Глава 36
Терпение
Робин тихо сидела метрах в двадцати от Криса и Вальи и слушала, как он орет на титаниду. Вскоре после того, как Крис осмотрел ее раны и понял, что дело плохо, Валья предложила, чтобы они не стеснялись и быстро избавили ее от беды. Тут-то Крис и взорвался.
Тело Робин тяжелело с каждой минутой. Вскоре она сольется со скалами и мраком. Это станет избавлением. Теперь Робин понимала, что временная радость после спасения от Тефиды была ошибкой. Снова она радоваться бы не стала. Но она видела, что Крис не сдается и опять намерен строить планы.
— Умеешь оказывать первую помощь? — спросил Крис.
— Могу пластырь наклеить. Он скривился.
— Вот и я больше почти ничего не умею. Но нам придется проделать гораздо больше. Я вот что нашел. — Он взялся за кожаный чемоданчик. Борта раскрылись, и внутри оказались сплошные кармашки и отделения. В свете лампы блеснул металл: скальпели, зажимы, шприцы, иглы. Все аккуратно уложено — словно дожидается хирурга-любителя. — Одна из них должна была знать, как всей этой мутотой пользоваться — иначе бы они ее не потащили. Валья говорит, что у Фанфары этого добра было куда больше. Сдается мне, что здесь инструментов для порядочной операции хватит.
— Если знать, как ее делать. А что, Валье нужна операция?
Вид у Криса был измученный.
— Ее нужно как-то заштопать. Оба перелома на… ч-черт, ну как это у коня называется? Короче, между коленом и лодыжкой. По-моему, на правой ноге только одна кость сломана. Ступать она на нее, впрочем, все равно не может. А вот с левой действительно хреново. Видно, на нее вся тяжесть пришлась. Обе кости сломаны, и концы торчат из-под кожи. — Он вынул из чемоданчика тонкую брошюрку. — Здесь сказано, что это сложный перелом и что главное здесь, как правило, — избежать инфекции. Нам придется вправить кости, прочистить рану, а потом зашить.
— Честно говоря, и слышать об этом не хочу. Ты валяй прикидывай, а когда все просечешь, зови меня и говори, что делать. Я сделаю.
Крис какое-то время молчал. Когда Робин подняла глаза, то поняла, что он внимательно ее разглядывает.
— Что случилось? — спросил Крис.
Робин даже не смогла рассмеяться. Хотела напомнить ему, что они заблудились во тьме в пяти километрах под землей, что провизии у них мало, масла в лампаде еще меньше, что на западе и востоке их поджидают дебильные полубоги, а их раненая спутница слишком велика, чтобы нести ее в безопасное место — даже если они найдут туда путь. Но потом подумала — к чему попусту тратить время? А кроме того, Крис имел в виду другое. Робин это знала, но не собиралась об этом говорить. Никогда.
Так что она лишь устало пожала плечами и отвернулась.
А Крис все продолжал ее разглядывать (Робин чувствовала на себе его взгляд — ну как же он не понимает?) — а затем тронул ее колено.
— Ничего, мы выкарабкаемся, — сказал он. — Надо только держаться друг друга.
— Сильно сомневаюсь, — отозвалась Робин, а про себя подумала — может, он и не знает.
Теперь же его очевидное неведение породило в ней презрение. Неужели вся ее бдительность пропала даром? Неужели никто не видит ее насквозь? Робин приложила ладонь к губам, чтобы надежней скрыть усмешку. И вдруг жаркая вспышка тревоги прошла по всему ее телу. Да что с ней такое? Даже больно не было. Ничего не стоило ухмыляться, ничего не стоило держать рот на замке. Неужели тщательно возводимое всю жизнь здание чести могло с такой легкостью рухнуть? Вот Крис уже встает на ноги, уходит, возвращается, заботится о Валье. Теперь, когда он ушел, ее тайна останется нераскрытой.
В ушах стоял басовый рев. Что-то капало с подбородка. Робин усилием воли разжала зубы — и сразу почувствовала острую боль. Болела прикушенная нижняя губа.
— Это неправда! — Робин неспособна была сдержать крик, но когда Крис повернулся и стал ждать продолжения, ей пришлось срочно придумывать какие-то слова, чтобы все выглядело так, будто ничего и не было. Будто она вовсе и не говорила, что это неправда.
— Что неправда? — спросил Крис.
— Не… не… я не сказала… ты не… — И вдруг в животе у Робин началось что-то жуткое. Она вдруг поняла, что тупо таращится на зажатый в кулаке клок собственных волос. Стояла она на коленях, а Крис был рядом и придерживал ее за плечо.
