Хорошо хоть, эти депрессии не очень продолжительны, — сказал Крис.

— Это точно. — Валья повернула к нему голову. — Никогда не видела, чтобы кто-то так уходил в себя, как ты. Наверное, это отнимает много сил.

Крис молча согласился. Он еще не вполне отошел от депрессии, но оживленное лицо делать старался. Еще одна ночь хорошего сна, и он, быть может, снова почувствует, что жить все-таки стоит.

После бокового витка к Фонотеке обратно к Офиону отряд уже не вернулся. Хотя Кружногейское шоссе и следовало вдоль берега реки через Верхнюю долину Муз, оползни сделали его в нескольких местах совершенно непроходимым. Вместо этого отряд двинулся прямо по тропе через горы Астерия. Назвать ее козьей тропкой было бы равносильно тому, чтобы назвать натянутый канат Приморским шоссе. Местами людям приходилось спешиваться и идти, цепляясь за веревки, натянутые идущими впереди титанидами, пользуясь зацепками для пальцев ног столь скудными, что их можно было бы просто нарисовать на скале. В этом, как и во многом другом, титаниды выглядели куда лучше Криса. Утешало его лишь то, что Сирокко и Робин смотрелись не лучше. А вот Габи казалась помесью мухи с горной козочкой.

Приходилось примеряться к расселинам. Через самые большие перебрасывалось лассо, а затем, перебирая руками, люди одолевали пропасть. Наконец-то Крису посчастливилось справляться хоть с чем-то лучше остальных. Титаниды перебирались с большим трудом. Крису хотелось отвести глаза, когда он видел их громадные тела, на руках висящие над пропастью.

Впрочем, любой провал менее десяти метров шириной не стоил веревочного моста. Титаниды его просто перепрыгивали. Первый такой прыжок стоил Крису, наверное, десяти лет жизни. Потом он уже крепко-накрепко закрывал глаза.

Наконец отряд спустился по последнему склону. Под ними оказалась узкая полоска леса, совсем узкая полоска черного песка, а дальше — Нокс, Полночное море. Оно переливалось серебристым свечением. Тут и там в воду были вставлены туманные островки люминесценции, холодно-голубые под более цветастыми поверхностными отблесками. Попадались и более яркие, более компактные источники света, некоторые — густо-желтые, а другие — темно-зеленые.

— Те светлые облачка — колонии вот таких рыбешек.

Крис поднял взгляд и увидел, что рядом с Вальей оказался Менестрель. Сирокко на пару сантиметров развела большой и указательный пальцы.

— На самом деле они скорее насекомые, но дышат водой. И составляют подлинные колонии, с улейным мозгом, как у муравьев или у пчел. Но у них нет матки. Из того, что мне удалось выяснить, стало понятно, что у них, по всему, демократические выборы. Представь себе собрания избирателей, предвыборные компании и пропаганду в виде выпускаемых в воду продуктов половых желез. Победителю кампании позволяется вырасти в метр длиной и удерживать власть в течение семи килооборотов. Функции метрового президента в основном моральные. Он лишь выпускает в воду всякие химикалии, поддерживающие нормальную, счастливую жизнь роя. Если президента убивают, рой разом перестает питаться и просто растворяется. Под конец срока рой съедает вождя. Клянусь, более разумной политической системы я в жизни не встречала.

Крис внимательно посмотрел на Фею, но не заметил и намека на то, что она натягивает ему нос. Вообще-то он не собирался ни о чем ее спрашивать. Его страшно удивило, что Сирокко сама заговорила, и теперь Крис готов был выслушать все, что она соберется ему поведать. С самого выезда из Фонотеки Фея молчала и выглядела при этом предельно выдохшейся. Несмотря на более чем очевидные доказательства ее человеческих слабостей, Крис все еще испытывал к Сирокко благоговейный страх.

