Огни напалма давно уже стекли и потухли, когда Сирокко пешком принялась огибать громадный трос. Менестрель следовал позади. Титаниде приходилось пользоваться только тремя ногами. Правая задняя была подвязана к туловищу. Нижний ее сустав был раздроблен.

Следы баталии были и на теле Сирокко. На голове у нее красовалась повязка, полностью закрывающая один глаз, лицо в крови, правая рука висела на перевязи, два пальца сильно распухли.

Они брели по твердому камню, окружающему основание троса, не отваживаясь выйти на пески. Последние пескодухи, которые им попались, уже носили на себе невесть какую чертовщину, позволившую им не бояться воды и не на шутку бороться с людьми и титанидами. Сирокко рисковать не хотела. Один дух, которого она прикончила, перед самой смертью сбросил с себя прозрачную и эластичную кожу. Не иначе, полихлорвинил.

Тут Сирокко заметила что-то, лежащее на песке, и протянула руку. Менестрель передал ей бинокль, который Фея неловко приложила к здоровому глазу. Это была Фанфара. Оставшиеся нетронутыми небольшие клочки зеленой с коричневым шкуры придавали уверенность в том, что это она.

— Боюсь, никогда ей уже не увидеть Офиона, — пропел Менестрель.

— Она была славная, — пропела Сирокко, просто не зная, что сказать. — Но я плохо ее знала. Мы потом о ней споем.

Кроме единственного тела, там еще виднелись следы жуткого побоища. На песке было несколько больших черных пятен, но уже теперь неустанные дюны надвигались на них, а поднявшийся ветер сыпал песчинку за песчинкой на труп титаниды.

Сирокко ожидала худшего. Возможно, все мертвы, но она в это не поверит пока она не увидит трупы.

Их теснили к востоку, а бегство становилось все более беспорядочным. Менестрель снова и снова пытался держаться поближе к двум другим титанидам, но всякий раз натыкался на очередную засаду водонепроницаемых духов. Только и оставалось, что бежать. Атаки были столь настойчивы, что Сирокко показалось, будто духи охотятся именно за ней. Тогда, рассудив, что, отвлекая их на себя, она таким образом ослабит напор на своих друзей, Фея велела Менестрелю как можно быстрее бежать вокруг троса к востоку. Но за ними погнался лишь одинокий бомбадуль, который, впрочем, чуть их не прикончил. Бомба легла так близко, что обоих подбросило в воздух и швырнуло на одну из жил троса.

К тому времени стало ясно, что Сирокко ошиблась. Пескодухи охотились не только за ней; даже напротив — они за ней не последовали, и бомбадули тоже — если не считать того единственного, который их ранил. С болью в душе стали они с Менестрелем искать убежища среди жил троса и прислушиваться к далеким отзвукам сражения — беспомощные, неспособные хоть как-то помочь своим друзьям. Сперва им следовало позаботиться о своих ранах.

Сирокко собралась было двинуться дальше, но Менестрель позвал ее. Он внимательно разглядывал твердую каменную поверхность.

— Один из наших здесь побывал, — пропел он, указывая на параллельные царапины, которые могли быть оставлены только твердым, прозрачным кератином титанидских копыт.

— Значит, Валья сюда добралась, — сказала Сирокко по-английски. — И по крайней мере один из наших. — Приложив свободную руку ко рту, она крикнула во тьму. Эхо замерло, и больше ничего они не услышали. — Идем. Надо войти внутрь и разыскать их.

Чем глубже заходили они во тьму, тем чаще им попадались громадные, неправильной формы глыбы, которые порой загораживали путь. Менестрель зажег лампаду. При ее свете Сирокко увидела множество попадавших сверху обломков. Жилы поднимались по меньшей мере на десять километров, прежде чем начинали свиваться в единое целое — в трос Тефиды. Фея знала, что в этом лабиринте существует своя собственная сложная экология — растения, укореняющиеся в жилах троса, и животные, которые вверх и вниз по ним снуют.

Сирокко пробиралась через завалы, сознавая, что под любой из этих массивных груд могут покоиться четверо ее друзей. И все же время от времени Менестрель кричал ей, что нашел еще один след от копыта. Вдвоем они заходили все глубже и глубже, пока не наткнулись на особенно грандиозный каменный завал. Сирокко знала, что под тросом находится самый центр. Она бывала здесь раньше и знала, что в этом месте должно находится прозрачное строение-вестибюль. Теперь же здесь лежали одни руины, да еще, в центре большого выжженного пятна, исковерканные трупы трех бомбадулей. От тварей только и осталось, что металл и почерневшие стальные зубы.

