический карикатурист, — умышленно преувеличенная худоба и табличка на груди: «Мировой Голод». Бывший мексиканец никогда не отрывал глаз от рук Кали. Теперь он казался лет на восемь старше, чем был два года назад.
— Гея дала вне плаво завлать евенка, — прогремел Лютер.
Кали закулдыкала еще громче, а пальцы ее так и запорхали.
— Грит, Гея не давала тебе никакого права его забрать, если не явишься первым, — затараторил мальчик. — Грит, не хрен было опаздывать. Грит, ты противень… — Тут Кали влепила пощечину по и без того измочаленному лицу мальчугана.
— Грит, ты паразит… Еще пощечина.
— … про-тес-тант… грит, гнида ты протестантская… грит, с таким христианским говном в башке лучше сразу повеситься. Грит, с уродами и разговора нет.
— Блудница Вавилоншкая! Шлюха Говоллы!
— Грит, ты в точку попал. Грит, дала бы тебе и всему твоему хитрожопому кагалу. Грит, не дал бы ты своего целлофана…
Кали снова его ударила.
— … целлю… целко… цели-ли-ли… целибина… целбата… це-ли-ба-та.
Мальчик аж выдохнул от радости и облегчения, когда правильно выговорил обет безбрачия, и Кали перестала его бить.
— Целибат, целибат, целибат, — бормотал он. Уж в другой-то раз он не ошибется.
— Фафизв! — прошипел Лютер, подразумевая «папизм». Артур Лундквист, чей слабый дух информировал о действиях ту тварь, в которую он превратился, безусловно, не знал бы папизма по абсолютным индульгенциям, будучи трижды реформированным лютеранином, а значит — духовным союзником большинства католических сект. Однако Гея любила видеть своих жрецов фундаменталистами, а раз память у нее была долгая, то Лютер еще больше распалился.
— Фафизв! — повторил он, а позади него сочувственно засопели его апостолы. — Фафизв! Да какое выло у тевя хлаво завилать евенка?
— Грит, Гея ей сказала. Грит, она в сто раз больше работы переделала, чем ты и твои раздолбай.
— Но ангелы. Вне… — В ярости Лютер умолк, не способный ничего сказать без возможного богохульства.
Почему Гея дала ей ангелов? Лютеру ангелов никогда не давали. У него никогда не было никаких ангелов. Лютеру даже не говорили, что ему могут дать ангелов.
— Не выйдет, — отважился он. — Твой ангел не долетит до Флеиш-ходней.
Мальчик снова смотрел за руками хозяйки.
— Грит, очень даже выйдет. Грит, у нее этих ангелов как говна. Грит, у нее классно получится доставить любого мелкого засранца в Преисподнюю и гораздо дальше.
Тут Лютер завизжал и ударил мальчонку. Тот принял это смиренно, как смиренно принимал все, что ему доставалось два последних года, — даже не отрывая глаз от рук Кали и не переставая переводить ее злобные проклятия. Он уже понял, что ни от какого врага ему не получить такой взбучки, как от своей госпожи.
Он ошибся. Лютер взмахнул крестом — и мгновение спустя мальчик упал замертво. А бывший пастор Артур Лундквист и его двенадцать апостолов тем временем насели на Кали. Все увлеченно рвали ее на части. Кали не сопротивлялась. Лежа на спине, она увлеченно кулдыкала, и смех ее еще сильней распалял Лютера…
Пока он вдруг не заметил, что все его апостолы мертвы.
Эпизод двенадцатый
Все собрались в той комнате, откуда похитили Адама.
Конел смотрел, как они входят — один за другим. Голова все еще страшно болела, но это была сущая ерунда по сравнению с тем страхом, что постепенно в него закрадывался.
Три титаниды были мокрые, но внимания на это они не обращали. Мокрой была и Сирокко. Крис вытирался полотенцем. Выглядел он страшно усталым, но спокойным. Конел и понятия не имел о тех особых кругах ада, которые сейчас проходит Крис, но некоторые признаки не заметить не мог.
Мокрая Робин дрожала. Крис, когда закончил, отдал ей полотенце.
Искра…
На Искре по-прежнему была куртка Конела. Одной рукой она придерживала ее на плечах и дрожала при этом почти так же сильно, как и ее мать. Искра не делала никаких попыток прикрыться — куртка доходила ей только до талии и нижнюю часть тела не закрывала. Мало того — пока ее обрабатывал Рокки, Искра держала раненую руку так, что наружу вылезла одна грудь.
Похоже, Искра была лишена стыдливости. Конел привык к такому у Сирокко и часто наблюдал ту же манеру поведения у давнишних обитателей Беллинзоны. Но для вновь прибывшей это было удивительно.
Тут Конел вспомнил, как они прижимались друг к другу в спальне. Никогда ему этого не забыть. А теперь он просто не мог оторвать от Искры глаз.
— Болеть будет сильно, — заметил Рокки.
— Доктора обычно так не говорят, — отозвалась Искра. — Наоборот — клянутся, что сильно болеть не будет.
— А я не доктор. Я целитель. И говорю, что боль будет адская.
Рокки вылил на порезы Искры антисептический раствор и принялся чистить раны. Лицо Искры окаменело и сделалось некрасивым, но она не кричала.
Конел подумал, что она просто дурочка. Ему уже обрабатывали ранения от зомби. Рокки приходилось ковыряться в теле пациента, убеждаясь в том, что все микрочастицы гниющей плоти удалены. Одно дыхание зомби могло на неделю уложить в постель. А с такими рваными ранами, как у Искры…
Ему пришлось отвернуться. Крепким желудком Конел не отличался.
Сирокко, как каменная статуя, ждала, пока все соберутся. Теперь, когда все были здесь, времени терять она не стала.
— Кто был в комнате с Адамом, когда его забрали? — спросила она.
Сердце Конела екнуло.
Он заметил, как Крис мрачно оглядывается, пытаясь сложить все воедино.
— Мы с Робин были в Ведьминой комнате, — сказал он. — Когда я сюда добрался…
— Я задала простой вопрос, — перебила Сирокко. — Я просто хочу знать, кто был здесь. Нам нужно с чего-то начать.
— Никого здесь не было, — сказал Конел и сглотнул.
Сирокко повернулась к нему:
— Откуда тебе это известно?
— Потому что, когда я услышал вопль, я побежал наверх…
Сирокко продолжала смотреть на него. Фея была не в том настроении, чтобы попусту тратить время, поэтому взгляд задержался на Конеле не более двух секунд.
— Я велела тебе его защищать любой ценой, — ровным тоном проговорила она. На мгновение открылись дверцы двух доменных печей. Затем она отвернулась, и Конел смог перевести дух. Заговорил Крис:
— Сирокко, ты не права. Что оставалось делать Конелу, когда он услышал крик Искры? Плюнуть и растереть? У него просто не было выбора…
Тогда Сирокко посмотрела на Криса, и он больше ничего не смог добавить.
— Не трать мое время, Крис. Правоту и неправоту обсудим как-нибудь потом.
«Да, верно, — подумал Конел. — Никто не сообщал тебе, что все будет по правилам. Ты подходишь к самой злобной и полоумной маньячке в Солнечной системе… и пытаешься сделать человека из того, что еще в тебе осталось».
— Сирокко, а как насчет Искры? — спросила Робин. — Не мог же Крис…
— Заткнись, Робин.
— Капитан, — начал Рокки.
— Заткнись, Рокки.
Раздалось сразу несколько голосов, в том числе и Искры.
— Заткнитесь все.
Сирокко особенно не повышала голос, но вкладывала в него что-то такое, с чем никто спорить не мог. И она не дожидалась тишины. Тишина наступала, но Сирокко уже шла дальше.