— Вообще Нокс — одно из самых стерильных мест в Гее, — продолжила она. — Немногие твари могут здесь жить. Вода слишком чистая. Попадаются пропасти километров по десять глубиной. Вода выкачивается и подается на пластины теплообменника, кипятится и перегоняется. Назад, понятное дело, идет практически одна дистиллированная. Будь там поглубже свет, красота была бы невероятная; ты видел бы на многие сотни метров.

— Да и так очень красиво, — отважился Крис.

— Пожалуй, ты прав. Да, на вид оно красиво. Но мне тут не до красоты. Дурные воспоминания. — Фея вздохнула, затем снова указала на воду. — Вон тот трос в середине крепится к острову под названием Минерва. Наверное, это и островом-то не назвать; трос занимает всю его территорию. Так что береговой линии, собственно, и нет. Мы там ненадолго остановимся.

— А другие огоньки? Вон те, которые точечками.

— Это подлодки.

Пристав к берегу, титаниды сняли с себя седельные вьюки, а также вынули блестящие стальные клинья, которые оказались просто-напросто топорами. Пробиваясь через лес при помощи ножей, они вскоре смастерили топорища и принялись валить деревья.

Крис наблюдал за работой с безопасного расстояния — после, как обычно, предложения о помощи и вежливого отказа.

Деревья были удивительные. Каждое — ровно пятнадцати метров высотой, прямое как столб, и полметра в диаметре. Ветвей у них не было, а на верхушках росли гигантские, тончайшие листья наподобие пальмовых. Крису все это напомнило торчащие из мишеней стрелы.

— Деревья не кажутся тебе необычными? — Заметив, что Крис внимательно наблюдает, Габи к нему присоединилась.

— А как они называются?

— Тут ты меня застал врасплох. Я знаю сразу несколько названий. Ни одно официально к ним не приписано. Я привыкла звать их телеграфными столбами, но это уже надоело. В лесах они зовутся срубными деревьями — теми, кто строит срубы. У моря они — плотовые деревья. Так или иначе, дерево-то одно и то же. Самое лучшее, пожалуй, звать их просто бревнами.

Крис рассмеялся.

— Каждое дерево становится бревном, когда его срубят.

— Но ни одно дерево так для этого не подходит, как эти. Прекрасный пример сотрудничества со стороны Геи. Она порой делает вещи, простые до гениальности. Вот, смотри.

Габи подошла к верхнему листу поваленного дерева, достала нож и ловко его срезала. Крис заметил, что тонкая трубка оказалась полой. Габи сунула туда нож и резанула вверх. Гладкая кора треснула, разошлась по всей длине ствола, отвалилась и обнажила влажную желтую древесину — настолько гладкую, что она казалась обработанной на токарном станке.

— Ну и ну.

— Это еще не все. Валья, можно твой топор на минутку? — Титанида с готовностью отдала Габи свой топор. Крис присел на корточки, пока Габи примеривалась к идеально гладкому торцу, который обнажился, когда отшелушилась кора. На торце виднелась линейная решетка. Габи рубанула как раз по одной из линий. Раздалось глухое «бум».

— В этом искусстве мне до них далеко, — посетовала Габи. Потом выдернула лезвие и рубанула снова. С сухим треском бревно рассыпалось на десяток досок. Габи поставила ногу на штабель, повесила топор на плечо и ухмыльнулась, расслабляя мышцы ударной руки будто заправский дровосек.

— Вот это да!

— Да ну, подумаешь. Во всяком случае, это еще не все удивительные чудеса. Легким движением руки кора превращается в полоски, крепкие как сталь. Ими можно пользоваться для сбивания бревен в плот. Пни еще несколько часов будут источать превосходнейший эпоксидный клей. На доски мы будем разделять только одно из двадцати деревьев. Больше просто ни к чему. Бревна пойдут на сам плот, а из досок мы сделаем настил. Таким образом, случайная волна не обратит всю штуковину в большую груду древесины. Через пять-шесть оборотов плот должен быть готов к плаванию. Конец лекции. Благодарю за внимание.