— Теперь получше?
— Получше. Намного. Там наверху когда был огонь и твари в песке кусают а ты их не видишь потому что кругом море обложили и я не вижу но думаю надо так чтобы никто не знал потому что со мной всегда так и больше ничего не могу сделать и не хочу ничего делать только хочу прочь потому что они кусают а ты их не видишь и так нечестно ненавижу ненавижу ненавижу потому что они глубоко глубоко в море.
Робин позволила увести себя на ровное место. Там Крис раскатал спальный мешок и помог ей улечься. Она глядела в никуда. Что делать дальше, Крис не знал. Тогда он просто оставил ее там лежать и вернулся к Валье.
Некоторое время спустя Робин услышала, как он снова к ней приближается.
Она не спала и вовсе не пребывала в забытьи, а прекрасно сознавала, что вокруг нее происходит. Сжав кулак, она выяснила, что пальцы прекрасно сгибаются. Значит — никакого приступа. И все же с ней происходило что-то странное. Титанида несколько раз кричала от боли, но Робин не знала, сколько именно. Между криками были солидные промежутки времени. Она уже не помнила, плакала ли она или все сопли еще в будущем. И не могла этого объяснить. Впрочем, и не пыталась.
— Не хочешь еще поговорить? — спросил Крис.
— Не знаю.
— Я не очень понял, что ты тогда сказала. Но похоже, это для тебя очень важно. Не хочешь еще попробовать?
— Это не был приступ.
— В смысле, что…
— Сам знаешь, в каком смысле.
— Когда нас обложили. В пустыне. Да.
— Ты могла двигаться? Прикидывалась? Так ты об этом?
— Вот именно.
Робин ждала, но Крис молчал. Когда она на него взглянула, он просто сидел и смотрел. Не хотелось ей, чтобы он так сидел и смотрел. И Робин решила больше ничего не говорить.
— Нет, я не об этом, — сказала она наконец.
— Ты могла говорить, — заметил Крис.
— Значит, ты знал! Ты просто… так почему же ты… — Робин хотела сесть, но Крис удержал ее и нежно уложил на спальный мешок. Она немного посопротивлялась, затем сдалась.
— Я заметил, что ты могла говорить, — резонно заметил он. — Я тогда подумал, что это странно. Разве нет?
— Да, — отозвалась Робин и закрыла глаза.
— Раньше ты не могла, — продолжил он, когда она больше ничего не сказала. — В смысле, в другие разы. Только заикалась.
— Это потому, что приступ захватывает все произвольно сокращающиеся мышцы. Вот почему там, в песках, когда я не могла двинуться, я знала, что это не приступ. Это было что-то другое. — Робин хотела, чтобы Крис закончил за нее мысль. Ей казалось, у него есть на это право. Но Крис, похоже, этого делать не собирался.
— Это был страх, — произнесла Робин.
— Да ну! — воскликнул Крис. — Ты шутишь! Она сверкнула на него глазами.
— Мне не до смеха.
— Извини. Вечно меня в неподходящее время разбирает. Ладно, так чего ты теперь хочешь? Ну, я изумлен. Ну, мне за тебя стыдно. Ну, никогда не ожидал, что ты окажешься такой трусихой. И так далее. И вообще. Я просто оскорблен. До глубины души. Вот, думаю, встретил такого идеального, бесстрашного человека. А ты, как выяснилось, совсем не такая.
— Знаешь что? Оставь меня в покое.
— Не раньше, чем ты выслушаешь диагноз начинающего хирурга и недолеченного психиатра.
— Если ты и дальше намерен придуриваться, то шуточки советую поберечь.
— Ого! Проявляем признаки жизни.
— Козел! Вали отсюда.
— Не свалю. Пока ты меня не заставишь. Слушай, каких-то несколько дней назад ты бы мне за такие слова кишки вырвала и на шею намотала. Мне не нравится, что ты тут валяешься и все сносишь. Кому-то надо восстановить твое чувство собственного достоинства. И похоже, делать это придется мне.
— Ты закончил с диагнозом?
— Только отчасти. У тебя злостная нехватка самоуважения и страх испугаться. Ты, Робин, фобофобка.
Она готова была плакать или смеяться, но не хотела делать ни того, ни другого.
— Пожалуйста, заканчивай со своими речами и оставь меня в покое.
— Тебе девятнадцать лет.
— Никогда этого не отрицала.
— Пойми, какой крутой бы ты себя ни считала, тебе просто не хватило времени, чтобы проверить себя в великом множестве вариантов. Ты вошла в Тефиду с уверенностью, что ничто не может тебя устрашить, — и ошиблась. Наделала в штанишки, бросилась на землю и заревела как маленькая девочка.