— Скорость полета ангела мне известна, — сказала она. — Этого негодяя мне не удалось разглядеть настолько, чтобы понять, из какого он клана. Есть двадцать пять видов ангелов, и все они настолько не похожи, что нам, быть может, удастся получить помощь от других стай. Их ареал обитания ограничен. Можно предположить, что он направляется к Преисподней, так что…
— А почему бы нам просто не оставить его в покое? — пробурчала Искра.
Сирокко сделала два стремительных шага и влепила Искре такую пощечину, что юная девушка мигом оказалась на полу. Потом она села, изо рта Искры текла кровь, а Сирокко указала на нее пальцем.
— Пойми, деточка, тебе я уже спустила все, что могла. Вот тебе первое и последнее предупреждение. Ты должна повзрослеть, причем чертовски быстро. Кроме того, либо ты присоединишься к человеческой расе, либо я как-нибудь случайно тебя прикончу. А сделать мне это будет ох как непросто, ибо Робин — моя подруга. Но я это сделаю. Теперь мы будем обсуждать, как спасти жизнь человеческого существа, которому случилось родиться твоим братом. И говорить ты будешь, только когда спросят.
Сирокко опять не повышала голоса. Едва ли в этом была нужда. Ошарашенная Искра лежала на боку, униженная до глубины души. Когда девушка падала, куртка Конела свалилась с ее плеч. Считанные минуты назад Конел весьма заинтересовался бы видом Искры, но теперь он лишь раз взглянул на нее искоса, когда Рокки помогал ей подняться. Сирокко нуждалась в нем, а Искра при этом становилась всего-навсего еще одной девкой, да к тому же и тупоумной.
— За этим дельцем стоит Гея. Габи предупреждала меня, что ребенок очень важен. Не знаю, зачем он Гее понадобился. Возможно, просто для того, чтобы выманить меня на битву, чего она уже многие годы добивается. Но Гея еще его не получила. Она в Гиперионе, а это отсюда очень далеко. Мне нужно узнать кое-что еще. Крис, когда ты вошел в комнату Искры, зомби был уже мертв?
— Вот именно.
— А тот, в коридоре…
— Его там не было, когда я вошел, но, когда я вышел, он лежал на полу мертвее мертвого.
— Кто-нибудь из вас его убивал? — Сирокко стремительно обвела всех глазами, и все заверили, что нет.
— Теперь тот, что в музыкальной комнате. Расскажите мне о нем.
— Я уже готов был с ним биться, а он вдруг взял и упал навзничь.
— Но тот, что с Адамом, убрался. — Она повернулась к Искре. — Что ты сделала с самым первым?
— Выстрелила в него, — прошептала Искра. — Выстрелила… три раза.
— Так их не убьешь. Что ты сделала потом?
— Швырнула в него пистолет.
Сирокко ждала.
— Я швырнула кровать. Еще всякое.
Искра вяло пожала плечами. Казалось, она все еще в шоке.
— Вазу, лампу, тиг… — Кровь отхлынула от ее лица.
— Что? — вцепилась в нее Сирокко.
— Одну… одну вещь… я там сделала.
— Пойми, Искра, я не собираюсь снова тебя бить, но ты должна сказать мне, что ты там такое сделала.
Шепот Искры был едва слышен.
— …приворотное зелье…
— Она брала с кухни кое-какие ингредиенты, — отважился Змей.
Сирокко отвернулась от всех и несколько секунд молчала. Никто не шевелился. Наконец Фея повернулась.
— Крис, — сказала она, указывая на него. — Рации… Три штуки. Принеси их сюда, затем встретимся у пещеры.
Не говоря ни слова, Крис поспешил выполнять поручение.
— Валья. Ты берешь одну рацию и как можно быстрее скачешь в Беллинзону. Призываешь всех титанид, которые еще верят в свою Фею. Мне нужны живые зомби — чем больше, тем лучше. Не рискуйте жизнью, чтобы их добыть, и постоянно находитесь со мной на связи.
— Есть, Капитан.
— Рокки, ты останешься здесь. Возможно, последуют дальнейшие инструкции, когда мы выясним, каким образом они собираются доставить Адама в Преисподнюю.
— Есть, Капитан.
— Змей. Как только получишь рацию, ты направишься на запад, и береги силы. Ангела тебе все равно не перегнать, но мы можем попытаться сориентировать тебя с воздуха. Возьми оружие.
— Есть, Капитан.
— Конел, ты отправляешься со мной. Робин, Искра, вы можете отправиться со мной или остаться — на ваше усмотрение.
Уже выходя из комнаты, Сирокко пнула одно из титанидских яиц, которыми играл Адам. Она застыла как столб, затем медленно подошла к стене, куда откатилось яйцо, нагнулась и подняла его.
Сирокко поднесла яйцо к свету и уставилась на свою находку. Причем впервые, на памяти ныне живущих, Фея выглядела ошарашенной. Яйцо было прозрачное.
Бросив его, она несколько мгновений стояла сгорбившись.
— Рокки, — приказала она затем. — Собери все эти яйца. Убедись, что собрал все. Разруби всю мебель, распотроши подушки, но ни одного не пропусти. Я объяснюсь с Крисом по рации после того, как мы отбудем. А когда убедишься, что собрал все до единого, уничтожь их.
Сирокко потребовалась вся сила воли, чтобы отвлечься от мыслей о титанидских яйцах и вернуться к насущной проблеме.
И Робин, и Искра решили к ней присоединиться. Сирокко не стала их разубеждать, а также спрашивать о причинах. Они последовали за ней в джунгли, а затем вверх по холму к пещере.
Странно было, как быстро все вернулось на круги своя. Привычка командовать. Начиная с того, что она считала своим природным талантом — в ту эпоху, когда еще можно было изучить очень немногие женские модели ролевого поведения — Сирокко прилежно трудилась над тем, чтобы понять, как это делается. Она разговаривала с тысячами стариков, морских капитанов, из которых были и те, кто командовал кораблями еще в Первую Ядерную войну. Потом появились космические капитаны и новые традиции, новые способы поведения… и все же многое осталось прежним. Люди остались людьми. Быть может, теперь они чуть больше желали, чтобы ими командовала женщина, чем в 1944-м, но проблемы обеспечения беспрекословного повиновения и завоевания уважения, что всегда воспитывает сильную, единую и преданную команду, были в целом те же, что и всегда.
Существовало множество мелочей, которым требовалось выучиться, мириады способов добиться того невероятного положения, посредством которого все будут с готовностью повиноваться твоим приказам. НАСА финансировала капитанские курсы, и Сирокко прошла их все до единого. Она также прочла биографии великих исторических деятелей.
Но втайне она знала, что командирского таланта у нее нет. Только фальшивый фасад.
Свой первый экипаж Сирокко потеряла. Впоследствии ей не удалось собрать выживших членов команды в единый рабочий коллектив. Каждый пошел своим путем — все, кроме Билла и Габи, — и много последующих лет Сирокко прожила с тяжким чувством глубокого провала.
НАСА встревожилась, когда только двоих из семи членов команды «Мастера Кольца» удалось убедить вернуться на Землю, и пришла в негодование, узнав, что в числе пяти дезертиров оказался и капитан. Впрочем, НАСА была гражданской организацией, и после сложения того, что Сирокко считала своими полномочиями, рассказа про все, что она знала насчет приключившегося, она почувствовала законность своей отставки.
НАСА не могла преследовать Сирокко по суду — хотя многим того хотелось — даже в ее отсутствие. Но там привели в действие гражданский эквивалент, что предполагало создание десятков комиссий и следственных органов.
