С точки зрения баллистики Фемида была сущим кошмаром.

До сих пор никому как-то не приходило в голову вывести на орбиту тороидальное тело. Фемида насчитывала тысячу триста километров в диаметре и лишь двести пятьдесят толщины. К краям тор сужался до ста семидесяти пяти километров сверху донизу. Плотность его была неоднородной. Это давало основания предположить, что под аркой тонкой, но прочной наружной оболочки находится атмосфера. Кроме того, имели место шесть спиц в четыреста двадцать километров каждая. В поперечном сечении они являли собой эллипсы с большими и меньшими осями в сто и пятьдесят километров соответственно — за исключением оснований, сильно расширяющихся в местах соединения с тором. Еще более массивной, чем места крепления спиц, была ступица: ее диаметр составлял сто шестьдесят километров, а в центре зияло стокилометровое отверстие.

Попытка совладать с подобным телом грозила нервным истощением корабельному компьютеру — и Биллу, создающему модель, способную вызвать у компьютера доверие.

Самой удобной для дальнейшей стыковки была бы орбита в экваториальной плоскости Сатурна, доступная кораблю на уже имеющейся скорости. Но это отпадало изначально. Ось вращения Фемиды залегала параллельно экваториальной плоскости. А поскольку ось эта проходила через отверстие в центре Фемиды, любая орбита в экваторе Сатурна, принятая Сирокко, направила бы «Мастера Кольца» через участки с жестокими гравитационными колебаниями.

Так что единственным приемлемым вариантом была орбита в экваториальной плоскости самой Фемиды. Что касается углового момента — такая орбита потребовала бы предельной скорости. Единственным ее преимуществом должна была стать приобретаемая при выходе стабильность.

Маневрирование началось еще на дальних подступах к Сатурну. В последний перед сближением день заново пересчитали курс, исходя из данных наземной компьютерной сети, а также навигационных средств станций Марса и Юпитера. Сирокко и Билл в эти дни безвылазно торчали в исследовательском модуле, наблюдая, как Сатурн рыжим пятном расползается по экрану.

Затем пришло время задействовать ракетные двигатели.

Сирокко не отрывалась от камеры исследовательского модуля. Габи демонстрировала лихорадочное возбуждение пополам с самым искренним раздражением.

— Рокки, ты не могла бы сделать что-нибудь с вибрацией?

— Габи, двигатели работают, как говорится, в заданном режиме. Тряска только начинается. Могу лишь посоветовать и тебе… хм… встряхнуться. Сколько можно работать?

— Встряхнуться? Сейчас? В разгар лучших наблюдений за весь этот богом проклятый полет? И это говоришь мне ты? — уничтожающе процедила Габи.

Из соседнего с Сирокко кресла раздался хохот Билла.

— Подожди минут пять, Габи, — успокаивающе сказал он. — Думаю, пока все идет по плану, самое разумное — не вмешиваться. Тогда можно рассчитывать, что дальше будет лучше.

Наконец двигатели сократили обороты до минимума, а приборы подтвердили, что сближение происходит по плану.

— Говорит «Мастер Кольца». Командир С. Джонс. Мы вышли на орбиту Сатурна в 1341.453 по единому мировому времени. Сведения для корректировки работы двигателей сообщу после выхода с другой стороны. А пока покидаю полосу частот.

Сирокко хлопнула ладонью по выключателю.

— Если кому интересно взглянуть на окрестности, не упустите единственный шанс.

Помещение рубки было крошечным, но Август, Апрель, Джин и Кельвин таки исхитрились втиснуться туда одновременно. Сообразуясь с указаниями Габи, Сирокко развернула корабль на девяносто градусов.

Сатурн выглядел темно-серой впадиной шириной в семнадцать градусов, по площади раз в сто превышающей Луну, видимую с Земли. Кольца его от края до края составляли невероятные пятьдесят градусов и казались выточенными из твердого сверкающего металла. «Мастер Кольца» надвигался с севера от экватора, тогда как каждая частица образующего кольца метеоритного вещества подсвечивалась с противоположной стороны и выглядела, подобно самому Сатурну, тонким полумесяцем. Ярко полыхающая точечка Солнца занимала положение десяти часов от Сатурна и постепенно к нему приближалась.