— Всегда буду щадить тебя так же, как ты сейчас щадишь мои чувства.
— Пришла пора ткнуть тебя кое-куда носом. Ты всю жизнь прожила со своими приступами и так и не отважилась встать с ними лицом к лицу.
— Я никогда им не поддавалась.
— Ага, не поддавалась. Но ты не смогла к ним приспособиться. Ты едва допускаешь, что они вообще существуют. В Ковене ты стояла на страже важного оборудования и таким образом подвергала опасности и сестер, и весь твой мир.
— Откуда ты… — Приложив ладонь ко рту, Робин кусала палец до тех пор, пора жар стыда немного не рассеялся.
— Ты разговариваешь во сне, — объяснил Крис. — Пойми, Робин, эпилептикам, к примеру, запрещено водить самолеты. Будет нечестно по отношению к пассажирам, если самолет упадет.
Тяжело вздохнув, она судорожно кивнула.
— Не стану спорить. Но какое отношение это имеет к тому, что произошло в пустыне?
— Самое прямое. Ты выяснила о себе нечто малоприятное. Испугалась и обомлела. И теперь ведешь себя с этим страхом точно так же, как с припадками, — то есть никак с ним себя не ведешь. Хотя нет. Беру свои слова назад. Ведешь. В свое время ты отрезала себе палец. А теперь что ты себе отрежешь? Будь ты мужчиной, у меня было бы на сей счет весьма мрачное предположение. А так — не знаю, какая железа считается героической у женщин. Ты случайно не в курсе? Я тут хирургией балуюсь. Немного практики не повредит.
Робин ненавистно было его слушать. Ей хотелось, чтобы Крис заткнулся и ушел. Далеко-далеко. Внутри копилась страшная ярость, неотвратимо нарастало напряжение. Она чувствовала если он в ближайшее время не уйдет, что-то в ней взорвется и убьет его. И в то же время она даже взглянуть на него не могла.
— Так чего тебе от меня нужно?
— Я уже сказал. Обратись лицом к своему страху. Пойми, что это случилось, и ты этим не гордишься, и это может повториться. Ты, похоже, сделаешь вид, что ничего не случилось и ты можешь от этого избавиться. А в результате просто лежишь здесь и не можешь ничего сделать. Скажи себе, что проявила трусость — один раз, в скверной ситуации, — и начинай оттуда. Тогда ты, быть может, задумаешься, как избежать этого в следующий раз.
— Значит, допустить тот факт, что и в следующий раз я могу поступить так же?
— Такую вероятность нельзя исключать. Робин наконец сумела на него взглянуть. И к ее удивлению, вся злоба прошла, стоило ей увидеть лицо Криса. Никакой насмешки там не было. Она не сомневалась, что если теперь его попросить, он больше ни слова об этом не произнесет и никогда никому не станет рассказывать. Хотя это уже не казалось таким важным.
— Ты так веришь в то, что следует поворачиваться ко всему лицом? — сказала Робин. — Я предпочитаю сражаться. Мне… мне это больше подходит. — Она пожала плечами. — Так проще.
— В каком-то смысле.
— Куда проще отрезать себе еще один палец, чем сделать то, что ты мне советуешь.
— Могу и тут согласиться.
— Я подумаю. А теперь ты оставишь меня в покое?
— Вряд ли. В скором времени я собираюсь заняться ногами Вальи. Пока я еще раз все прочитаю и приготовлю инструменты, ты могла бы приготовить что-нибудь поесть. Во вьюках у Вальи по-прежнему навалом припасов. Вода есть вон за тем гребнем. Возьми с собой лампаду; я тут фонарь смастерил. Читать при нем можно.
Робин воззрилась на него.
— Это все?
— Нет. Когда пойдешь за водой, поищи что-нибудь, что подошло бы для лубков. Тут, поблизости, все растения мелкие и корявые. Может, там что-то найдется. Хорошо бы пять-шесть прямых палок в метр длиной.
Робин потерла глаза. Ей хотелось проспать несколько лет и по возможности не просыпаться.
— Палки, вода, обед. Что еще?
— Вот что. Если знаешь какие-нибудь песни, спой их титаниде. Ей очень больно, а отвлечь ее особенно нечем. Наркотики я берегу на то время, когда буду вправлять кости и зашивать раны. — Он направился было прочь, но тут же вернулся. — И если можешь кому-нибудь помолиться, то помолись. Я ничего подобного раньше не проделывал и уверен, что напортачу. Мне страшно.
«Как запросто он в этом признается», — подумала Робин.
— Хорошо, я помогу.