У Сирокко было почти столетие, чтобы о многом подумать. В частности, за это время она долго размышляла о лидерстве. Вожди бывали разные, решила она. Одни — хорошие, другие — плохие. Верным представлялось то, что многие вожди никогда не страдали от сомнений, которые испытывала она, — они были абсолютно уверены в себе и во всем, что делали. В основном лидеры страдали преувеличенным самомнением, манией преследования, просто манией. Хорошие примеры — Атилла, Александр, Шарлемань, Муссолини, Паттон, Суслов — люди с навязчивой идеей, одержимые, часто истерики или параноики. Такие типы, возможно, могли стать хорошими вождями, однако Сирокко чувствовала, что, по большому счету, мир становился хуже, когда они принимались заставлять мир плясать под свою дудку.
Много десятилетий назад Сирокко освободилась от подобной ответственности. Она лучше сосредотачивалась, когда никто от нее не зависел и когда она ни от кого не зависела. Единственная ее ответственность за два последних десятилетия заключалась в сохранении собственной жизни — почти любой ценой. Теперь, быть может, все это могло измениться.
Но, когда возникла необходимость, Сирокко приятно было узнать, что она может поменять стиль мышления.
У самой пещеры их догнал Крис.
Пещера была высокая, широкая и глубокая; идеальный склад для части арсенала Сирокко. Она казалась открытой, незащищенной. На самом же деле там были свои стражи — столь хорошо маскирующиеся, что незваный гость мог пройти мимо одного из них, так его и не заметив. Сирокко собрала в свой арсенал тех существ из Реи, что охраняли там древнего идола, и выяснила, как перепрограммировать их несложные мозги так, чтобы они удовлетворяли ее нуждам. Титанид существа игнорировали. Но любой человек, зашедший туда без сопровождения Криса или Сирокко, был бы мертв, еще не войдя в пещеру.
Внутри находились самолеты. Всего их было шесть, но три уже были разобраны на детали, чтобы обеспечить нормальную работу трех других. Двадцать лет назад, когда Сирокко их купила и доставила в Гею, самолеты эти считались последним словом техники. Такой их статус почти не изменился в последовавшие тринадцать лет и совсем не изменился за время войны. Невероятные, великолепные самолеты имели то же отношение к неуклюжим динозаврам, на которых проходила свою пилотную практику Сирокко, что и машина братьев Райт к сверхзвуковому реактивному истребителю, хотя для стороннего наблюдателя различия могли показаться незначительными.
Сирокко приступила к осмотру.
— Скажи, Крис, давно ты последний раз их выводил? — спросила она.
— С полкилооборота назад, Капитан. Согласно твоему графику. С «двойкой» и «четверкой» — никаких проблем. А вот с «восьмеркой» придется немного повозиться.
— Неважно. Нам она не потребуется. Робин. Искра. Вы летать умеете?
— То есть управлять самолетом? — спросила Робин. — Извини, Капитан.
— Не доставай меня лишний раз этим «Капитаном».
— Я… там, дома… я ле-летала на…
— Говори, девочка. Обещаю, я больше не сделаю тебе больно.
— Я парила, — полушепотом сообщила Искра. — У нас есть такие планеры, и мы выходим вдоль оси, и…
— Слышала, — отозвалась Сирокко. Она обдумала предложение, по-прежнему расхаживая вокруг «стрекозы-два» — самого маленького из всех самолетов и единственного, уже установленной на катапульту. — Это лучше, чем ничего. Конел, ты полетишь вот на этой и возьмешь с собой Искру.
Если будет свободное время, ознакомь ее с основами пилотирования. Давай забирайся, врубай разогрев и начинай проверку. Крис, раздобудь пять наборов спасательных средств. Основная аптечка, дополнительные рационы, ножи, ружья, одежда. Короче, все, что придет в голову и сможет пригодиться. Ну и, разумеется, без лишнего веса.
— Бронежилеты?
Сирокко помедлила, начала было говорить, но затем словно прислушалась к чему-то в себе.
— Да. Искра может надеть один из моих. Поищи самый маленький для Робин, и…
— Понял, — сказал Крис. Сузив глаза, он следил за Сирокко. — Как насчет пушек? Хочешь их загрузить?
Сирокко взглянула на «двойку», на прозрачных крыльях которой располагались два крупнокалиберных орудия.
— Да. Не помешает. Робин, помоги ему.
Сирокко взяла два ящика со снарядами и зарядила их, слушая проверку радиоконтакта Конела с титанидами. Затем она плотно защелкнула покрышки, пока Крис и Робин загружали снаряжение в свободное пространство позади сидений.
— Слышимость отменная! — выкрикнул Конел. Потом сделал по пробному выстрелу из каждого орудия. Пещера наполнилась диким грохотом.
Сирокко протянула по полу пещеры топливный рукав и присоединила его к фюзеляжу. Затем стала смотреть, как большой разборный бак наполняется до краев.
— Забирайся, — велела она Искре.
— А на что мне опереться?
— Да на что хочешь. Эта штуковина куда прочней, чем может показаться. — Тревогу Искры она понимала. Когда Сирокко впервые увидела «стрекоз», то решила, что произошла какая-то чудовищная ошибка. Казалось, они сделаны из целлофана и вешалок для пальто. Наконец Искра забралась внутрь, и Сирокко захлопнула за ней дверцу Затем Конел стал показывать девушке, как обращаться с ремнями безопасности.
— Слышно что надо! — снова крикнул Конел, хотя его голос был едва различим из закрытой кабины.
Мотор завелся. Он ясно просматривался сквозь прозрачный фюзеляж: порядка метра в длину и с двадцатисантиметровым каналом. Для стороннего наблюдателя такой мотор был столь же элементарным и несложным, что и бунзеновская горелка. Отчасти так оно и было — но только отчасти. Внешность обманчива. В моторе «стрекозы» почти не было металла. Сработан он был из керамики, углеволокна и пластмассы. Турбина его вращалась на скоростях, немыслимых без нуль-гравитационных подшипников, и при температурах, которые обратили бы в нар все, чем люди пользовались, когда Сирокко была молода.
Самолет выкашлял облачко дыма, и мотор стал стремительно менять цвет. Сначала он сделался алым, затем оранжевым и наконец остановился на желтом. Конел шлепнул по кнопке катапульты, и самолет взмыл в небо. Пролетев пару сотен метров, он повернулся и направился вертикально вверх.
— Помогите мне тут, — попросила Сирокко, и Робин с Крисом ухватились за другое крыло и хвост «стрекозы-четыре». Они поставили машину на катапульту без особых трудов. Крис стал ее заправлять, Робин грузила снаряжение, а Сирокко забралась в кресло пилота для проверки. «Четверка» вооружения не имела. Сирокко какую-то секунду об этом пожалела, а затем решила выкинуть такую мелочь из головы. Она неспособна была представить себе достойное применение и для орудий «двойки» — просто действовала по тому принципу, что раз оно есть, глупо не иметь его наготове.
— Конел, ты меня слышишь?
— Слышу громко и ясно, Капитан.
— Где вы сейчас?
— Держим путь к востоку от Клуба, Капитан.
— Зови меня Сирокко и кружи рядом с местом своей нынешней дислокацией на пяти тысячах до дальнейших распоряжений.
— Ажур, Сирокко.
— Валья, Рокки, Змей, вы слышите?
Все трое дали подтверждение, и Сирокко велела Искре радировать Рокки рецепт и ингредиенты приворотного зелья. Когда самолет был заправлен и загружен, Крис забрался на два задних сиденья, а Робин села рядом с Сирокко. Та запустила мотор.
