Книга: Проклятый меч
Назад: I
Дальше: III

II

Иклтон, Кембридж, июль 1357 г.
Богатые нивы к югу от Кембриджа были выжжены летним солнцем. Вечерний ветерок чуть покачивал высокие стебли пшеницы, в близлежащем лесу весело щебетала малиновка. Копыта лошади мягко ступали по иссушенной солнцем пыльной тропинке, поскрипывала кожа, звенел металл. Мэттью Бартоломью, лекарь и сотрудник колледжа Майклхауз при Кембриджском университете, закрыл глаза, наслаждаясь тишиной и покоем после суматохи и нервозности только что закончившегося семестра.
— Отвратительное место, — проворчал его спутник брат Майкл, с презрением оглядывая окрестности. — Здесь только деревья, поля и луга, а за несколько часов езды мы не встретили ни одного нормального здания. Жаль, что господин Лэнгли послал нас в эту дыру. Рента, которую мы получаем из поместья под Иклтоном, не стоит всех этих неудобств, а мое личное время можно было бы использовать на другие цели.
— Да, — неохотно поддержал его Бартоломью.
Майкл повторял это с тех пор, как они отправились в путь на рассвете. Лично он был вполне доволен возможностью провести несколько дней вдали от университета в этой чудной сельской местности. Не только отдохнуть от мертвых тел — его обязанности в университете частично заключались в том, чтобы вскрывать тела студентов, скоропостижно скончавшихся естественной или насильственной смертью, — но и на время избавиться от невыносимой кембриджской жары. Приятно было сменить липкую влажность на свежий сельский воздух, насыщенный запахом созревающего зерна. Только сейчас, впервые за последние несколько месяцев, он почувствовал приятное расслабление. Прошедший семестр был на редкость загруженным, и теперь он наслаждался свободой от чересчур шумных и назойливых студентов.
— Не люблю трястись по этой местности на каком-то зачуханном мерине, — продолжал раздраженно ворчать монах-бенедиктинец, с презрением глядя на свою лошадь. — Возмутительно, что наезднику моего уровня и ранга дали такую паршивую лошаденку. Лэнгли не может думать ни о чем, кроме экономии средств.
— Да уж, — снова согласился с ним Бартоломью, с трудом подавляя желание возразить, что лошадь Майкла все же намного лучше его собственной.
Монах был очень толстым, и Бартоломью предоставил в его распоряжение более сильную из двух лошадей, поскольку другая его просто не выдержала бы. Ведь до поместья в Иклтоне им требовалось преодолеть расстояние в десять миль, а потом благополучно вернуться обратно. Слабая лошадь, не вынеся такого напряжения, упала бы на полпути.
— Наш колледж владеет поместьем Валенс на территории прихода в Иклтоне, — продолжал рассуждать Майкл. — А сэр Филипп Лимбери, который живет там уже много лет, выплачивал нам ренту каждую весну. Но в этом году мы не получили оттуда ни цента, лишь письмо о том, что отныне он будет направлять наши деньги на нужды приората Иклтона.
— Я знаю, — сказал Бартоломью, вспомнив, какой гнев вызвало у его коллег сообщение о прекращении арендной платы. Правда, сам он отнесся к этому более чем спокойно. Майклхауз имел в своем распоряжении значительную собственность, и суд мог обязать Лимбери погасить все долги по аренде, но услуги адвокатов стали непомерно дорогими и директор колледжа Лэнгли решил послать туда двух старших сотрудников, чтобы выяснить, в чем там дело и что замышляет этот Лимбери. Бартоломью и Майкл должны были забрать у приората или у самого Лимбери причитающиеся им десять марок и без промедления вернуться в колледж. Эти деньги уже выделили на оплату строительства новых отхожих мест, поэтому Лэнгли не пришлось долго уговаривать своих посланников. Ведь именно эти двое больше других жаловались на ужасное состояние старых уборных.
Майкл резко повернулся в седле.
