Когда мы шли от острова Жохова, ударили морозы и «Леваневского» затерло во льдах. К нам на подмогу с острова Врангеля вышел ледокол «Сталин» – его почему-то забыли переименовать. Пока он шел, у нас кончился хлеб и почти кончилась пресная вода – осталось только на питье, а для всего остального (постирать, побриться) использовали морскую, соленую. Умываться соленой водой еще ничего, бриться хуже, – порежешься, потом порез долго не заживает. Мы хотели отпустить бороды, но Конецкий сказал, что нельзя: появиться в кают-компании небритым – проявить неуважение к капитану.
Делать было нечего, и помполит (помощник капитана по политическому воспитанию, главный идеолог на корабле) устроил нам творческую встречу с матросами и попросил нас рассказать, как делается кино. Мы рассказали.
– Вопросы есть? – спросил помполит.
Пауза. Потом поднялся молоденький матрос:
– Простите, если я правильно понял, то сценарист написал сценарий, оператор снял это на пленку, художник построил декорации, композитор написал музыку, актеры сыграли, директор отвечает за деньги. Так?
– Так.
– Тогда такой вопрос – а что делает режиссер?
Мы стали объяснять, запутались… И матросы поняли, что режиссер – как помполит на корабле: должность большая, зарплата высокая, а делать нечего.
Чтобы разрядить обстановку, помполит попросил рассказать, о чем будет наш фильм. Я рассказал.
– Ну как, нравится?
– Нравится, – вяло похвалили матросы. – Но лучше бы сняли про красивых женщин, рестораны с музыкой и пляж в Сочи…
Вечером к нам в каюту зашел старпом Геннадий Бородулин, с которым мы за время плавания подружились. Хотя на корабле был сухой закон, он его нарушил и принес бутылку спирта. Выпили. Бородулин сказал, чтобы мы не расстраивались:
– Ребят можно понять. Четвертый месяц в море. А сюжет у вас нормальный. Женщины только не хватает.
– Как нет? А Мария?
– Мать сына боцмана? Не то – она в возрасте. Надо молодую, красивую.
– Не обязательно.
– Давай проверим.
Бородулин повел нас в радиорубку и попросил радиста связать его с Новой Сибирью:
– Новая Сибирь, Новая Сибирь, я «Леваневский», – начал вызывать Комаров в микрофон. – Как слышите? Прием.
– Я Новая Сибирь. Слышу вас, «Леваневский», прием.
Комаров передал микрофон Бородулину.
– Новая Сибирь, у нас на борту Тимофеева. Она просит подтвердить условия. Как понял? Прием, – сказал Бородулин.
– Ничего не понял. Какая Тимофеева?
– Лидия Петровна, сорок первого года рождения (в то время 21 год), выпускница кулинарного техникума. Следует по вашему запросу к вам на станцию помощником повара. Просит подтвердить двойной оклад, полярные и трехмесячный отпуск. Прием!
– Что-то путаете вы и ваша Тимофеева. Мы никаких запросов никому не посылали. Конец связи.
– И что мы проверили? – спросил я.
– Это только конец первого акта, – улыбнулся Бородулин. – Антракт.
Антракт был недолгим.
– «Леваневский», «Леваневский», я остров Беннет! Как слышите, прием? – заговорила рация.
– Вас слышу, прием.
– Ошибка в предписании! Помощника повара запрашивали мы! Как поняли, прием!
– «Леваневский», я Новая Сибирь! На связи начальник станции. Товарищ, который с вами говорил, не в курсе, он гидролог. Беннет врет! Тимофееву мы вызывали! Как поняли, прием?
– «Леваневский», я Айон! Как слышишь, я Айон!
– Слышу тебя, Айон.
– Соедини с Тимофеевой.
– Что я тебе, телефонистка?
– Тогда срочно сообщи – Айон предлагает ей должность помощника повара и фельдшером по совместительству! Как понял, прием!
– Айон, я Новая Сибирь. Какого хера ты лезешь! Мы человека вызывали, он к нам едет! Мы ему двойной оклад даем!
– «Леваневский», я Беннет. Скажи Тимофеевой, берем ее шеф-поваром и заместителем начальника станции. С оплатой годичного отпуска!
– Беннет, что ты несешь, твою мать! Какой замнач? Вас там всего двое!
– Ну как, – спросил нас Бородулин, – достаточно? Или продолжим радиопостановку?
– Достаточно, – сказал Конецкий. – У меня был в первом варианте подобный эпизод.