Когда с тягой все наладилось, она повернулась к Робин.
— Положи голову на подголовник, — велела она. — Эта штука дает чертовскую отдачу.
И они стартовали.
Эпизод тринадцатый
Сирокко научила Конела управлять «стрекозой» довольно скоро после его прибытия в Гею. Пилотом он оказался классным, и был в восторге от полетов.
Нельзя сказать, что «стрекоза» была сложна в управлении. Они сами могли стартовать, прокладывать курс и приземляться. «Стрекозы» не нуждались во взлетной полосе и могли летать без всякой наземной поддержки кроме периодических посадок для дозаправки. Любой, кто хоть раз летал в «Пайпер-Кубе», уже через несколько минут чувствовал бы себя в «стрекозе» как дома. Хотя недостаток аппаратуры, может статься, его бы раздражал. На «стрекозе», в определенном смысле, имелся всего один прибор: экран компьютера. На единственной клавиатуре, которая располагалась справа от пилота, можно было запросить любую требуемую информацию. Кроме того, мозг корабля, перепроверяющий данные пятьдесят тысяч раз каждую секунду, мог сообщить пилоту о любой критической ситуации и порекомендовать направление действий. «Стрекоза» имела наземный и воздушный радары, а также всю радиоаппаратуру, которая только могла пригодиться. Следует лишь добавить, что Сирокко заменила компасы инерциальными радиолокаторами.
Однако рулевые педали и ручка управления остались теми же, какие использовались на Земле уже полтора столетия. Время ожидания Сирокко Конел использовал для того, чтобы обучить Искру азам управления самолетом. Девушка внимательно наблюдала и, когда Конел предоставил ей свободу действий, сделала все, как надо.
Когда же «четверка» к ним присоединилась, Конел подстроился под более крупный самолет, летя справа и чуть позади.
— План такой, — сказала Сирокко. — Радар действует только километров на тридцать во всех направлениях. Ангел может лететь со скоростью примерно семьдесят километров в час, причем поддерживает он такую скорость всего два часа. Еще и часа не прошло, как он улетел. Будем предполагать, что направляется он в Преисподнюю, а та сейчас в Южном Гиперионе. Мы поднимаемся до двадцати — чтобы яснее, это двойка с одним нулем — километров и полетим в пятидесяти километрах друг от друга, в одном и том же направлении. Мы будем лететь со скоростью один-два-ноль километра в час еще тридцать минут и надеяться, что это приведет нас туда, куда надо. Дальше мы сбрасываем газ до шестидесяти и пытаемся засечь паршивца радаром. Если это не сработает, мы станем двигать вперед на высокой скорости, пока не будем уверены, что его опередили, и организуем там поисковый шаблон — диагонально его предполагаемому курсу. Так мы будем делать, пока не найдем гада или пока кому-то из нас не придет в голову что-нибудь получше. Есть замечания?
Конел обмозговывал все это в своей тяжеловесной, но методичной манере. Сирокко ему не мешала. Она понимала, что, не считая Криса, с которым она уже все обсудила, Конел знает про Гею больше любого другого мужчины.
— А что, если он заберется выше? — наконец спросил Конел. — Разве поисковый шаблон не должен быть как горизонтальным, так и вертикальным?
— Полагаю, он будет лететь довольно низко.
Конел и это обдумал — и не нашел солидных оснований для такого предположения. Может быть, ангелы и не любят липнуть к сводчатой крыше обода, но теоретически способны на это, если придется. Сирокко, очевидно, рассчитывала на какой-то эстафетный маневр, ибо ни один ангел не мог перенести Адама прямо из Диониса в Гиперион. Должно быть, она считала, что самое вероятное место, где могут таиться последующие гонцы, — наружный обод Геи.
Однако Гея была весьма необычным местом для полетов. Можно было взбираться на все сто пятьдесят километров, прежде чем доберешься до обода. И если ангел поднимется выше шестидесяти, они могут пролететь прямо под ним — и так его и не засечь.
— До Гипериона почти полпути по кольцу, — заметил Конел. — Ангел может пролететь через ступицу и опять снизиться.
— Да, Конел, тут ты совершенно прав, — согласилась Сирокко. — Но пока что я склонна предположить маршрут по ободу. Если через два-три оборота мы ничего не найдем, можно будет переиграть.
— Ты начальник, тебе видней, — в свою очередь согласился Конел.
— Да, но и ты не переставай подкармливать меня идеями. А кроме того, буквально через несколько минут я от души постараюсь выманить у одного моего соседа шпаргалку.
По мрачному виду Искры Конел заключил, что она понятия не имеет, о чем толкует Капитан. У Конела же была одна превосходная догадка, но рот он держал на замке.
— Прогноз погоды, — сказал компьютер. — Вы входите в район, где сильнейшая турбулентность имеет… — Конел ударил по кнопке отмены, и компьютер заткнулся.
— О чем это он? — спросила Искра. Конел искоса на нее глянул. Девушке, похоже, полегчало, подумал он, раз она сподобилась с ним заговорить. Конелу не очень улыбалось долгое путешествие в маленькой кабине с кем-то, кто его ненавидит.
— Компьютер несет в своей башке модель Геи, — стал объяснять он, вызывая на экране боковой разрез мира-колеса. — Подобного типа самолеты хранят в себе эту модель. И, основываясь на прошлом опыте, они делают комментарии насчет тех мест, где высока вероятность бури. В основном это сущее занудство.
— Думаю, это может быть полезно.
— Да не особенно. Вот смотри. — Конел выделил на ободе колеса тот сегмент, где находился Дионис, показывая часть нависавшей над ним спицы. Внизу картинки замигали два голубых пятнышка, помеченные «2» и «4».
— Это мы, — сказал он, указывая на «2». — Двигаясь к Япету, мы приближаемся к сумеречной зоне, а это означает, что от земли поднимается теплый воздух. Он движется к тем воздушным массам, которые перемещаются медленнее, раз они ближе к ступице. Так что он вроде как закругляется, подобно падающей волне. В переходной зоне вообще множество быстрых нисходящих потоков.
Тут Конел взглянул на Искру, чтобы посмотреть, слушает ли она его. Со своим земным образом мыслей он далеко не сразу все это понял. Эквивалентным эффектом на Земле можно было считать вращение воздушных масс, вызванное потоками север — юг и основанное на том факте, что воздух у экватора движется быстрее в связи с вращением планеты, чем воздух от севера к югу. Когда этот эффект усиливался, его называли ураганом.
— Конечно, — сказала Искра. — Эффект Кориолиса. Когда мы у себя дома парим на планерах, нам приходится его учитывать.
— Здесь эффект далеко не так силен. Гея гораздо больше Ковена. Мне не приходится думать об этом, когда я летаю на самолете, но компьютер учитывает это при навигации. — Он снова указал на экран. — Штука в том, что погода в Гее чертовски регулярна. Непогода приходит из спиц. Гея всасывает массу воздуха через одну спицу, переводит ее через ступицу в другую, а потом выпускает все это на ночной регион. Все делается по расписанию. Об этом компьютер мне и сообщал: я вхожу в пограничную область между днем и ночью. Следовательно, я выхожу из-под спицы, а значит, возможна небольшая тряска. Штука в том, — тут он указал на гигантскую пасть нависшей над ними спицы Диониса, — что я и сам все прекрасно вижу.
Искра ничего не сказала, но огляделась, изучая спицу, сводчатую крышу, что изгибалась над Япетом, и сравнивая все это с изображением на экране. Конел знал, что к криволинейной геометрии Геи так сразу не привыкнешь. Одно дело — просто смотреть на карту. И совсем другое — стоять на стремительно несущемся ободе и наблюдать за всем круглыми от удивления глазами.