— Еще не конец, — запротестовал Крис. — Ты упомянула про сотрудничество со стороны Геи. Эти деревья — они что, совсем новые? В смысле…

— В смысле — вроде титанид? Нет, не думаю. Скорее наоборот — они очень старые. Старше самой Геи. Это один из тех видов, которые разработали те же ребята, что миллиарды лет назад создали и предков Геи. Похоже, им нравились удобные вещи. Так что на одном конце шкалы располагаются растения, которые выращивают транзисторы и тому подобную электронную муть, а на другом — простая основа вроде этих деревьев и смехачей — ну, этих кенгуру. С них можно срезать мясо, нисколько им не вредя. Суперскот, фантастика. А в итоге — либо разработчики заранее предвидели то время, когда их цивилизация падет, либо им просто не нравились шумные фабрики.

Крис однако бродил по берегу, чем-то смутно озабоченный. Казалось, он должен чувствовать благодарность за то, что идет вместе с Сирокко и Габи, узнавая тьму всякой всячины, которая окажется крайне полезной, если вдруг придется пробиваться самому. Но вместо этого его куда больше шокировала собственная бесполезность в такой схеме вещей. Все находилось под хорошим контролем. А он не мог готовить, не мог строить плот, не мог грести на каноэ — не мог даже держаться рядом, если титанида позовет его прогуляться. Предполагалось, что он станет находить себе приключения, ища способ сделаться героем. А вместо этого его везут как туриста. Крис просто не верил, что они могут наткнуться на что-то такое, с чем Габи и титаниды не справятся.

Песок на пляже был мелкий, превосходный. Даже во тьме Реи он искрился как снег. Бродить возле деревьев было утомительно, так что Крис взял поближе к водной кромке, где сырость создавала твердую поверхность. Нокс по-прежнему казался Крису огромным водяным телом. Невысокие волны вздымались и медленно двигались к берегу. Звук от их падения скорее напоминал шипение, чем обычный морской рев. Пена плескала Крису на ноги, затем таяла в песке.

Он пошел на прогулку с намерением вымыться. После двух суток лазания по скалам и скачек по пыльным тропам песок, казалось, забрался даже ему под кожу. Когда до Криса уже едва доносились звуки титанидской работы, он решил, что забрел достаточно далеко. Но тут он споткнулся о какую-то горку на черном песке. Оказалось — одежда.

— Эй, ты случайно мыла не принес?

Крис прищурился в сторону голоса и узрел на воде темный кружок. Сидевшая там на корточках Робин встала и оказалась по пояс в воде. От нее пошли концентрические серебристые кружки.

— Случайно принес, — ответил Крис, доставая из кармана круглый шарик. — Фе… мм, Сирокко сказала, что вода холодная.

— Не страшно. Мыло дашь? — Робин снова присела — и только голова осталась над водой.

Сбросив с себя одежду, Крис осторожно ступил в воду. И правда студеная — но у него случались купания и похолоднее. Берег плавно шел вниз. Никаких скользких тварей под ноги не попадалось. Не было и ракушек. Только гладкий, идеально ровный песок — хоть часовые стекла полируй.

Последние несколько метров он проплыл, затем встал рядом с Робин и отдал ей шарик мыла. Она сразу же принялась намыливаться выше пояса.

— Не урони, — предупредил Крис. — Потом не найдем.

— Уж постараюсь. А где ты так научился?

— Чему? A-а, плавать. Ну, я был такой шкет, что и не помню. Почти все, кого я знаю, умеют плавать. А ты разве нет?

— Нет, и все, кого я знаю, тоже. Научишь?

— Конечно, если время будет.

— Спасибо. Слушай, может спину потрешь? — Робин отдала ему шарик. Просьба удивила Криса, но он с готовностью согласился. Пожалуй, он больше чем нужно пускал в ход руки и, так как Робин не воспротивилась, помассировал ей плечи. Под холодной кожей прощупывались крепкие мышцы. Потом они поменялись ролями и Робин пришлось привстать на цыпочки, чтобы достать Крису до плеч. Крис чувствовал, что еще не совсем ее понимает — и хотел, чтобы все было по-другому. С любой другой женщиной ему было бы куда как проще. Он поцеловал бы ее, — а там пусть она сама решает насчет остального. Потом принял бы любой ответ как должное — будь то «да» или «нет». А с Робин он никак не осмеливался даже об этом спросить.