Все молча наблюдали, как Солнце катится к затмению. Тень Сатурна упала на часть ближайшего кольца, срезая ее, подобно бритве.

Закат длился пятнадцать минут. Глубокие, насыщенные краски сменяли друг друга плавно и в то же время неожиданно: чистейшие переливы желтого, алого и бархатно-черного. Картина напоминала ту, что открывается из летящего в стратосфере самолета.

В кабине прошелестел общий вздох разочарования. Затем стекло деполяризовалось — и вновь у всех захватило дух: кольца стали ярче, словно заключая в скобки темно-синее зарево, охватившее северное полушарие. По поверхности планеты ползли серые полосы преломленного света. Внизу бушевали бури посерьезнее любых земных.

Неохотно оторвав взгляд от грозного великолепия первозданной природы, Сирокко взглянула на левый экран. Габи все еще не покинула исследовательского модуля. На экране над ее головой величественно плыл Сатурн, но астроном не поднимала глаз.

— Габи, ты что же — и взглянуть не хочешь?

Та мотнула головой, не отрываясь от цифр, бегущих по крошечному экрану компьютера.

— С ума сошла? Упустить лучшее время для наблюдений за весь полет?

Сперва они легли на длинную эллиптическую орбиту с нижней точкой в двух сотнях километров над теоретическим радиусом Фемиды. Впрочем, все астрономические термины, которые приходилось использовать в отношении Фемиды, являлись в значительной мере математическими абстракциями. Орбита была наклонена на тридцать градусов к экватору, что находился от них с правой, темной стороны. Корабль миновал вращающийся тороид, чтобы оказаться над освещенным участком. Видимая невооруженным глазом, перед ними простиралась Фемида.

Мало что можно было рассмотреть. Даже озаренная солнечными лучами, поверхность Фемиды была почти такой же черной, как космическое пространство. Сирокко охватила взглядом обод огромного колеса, окаймленного, словно парусами, остроконечными зубчатыми пластинами, предназначенными, по всей видимости, для накапливания солнечного света и переработки его в тепло.

Корабль двигался над срединной частью тороидального тела. Стали видны спицы и солнечные рефлекторы. Они выглядели почти такими же темными, как и основная масса Фемиды. Исключение составляли участки, отражающие яркие звезды.

Сирокко по-прежнему тревожило отсутствие визуально отслеживаемого места стыковки. Земля, не жалея сил, давила на нее, требуя посадки. Впрочем, она и сама стремилась к этому больше всех, несмотря на присущую ей врожденную осторожность.

Да не может же эта конструкция вовсе не иметь входа! А сомнений в том, что Фемида была именно искусственным образованием, уже не осталось. Вопрос состоял лишь в том, являлась ли она межзвездным космическим кораблем или, подобно «О’Нейлу-I», искусственным миром. Различие состояло в устройстве и в мобильности. Космический корабль должен иметь двигатель, которому следует находиться в ступице. Колония же должна быть построена кем-то, чья родная планета находится поблизости. Сирокко была знакома с теориями об обитателях Сатурна, Титана и Марса. Однако поскольку никто не нашел подтверждения их существованию, по крайней мере, столь же веского, как древние кремневые орудия первобытных людей Земли, она не верила ни в одну из этих теорий. Но это едва ли имело значение. Являлась ли Фемида кораблем или колонией, она в любом случае была делом чьих-то рук и должна была иметь шлюз.

Казалось, его роль должна была играть ступица, но законы баллистики заставляли корабль вращаться по максимально удаленной от нее орбите.

«Мастер Кольца» вышел на круговую орбиту в четырехстах километрах над экватором. Корабль двигался по ходу вращения, однако скорость Фемиды превышала его орбитальную скорость. Сквозь иллюминатор Сирокко тороид казался черной плоскостью. Лишь через определенные временные интервалы мимо проносилась, точно крыло чудовищной летучей мыши, одна из солнечных панелей.