— У тебя есть свое мнение на этот счет, или ты всегда будешь соглашаться со мной?
— Если я выскажу свое мнение, ты начнешь спорить, а я устал от дискуссий после студенческого диспута на прошлой неделе. Впереди есть брод глубиной не выше колена, а Лэнгли говорил, что наше поместье находится позади этого леса.
Майкл поехал по узкой тропинке, окруженной со всех сторон высокими старыми деревьями.
— Если ему верить, эта живописная роща тоже является частью нашего поместья.
Бартоломью уже собирался в очередной раз согласиться, когда из лесной чащи донесся крик, громкий хруст веток и топот копыт. Из леса прямо на них выскочил крупный олень, быстро развернулся и помчался в густой кустарник справа. Это было красивое животное с желтовато-коричневой шерстью. Через несколько минут вслед за ним из чащи вырвались три всадника, и первому из них пришлось резко осадить лошадь, чтобы не столкнуться с Бартоломью.
— Осторожно! — крикнул здоровенный мужчина с огромным синим шрамом на лице и изуродованным носом.
Бартоломью хотел ответить, что это не он мчится на лошади на дикой скорости, но его хилая кобылка так испугалась, что стала оседать на задние ноги. Он был плохим наездником, и попытки удержать животное отвлекли его внимание от происходящего.
— Осторожно, Доул! — заорал второй всадник, едва не наскочив на товарища. Он был облачен в рыцарские доспехи и скакал так, словно родился в седле и с тех пор больше никогда не покидал его; высокий, стройный, физически крепкий, а голубые глаза и копна золотистых волос делали его необыкновенно привлекательным. — Неужели ты не знаешь, что крестьяне Лимбери не умеют ездить верхом?
— Мы не крестьяне, — решительно возразил Майкл, поспешив на помощь своему другу, пока тот барахтался в седле, продолжая позорить его перед незнакомцами. — Мы ученые-медики Кембриджского университета.
— Вы видели здесь оленя? — спросил третий всадник, подъезжая к ним с добродушной улыбкой. Это был толстый священник в черной сутане. Широкополая шляпа прикрывала его глаза от солнечных лучей.
— Нет, — соврал Бартоломью и поспешно спрыгнул с лошади, когда Майклу наконец-то удалось остановить ее. На земле он чувствовал себя увереннее и спокойнее.
— Он бежал в этом направлении, — сказал толстый священник. — Я видел собственными глазами.
— Должно быть, умчался туда, — махнул Доул в сторону густого кустарника, обрамлявшего опушку леса. Он тоже был в черной одежде, свидетельствовавшей о принадлежности к какому-то священному ордену, но при этом в дорогих сапогах со шпорами. — Сейчас это уже совершенно не важно. Самец, которого мы добыли вчера, обеспечит нас мясом на несколько дней. Тем более сейчас слишком жарко, чтобы гоняться по всем этим лесам и полям. Может, вернемся домой?
— Так рано? — удивился второй всадник, в рыцарских доспехах. — Мы приехали сюда не только ради охоты, но и поупражняться с оружием, а пока только размахивали клинками, отпугивая пожирающих урожай Лимбери ворон.
— Нет, Уильям, мне не понравился наш вчерашний поединок с этим мечом в руках, — возразил толстому священнику Доул. — Он, конечно, отлично сбалансирован и хорошо ложится в ладонь, но показался мне слишком тяжелым.
— Это превосходное оружие, — не согласился Уильям. — Жаль, что мы не использовали его надлежащим образом прошлым летом. Битва могла бы закончиться намного раньше, если бы клинок оказался в руках настоящего воина, а не этого несчастного труса.
Пока клирики препирались, красивый рыцарь повернулся к университетским ученым.
— Мы трое, а также наш четвертый друг, Лимбери, участвовали в битве при Пуатье, — пояснил он.