— Вошли они туда? — спросила Сирокко. Менестрель пригнулся, чтобы при свете лампады получше осмотреть землю.

— Трудно сказать. Есть надежда, что они успели забежать в здание, прежде чем оно рухнуло.

Сирокко перевела дыхание. Взяв у Менестреля лампаду, она подошла к груде руин. Затем осторожно вскарабкалась на несколько шагов, пока сломанная рука и головокружение все же не пересилили. Пришлось сдаться. Она спустилась обратно. Посидела какое-то время, тяжело вздохнула, а потом встала и, подбирая небольшие камни, стала отбрасывать их в темноту.

— Что ты делаешь? — спросил Менестрель, когда прошло уже несколько минут, а Фея все не прекращала своего занятия.

— Копаю.

Менестрель наблюдал за ней. Камни попадались самые разные — от мелких, размером с кулак, до валунов весом в несколько сотен килограммов, которые они вдвоем, пожалуй, могли бы сдвинуть. Но основную массу груды все же составляли такие громадины, которые впору было использовать как строительные блоки для возведения египетских пирамид. Наконец Менестрель подошел и тронул ее за плечо.

— Рокки, бесполезно. Ты тут ничего не поделаешь.

— Я должна. И сделаю.

— Это слишком…

— Черт возьми, ты что, не понимаешь? Там же Габи! — Дрожа, она опустилась на колени. Менестрель стоял рядом, и Сирокко, рыдая, прижалась к нему.

Когда же она снова взяла себя в руки, то высвободилась из его объятий и встала. Глаза ее пылали такой целеустремленностью, какой Менестрель уже давно не видел у Феи Титана. Она положила руки ему на плечи.

— Менестрель, старый мой друг, — пропела она. — Во имя кровных уз, что нас связывают, я должна просить тебя о великой милости. Ради любви, которую мы оба испытывали к твоему передоотцу, я не стала бы тебя об этом просить, если бы видела хоть какой-то другой выход.

— Приказывай, Фея, — в официальной тональности пропел Менестрель.

— Ты должен вернуться на родину. Там ты должен собрать всех, кто решит отправиться в великую пустыню, прибыть в Тефиду ради своей Феи, в час ее нужды. Собери великих небесных левиафанов. Призови Дредноута, Следопыта, Аристократа, Твердыню, Свистолета, Бомбасто, Его Честь и самого Старейшину тоже. Скажи им, что Фея вступает в войну с небесными ракетами, что она навеки сотрет эту погань с великого колеса мира. Скажи им, что в ответ на это клятвенное ручательство Фея просит их забрать всех, кого удастся, и привезти в Тефиду. Сделаешь ты это ради меня, Менестрель?

— Сделаю, Фея. Но боюсь, не столь многие из моего народа прибудут. Тефида далека, путь полон опасностей, и мой народ боится этих мест. Мы считаем, что Гея заповедала нам сюда приходить.

— Тогда скажи им вот что. Скажи, что каждый, кто явится, будет вознагражден ребенком на следующем Карнавале. Скажи, что если они мне помогут, я устрою им такой Карнавал, о каком их потомки будут петь еще тысячу мегаоборотов. — Она перешла на английский. — Как ты думаешь, это их привлечет?

Менестрель пожал плечами и ответил на том же языке:

— Привлечет. Но не больше, чем смогут поднять пузыри.

Хлопнув титаниду по плечу, Сирокко попыталась помочь Менестрелю подняться. Вставал он медленно. Она постояла, глядя на него, затем потянулась поцеловать.

— Я буду ждать здесь, — пропела она. — Знаешь ты свист великого бедствия, чтобы призвать небесных левиафанов?

— Знаю.

— Один из них скоро тебя заберет. А до тех пор будь все время начеку. Доберись без приключений и возвращайся со многими работниками. Вели им захватить веревки, блоки и прочие снасти, лучшие лебедки, кирки и молоты.

— Я все сделаю. — Менестрель опустил взгляд. — Рокки, — вдруг спросил он, — ты думаешь, они живы?

— Я думаю, что есть надежда. Если они заперты там, внизу, Габи знает, что делать. Она знает, что меня ничто не остановит, что я их оттуда вызволю. Она прикажет остальным держаться на верху лестницы. Отправляться к Тефиде без меня слишком опасно.

— Как скажешь, Рокки.

— Да, таково мое слово. А теперь иди, сынок.