Чужой Ленин

По дороге в Канны я Парижа не видел: мы переехали с одного аэродрома на другой. А сейчас на Париж у нас был день – в Москву мы должны были улетать послезавтра утром.

Месье Лангуа поселил нас в гостинице на окраине. Я попросил его сегодня же покатать нас по ночному Парижу. Но месье извинился – он очень устал. Завтра, завтра утром он за нами заедет, и мы все до вечера посмотрим. А вечером у нас выступление в Руане, в половине пятого надо выезжать (за неделю мы с Лангуа уже стали вполне сносно понимать друг друга).

– А нельзя не ехать?

Месье Лангуа объяснил, что нельзя. Мэр Руана – большой друг СССР и устраивает прием специально в нашу честь.

Ладно, завтра так завтра. Вошел я в свой номер – хорошо! Один, наконец-то можно хоть в туалет пойти, не рискуя наткнуться на хозяйских детей или бабушку. Утром спустился – Галя уже ждет в вестибюле. Двери в гостиничный ресторанчик открыты, два араба за столиком пьют кофе и едят круассаны.

– Завтракала?

– Нет. А разве у нас завтрак оплачен?

– Не знаю. Пошли, поедим, поставим месье Лангуа перед фактом.

– Неудобно. А когда он должен приехать?

– Сказал, утром.

Я взял у портье план Парижа и попросил показать, где наша гостиница. Далеко – до центра не меньше двадцати километров. На метро добираться удобно, но денег у нас нет. А пешком часов пять…

Вышли на улицу. Вокруг панельные пятиэтажки, стройка неподалеку. Микрорайон Москвы. Только улицы чище. Тут, наконец, подъехал месье Лангуа на своей таратайке. Мы сели в машину и поехали. Я стал объяснять, что мы хотим посмотреть Лувр, Нотр-Дам, Монмартр и Елисейские поля. Но месье Лангуа сказал, что сначала нужно заехать в общество дружбы «Франция – СССР», и там нам должны вручить презент для общества дружбы «СССР – Франция».

В обществе дружбы нас встретили улыбчивый, похожий на Пикквика учитель русского языка Жан Блюмель и чопорная дама лет под семьдесят – секретарша общества Мадлен. Блюмель сообщил, что председатель общества сейчас в Москве, и предложил нам кофе (Блюмель по-русски говорил хорошо). Мы отказались: мало времени, завтра улетаем, и хотелось бы сегодня успеть посмотреть Париж.

– Помощник советника по культуре товарищ Панибрат должен присутствовать при вручении, – сказал Блюмель. – Он уже звонил, что выезжает.

Панибрата ждали больше часа. Наконец он появился – пожилой грузный мужчина. И Блюмель от имени общества «Франция – СССР» торжественно вручил мне в качестве презента обществу «СССР – Франция» бронзовый бюст Ленина.

Бюст был очень тяжелым – килограмм двадцать пять.

Панибрат шепнул, чтобы мы не волновались: перевес оплачивает французская сторона.

Блюмель сказал короткую речь, потом Панибрат сказал короткую речь, потом я поблагодарил, а потом Блюмель нас всех пригласил на обед. Я стал от обеда отказываться, но Панибрат отвел меня в сторонку и сказал, что пойти надо:

– Если вы не пойдете, это будет для него страшным ударом. Ему выделили на обед деньги, и они с этой мадам уже навострились на халяву.

Мне показалось, что пообедать бесплатно не прочь и сам Панибрат.

– А может, вы Ленина в посольство заберете? – спросил я у советника по культуре по дороге в ресторан. – В посольстве как раз хорошо его поставить.

– Бюст этот вам вручили для общества «СССР – Франция», – сказал Панибрат. – И не вздумайте его где-нибудь забыть!

Французы обедают долго: долго изучают меню (даже если заранее знают, что будут есть), долго и придирчиво выбирают вино…

И времени на Лувр все меньше и меньше… Так мы ничего и не увидим, так и просидим в ресторане до завтра. Курить охота. Я спросил у Гали, не осталось ли у нее сигарет.

– Всего две штуки… А можно сигареты заказать? – шепотом спросила Галя у Панибрата. – Они оплатят?

– Оплатят.

Гале принесли пачку «Мальборо». Панибрат достал зажигалку, но Галя убрала сигареты в сумку:

– В ресторанах не курю.

Сыр подали без пяти три.

– Мы в Лувр успеем? – спросил я месье Лангуа, когда обед, наконец, закончился.

Лангуа посмотрел на часы и сказал, что в Лувр нет. Это долго. Можно так покататься, Париж посмотреть.

– Но только на Джоконду взглянуть! – взмолился я. – Бегом.