— Он тоже там был, — обрадовался Майкл, кивая на скромно молчавшего Бартоломью, которого, судя по умению ездить верхом, нельзя было принять за храброго воина. Майкл заметил, что рыцарь недоверчиво усмехнулся, и тут же добавил: — Он сражался пешим.
— А что вы здесь делаете, вдали от университета? — поинтересовался Уильям, жестом прекращая спор с Доулом, что тому совсем не понравилось. — Заблудились?
Майкл изобразил вымученную улыбку.
— Нет, мы приехали осмотреть свое поместье. Эти поля и лес принадлежат нам, то есть колледжу Майклхауз.
Уильям покаянно кивнул:
— Вы должны извинить нас, брат. Конечно, нам известно, что Майклхауз владеет поместьем Валенс и наш друг Филипп Лимбери ежегодно платит вам ренту. Но мы так увлеклись охотой, что позабыли обо всем на свете. Мы немедленно проводим вас к Лимбери. Меня зовут Уильям, я викарий местной церкви в Иклтоне. А это мой друг сэр Элиас Эскил, посвященный в рыцари за свою необыкновенную храбрость в битве при Пуатье.
Красивый рыцарь вежливо поклонился в знак приветствия.
— Но я не думаю, что Лимбери ожидает вас сегодня. Во всяком случае, утром он ничего не говорил о вашем приезде.
— Вы не написали ему о своем посещении, — добавил Уильям, напряженно размышляя над этой новостью. — Я работаю не только приходским священником, но еще и клириком в его поместье и читаю всю корреспонденцию.
— А он написал нам, — не без ехидства заметил Майкл. — И сообщил, что намерен отдавать нашу ренту местному приорату.
Уильям удивленно вскинул брови.
— Он говорил мне, что собирается изменить платежи, чтобы обеспечить прощение своей грешной души, но не сказал, что уже сделал это. Возможно, продиктовал письмо капеллану монастыря. — Он рассеянно махнул рукой в сторону своего друга клирика.
— Это я, Джеффри Доул, — представился третий всадник, со шрамом во все лицо, и недовольно зыркнул на своего товарища, представившего его таким странным образом. — После того как мы вместе сражались в битве при Пуатье, Лимбери добился моего назначения капелланом приората в Иклтоне. Но я не писал это письмо. Возможно, это сделала одна из наших монахинь.
— Лимбери добился и моего назначения в Иклтон, — сказал Уильям Майклу. — Он относится к той редкой категории людей, которые никогда не забывают своих старых товарищей по оружию.
— А вот едет сестра Роуз, — воодушевился Доул, глядя поверх голов школяров. Из-за кустов к ним выехала женщина в одеянии монахини, и его лицо растянулось в широкой улыбке.
Бартоломью оглянулся и увидел перед собой женщину, сидевшую на лошади не боком, как обычно ездят дамы, а по-мужски раздвинув ноги, причем держалась она на зависть уверенно и ловко. Черная сутана монахини бенедиктинского монастыря была пошита таким образом, что прекрасно подчеркивала ее точеную фигуру, а голову вместо апостольника украшала симпатичная шапочка, поддерживавшая в порядке густые локоны шафранного цвета. У нее были черные глаза и смуглая кожа, свидетельствовавшие о том, что ее далекие предки приехали сюда со знойного юга. Позади нее на седле виднелась туша большого оленя с желтовато-красной шерстью, из шеи которого торчала стрела.
— Боже мой! — воскликнул Эскил, восторженно глядя на убитое животное. — Ведь мы так долго преследовали этого зверя. Я узнаю наши метки на его туше. Это ты застрелила его?
— Ну как тебе сказать… конечно, он не сам запрыгнул ко мне на лошадь, — кокетливо ответила сестра Роуз, но ее веселое лицо перекосилось от ужаса, когда она увидела рядом с ним Майкла. — Черт возьми! Бенедиктинец!
Бартоломью понял ее испуг, учитывая слишком фривольную для монахини одежду. Кроме того, вдали послышался звон церковного колокола, призывающий к дневной службе. Таким образом, Роуз нарушила сразу несколько строгих правил монашеского ордена.