— Я поняла, что ты говорил насчет поиска ангела, — наконец сказала Искра. — Что помешает ему забраться так далеко, где мы его уже никогда не найдем? К тому же, так быстрее.
— Все воздушные пути в Гее короче наземных, — ответил Конел. — И если бы ты хотела добраться из Диониса в Рею, вокруг всего колеса, то кратчайший путь лежал бы через спицу, потом через ступицу и вниз по спице Реи. К тому же так проще лететь, ибо по мере подъема ты становишься легче. А после ступицы уже вся дорога под горку.
— Почему же Сирокко думает, что он так не сделает?
— Есть пара причин. В каждой спице живет своя стая ангелов. Все они друг друга не любят и ревностно относятся к своим территориям. Неважно, из какой стаи происходит этот, ему так или иначе придется пролететь по недружественной территории, ибо он минует две спицы. Его могут убить, а вдобавок возникнет масса проблем с пищей. На ободе куда легче раздобыть себе корм. Также и другим будет легче спрятаться на ободе, где ни у одной стаи нет прав владения.
— А почему вы считаете, что он направляется в Гиперион?
Конел пожал плечами:
— Ну, об этом тебе лучше расспросить Капитана. Она владеет особым знанием, которым не всегда со мной делится. А потом, могу тебе точно сказать, ангел, что схватил Адама, чертовски ее удивил.
Они находились уже в западной оконечности Япета, когда Сирокко приказала сбавить ход. Самолет Конела был далеко на севере, невидимый глазу, но дающий сильный и постоянный сигнал на экране компьютера, когда тот показывал карту поверхности.
Когда преследователи принялись рассматривать трехмерную карту, Робин поняла, что ей трудно сохранять самообладание.
В таком виде обод Геи представлял собой плавно закругленную трубу. Возможное местоположение ангела составляло полусферу со «Смокинг-клубом» в центре. Поисковый профиль самолетов выглядел как вытянутая труба в сотню километров шириной и пятьдесят вышиной. Одного сравнения его с тем регионом, где мог находиться ангел, уже хватало. Столько пространства для его нахождения было наверху — и целое море позади.
— Не все так плохо, как кажется, — заметила Сирокко. — Я собираюсь некоторое время тут поболтаться — в надежде, что он все-таки покажется. Но, если мы не увидим его через час, я увеличу скорость, и мы начнем делать зигзаги. Мы покроем почти все воздушное пространство.
— А что, если он махнул назад к Метиде?
— Вряд ли. Но если через пять-шесть часов мы не добьемся результата, я пошлю в ту сторону Конела.
— А спица? — спросил Крис.
— Тут такой логический нонсенс, что этот вариант я просто исключаю.
Робин посмотрела на бескрайние леса под ними:
— А что, если он просто… ну, присел, скажем, вон под тем кустом?
— Да, Робин, если он так поступит, мы уже ничего не сможем поделать.
Робин подумала, что лучше ей было не спрашивать.
— Но только, — продолжила Сирокко, — он так не поступит.
Робин хотела было спросить Капитана, откуда взялась такая уверенность, но поняла, что ей не хватает духу. Она сама хотела, чтобы от Феи исходило спокойствие — ведь всегда помогает, если рядом есть кто-то, знающий, что делать.
— Дай-ка мне мой рюкзак, Крис. Сейчас будет самое противное.
Рюкзак, явно титанидского производства, был подобен старому другу.
Робин смотрела, как Сирокко пристраивает его на прозрачном полу между ног, раскрывает и вытаскивает оттуда стеклянную баночку с металлической крышкой. На дне свернулось клубочком что-то белое и склизкое. Потом оно подняло голову и заморгало.
— Интересно, какое это из девяти миллиардов христианских извращений? — поинтересовалась Робин.
Сирокко виновато на нее взглянула:
— Именно об этом я не хотела рассказывать тебе у источника. Впрочем, дело уже прошлое, чтобы еще хранить какие-то секреты. Это кусочек мозга Геи. Эту штуку лет пять назад вынул у меня из головы Рокки. Одним словом, это мой личный Демон.
Робин взглянула на тварь. А та как раз разворачивалась.
Напоминала она двухлапую змейку Когда тварь встала, то принялась балансировать на двух конечностях, а хвост обеспечивал третью точку опоры. Лапки были скорее как руки, с когтистыми пальчиками. Шея была длиной в дюйм, а хвост в три дюйма, причем с обрубленным кончиком. Еще выделялись два круглых, как у ящерицы, глаза и удивительно выразительная пасть.
Робин нагнулась посмотреть на тварь. А та, казалось, заорала. Робин даже смогла различить слова. Неужели эта штука может говорить по-английски?
— Ее как-нибудь зовут?
Сирокко откашлялась, и Робин на нее посмотрела.
— На самом деле, — сказала Фея и скривилась, — если ты присмотришься повнимательнее, то увидишь, что он самец.
Робин посмотрела снова. Великая Матерь, спаси нас, ведь это и правда самец.
— Он заявляет, что имени у него нет, — сказала Сирокко. — Когда мне охота звать его как-нибудь иначе, чем «ты, слизняк паршивый», я зову его Стукачком. — Сирокко яростно потерла пальцем нижнюю губу, стала откашливаться — короче, проявила все признаки нервозности, которые Робин считала глубоко чуждыми ее натуре. «Каждый день узнаешь что-нибудь новенькое», — подумала маленькая ведьма.
— Понимаешь, — продолжила Сирокко, — …гм, по тому положению, в котором он находился, когда Рокки его нашел, гм… короче, можно сказать, что он вроде как… ну, лет девяносто компостировал мне мозги.
Не находилось никакой разумной причины, почему Гея сделала Стукачка самцом, раз предполагалось, что из головы Сирокко он уже никогда не выйдет. Таким образом, его пол можно было считать очередной извращенной шуткой Геи, а также особо отвратительным унижением для Сирокко, если она все-таки когда-нибудь его отыщет.
Отвинтив крышку банки, Сирокко поставила ее как раз над экраном компьютера, — на ту поверхность, которую она по привычке называла приборной доской. Стукачок выпрыгнул и уселся на краю банки. Потом окинул все окружающее туманным взором и зевнул. Одним коготком он, будто паршивый пес, поскребся, затем до предела вжал голову в плечи — точь-в-точь крошечный стервятник.
— Выпить бы не мешало, — сказал Стукачок. Робин вспомнила этот голос.
— Я к тебе, коза, обращаюсь, — добавил он.
Сирокко потянулась и щелкнула его по лбу. Демон глухо и увесисто стукнулся о ветровое стекло и с воем упал на приборную доску. Сирокко еще раз потянулась и большим пальцем придавила его. Робин услышала хруст. «Великая Матерь, — подумала она. — Она же его прикончила».
— Извини, — сказала Сирокко. — Только так до него и можно достучаться.
— Ты передо мной извиняешься? — взвизгнула Робин. — Сдери с него с живого кожу, а все остальное скорми червям. Я просто удивилась, что ты пять лет с ним нянчилась, а только теперь убила.
— С ним все в порядке. Откровенно говоря, даже не знаю, можно ли его убить. — Сирокко убрала палец, и Сіукачок опять поднялся на лапки. Голова его лишилась прежней формы, а из одного глаза капала кровь. Прямо на глазах у Робин голова снова стала, какой была, будто была сделана из поролона.
— Кому в этом сортире по морде въехать, чтобы выпить дал? — Стукачок подпрыгнул и снова уселся на край банки.