«А почему, собственно, нет?» — вдруг спросил он себя. Почему все должно идти по ее правилам? Там, откуда он прибыл, вполне естественным было сделать такое предложение — пока ты готов быть отвергнутым. Крис понятия не имел, как это происходит в Ковене, кроме того, что между мужчиной и женщиной там никогда ничего подобного не бывало. Быть может, это дружеское общение смущает Робин так же, как и его?

И, когда она перестала тереть ему спину, Крис повернулся, нежно тронул ладонью щеку Робин и поцеловал девушку в губы. Отстранившись, он понял, что Робин сильно озадачена.

— Это еще зачем?

— Просто ты мне нравишься. Разве вы в Ковене не целуетесь?

— Конечно, целуемся. — Она пожала плечами. — Как странно. Раньше я этого не чувствовала, но пахнешь ты совсем по-другому. — Отвернувшись от Криса, девушка неловко нырнула в сторону берега. Потом замахала руками будто ветряная мельница, отчаянно замолотила ногами — но ни на метр не продвинулась. Вскоре ей пришлось прекратить и начать отплевываться.

Крис присел, и вода не дошла ему до подбородка. Так ему еще никогда не отказывали. Он понял, что Робин даже сама не сознавала, что отказывает. И все равно получился сплошной конфуз.

— После Большого Пролета я упала в реку, — рассказала Робин, пока они тащились по мелководью к берегу. — Я отдала все силы, чтобы добраться до берега. Просто потому, что знала — надо добраться. А теперь ничего не выходит.

— Тебе, наверное, недалеко было плыть. Или течение помогло.

— Можешь сейчас показать?

— Лучше потом.

На берегу он снова отдал ей мыло. Стоя по щиколотку в воде, Робин намыливалась ниже пояса. Крис наблюдал, пытаясь разглядеть ее татуировки.

— В чем дело?

— Ни в чем.

— Нет, я все видела. — Робин нахмурилась. — Только не говори мне, что ты рассчитывал…

— Назовем это галантным рефлексом, ладно? — Крис был растерян и раздосадован. — Это именно рефлекс, пойми. Я не собирался набрасываться на тебя или что-то в этом роде. Просто ты очень красивая, когда вот так там стоишь, и… клянусь, с этим ничего не поделать.

— Ты хочешь сказать, что вот так, глядя на меня, ты… — Робин прикрылась ладонью и предплечьем. Девушка и понятия не имела, что так она стала для Криса вдвойне желаннее. — Я не понимала, что именно это имела в виду моя мать. Или мне казалось, что это очередная ошибка.

— Да почему же ты никак не поймешь? Ты, похоже, думаешь, что мы совсем разные. Но я такой же, как и ты. Разве ты не можешь испытать возбуждение, глядя на кого-то, сексуально для тебя привлекательного?

— Ну да. Но мне даже в голову не приходило, что мужчина…

— Да не возводи ты такое уж страшное различие. У нас, нравится это тебе или нет, много общего. И у тебя, и у меня наступает эрекция, мы оба испытываем оргазм…

— Буду иметь в виду, — огрызнулась Робин, швырнула ему мыло, подобрала свою одежду и зашагала прочь по берегу.

Крис тут же забеспокоился о том, что, быть может, убил зарождающуюся дружбу. Ведь Робин действительно ему нравилась — даже вопреки ему самому. Или вопреки ей самой. Он очень хотел с ней дружить.

Немного позже Крис задумался, не потому ли ушла Робин, что рассердилась. Мысленно вернувшись к их разговору, он понял, что момент, который она выбрала для ухода, скорее заслуживает другого истолкования.

Крис сомневался, что Робин легко восприняла ту мысль, что он слишком подобен ей. Или, наоборот, что она слишком подобна ему.