Майкл угрюмо смотрел на нее, укоризненно качая годовой.
— Пять лет назад мой епископ сместил приорессу Иклтона только за то, что она допускала вольности в поведении монахинь. Похоже, ее преемница не слишком преуспела в соблюдении строгих моральных норм.
Роуз недовольно поджала губы.
— Сэр Филипп Лимбери пригласил меня поохотиться, то есть потренироваться в верховой езде, а заодно обеспечить своих сестер достаточным количеством свежего мяса. Что в этом плохого? Кроме того, в нашей охоте принимают участие капеллан Доул и викарий Уильям, так что с точки зрения морали здесь все в полном порядке.
По выражению лица Майкла можно было понять, что здесь не все так гладко, как бы ей хотелось, поскольку его не слишком убеждала добропорядочность клириков, о которых она говорила. Но он не успел ответить — послышался топот копыт, и из леса выехали еще две всадницы. Первой была крупная женщина в плотном зеленом платье. Ее волосы разлетелись на ветру, и она стала судорожно приводить их в порядок, увидев впереди Эскила. Вслед за ней на муле скакала недовольная пожилая монахиня. Казалось, верховая езда доставляет ей невыносимую боль.
— Ты должна была подождать нас! — сердито воскликнула женщина в зеленом, обращаясь к сестре Роуз. — Сначала попросила, чтобы мы положили оленя на твою лошадь, а потом ускакала, оставив нас далеко позади. Скажите ей, сэр Элиас.
— Очень опрометчивый поступок, — смущенно проворчал рыцарь, стараясь не смотреть женщинам в глаза. — Вероятно, тебе следует извиниться.
— Не думаю, — холодно ответила сестра Роуз и снова повернулась к Майклу: — Это леди Джоан Лимбери, жена владельца нескольких поместий, что, как она считает, делает ее намного лучше остальных. А это госпожа Полин де Грасс, которая следит за сохранением моей нравственности в этих диких местах.
Полин смерила Майкла черными проницательными глазами.
— Епископ всегда присылает к нам своих шпионов, чтобы узнать, почему наш приорат до сих пор такой бедный, хотя вы сами очень похожи на монаха из монастыря Эли. Вы приехали покопаться в наших финансовых отчетах? Точнее сказать, в моих отчетах, поскольку я здесь единственная умею писать.
Бартоломью с трудом сдерживался, чтобы не расхохотаться. Он не раз посещал монастырь Эли и никогда не видел там слишком упитанных монахов. Что же до Майкла, то он выглядел почти стройным по сравнению с невероятно толстыми священниками, которых немало в других монастырях. Майкл недовольно поморщился и холодно посмотрел на Полин. Он не любил, когда посторонние подшучивали над его весом.
— Разумеется, я проверю их, если сочту необходимым, — сухо ответил он. — Однако главная причина нашего неожиданного визита кроется в другом. Мы должны забрать причитающуюся нам ренту за использование поместья Валенс.
— Это будет нелегко, — ехидно улыбнулась Полин. — Лимбери отдал эти деньги нашему приорату, а мы сейчас находимся в отчаянном положении.
— То же самое можно сказать и про Майклхауз, — парировал Майкл. — Если бы вы видели, в каком состоянии находятся наши отхожие места, то поняли бы наше положение.
— Но нам нужны деньги не на уборные, а на еду, — возразила Полин, многозначительно поглядывая на его толстый живот.
— Ах вот в чем дело, — спохватился Доул. — Значит, это вы написали письмо школярам, не так ли, мадам? И сообщили, что Лимбери решил отдать ренту Майклхауза…
— Какое письмо? — возмутилась Полин. — Не писала я никакого письма, тем более способного привести сюда этих скупцов, стремящихся лишить нас всего того, что мы получили от добрых людей. Вы что, считаете меня дурой?