Стали видны кое-какие детали. К солнечным панелям сбегались длинные гофрированные гребни. Под ними, видимо, скрывались гигантские трубопроводы, отводящие при помощи жидкости или газа солнечное тепло с поверхности в глубину. Местами во мраке проглядывали беспорядочно разбросанные кратеры, порой до четырехсот метров в глубину. Зато никаких валунов или россыпей не наблюдалось. Ничто не могло удержаться на поверхности Фемиды, не будучи прикреплено.

Сирокко блокировала панель управления. В соседнем кресле клевал носом Билл. Оба не покидали командного отсека уже двое суток.

Она двигалась через исследовательский модуль как сомнамбула. Где-то внизу находилась мягкая кровать со свежими простынями и подушкой, еще умягченная четвертью g…

— Рокки, у нас тут что-то непонятное.

Уже ступив на лестницу уровня «Д», Сирокко застыла как столб.

— Что ты сказала?

Непривычно раздраженный тон капитана заставил Габи поднять взгляд.

— Извини, но я тоже устала, — так же раздраженно отозвалась астроном. Затем хлопнула по выключателю — и на верхнем экране возникло изображение.

Сирокко различила приближающийся край Фемиды. Там виднелось вздутие, которое, казалось, росло и росло — словно тянулось к кораблю.

— Раньше этого не было. — Сирокко нахмурилась, пытаясь отогнать навалившуюся усталость.

Раздалось слабое жужжание зуммера, и она поначалу не мота определить, откуда оно исходит. Затем адреналин разъел паутину оцепенения, восприятие стало резким и ясным. Радарная тревога неслась из управляющего модуля.

— Капитан! — послышался из динамика голос Билла. — У меня тут странные показания. К Фемиде мы не приближаемся — но что-то приближается к нам.

— Сейчас буду. — Ухватившись за стойку, ощутила свои пальцы ледышками. Еще один взгляд на экран. Странное вздутие стремительно распускалось — и все быстрее росло. Ближе и ближе…

— Вижу, — сказала Габи. — Оно по-прежнему крепится к Фемиде. Это что-то вроде длинного рычага или штанги, и оно раскрывается. Думаю…

— Стыковочное устройство! — завопила Сирокко. — Они собираются схватить нас! Билл, запускай машинный цикл, тормози карусель, будь готов маневрировать… Или стартовать.

— Но на это уйдет минут тридцать…

— Знаю. Действуй!

Оттолкнувшись от иллюминатора, она поспешно заняла капитанское кресло и проговорила в микрофон:

— Все по местам. Общая тревога. Угроза разгерметизации. Очистить карусель. Всем в перегрузочные кресла. Пристегнуться.

Левой рукой она утопила кнопку тревоги и услыхала за спиной зловещее прерывистое гудение. Потом бросила взгляд влево.

— Билл, тебя тоже касается. Надень скафандр.

— Но…

— Сейчас же!

Он почти погрузился в люк, но Сирокко успела крикнуть через плечо:

— Прихвати и мой!

Стремительно приближающийся объект был виден через иллюминатор.

Никогда Сирокко не чувствовала себя такой беспомощной. Отменив программную установку основной системы управления, она могла бы запустить все вспомогательные двигатели по борту корабля, обращенному к Фемиде, — но и этого уже вряд ли хватило бы. Огромная масса «Мастера Кольца» еле двигалась. Оставалось лишь сидеть и наблюдать за автоматическим поочередным запуском двигателей, считая липкие, как пот, секунды. Вскоре Сирокко поняла, что сбежать не удастся. Неизвестное тело было огромным и двигалось быстрее.

Появился Билл, уже одетый в скафандр. Сирокко поспешила в исследовательский модуль — облачаться в собственный. Там, пристегнутые к перегрузочным креслам, недвижно сидели пять неразличимых в скафандрах силуэтов. Все неотрывно смотрели на экран. Едва Сирокко застегнула шлем — наушники наполнил тревожный гомон.

— Прошу тишины. — Разговоры стихли мгновенно. — Пока я не задам вопроса, канал не загромождать.

— Но что происходит, командир? — Голос Кельвина.