Снова сунув руку в рюкзак, Сирокко достала оттуда металлическую фляжку в кожаном футляре. Отвинтила крышку, потом достала из аптечки пипетку и, сунув ее внутрь, вытянула оттуда немного прозрачной жидкости. Стукачок переминался с лапки на лапку в нетерпении, голова его запрокинулась, а пасть раскрылась. Сирокко подняла пипетку, и одна жирная капля упала в жаждущую пасть. Стукачок тяжело сглотнул, затем снова разинул пасть.
— Пока хватит, — возразила Сирокко. — Будешь себя хорошо вести, получишь еще.
— А что там за зелье? — поинтересовалась Робин. Стукачок перевел на нее затуманенный взгляд.
— Чистый спирт. Стукачок разбавлять не любит. — Сирокко вздохнула. — Он алкоголик, Робин. Больше ему ничего не требуется — только еще капелька крови раз в день.
Стукачок дернул головой в сторону Робин:
— А это еще кто?
Сирокко снова щелкнула его по морде, отчего он взвыл, но вскоре заткнулся.
— Быть может… — начала было Робин, но тут же передумала.
— Давай-давай, — подстегнула ее Сирокко.
— Гм… быть может, это он вызывал твою… твою проблему.
— Знаешь, Робин, нет смысла ходить вокруг да около. Быть может, это из-за него я так нажиралась, верно? — Сирокко вздохнула и покачала головой. — Я долго и упорно об этом думала. Но потом поняла, что просто пытаюсь свалить свою слабость на кого-то другого. И если уж на то пошло, то это из-за меня у него такая проблема. Он так долго сидел в мозгу алкоголички, что сам приобрел зависимость. — Сирокко расправила плечи, а затем чуть подалась вперед, пристально глядя на демона.
— Итак, Стукачок, — сказала она. — Давай-ка мы в игру поиграем.
— Терпеть не могу игр.
— Эта тебе понравится. Гея недавно провернула страшную гадость.
Стукачок загоготал:
— Так и знал, что случится что-нибудь славненькое.
— Но ты даже не подумал предупредить меня, верно? Что ж, может статься, в другой раз предупредишь. А случилось то — слышишь ты, язва вонючая? — что кто-то похитил ребенка. За всем этим стоит Гея — это так же верно, как то, что мухи в дерьме водятся. И ты непременно скажешь мне, где ребенок.
— Задницу мне для начала не оближешь?
Робин поразилась, когда Крис, просунув между ними руку, сжал гнусную тварь в громадном кулачище. Оттуда торчала одна голова, а глаза Стукачка дико закатились.
— Знаешь, Капитан, а он мне сгодится, — низким басом проговорил Крис. — Я про него весь последний час размышлял и, кажется, придумал кое-что, чего тебе пока еще в голову не приходило.
— Минутку, минутку! — заверещал Стукачок. — Вы знаете, от меня больше толку, когда мне не делают больно! Вы знаете, вы это знаете!
— Погоди, Крис, — сказала Сирокко. Крошечные глазки переметнулись с Криса на Фею и обратно. Стукачок сглотнул, а затем заговорил заискивающим тоном.
— Что мне за дело до того, что там готовит Гея? — сказал он. — За пару глотков я охотно вам помогу.
— Могу предложить только четыре капли.
— Будь же честной, — заскулил Стукачок. — И разумной. Ты же не станешь отрицать, что я могу работать на славу, только когда изрядно заложу за воротник.
Сирокко, казалось, размышляла.
— Ладно. Но ты так и не дал мне рассказать про игру. Отпусти его, Крис. — Тот так и сделал, и Сирокко чиркнула спичкой. Направив огонек в сторону демона, Фея задержала его сантиметрах в тридцати от паразита.
— Прямо сейчас я намерена дать тебе две капли. Потом ты скажешь мне, где ребенок. Мы туда полетим. Когда прилетим и выяснится, что ты не врал, получишь еще три капли. Если же соврешь, то я примотаю вот такую же спичку к твоему хребту и подожгу ее. Горят они обычно минут двадцать. Потом ты попробуешь снова. Если опять соврешь, получишь еще спичку. У меня тут… — Она заглянула в коробок —…гм, спичек пятьдесят. Так что в эту игру можно играть долго, очень долго. Или все закончится очень быстро.
— Быстро, быстро, быстро-быстро-быстро, — заверещал Стукачок, возбужденно подпрыгивая.
— Очень хорошо. Открой рот.
Сирокко дала ему две капли, которые, похоже, успокоили демона. И, как ни странно, он изменил цвет. Поначалу он был довольно нездорового желтовато-белого цвета. А теперь стал быстро багроветь.
Выпрыгнув из банки, он принялся расхаживать взад и вперед по приборной доске. Робин завороженно наблюдала.
Демон гулял несколько минут. Со временем, когда спирт подействовал, он принялся спотыкаться. Но в конце концов все чаще и чаще стал поглядывать на одну и ту же часть неба. Доковыляв до ветрового стекла, он прижался к нему своей отвратительной мордой — словно хотел лучше видеть. Наконец, рыгнул и указал лапкой.
— Тама он, — выдавил из себя Стукачок и рухнул.
Эпизод четырнадцатый
— Конел, возьми на двадцать градусов влево и поднимись до сорока километров. Увеличь скорость до двух-ноль-ноль километров в час.
— Двадцать градусов влево, сорок, двести. Ажур, Капитан.
Конел немедленно выполнил поворот, прибавил тяги и стал смотреть, чтобы все остальное самолет сам сделал как надо.
«Прямо как часы», — удовлетворенно подумал он. Снаружи крылья сжимались из их развернутого на три четверти положения и слегка отводились назад.
— Как ты думаешь, почему она так решила? — поинтересовалась Искра.
— Не знаю, — ответил Конел. На самом деле у него была весомая догадка, но слишком сложно было объяснять. А к тому же он получил инструкции ни с кем не говорить о Стукачке, не будь на то дозволения Сирокко.
— Не могу ее понять, — призналась Искра.
— Не ты первая.
— Конел, вы надели бронежилеты?
— Нет, Сирокко. А что, надо?
— Думаю, да. Мы сейчас как раз облачаемся. Никаких особых причин нет — только моя обычная подозрительность.
— Зачем нам бронежилеты, если ими не пользоваться, — верно, Капитан?
— Вот именно.
— Идет. — Он повернулся к Искре. — Можешь их достать? Вон та голубая экипировка.
Искре пришлось повозиться некоторое время, чтобы развернуть легкий, немного плотноватый костюмчик без рукавов и штанин. Вплетенные в прочный пластик угольные волокна обеспечивали защиту от любой пистолетной пули. Отчасти защищали они и от более тяжелого оружия, а также от осколочных ранений.
— А если попадут в голову? — спросила Искра.
— Если мы во что-нибудь такое ввяжемся, наденем вон те шлемы, щитки и рукава. Тебе помочь?
— Сама справлюсь. — Поднявшись с сиденья, Искра стянула штаны до лодыжек. Самолет тут же качнуло вправо, и девушка озабоченно выглянула наружу. — Что случилось? Да в чем дело?
— Ни в чем, — ответил Конел и нервно кашлянул. — Я думал, ты жилет прямо на штаны наденешь.
— Это имеет значение? — Искра стянула рубашку через голову. На сей раз самолет лишь чуть подскочил.
— Нет, это неважно, — ответил Конел и опустил занавеску.
Он услышал долгий и мучительный вздох. Искра убрала занавеску обратно. Взглянув на девушку, Конел увидел, что она прикрывает тело одеждой. Глаза ее пылали.