— Ты оказался в весьма щекотливом положении, — прошептал Бартоломью на ухо своему товарищу, когда сестра Роуз и леди Джоан отчаянно заспорили, кто из них подстрелил оленя. При этом каждая из них старалась привлечь к себе внимание красавца Эскила. — С одной стороны, тебе нужно защищать интересы колледжа, а с другой — столь же важные интересы своего монашеского ордена. Похоже, у тебя может случиться раздвоение личности. Может, нам лучше вернуться в Кембридж, где я смогу уладить этот конфликт?
— Тебе не хватает немного хитрости и ловкости, — так же тихо ответил Майкл. — Тебя могут легко обмануть даже эти скромные монахини. Да и их друзья кажутся мне слишком подозрительными. Я имею в виду клириков и этого смазливого рыцаря. Нам нужно держаться вместе, если мы хотим обыграть их.
— Я хочу вернуться домой, — неожиданно объявила госпожа Полин, неловко пытаясь отвести мула в сторону. Тот сердито дергал головой и продолжал щипать траву. — У меня уже кости ноют от этих скачек по полям. Я говорила приорессе, что так все и будет, но она меня не послушала. Неужели нельзя поделикатнее общаться с единственной грамотной женщиной в монастыре?
— Возможно, брат, леди Джоан даст вам десять марок из своих сбережений на одежду, — сказала сестра Роуз, оставив спор с владелицей поместья и поворачиваясь к Майклу. При этом она мило улыбалась, кокетливо поправляя низкий вырез на груди. — Они с сэром Филиппом достаточно богаты и арендуют не только поместье Валенс, но и многие другие.
Джоан сердито насупилась и попыталась перехватить инициативу.
— Эта монахиня сама навязалась с нами на охоту, — обратилась она к Майклу. — Но мои настоящие компаньоны — джентльмены. Двое из них священники, а третий — сэр Элиас Эскил.
Даже Бартоломью, не слишком искушенный в романтических делах, заметил страстный взгляд, который она бросила в сторону красавца рыцаря. Эскил охотно ответил ей, но расшифровать выражение его лица лекарю было не под силу. То ли удовольствие от того, что жена гостеприимного друга не осталась к нему равнодушной, то ли готовность ответить на ее внимание. Впрочем, в последнее верилось с трудом. Джоан была слишком крупной и простоватой для него. Однако он знал, что о вкусах трудно судить по таким мелочам.
— Сэр Элиас очень храбрый рыцарь, — добавила Роуз, награждая Эскила жеманной улыбкой.
Тот ответил ей деликатным поклоном, в котором без труда угадывался легкий флирт. Бартоломью задумался о том, что здесь происходит, и посмотрел на клириков, пытаясь выудить хоть какую-то информацию. Уильям весело смеялся, но причина его веселья, судя по всему, проистекала из чрезмерной серьезности друга Доула. Его лицо было хмурым, как грозовая туча. Означало ли это, что капеллан Доул испытывал какие-то чувства к монахине и страдал от ее предпочтения Эскилу? Но почему же Уильяма так радовали огорчения старого друга?
— Сестра Роуз уже постриглась в монахини, — удовлетворенно объявила Джоан. — Поэтому многие вещи для нее сейчас строго-настрого запрещены, не исключая, разумеется, и храбрых рыцарей.
— Я еще не стала монахиней, — почему-то обиделась Роуз. — Вполне возможно, что не приму постриг. Это будет зависеть от последующих событий.
— В таком случае у вас должно быть отменное чувство выбора профессии, — язвительно заметил Майкл.
— У меня оно есть, — вмешалась старая Полин, все еще тщетно пытаясь оторвать мула от сочной травы. — И это чувство включает в себя солидную дозу послеполуденного отдыха в прохладной комнате незадолго до ужина. Если я не получу эту дозу, то стану очень раздражительной.