— Я сказала — никаких разговоров. Похоже, нас собираются сцапать. Эта штука, должно быть, и есть то самое стыковочное устройство, которое мы искали.

— По-моему, больше похоже на атаку, — пробормотала Август.

— Наверняка они делают это не первый раз, технология отработана и риск минимален. — Сирокко хотела убедить в этом хотя бы себя. Но тут корабль содрогнулся.

— Есть контакт, — сказал Билл. — Вот они нас и сцапали.

Сирокко кинулась к наблюдательному пункту, когда над ними нависло нечто вроде трала — но уже не успела разглядеть, как произошел захват. Корабль дернулся еще раз, и со стороны кормы раздался жуткий скрежет.

— На что оно похоже?

— На щупальца гигантского осьминога. Только без присосок. — Голос Билла выдавал потрясение. — Их сотни, они повсюду извиваются над нами.

Корабль накренился еще сильнее, к уже воющим сигналам тревоги добавились новые. Панель управления покрылась сетью красных огней.

— Пробоина в корпусе, — сказала Сирокко со спокойствием, которого не ощущала. — Утечка воздуха из центрального стержня. Задраить четырнадцатый и пятнадцатый шлюзы.

Ее руки словно сами по себе порхали над панелью управления. Лампы и кнопки были страшно далеко, как если бы она смотрела на них в перевернутый телескоп. Стрелка акселерометра вдруг словно взбесилась, корабль неистово рвануло вперед, потом вбок. Сирокко швырнуло на Билла. С трудом перебравшись в свое кресло, она пристегнулась.

Не успела защелкнуться пряжка, как корабль опять тряхнуло, на этот раз еще более жестоко. Что-то вылетело из люка за ее спиной и ударило по обзорному иллюминатору. Тот покрылся сетью трещин.

Сирокко швырнуло вперед, словно в испытаниях на прочность пристяжного ремня. Из люка вынырнул кислородный баллон и взрезал паутину трещин на стекле. Иллюминатор разлетелся вдребезги — но звук умчался прочь вместе с острыми стеклянными ножиками, что плясали, удаляясь, перед глазами Сирокко. Все незакрепленные предметы в кабине подпрыгивали и неслись в жуткую зазубренную пасть, которая была некогда иллюминатором.

Кровь бросилась в лицо Сирокко, когда она повисла над черной бездонной дырой. В солнечном свете лениво вращались крупные предметы.

Вот прямо перед глазами, где ему вовсе не полагалось быть, оказался машинный отсек «Мастера Кольца». Сирокко заметила торчащий обломок соединительного стержня. Корабль, ее корабль разваливался на куски.

— О, черт, — выдавила Сирокко — и в памяти живо возник фрагмент слышанной однажды записи полетного регистратора некоей авиалинии. Эти самые слова проревел пилот за секунду до столкновения, когда отчетливо понял, что вот-вот погибнет. Это же поняла и Сирокко — не менее отчетливо.

С тупым ужасом Сирокко наблюдала за тварью, что опутала двигатели немыслимым количеством щупалец. Это напоминало старинную гравюру: португальский военный корабль, на который напал кракен. Красиво и бесшумно рванул топливный бак. Мир, родной мир Сирокко распадался на куски — без единого звука, не оставляя следа. Стремительно рассеивались клубы сжиженного газа. А тварь, казалось, ничего и не замечала.

Другие щупальца взяли в оборот остальные части корабля. Дальнобойная антенна была почти снесена, но медленно продолжала двигаться, хотя и полуразрушенная.

— Живое, — прошептала Сирокко. — Оно живое.

— Что ты сказала? — Билл обеими руками пытался удержаться за приборную панель. К креслу-то он был пристегнут надежно — а вот болты, крепившие само кресло к полу, не выдержали.

Корабль вновь содрогнулся — и кресло Сирокко оторвалось от пола. Край панели придавил ей бедра, и она закричала, пытаясь освободиться из ремней.

— Рокки, все трещит по швам. — Сирокко не узнала голоса, но безошибочно почувствовала в нем страх. Удвоив усилия, она сумела одной рукой отстегнуть ремень, другой удерживаясь за панель. Опустевшее кресло неторопливо проплыло среди обломков, чуть задержалось в раме разбитого иллюминатора и вылетело в космическое пространство.