Готовый плот вряд ли взял бы хоть какой-то приз на любом лодочном празднестве, но тем не менее это было настоящее чудо. Хотя бы с точки зрения размера — или времени, за которое его соорудили. Вот он скользнул вниз по скату, который и был местом его сборки, — и с могучим всплеском ударился о воду. Крис присоединил свой голос к титанидским восторгам. Робин тоже орала как бешеная. На завершающей стадии им обоим все-таки удалось поучаствовать в деле постройки. Титаниды показали им, как обращаться с клеем, и доверили настилать палубу, пока сами занимались ограждениями.

Места на плоту с избытком хватило всем восьмерым. У кормы располагалась небольшая кабина, способная вместить в себя всех четверых землян, и навес, который можно было натянуть, чтобы укрыть от дождя всех титанид. На мачте посередине судна висел серебристый майларовый парус с минимумом снастей. Управление осуществлялось с помощью длинного румпеля. Сразу за мачтой находилось кольцо из камней для разведения костра и приготовления пищи.

Габи, Крис и Робин толпились у сходней, пока титаниды заносили на борт седельные вьюки, провизию, которой они поживились неподалеку от берега, и охапки дров. Сирокко тем временем уже взошла на борт и устроилась на корме, таращась в никуда.

— Они хотят, чтобы я дала ему название, — обращаясь к Робин, сказала Габи. — Сама не знаю отчего, но у меня тут сложилась репутация давательницы названий. Я им сказала, что этим плотом мы будем пользоваться от силы восемь суток, но они считают, что каждый корабль должен иметь название.

— Я тоже так считаю, — отозвалась Робин.

— Да? Ну так сама и назови.

Робин немного подумала, затем сказала: — «Констанция». Если, конечно, уместно называть корабль в честь…

— Отлично. Первая лодка, на которой я плавала, называлась куда хуже.

Несколько первых километров удавалось подталкивать «Констанцию» длинными шестами. Это было очень кстати, ибо вместе с дождем куда-то пропал и ветер. Все, кроме Сирокко, постарались на славу. Крису нравилась тяжелая работа. Хоть он и понимал, что и близко не продвигает плот так, как титаниды, все равно приятно было вносить свой вклад в общее дело. Он, как мог, упирался шестом — пока шест не перестал доставать до дна.

После этого были прилажены четыре весла, и мореходы стали грести сменами, на манер галерных рабов. Грести было куда тяжелее, чем толкаться шестом. После двух часов работы за веслами Робин скрутил бешеный приступ, и ее пришлось перенести в каюту.

Во время одного из перекуров Крис, зайдя за кабину, обнаружил, что Сирокко оставила свой пост — скорее всего, желая поспать. Тогда он растянулся там на спине и впервые ясно почувствовал, как ноют все мышцы.

Такая красотища, как ночное небо Реи, ему никогда и не снилась.

В погожий день небо Гипериона представляло собой просто желтое пятно, неизмеримо высокое. Только следуя глазами за подъемом центрального вертикального троса туда, где он — уже буквально как нитка — проникал в Окно Гипериона, можно было определить, где находится твердый небосвод. Но даже затем следовало прочно держать в уме, что трос — вовсе не нитка, в которую его обращают перспектива и косое смещение, — что диаметр его составляет пять километров.

В Рее все было по-иному. Во-первых, Крис находился ближе к вертикальному тросу Реи, чем когда-либо к гигантской колонне посреди Гипериона. Черная тень, что выпрыгивала из моря, стремительно уменьшалась, все поднимаясь и поднимаясь, — пока совсем не исчезала из вида. По обеим ее сторонам шли северная и южная вертикали, названные не совсем верно, ибо обе они шли под некоторыми углами к центру, хотя далеко не под такими отличными от прямых, под какими шли те, что располагались за ними дальше к западу. Тросы исчезали, разумеется из-за темноты, но, что было важнее, еще и из-за того, что нависающего над ней окна Рея не имела. Рея жила в тени громадного куполообразного устья, известного как Спица Реи.

Не узнай Крис из чертежей форму и размеры спицы, никогда бы ему не догадаться о ее подлинной геометрии. Теперь же глазам его предстал темный и широкий овал высоко-высоко в небе. На самом деле устье спицы располагалось более чем в 300 километрах над уровнем моря. По краям этого устья находился клапан, способный смыкаться подобно глазной радужке, изолируя пространство спицы от обода. В данный момент зрачок был широко раскрыт, и Крис мог смотреть прямо в темный, сплюснутый у полюсов цилиндр, верхний конец которого, как Крис опять-таки знал из чертежей, находится в 300 километрах от нижнего, и схожий клапан на том конце ведет прямо к ступице. Видеть его воочию — сквозь многокилометровую толщу мрачного воздуха — Крис, разумеется, не мог. А то, что он видел, напоминало дуло пушки, для стрельбы из которой вместо снарядов вполне подошли бы планетоиды. Пушка целилась прямо в Криса, но угроза была не реальна, и серьезно воспринимать ее он не мог.

Крис знал, что между нижним клапаном и радиусом Окна Гипериона — около ста километров по вертикали — спица расширяется подобно колоколу, пока не сливается с тем относительно тонким изгибом крыши, что простирается надо всеми дневными областями, граничащими с Реей. Сейчас Крис, как ни пытайся, этого расширения бы не разглядел, хотя оно было вполне различимо из Гипериона. «Н-да, очередной фокус перспективы», — заключил Крис.

Где-то высоко в спице виднелись огни. Крис решил, что это и есть те самые окна, о которых он уже раньше читал. Оттуда, где он стоял, они так же уменьшались и сливались, как огни взлетной полосы, видимые с идущего на посадку самолёта.

Постепенно Крис начал замечать и более навязчивый свет — слева от него и немного над головой — пока он полулежал на палубе. Тогда он сел, повернулся и сразу увидел, что поверхность Нокса подсвечивается снизу жемчужно-голубой люминесценцией. Сперва он подумал, что это как раз тот самый рой морских насекомых, про который ему рассказывала Сирокко.

— Это подлодка, — послышался голос справа от него. Крис обернулся и был поражен; оказывается, Сирокко неслышно к нему присоединилась. — Несколько часов назад я выслала гонцов, надеясь привлечь хотя бы одну. Но, похоже, она слишком занята, чтобы послужить нам буксиром. — Она указала на небо к западу, и Крис разглядел там крупное, более темное, чем рейская ночь, пятно. Пояснять, что это дирижабль, притом здоровенный, Крису уже не требовалось.

— Мало кому из людей довелось это увидеть, — негромко сказала Сирокко. — В Гиперионе подлодок нет — просто потому, что там нет морей. Пузыри летают повсюду, а вот подлодки остаются там, где родились. В Офионе им никак не разместиться.

Тут от дирижабля донеслась целая серия пронзительных свистков, вслед за которой с кормы «Констанции» раздался треск и шипение. Крис догадался, что пузырь попросил погасить огонь, и титаниды исполнили его просьбу.

Потом он почувствовал руку Сирокко у себя на плече. Фея указывала на воду.

— Вон там, — сказала сна. Все еще помня о ее руке, Крис обернулся и увидел тянущиеся вверх щупальца, медленно бьющие по воде. Они соединялись в пучок, и из их середины вырастал тонкий стебель.

— Это перископический глаз подлодки. Единственная ее часть, которую тебе удастся увидеть. Видишь, вот там вода как бы набухает. Там тело подлодки. Наружу оно никогда не выходит.

— А что она сейчас делает?

— Хочет спариться. Тихо, не мешай им. Я все объясню.