— Ты всегда раздражительная, — тяжело вздохнула Роуз. — Приоресса Кристиана поступила жестоко, навязав мне твое общество. Ты весь день только тем и занимаешься, что непрерывно причитаешь и стонешь. Если тебе так неймется, иди домой, а мы с сэром Элиасом отвезем эту тушу в поместье. Возможно, сэр Филипп оставит тебе ноги этого животного на холодец.
— Для него же будет лучше, если он этого не сделает, — самодовольно заявила Полин. — Тем более что он обещал мне заднюю часть туши. Сэр Филипп всегда заставляет меня выезжать на эту ужасную охоту, поскольку любит общаться с тобой, а приоресса ни за что на свете не отпустит тебя одну. Но она все равно должна положить конец этому безобразию.
— Приоресса Кристиана очень боится потерять доброе расположение сэра Филиппа, — пояснила сестра Роуз Майклу, стараясь рассердить старую монахиню откровенными сведениями, которые многие в приорате предпочли бы сохранить в тайне. — Он снабжает приорат яйцами, и она просто не может подвергать риску такой важный источник продовольствия. Она знает, что мое присутствие доставляет ему удовольствие, и поэтому отпускает меня к нему в любое время, когда он попросит.
Сестра Роуз бросила на леди Джоан злобный взгляд, словно хотела убедиться в том, что ее слова рассердили ее в достаточной степени.
И она не ошиблась. Джоан сердито насупилась:
— Я говорила мужу, что не люблю охотиться с монахинями, но он твердит, что приорат нуждается в свежем мясе, которым его обеспечивает сестра Роуз. Это несправедливо, ведь в большинстве случаев сам он не охотится, предпочитая оставлять меня в компании этих тоскливых и скучных монахинь.
— Господи! — тихо проворчал Майкл, наклоняясь к Бартоломью, когда охотники ожесточенно заспорили, нужно ли женщинам свежее мясо, если они почти целый день проводят в молитвах. — Что здесь происходит? Джоан замужем за Лимбери, но совершенно откровенно обожает Эскила. Сестра Роуз тоже без ума от него, но, кажется, оказывает знаки внимания Лимбери. Ничего удивительного, что женщины ненавидят друг друга. Не знаю, кому из них Эскил отдает предпочтение, но капеллан Доул определенно ухаживает за сестрой Роуз.
— А между тем Доул и викарий Уильям тоже не испытывают никаких симпатий друг к другу, — добавил Бартоломью. — Что же до мадам Полин, то она, кажется, ненавидит всех вокруг. Мы попали с тобой на самую настоящую войну.
Эскил тяжело вздохнул, всем своим видом показывая, что порядком устал от дискуссии, пришпорил лошадь и поскакал домой. Бартоломью с интересом наблюдал, как Джоан и Роуз, отталкивая друг друга, пытались занять почетное место рядом с его кобылой. В конце концов победа досталась Джоан, поскольку ее лошадь была крупнее и настырнее, а Роуз вынуждена была скакать сзади с перекошенным от злобы лицом. Уильям и Доул поспешили присоединиться к ней, и первый из них триумфально посмотрел на последнего, сумев обогнать друга. Капеллан Доул провел пальцами по кинжалу, висевшему в ножнах на ремне, и грустно посмотрел вслед удаляющейся паре.
— Надо поскорее занять Доула деликатным разговором, иначе мы станем свидетелями жестокого убийства, — пошутил Майкл. — А ты должен помочь Полин. Ее мул будет жрать траву до завтрашнего утра, если кто-нибудь не оторвет его от этого занятия.
Бартоломью медленно поехал по лесной тропинке, держа за поводья мула Полин. Старая монахиня снова стала жаловаться ему на жизнь и все свои несчастья — от боли в ногах до гнилостного запаха протекавшей неподалеку речки. Бартоломью вскоре убедился, что ее постоянное нытье ничем не лучше ворчанья его друга Майкла.
Через некоторое время они выехали из леса и направились вдоль небольшого ручья по живописному лугу. Приблизившись к деревне, Бартоломью увидел людей, работавших в поле. Те долго смотрели на кавалькаду проезжавших мимо всадников, но никто из них не ответил на добродушные приветствия лекаря.