– Тогда финальный монолог. – И в микрофон. – Айон, Сибирь, Беннет! Довожу до вашего сведения: только что получена радиограмма. Начальник Главсевморпути товарищ Афанасьев предлагает Тимофеевой должность своего первого заместителя и по совместительству – директора столовой. С полной оплатой бессрочного отпуска. Тимофеева берет тайм-аут для принятия окончательного решения. Конец связи. Отключайся, – сказал Бородулин радисту.
И тут действительно пришла радиограмма: «Режиссерам Георгию Данелия и Игорю Таланкину. В связи с возможной поездкой на фестиваль в Акапулько срочно прибыть в Москву. Директор «Мосфильма».
Через три дня пришел «Сталин», вызволил нас изо льдов, и «Леваневский» пошел домой – в порт приписки Мурманск. Спасибо товарищу «Сталину»!
Чтобы мы с Таланкиным быстрее добрались до Москвы, Конецкий попросил капитана высадить нас на Диксоне.
В порту Диксона мы выяснили, что ближайший самолет на Москву будет только завтра. Заказали билеты и отправились ночевать в памятную мне гостиницу (пока мы изучали Арктику, доски в сортире прибили). В гостинице, кроме нас, было еще два человека, полярник и матрос. Навигация кончалась, а вместе с ней и сухой закон, и они угощали нас портвейном «Солнцедар» (других напитков на Диксон не завезли).
А на следующий день на острове поднялась такая пурга, что не только самолеты не летали – выйти на улицу было страшно.
Сели пить чай.
Полярник двадцать пять лет проработал поваром на разных станциях и за это время ни разу не был в отпуске на материке – копил деньги. И вот теперь собирался купить дом в Крыму, машину, жениться.
– Буду на участке редиску сажать. И розы.
– А если кирпич на голову? – спросил матрос. – Получится, что ты вообще не жил, только вкалывал!
– Ну, упадет так упадет. Значит, судьба, – усмехнулся повар. – Но вот в чем ты не прав – это что я не жил. А я жил. И у меня все это было – и жена симпатичная, и уютный домик, и розы.
– Где это у тебя было?
– Здесь, – повар постучал себе по лбу. – В голове.
– Да ну, – фыркнул матрос, – дед туфту несет, а я уши развесил!
– Каждому свое, пацан, – сказал повар. – Вот если твою черепушку вскрыть, что мы там найдем? Женский половой орган и бутылку. Кстати, магазин уже открылся, – повар полез в карман за деньгами. – Чем херню пороть, сбегай.
– Наша очередь, – сказал я.
Надел пальто, ушанку, закутался шарфом и вышел из гостиницы. Пурга такая, что и стоять трудно, ветер сшибает с ног. Где магазин – не знаю, забыл спросить. Пошел в сторону порта. Иду под углом к земле, чтобы не сбило с ног. Так метет, что почти ничего не видно. На той стороне улицы я с трудом разглядел какую-то серую тень. Кричу:
– Я извиняюсь, где магазин?
– Бутылку купишь – провожу, – крикнула тень.
– Куплю.
Тень оказалась бичом (матросом, списанным с корабля за пьянство). Прошли метров двести – еще одна тень. Первый бич меня спрашивает:
– Две бутылки возьмешь? «Солнцедар», рупь двадцать.
Пока дошли до магазина, зеленого досчатого домика с надписью «ГАСТРОНОМ» их стало шестеро. Договорились так: я беру ящик и отдаю им половину, когда они доносят ящик до гостиницы.
Денег у меня было много – за время плавания мы ни копейки не потратили. На «Леваневском», когда мы хотели расплатиться за проезд и за еду, моряки обиделись и послали нас (куда, не скажу).
Захожу в магазин (бичи остались снаружи, «чтобы не было шороха»), лезу за бумажником – твою мать, пиджак-то я не надел, а деньги там, в кармане! Вышел и говорю бичам:
– Товарищи, виноват, – я деньги забыл.
– Издеваешься, сука?! – прохрипел первый.
И они стали надвигаться на меня. В глазах такая ненависть, что я понял – могут и убить.
– Ребята, да вы чего? Давайте вернемся в гостиницу, я дам вам деньги!
Не слышат. Идут на меня. У одного в руках железный прут. Я пячусь, прислоняюсь спиной к стене…
– Что происходит? – из метели возникла еще одна фигура. – В чем дело?
Бичи тут же испарились.
Прохожий оказался замначальника порта – мы с ним познакомились, когда высадились с «Леваневского». Я объяснил ситуацию. Он шел в сторону гостиницы, мы пошли вместе. У гостиницы попрощались… Я вернулся в номер и сказал, что в магазин больше не пойду. За «Солнцедаром» пошел моряк.
Вечером замначальника порта позвонил нам в гостиницу: ледокол «Капитан Белоусов» идет на Мурманск, и капитан согласен взять нас на борт.