Ехали к Лувру минут тридцать, потом долго искали место для парковки. Наконец припарковались на соседней улице. Выскочили из машины. Месье Лангуа открыл заднюю дверцу и вытащил Ленина.

– А Ленин зачем?

– Украдут.

– Да кому он нужен?

– Париж! Арабы!

И мы побежали. Впереди, прижимая Ильича к груди, – Лангуа. Выбежали к Лувру и увидели – в Лувр стоит длиннющая очередь. Сегодня в музее бесплатный день.

– Ну, все. Не успели, – расстроился я. – Не увидел я Джоконду, и теперь уж, наверно, никогда не увижу.

Месье Лангуа посмотрел на меня, показал, чтобы мы шли за ним, и побежал вдоль очереди. Мы – за им. У входа дежурил полицейский. Месье Лангуа подбежал к нему и, тяжело дыша, стал что-то говорить. Я понял: «Канн» и «Джоконда».

– Ленин? – полицейский показал пальцем на бюст.

– Ленин.

Полицейский сплюнул сквозь зубы и отвернулся.

Делать нечего, поплелись к машине. Я хотел взять Ленина у месье Лангуа, но тот не отдал, тащил сам.

В Руан мы приехали вовремя. Перед фильмом мэр сказал речь. Потом мы посмотрели «Иваново детство», потом ответили на вопросы (Галя рассказала, что у нее трехкомнатная квартира.) Потом на приеме выпили шампанского, и мэр нам сообщил, что позвонил своему приятелю в Париж, и тот оплатил нам ночную прогулку на пароходике по Сене. С ужином. (Узнал от месье Лангуа, что нам в Париже ничего не удалось посмотреть.)

Поехали обратно. Месье Лангуа был счастлив и все расхваливал нам предстоящую поездку по Сене. Сам он по Сене никогда не катался: дорого. Но кто ездил – в восторге.

Когда подъезжали к Парижу, черт дернул Галю спросить:

– А где Ленин?

Месье Лангуа резко затормозил и выругался. В Руане, когда начался фильм, он на всякий случай перенес бюст из машины в будку механика. Там он и остался.

Развернулись. Доехали до Руана – кинотеатр заперт. Месье Лангуа побежал выяснять, где живет механик. Поехали к механику. Его не было – мама сказала, он у подруги. Где живет подруга, она не знает.

– Да бог с ним, с Лениным. Поехали – сказал я и попытался объяснить месье Лангуа, что в Москве таких бюстов – навалом. Вернусь домой, куплю такого же и отнесу в общество дружбы. В ответ месье Лангуа разразился длинной тирадой, из которой я понял, что этого Ленина поручили именно ему, месье Лангуа, и он будет заниматься им до тех пор, пока не посадит нас в самолет.

Сидим в машине, ждем. Ни о каком пароходике уже не может быть и речи.

Подошел полицейский и оштрафовал Лангуа за парковку в неположенном месте. Тот совсем расстроился.

Пошел дождь. Мы с Галей заснули, а Лангуа не спал, караулил.

Механик появился только под утро, пьяный и веселый. Поехали в кинотеатр, забрали Ленина и помчались в Париж. На автобане месье Лангуа, усталый от волнений и бессонной ночи, прозевал нужный поворот, и пока мы крутились, времени осталось только-только на то, чтобы заехать в гостиницу за вещами. Месье Лангуа разогнал свою таратайку на полную мощность – до восьмидесяти километров в час.

В аэропорт приехали впритык. Поставили машину на стоянку, я взял наши с Галей чемоданы, а месье Лангуа – Ленина и опять побежали.

У стойки регистрации «Аэрофлота» нас уже ждал Жан Блюмель. И он нам взволнованно сообщил, что произошло ужасное недоразумение – он нам чужого Ленина отдал!

– В каком смысле?

– В прямом! Этого Ленина прислали ваши для товарищей с Корсики. А для вашего общества художник Шарль Лассаль, большой друг Советского Союза, нарисовал картину «Жанна д'Арк на коне». Вот, держите! – Блюмель вручил мне небольшую картину, шестьдесят на сорок, аккуратно упакованную и обвязанную бечевкой. – Но я не виноват. Это Мадлен все напутала. Я сам удивился: Ленина русским? Зачем? Но она сказала, что так велели. Хорошо, что я вчера председателю позвонил! Ну, счастливого пути!

Блюмель пожал нам руки и ушел.

Я взглянул на месье Лангуа. Он стоял осунувшийся, небритый, с красными глазами.

– Досталось вам, бедненькому, – с сочувствием сказала Галя.

Месье Лангуа швырнул на пол бюст, развернулся и…

Так бы я снял в кино.

А на самом деле месье Лангуа ничего не швырял, – так и стоял с Лениным в обнимку. А, когда Галя его пожалела, сказал:

– Нет проблем, товарыщ. – И улыбнулся.