Поначалу Сирокко решила, что у нее сломаны ноги, но вскоре обнаружила, что может двигать ими. Боль немного утихла, когда она собрала остатки сил, чтобы помочь Биллу выбраться из кресла. Помощь пришла слишком поздно: глаза его были закрыты, лоб залит кровью. Когда обмякшее тело безвольно перекатилось на панель управления, стала видна вмятина в шлеме. Сперва Сирокко попыталась ухватить Билла за бедро, затем ее руки скользнули по щиколотке, по ботинку — а он все падал, падал и падал в облако сверкающих осколков, в блестящий стеклянный пролом.

Сирокко пришла в себя под панелью управления. Она потрясла головой, не в состоянии вспомнить, как ее туда занесло. Но сила торможения сейчас уже была не так велика. Фемида успешно привела «Мастера Кольца», или, вернее, то, что от него осталось, к скорости своего вращения.

Все молчали. Из наушников ее шлема доносилось прерывистое дыхание — но ни единого слова. Сказать было нечего, а вопли и проклятия истощились. С трудом поднявшись, Сирокко ухватилась за край люка над головой, подтянулась и поплелась сквозь хаос.

Освещение не работало, но солнечный свет, врываясь через пролом в стене, выхватывал из мрака разбитое оборудование. Сирокко брела по обломкам, и одетые в скафандры фигуры уходили с ее пути. В голове пульсировало. Один глаз так заплыл, что уже не открывался.

Нанесенный ущерб оказался чудовищен. Страшно было думать, сколько времени требовал ремонт.

— Мне нужен исчерпывающий доклад по всем отделениям, — сказала Сирокко, ни к кому конкретно не обращаясь. — Проектировщики явно не предназначали корабль для испытаний такого рода.

На ногах были только трое. Одна фигура стояла на коленях в углу, держа за руку кого-то лежащего под обломками.

— Ноги. Не могу. Не могу двинуться.

— Кто это сказал? — выкрикнула Сирокко и замотала головой, пытаясь отогнать головокружение, но добившись, естественно, обратного. — Кельвин, займись ранеными. А я пока посмотрю, что можно сделать с кораблем.

— Есть, капитан.

Никто не двинулся с места, и Сирокко подивилась, почему. Все наблюдали за ней. Что их так заинтересовало?

— Если понадоблюсь, я у себя в кабине. Мне… что-то нехорошо.

Одна из нечетких фигур двинулась ей навстречу. Сирокко шагнула в сторону, пытаясь избежать столкновения — и нога ушла под пол. Все тело пронзила боль.

— Оно уже влезает. Вон там. Видишь? Оно за тобой.

— Где?

— Ничего не вижу… Господи, вижу…

— Кто это сказал? Всем молчать! На этом канале нужна полная тишина!

— Оглянись! Оно у тебя за спиной!

— Кто это сказал? — Сирокко покрылась испариной. Что-то подбиралось к ней сзади — она это чувствовала. Такие твари как раз и прокрадываются в спальню, когда там выключают свет. Нет, не крыса — гораздо хуже! Без лица — одна слизь и холодные, липкие лапы… Мертвая, мертвая, мертвая тварь! Сирокко ощупью двигалась в багровом мраке, а позади нее в лужице солнечного света извивалось змееподобное нечто.

Рука обхватила что-то твердое. Сирокко сжала это в кулаке и, едва тварь приблизилась, начала рубить — еще и еще, вверх-вниз, снова и снова, пока существо вспыхивало в поле зрения.

Нет, так эту тварь не прикончить. Щупальце обвило талию и поволокло.

Облаченные в скафандры фигуры прыгали и метались в тесном отсеке, но щупальца стреляли волокнами, липкими, как горячая смола. Комната была опутана ими. Что-то ухватило Сирокко за ноги и силилось разорвать надвое, будто птичью вилочку. Подобной боли было не представить, но она все рубила и кромсала проклятое щупальце — пока не полетела в разверстый люк, в колодец, в лестничный проем — в черную бездну беспамятства.