Рассказ вышел вполне откровенный, хотя и не всегда понятный. Оказалось, дирижабли и подлодки были мужскими и женскими особями одного и того же вида. И те и другие происходили от бесполых детей их союза — змееподобных и почти лишенных мозга — пока отбор не уменьшил их рои до небольшого числа двадцатиметровых выживших счастливчиков. В то же самое время они обзавелись мозгом, а также нашли какой-то расовый источник знания. Об этом источнике Сирокко не услышала ничего толкового ни от Геи, ни от дирижаблей-подлодок. Ничего общего с воспитанием это не имело, ибо с того времени, как они становились икрой, ни отцы, ни матери уже ничего с ними не делали.

Однако неким непостижимым образом мальки набирались мудрости и, в конце концов, принимали сознательное решение, становиться им особью женского или мужского пола — дирижаблем или подлодкой. Каждый выбор таил в себе угрозу. В Полночном море хватало хищников, которые не прочь были поживиться юными подлодками. В воздухе такой риск отсутствовал, зато юный пузырь не мог сам производить себе водород. Поэтому после метаморфозы ему приходилось просто сидеть на воде пустым и надеяться, что взрослый пузырь его, так сказать, надует. А ни один взрослый дирижабль не мог обеспечить водородом больше шести-семи членов своей эскадрильи. Так что если счастливый случай не выпадал, все последующее выглядело весьма трагично. Решение же становиться самцом или самкой было бесповоротным.

Собственно говоря, общих интересов у дирижаблей и подлодок было не слишком много. Только в двух случаях приходилось им встречаться на водной глади — границе раздела меж двумя мирами. Во-первых, из-за особого вида глубоководных водорослей, без которого пузырям было просто не выжить. А во-вторых, у верхушек титановых деревьев — массивных выростов из тела самой Геи, что тянулись на шесть километров в вышину и росли только на нагорьях, — у верхушек этих громадин распускались особые листья, составлявшие жизненно важную часть диеты подлодок.

Так что дружеские свидания составляли интерес обоих полов.

Тут из щупалец, что болтались под срединной выпуклостью на изгибе гигантского брюха пузыря, что-то выпало. Брызги воды полетели во все стороны. Щупальца подлодки мигом оплели гостинец — и он скрылся из виду. Послышался глубокий вздох, когда дирижабль выпустил из себя часть водорода и опустился ниже — к тянущимся вверх рукам своей любовницы.

Дальше смотреть было почти не на что. Щупальца переплелись — и массивные тела соприкоснулись на поверхности моря. В таком положении они и остались. И лишь когда волны стали раскачивать плот, Крис понял, какое разнообразие действий скрывается в этой стихии.

— Да, там сейчас много чего происходит, — подтвердила Сирокко. — Кстати, есть способ подобраться туда поближе. Как-то раз мне случилось быть пассажиркой дирижабля, когда его вдруг охватил любовный пыл. Могу рассказать… впрочем, нет. Веселая вышла поезд очка.

И Сирокко ушла так же стремительно, как и появилась. А Крис продолжал наблюдать. Вскоре до него донесся стук копыт по палубе, а затем из-за угла кабины появилась Валья. Она шла к Крису. Он так и остался сидеть, свесив ноги за борт и едва касаясь пятками воды. Валья устроилась точно так же — и на какие-то мгновения игра теней поглотила ее конскую часть. Она вдруг обратилась в очень крупную женщину с иссохшими кривоватыми ногами, дьявольские копыта которых погрузились в воду. Картина расстроила Криса, и он отвернулся.

— Красиво, правда? — спросила Валья по-английски так певуче, что Крису сперва показалось, что она обращается к нему по-титанидски.

— Занимательно. — По-правде, все это уже начинало Криса утомлять. Он хотел было встать, но тут титанида взяла его за руку, поднесла ее к своим губам и поцеловала.

— Ого.

— Мм? — Валья взглянула на него, но Крис даже не смог выдавить из себя достойного ответа. Впрочем, для нее это оказалось не так уж и важно. Титанида стала целовать Криса в щеки, в губы и в шею. Когда предоставился случай, он сразу же перевел дух.