Деревня состояла из маленьких ферм с приусадебными участками, выстроившихся вдоль разбитой проселочной дороги. В самом центре возвышалась большая и необыкновенно красивая приходская церковь. К юго-востоку от нее раскинулось поместье Майклхауз, а к западу — территория приората. Земля здесь оказалась ровная, а большинство деревьев местные жители порубили на дрова или использовали для строительства своих лачуг, поэтому видимость была превосходная. Бартоломью поделился с Полин своим наблюдением, что одни дома в деревне больше других. Та объяснила, что в их приходе несколько поместий, часть которых принадлежит Лимбери, хотя сам он предпочитает жить в доме, арендуемом у колледжа Майклхауз. Ему нравится, что жилище находится в центре деревни и имеет новую черепичную крышу. Она указала на красивый дом, окруженный со всех сторон мелкими хозяйственными и жилыми постройками. К его парадному входу вела хорошая дорога, обсаженная с двух сторон молодыми дубами. Ехавший первым Эскил уже повернул было на эту дорогу, когда наперерез ему выбежал подросток, держась рукой за шею. Его лицо покраснело от бега, а новая рубашка на ярком солнце казалась ослепительно белой.
— Вот вы где, отец, — запыхавшись, обратился он к Уильяму. — Я ищу вас с самого утра и пробежал уже много миль! Сэр Филипп приказал срочно найти вас и направить к нему. Он составляет новое завещание и хочет, чтобы вы его записали.
— Лимбери плохо себя чувствует? — встревожился Бартоломью, подумав, что, возможно, странное нежелание выплачивать ренту объясняется смертельной болезнью.
Уильям покачал головой:
— Он постоянно переписывает свое завещание. После битвы при Пуатье это, по-моему, уже шестой случай.
— Муж обеспечивает меня всем необходимым, — с достоинством сказала Джоан. — Я не какая-то нищая монахиня. Если он умрет, у меня будет столько всего, что я смогу удовлетворить любого нового мужа.
Роуз снисходительно поморщилась:
— Кроме красоты, естественно. И все же новый муж всегда получит от вас кусок хлеба, а за мясом отправится куда-нибудь еще. У меня горло пересохло, и я надеюсь, мадам Полин не станет возражать, если до возвращения в монастырь мы выпьем немного хорошего вина. Насладимся гостеприимством сэра Филиппа и послушаем, какое новое завещание он продиктует на этот раз.
Полин недовольно уставилась на нее:
— Я очень устала и хотела пойти…
— Здесь действительно отменное вино, — решительно прервала ее Роуз и, не давая старой монахине опомниться, быстро соскочила с лошади и зашагала к дому.
Эскил направился следом, а за ним семенила Джоан. Майкл весело захихикал, когда все трое столпились у двери, не желая пропускать друг друга вперед. Подоспевший к этому времени Уильям буквально втолкнул их в дверной проем, тем самым разрешив проблему. Толпа ввалилась в дом, оставив двух ученых во дворе. Вдруг оттуда донесся душераздирающий крик. Майкл и Бартоломью посмотрели друг на друга, быстро вошли в дом и направились в гостиную.
Это была самая большая комната в доме, здесь пахло смолой, дымом и пчелиным воском, которым, по всей вероятности, недавно натирали новые дубовые полы. Охотники и розовощекий подросток сгрудились вокруг седовласого человека, сидевшего на стуле перед домашним очагом. Сначала Бартоломью показалось, будто тот спит, но потом он увидел на полу пятна крови, а когда подошел поближе, с ужасом обнаружил, что из спинки торчит меч, пронзивший и самого хозяина, буквально пригвоздив его к стулу.
— Убит ударом в спину, — едва слышно выдохнул Уильям, оторопело глядя на друга. — Да хранит Господь его душу.

 

В то время как остальные тупо глазели на мертвого хозяина, Бартоломью решил осмотреть его. