Сцена 2. В Зале тэнгу
После чая не знавший усталости Митараи спросил:
– Итак, где же Голем?
– Собираетесь его арестовать? – поинтересовался Усикоси.
– Нет, вряд ли это нужно делать сегодня вечером, – с самым серьезным видом отвечал мой друг. – Я всего лишь хочу проверить, является ли он таким маньяком-убийцей, как мне представляется.
– Ну да, ну да, – чуть ли не с восхищением проговорил Окума.
– Тогда позвольте мне вас проводить, – предложил Кодзабуро, вставая.
* * *
В Зале тэнгу, куда нас привел Хамамото, посетителей встречал огромный клоун. Он был намертво приделан к подставке и двигаться не мог.
– Ого! Так это клоун из «Сыщика»! – воскликнул Митараи.
– О! Вы смотрели этот фильм? – с удивлением, смешанным с восхищением, спросил Кодзабуро.
– Три раза. Зрелищным фильм не назовешь, поэтому критики, наверное, правы, называя его второсортным, но мне он все равно нравится.
– Один из моих любимых. В Англии я еще смотрел эту пьесу в театре. Хорошая постановка. Отчасти под влиянием этого фильма я стал собирать свою коллекцию. Фильм очень красочный, а музыка Коула Портера – просто чудо. Я очень рад, что нашелся человек, который его знает.
– А этот клоун, он так же умеет улыбаться и хлопать в ладоши, как в фильме?
– К сожалению, выражаясь вашими словами, это простая деревянная чурка. Я объехал в поисках всю Европу, но куклу, которая бы это умела бы, не нашел. Скорее всего, для фильма сделали специальный экземпляр, или там была комбинированная съемка.
– Жаль. Но где же он?
Не дожидаясь ответа, Митараи направился в глубь зала. Кодзабуро зашагал следом, и, пройдя несколько шагов, мой друг ткнул пальцем в угол.
– Ха, вот он… О! Ну разве так можно!
Все с удивлением посмотрели на Митараи: зачем так громко? (Сидевшие в салоне люди почти в полном составе последовали за нами в Зал тэнгу).
– Нельзя же так, в самом деле! Он же у вас голый! Это никуда не годится, Хамамото-сан!
Митараи разгорячился не на шутку.
– А что не так?
– Эта кукла – настоящий сгусток извращенной ненависти. Ее воплощение. Она копилась в ней двести лет. Нет, даже не так. Эта кукла воплощает все обиды и притеснения, которые терпел еврейский народ. Выставлять ее в таком виде – это оскорбление, унижение! Так нельзя, ведь это опасно! В этом и есть причина трагедий, которые произошли в вашем доме. Надо что-то делать, Хамамото-сан! Не могу поверить, как такой человек, как вы, мог такое проглядеть!
– Н-но что я должен сделать? – Господин Хамамото выглядел совершенно растерянным.
– Конечно же, одеть его. Кадзуми, у тебя в сумке вроде есть джинсовый костюм. Ты говорил, что больше носить его не будешь. Тащи сюда скорее!
– Киёси…
Моего друга понесло явно не туда, надо было как-то его остановить.
– А в моем саквояже лежит старый свитер. Его тоже давай.
Я уже открыл рот, но он попросил меня поторопиться. С кислой миной я удалился.
Вернувшись, передал Митараи одежду, и тот живо принялся натягивать на Голема джинсы и свитер. Когда дело дошло до куртки, он застегивал на ней пуговицы, уже мурлыча что-то себе под нос. Выпускники полицейской академии, напротив, наблюдали за действиями моего друга с таким видом, будто каждый из них съел лимон без сахара. При этом они продемонстрировали редкое терпение и не проронили ни слова.
– Значит, преступник – он? – обратился к Митараи Кусака, явившийся вместе со всеми в Зал тэнгу.
– Никаких сомнений. Это жестокое существо.
Наконец Голем был одет. В одежде он имел еще более зловещий вид и напоминал бродягу, неизвестно как пробравшегося в дом.
– То есть вы хотите сказать, что эта кукла лишила жизни двух человек, потому что я оставил ее неодетой? – спросил Кодзабуро.
– Хорошо, если дело ограничится только двумя, – сказал Митараи и быстро добавил: – Нет, так дело не пойдет. Чего-то не хватает.
Он сложил руки на груди.
– Куртка, свитер… Что еще?.. Ага! Шляпа! Ему нужна шляпа. Надо покрыть ему голову. Нельзя оставлять так. Но я не привез с собой шляпы… Господа, есть у кого-нибудь шляпа? Все равно какая. Дайте мне на время. Обещаю потом вернуть.
Митараи оглядел собравшихся. На его призыв откликнулся повар, Харуо Кадзивара.
– Э-э… У меня есть, – запинаясь, начал он. – Кожаная ковбойская шляпа… Как в вестернах.
– Ковбойская шляпа?!
Митараи почти кричал. Обитатели Дома дрейфующего льда были в полном неудоумении – что могло вызвать у этого ненормального такую вспышку эмоций? – и терпеливо ждали, что он скажет дальше.
– Это лучшее, что может защитить нас от насилия! Подарок богов! Несите скорей свою шляпу!
Пожав плечами, Кадзивара направился к лестнице и через несколько минут вернулся.
Митараи прямо-таки светился радостью. Взял шляпу из рук повара и, пританцевывая, водрузил ее на голову куклы.
– Замечательно! Теперь мы в безопасности. Большое вам спасибо! Вы сделали самое главное дело. Лучше этой шляпы ничего быть не может.
Митараи довольно потирал руки, но одетый Голем выглядел еще более зловеще. Теперь казалось, что на полу сидит не кукла, а человек.
На руке Голема все еще болтался шнурок. Митараи посмотрел на него и со словами: «Ну, теперь его можно убрать» – оторвал его. Инспектор Усикоси успел только охнуть.
* * *
Все вернулись в салон, завязался непринужденный разговор. Митараи беседовал с Кодзабуро и его гостями. Быстрее всего он нашел общий язык с Кусакой и проговорил с ним до позднего вечера о психических расстройствах. Со стороны казалось, что они просто мирно и откровенно беседуют, однако я не мог избавиться от ощущения, что Кусаку, студента-медика, Митараи интересовал не как собеседник, а как пациент. Хотя надо отдать должное – беседа между психиатром и пациентом протекала спокойно.
Нам с Митараи выделили для ночлега комнату, где был убит Кадзуя Уэда, – десятый номер. Уже по одному этому можно легко понять, как отнеслась к нам хозяйка дома.
Кохэя Хаякаву попросили принести нам раскладушку, потому что в комнате стояла только одна кровать-однушка. Не было ни туалета, ни душа, так что усталость после долгого путешествия пришлось смывать с себя в комнате, куда поселили детективов.
Переночевать в комнате, где совершилось убийство, – неоценимый, уникальный опыт. В турпоездке такого ни за что не испытаешь.
Митараи пришел где-то после полуночи, а я все ворочался, пытаясь заснуть на неудобной кровати.