— Можно минутку с тобой поговорить? Так нормально? Я прилично себя веду?
Конел сглотнул.
— Этого… пойми, Искра, этого недостаточно.
Она пробежалась пальцами по волосам, затем раздосадованно их рванула.
— Ладно. Мама мне про это рассказывала. Но я просто не могла понять. Может, ты объяснишь? Дело ведь не в том, что тебе неприятно на меня смотреть, так?
— Конечно. Дело совсем не в этом.
— Чего-то я не пойму. Из-за тебя я чувствую себя уродкой.
— Прости. — Господи, с чего же начать, как объяснить? Конел сомневался даже в том, что сумеет объяснить это самому себе. А уж ей… — Проклятье, я расстраиваюсь из-за того, что хочу тебя, но ты для меня недоступна. Когда я тебя вижу, то прямо завожусь, понятно?
— Понятно! Понятно! Великая Матерь, не понимаю, почему тебя так волнует твоя возбудимость, но я пойду тебе навстречу. Я стану прикрывать те части тела, которые мне велела прикрывать Робин. Но мне казалось, сейчас я это делаю. Так скажи мне, мистер самец, что мне еще прикрыть?
— По мне, можешь всю свою драную одежонку за окно выкинуть, — сжав зубы, процедил Конел. — Это твое дело, не мое.
— Ах, нет, я так не хочу тебя РАССТРАИВАТЬ. Не хочу, чтобы ты совсем лишился своего жалкого САМООБЛАДАНИЯ. Великая Матерь меня упаси. — Она рывком опустила занавеску на место, но буквально секунду спустя снова приподняла ее, и наружу высунулась Искрина мордашка.
— Еще одно. У меня не было возможности пописать перед полетом. Что, теперь надо ждать до приземления?
Открыв отделение в приборной доске, Конел вручил Искре странной формы чашку. Потом вытащил из особой щели вакуумный шланг.
— Цепляешь шланг к этой штуке, потом… ну, прижимаешь к…
— Спасибо, догадаюсь! Думаю, ты пожелаешь, чтобы и это делалось в уединении.
— Уж будь так любезна.
Ответом Искры было скорее рычание, и она опустила занавеску. С трудом сдерживая гнев, Конел летел дальше и усиленно старался не обращать внимания на звуки, что доносились из-за занавески.
Семь лет назад он бы просто взбесился. Бог знает, что бы он мог выкинуть. Ну и характерец у него тогда был! С тех пор Конел многому научился. Характер никуда не делся. Просто теперь он был под жестким постоянным контролем.
Конел научился себя сдерживать. Когда все прошло, он, как обычно, почувствовал себя дураком за то, что позволил себе так разозлиться. Искра действовала сообразно собственной логике, и в свете этой логики он вел себя по-дурацки.
«Проклятье, — подумал Конел. — Да и в свете моей логики тоже». Он горько пожалел о том, что позволил себе ввязаться в обмен ядовитыми репликами. Искра была права. Ее нагота никакого вызова в себе не несла.
Вот бы изложить все это так же ясно, как он сейчас подумал. Но из своего горького опыта Конел знал, что слова вечно выходят не те.
Когда Искра снова подняла занавеску, на ней поверх бронежилета были штаны. Рубашку она сложила и запихала назад. Сидя с прямой спиной, девушка напряженно смотрела вдаль.
Конел предпринял титанические усилия, чтобы не рассмеяться — уж очень хотелось. И сразу полегчало. Теперь Искра вела себя по-дурацки. Она не знала, как совладать со своим гневом, и это дало Конелу чувство превосходства — прекрасное чувство. Ведь Искра совсем еще девчонка.
Так что он снова опустил занавеску, быстро натянул бронежилет, а поверх него — одежду.
— Последи за радаром, пока я тут об этом барахле позабочусь, — велел Конел Искре, когда опять поднял занавеску. Она кивнула, а он повернулся и надежно закрепил сетку над свободным грузом позади. Когда он повернулся обратно, в небе по-прежнему ничего не просматривалось. Дальше они летели в тишине.
В течение следующего часа Сирокко получила два радарных сигнала. В первый раз все очень разволновались, хотя она предупреждала — в преждевременные восторги не впадать. И очень скоро выяснилось, что это одинокий дирижабль. Сирокко вильнула в сторону. Пузыри терпеть не могли всего, связанного с огнем, и относились к Сирокко весьма прохладно после того, как она завезла в Гею реактивные самолеты, что было несправедливо, ибо реактивные самолеты были импортированы для войны с бомбадулями, которые портили небесную жизнь всем существам легче воздуха. Но с дирижаблем не поспоришь.
Второй выброс сигнала оказался одиноким ангелом. Настроение временно поднялось, пока не было четко установлено, что у этого ангела крылья не того цвета. Сирокко отключила мотор и несколько минут скользила рядом с предполагаемым объектом слежки. Он оказался из стаи верхачей, родом из Диониса. Казалось, его искренне потрясло то, что кто-то из ангелов работает на Преисподнюю. Ангел поклялся, что его стая, эскадрилья и крыло хранят преданность Фее.
Так что Сирокко выдала Стукачку обещанную спичку — и тем вдохновила его на подвиг. Когда после очередной капли спирта демон снова стал способен говорить, он заверил экипаж, что ангел теперь под ними, и чуть позади. Сирокко передала новые ориентиры Конелу.
— Можно кое-что у тебя спросить? — сказала Искра.
— Валяй, спрашивай.
Но девушке потребовалась масса времени, чтобы выдавить это из себя. И теперь она вдруг поняла, что продолжать чертовски трудно.
Тем не менее, ей следовало осмыслить весь этот безумный мир, ибо застряла она здесь на всю оставшуюся жизнь — вместе с титанидами и самцами. Искра все еще чувствовала у себя на щеке пощечину Сирокко. Она так любила Сирокко, а та ее ударила. Эти две вещи следовало как-то примирить, следовало выработать такое отношение к жизни, чтобы у Сирокко больше не было повода ее бить. А чтобы это стало возможно, Искре следовало кое-что для себя уяснить.
— Как ты думаешь, что имела в виду Сирокко Джонс, когда сказала, что я должна присоединиться к роду человеческому? — Сказав это, Искра немного успокоилась. Его ответ, насколько она понимала, все равно ни черта значить не будет. Дурочкой надо быть, чтобы в первую очередь спрашивать об этом именно его. Быть может, мама сможет что-то объяснить, когда они останутся наедине.
Но Конел ее удивил.
— И я о том же задумывался, — сказал он. — Думаю, у нее просто не было времени сказать, что она имела в виду. Вот она и сказала то, что привлекло бы твое внимание.
— Так ты все-таки не знаешь, что она подразумевала?
— Нет-нет, я этого не сказал. Я знаю, что она имела в виду. — Конел помрачнел и одарил Искру кривой улыбкой. — Просто сомневаюсь, что смогу тебе это объяснить.
— Может, все-таки попытаешься?
Он долго на нее смотрел. От этого взгляда Искре стало не по себе.
— А чего ради? — наконец спросил Конел.
Девушка со вздохом отвернулась.
— Не знаю, — отозвалась она.
Конел пожал плечами:
— Я спрашивал себя. Чего ради я буду пытаться что-то тебе объяснить, когда на любую мою дружелюбную улыбку ты отвечаешь таким взглядом, будто я жук навозный или еще что похлеще? Тебе не кажется, что и у меня могут быть чувства?
Над такими вопросами Искре даже задумываться не хотелось. Но за такое нехотение она уже один раз схлопотала пощечину.
— Совсем недавно тебя мои чувства не трогали.
