Книга: Записки упрямого человека. Быль
Назад: Я и Борхес
Дальше: Элвис, «стратокастер» и «контрольный»

«Я и Борхес»

Сама постановка вопроса проясняет мое отношение к вопросу. Попробую мотивировать. Ну, во-первых, Борхес уже умер. Во-вторых, он не верил в жизнь после жизни, мало того, утверждал, что будет глубоко опечален, если узнает, что это не так. В-третьих, Борхес не дерзал замахнуться на завершенные формы, а я не приемлю недоговоренностей.
Сводя воедино список этих учтенностей, я смею полагать, что Борхес нервно курит.
Кому надо было, тот уже знает. Кому еще не привилось, тому уже не привьется никогда. То есть массам чужд Борхес и ближе, по причине биологического отсутствия, не станет.
А если так, то учить читателя-дурака уму-разуму придется мне одному. Работы – непаханый край.
В мировой литературе Борхес нес на себе бремя записного эстета. Не могу похвалиться изощренностью вкуса, но уповаю на крестьянскую смекалку.
Мозг рядового юзера мягок и вял. Склонен к упрощениям, что автоматом приводит к утилизации львиной доли достижений в области изящной словесности. Основным потребляемым продуктом является инсталляция. Как правило, это набор случайных прозрений умственно дезориентированных авторов, обильно приперченных похабенью. Что понятно. Похабень – беспроигрышный вариант привлечь внимание искушенного в подобного рода общении соотечественника. А если к этому приложить и мыслишку несложную, «рингтонового» формата, то не ахти какой, а успех обеспечен. Вообще-то, это нехорошо, потому что большинству приличных авторов гарантирует безработицу, а небезнадежному читателю – ментальный плен и отсутствие горизонта.
Единственным доступным способом борьбы с этим умственным недугом я вижу просветительскую деятельность по экспериментальной методе в рамках течения «неовербализм». Возведение искусства речи до уровня сакраментального ритуала. Мифологизация автора. Поощрение форм высокого слога и обсуждения общечеловеческих треб. Табу на вспомогательные ссылки из области проктологии, гинекологии и урологии.
В идеале, провозглашенном отцами-основателями «неовербализма», одним из которых являюсь я, истинная литература – «вещь в себе», а слово обязано в себе нести элемент сакральности.
Вот, например: «Прислал мне товарищ банку маринованных морских коньков».
Ну, поди поспорь!
Назад: Я и Борхес
Дальше: Элвис, «стратокастер» и «контрольный»