Помимо реакции высших военных и государственных кругов Российской империи, было бы любопытно узнать реакцию русского общества тех лет на возможный крупный конфликт с огромным восточным соседом. Но попытки изучить этот вопрос показывают, что в целом общественность России просто не заметила опасность войны с империей Цин – интриги вокруг «османского наследства» на Балканах и только что возникший в центре Европы «Второй Рейх» занимали русскую интеллигенцию куда больше, не оставляя мест для смутных новостей из непонятного Китая.

Однако накануне «Илийского кризиса» о возможной войне России с китайцами написал один из главных «смутьянов» того времени, Михаил Бакунин. Первый русский анархист, когда-то бывший прапорщиком артиллерии, так рассуждал о потенциальном русско-китайском конфликте:

«Уж если пошло на завоевание, почему бы не начать с Китая? Китай очень богат и во всех отношениях доступнее для нас, чем Индия, так как между ним и Россиею нет никого и ничего. Ступай и возьми, если можешь.

Да, пользуясь неурядицею и междуусобными войнами, ставшими хроническою болезнью Китая, можно было бы распространить очень далеко завоевание в этом крае, и кажется, что русское правительство затевает что-то в этом роде; оно силится явным образом отделить от него Монголию и Манчжурию; пожалуй, в один прекрасный день мы услышим, что русские войска совершили вторжение на западной границе Китая. Дело чрезвычайно опасное, ужасно напоминающее нам пресловутые победы древних римлян над германскими народами, победы, кончившиеся, как известно, разграблением и покорением Римской империи дикими германскими племенами…

Напрасно презирают китайские массы. Они грозны уже одним своим огромным количеством; грозны также и потому, что о них не должно судить по китайским купцам, с которыми купцы европейские ведут дела в Шанхае, в Кантоне или в Маймачине. Внутри Китая живут массы, гораздо менее изуродованные китайскою цивилизациею, несравненно более энергические, к тому же непременно воинственные, воспитанные в военных привычках нескончаемою междуусобною войною, в которой гибнут десятки и сотни тысяч людей. Надо заметить еще, что в последнее время они стали знакомиться с употреблением новейшего оружия и также с европейскою дисциплиною. Соедините только эту дисциплину и знакомство с новым оружием и с новою тактикою с первобытным варварством китайских масс, с отсутствием в них всякого понятия о человеческом протесте, всякого инстинкта свободы, с привычкою самого рабского повиновения, да примите в соображение чудовищную огромность населения, принужденного искать себе выхода, и вы поймёте, как велика опасность, грозящая нам со стороны Востока. Вот с этою-то опасностью и играет наше русское правительство, невинное, как дитя…»

Как видим, русский анархист не избежал модного увлечения призраком «жёлтой опасности». Но его мысли любопытны, а главное, хорошо отражают настроения широких слоёв российской интеллигенции тех лет. Хотя подготовка к возможному конфликту с Китаем была русской общественностью не замечена, но начнись в реальности большая война против дальневосточного соседа, – она тут же стала бы в России непопулярна, в отличие от недавних битв на Балканах.

Характерные отклики российских обывателей на возможную войну с Китаем зафиксировал популярный писатель и журналист Всеволод Крестовский, летом 1880 года как раз плывший из Одессы во Владивосток, чтобы на случай возможного конфликта стать официальным историографом при Тихоокеанской эскадре адмирала Лесовского. Крестовский, например, описывает такую сценку в Сингапуре:

«Неожиданно застаём нескольких пассажиров, возвращающихся из Приморской области и Уссурийского края в Россию. Познакомились, разумеется.

– Что нового? – спрашиваем.

– Да ничего, – отвечают. – Всё благополучно. Это у вас надо спрашивать про новости-то. Вы, так сказать, у источника.

– Да мы пока ничего ещё не знаем.

– Ну, а мы и того менее.

– Однако, что же китайцы? На границе-то как?

– Да никак, по-старому. Перемены никакой не заметно.

– К войне готовятся?

– Кто это? Китайцы-то?.. Зачем? Никакой войны не будет, вот посмотрите, всё обойдется и так! Ни им, ни нам воевать там пока не сподручно, да и расчёта нет. Или разве от скуки в Петербурге сочинят войну?»

Всеволод Крестовский описывает и любопытную сцену, разыгравшуюся в августе 1880 года в туземной части Шанхая, – журналист, направлявшийся воевать с Китаем, не преминул заглянуть на территорию потенциального противника:

«Все сразу узнали, что я русский, и потому в бродившей за мною толпе любопытных не было недостатка. В двух лавках обратились ко мне через переводчика с расспросами, точно ли мы намерены воевать с ними и за что именно. Я отвечал, что нам насчёт войны ничего не известно, равно как и о том, существуют ли к ней какие-либо поводы: это-де дело разумения высших властей, а не наше. Мне отвечали на это, что в Шанхае недавно появилась брошюра какого-то пекинского цензора общественных нравов (называли и имя, да позабыл), в которой он взвешивает шансы войны и мира с Россией и склоняется в пользу войны, взывая к патриотизму нации.

– Ну что ж, если быть войне, то будем воевать, а пока мы в мире, я буду у вас покупать, а вы мне продавайте, – отвечал я на это в шутливом тоне, и китайские купцы очень любезно соглашались со мной. Но вообще я ни в ком и ни в чем не заметил ни малейшей по отношению к себе враждебности, хотя и провёл в китайском городе почти целый день и за мной постоянно ходила толпа простонародных зевак…»