— Согласен, я допустил невольный промах, — сказал он. — Хочешь знать, что я намерен сделать дальше? — Конел снова посмотрел на Искру и ухмыльнулся. — Я намерен сказать, что мне очень жаль, что я приношу извинения, что в дальнейшем постараюсь исправиться. Что ты на это скажешь?
Искра попыталась достойно встретить его взгляд, но все-таки пришлось отвернуться.
— Я чувствую неловкость, — призналась она. — И не знаю почему.
— Я знаю. Хочешь узнать?
— Да.
— Скажи «пожалуйста».
Что за наглец! Однако Искра втянула в себя долгий мучительный вдох, скрестила руки на груди и сверкнула глазами.
— Пожалуйста.
— Господи, как это, должно быть, мучительно.
— Вовсе нет. Это просто слово.
— Это и вправду мучительно, и это не просто слово.
— Мучительно это по той же самой причине, почему ты не любишь, когда я извиняюсь. Теперь тебе дважды пришлось увидеть во мне человека.
Искра несколько минут думала, а Конел все это время молчал.
— Так ты говоришь, тебе известно, что имела в виду Сирокко? Наверное, я должна стать гетеросексуалкой, заниматься любовью с мужчинами?
— Не все так однозначно и далеко не так просто. — Конел потер ладонью щеку и покачал головой. — Слушай, я для этого не гожусь. Вот бы сюда Сирокко. Почему ты не подождешь, чтобы с ней обо всем переговорить?
— Нет, — ответила Искра куда как более заинтересованно. — Мне хотелось бы узнать об этом от тебя.
— Убей Бог, не знаю, почему, — пробормотал Конел. Затем он вдохнул поглубже и начал: — Вот смотри. У тебя все разделено границами. Есть наши и есть ваши. Наши, надо полагать, совсем маленькая группка. Ладно, это я могу понять. Я и сам ощущаю то же. Мне нравятся не все люди. И я знаю, что вокруг Сирокко тоже собралась не самая большая группа, какую порождала человеческая цивилизация. К тому же она имела в виду не только людей, ибо титаниды — не люди. Но они часть того, к чему она призывала тебя присоединиться. Пока что тебе понятно?
— Не знаю. Но продолжай.
— Ч-черт! Да повзрослей же ты! — рявкнул он. — Именно это она и сказала. Прекрати судить о людях по тому, как они выглядят. — Конел приумолк и грустно покачал головой. — Я могу еще полчаса вещать в том же духе — будто канал общественного обслуживания Си-би-эс — о том, как тебе надо любить квебекцев и нормандцев, белых и ниггеров, богатых и бедных, скунсов и бобров, кобр и гремучих змей. Когда я был мальчишкой, я тоже многих ненавидел. Теперь я питаю ненависть к рабовладельцам и киднепперам… и тому подобной сволочи. Каждый человек, с которым я встречаюсь, проходит испытание, ибо здесь подлый и опасный мир, и ты имеешь полное право испытывать подозрение к каждому новому лицу. Но, если они не оказываются негодяями, почему тогда не поступать с ними так же, как ты хочешь, чтобы они поступали с тобой, как гласит древнее золотое правило. Если у моего друга есть друг, тогда он и мой друг, пока сам не докажет обратного. Меня не волнует, черный он или коричневый, желтый или белый, мужчина или женщина, молодой или старый, двуногий, четырехногий или шестнадцатиногий. И меня тоже неплохо иметь в друзьях. Я чертовски преданный и сам мою за собой тарелки.
— Я тоже чертовски преданная! — запротестовала Искра.
— Конечно. Всем, кто на твоей стороне. А это только двуногие самки. Валья не может быть твоей подругой, потому что она выглядит как животное, а я — потому что у меня есть член. — Он указал на пустое небо. — Твой несчастный братишка тоже не может быть твоим другом, потому что ты не видишь в нем человека. Пойми, Искра, достаточно только на тебя взглянуть — на все хорошее в тебе — и сразу начинаешь понимать, какую потрясающую личность мне хотелось бы иметь на своей стороне. Но той границы мне не пересечь.
Конел вздохнул и откинулся на спинку сиденья. Искра завороженно наблюдала, многого не понимая — например, всего, что касалось квебекцев, ниггеров и тому подобного. Она даже не представляла себе, кто это такие. И при чем тут цвет кожи? Он-то какое ко всему этому имеет отношение?
— Так что бы ты предложил мне сделать? Заняться с тобой сексом?
Конел развел руками:
— Мне больно. По-настоящему. Ты думаешь, я все это сказал только затем, чтобы забраться к тебе в штаны?
— Я… извини меня. Хоть я и не понимаю, что я такого сказала.
Лицо у Конела сделалось усталым.
— Не сомневаюсь. Ладно. Можешь ты принять все честно и не злиться? Я был бы счастлив «заняться с тобой сексом». А оскорбился я потому, что там, где я рос, парни обычно болтали все, что угодно, только бы затащить девушку в постель. А я тут разыгрываю такое паршивое благородство, что самому тошно. И мне стало больно, когда ты подумала, что я только к этому и веду. Но ведь ты предложила серьезно, да?
— Да. Если я должна это сделать, я это сделаю.
— Ничего ласковей я в жизни не слышал.
— Я опять тебя оскорбила? Извини.
Он усмехнулся:
— Вот ты уже делаешь успехи. Я это ценю. Видно, что ты стараешься. Знаешь, Искра, лучше бы тебе поговорить об этом со своей матерью. Она посоветует, что делать. Но если хочешь знать, тебе следует сделать то же самое, что сделал я, когда Сирокко начала вправлять мне мозги. Когда я сюда явился, я был настоящим расистом. Я не идеален, но теперь я куда лучше. Так что когда я думаю «лягушатник» или «квебекец», я просто меняю это на «канадец». Когда я думаю «черный», я меняю это на «белый». Так что когда ты слышишь мужчина», измени это на «женщина». Когда ты смотришь на кого-то и думаешь «титанида», измени это на «сестра». Когда ты думаешь про Адама, притворись, что он — твоя сестренка. Представь, что ты тоща почувствуешь.
Искра подумала и изумилась своему гневу. Гнев быстро прошел, — в конце концов, это был просто фокус. Но интересно было подумать, как выглядел бы мир, если бы все это оказалось правдой.
— Могу я узнать, какое впечатление на тебя произвожу? — спросил Конел. Искра кивнула. — Ты считаешь меня… физически отталкивающим, да?
Случилась одна поразительная вещь. Искра почувствовала, что краснеет.
— Не хочу тебя оскорбить…
— Лучше сказать все как есть.
Она с неохотой кивнула:
— Ты слишком волосатый. Подбородок такой тяжелый, что с тобой, по-моему, больно целоваться. Твои руки и ноги какие-то… не такие. Неужели все это привлекает земных женщин?
Конел снова ухмыльнулся:
— Еще как.
— А меня ты находишь… привлекательной? — поинтересовалась Искра.
— Не просто привлекательной. Ослепительной. Таких красавиц я в жизни не встречал.
Искра изумленно покачала головой.
— Какой странный мир, — сказала она.
— А что? Разве у лесбиянок другие представления о красоте?
— Не знаю. В Ковене я считалась высокой до уродства. Красавицей меня никто не называл. — Искра снова на него посмотрела. — А правда, что мужчины не находят очень высоких непривлекательными?
— В Артиллери-Лейк — нет, — хихикнул Конел. — Богом клянусь, после Сирокко Джонс ты — номер два.
— Ты возмутительно себя ведешь, — фыркнула Искра. Наверное, она добавила бы что-то еще, но тут раздался сигнал тревоги, и Сирокко стала указывать им новый курс.