— Погоди, Валья, погоди. — Она отстранилась, глядя на него громадными простодушными глазами. — Кажется, я к этому еще не готов. Ну, в смысле… Не знаю, как и сказать. Просто не представляю, как мне со всем этим справиться. — Она по-прежнему искала его глаза. Крис задумался, а не выискивает ли она в них зародыши безумия, решив, что за него говорит его собственный страх. Затем, недолго подержав его руку в своих ладонях, титанида кивнула и отпустила руку. Затем встала.

— Дай мне знать, когда будешь готов, ладно? — И Валья поспешила прочь.

А Крису было не по себе. Хотя он и пытался разобраться в причинах, почему он ее отверг, ни одна его целиком не удовлетворяла. Отчасти Валья была для Криса напоминанием о его бесчинствах в ту пору, когда им владели бесы. В такие времена он бывал отчаянно храбр — если только не совсем застенчив. Выходило так, что тогда для него как раз настало время отваги, ибо, как ни пытался, Крис не мог найти удобный для себя ответ на один вопрос: что делают между собой люди и титаниды? И еще: на какую сумму застраховать свою жизнь, если ему взбредет в голову заняться этим снова.

Просто Валья была очень большая. И Крис до смерти перепугался.

Прошло, наверное, не больше пятнадцати минут, прежде чем из-за кабины появилась Габи.

Облокотившись об ограждения, она пихнула Криса локтем.

— Ну что загрустил, приятель? — А Крис только рукой махнул.

— Последние восемь часов были какие-то странные. Ты в воздухе ничего такого не почувствовала?

— Чего «такого»?

— Не знаю. Все вдруг влюбились. Вот там даже небо с землей любовью занимается. А на берегу я и сам начал с Робин дурака валять.

Габи присвистнула.

— Бедняжка.

— Ага. А несколько минут назад Валья пыталась выяснить, куда делось мое безумное «альтер эго», чтобы перекинуться стеклянными шариками, как они там выражаются. — Крис вздохнул. — Нет, точно что-то такое в воздухе.

— А знаешь, как еще об этом говорят? Ведь это то самое, что вертит миром. Любовь то есть. А Гея, черт ее возьми, вертится куда шустрее Земли.

Крис с подозрением на нее посмотрел.

— Ты, часом, не…

Габи подняла руки вверх и помотала головой.

— Нет, дружок, я тебя доставать не стану. Со мной такое случается раз в сто лет — и обычно с девушками. К тому же не люблю краткосрочных забав. Я склонна поддерживать длительные связи. Так у меня со всеми семнадцатью.

— Мне кажется, ты просто по-другому на это смотришь, — отважился Крис. — Раз ты уже в таком возрасте.

— Так, значит, тебе кажется? А вот и нет. Всегда бывает больно. Я хочу, чтобы это продлилось вечно — а так никогда не получается. И тут моя вина. Я всегда в конечном счете соизмеряю их с Сирокко — и всегда разочаровываюсь. — Она нервно кашлянула. — Послушай-ка, Крис. Честно говоря, даже говорить об этом не хочется. Получается, что я сую нос в твои дела. Ты не должен бояться Вальи. Даже на уровне эмоций, если это тебя волнует. Валья не будет ни ревновать, ни прибирать тебя к рукам. Она даже не будет ожидать, что это продлится долго. У титанид просто отсутствует такое понятие, как «исключительность».

— А она, случайно, не просила тебя мне об этом сказать?

— Ты с ума сошел. Она взбесится, если узнает. Титаниды сами справляются со своими делами и не желают ничьего вмешательства. Я же говорю — тут просто сует свой нос всезнайка Габи. Я тебе еще кое-что скажу, а потом заткнусь. Если тебя сдерживает мораль — скажем, ты считаешь это скотоложеством, — то будь мудрее, приятель. Ты меня хорошо слышишь? Даже католическая церковь говорит, что с этим все в порядке. Все папы согласились с тем, что у титанид есть души. Пусть даже они и язычницы.

— А если мое затруднение чисто физическое? — Весело рассмеявшись, Габи потрепала Криса по щеке.

— Ну, тогда тебя еще ждет несколько приятных сюрпризов.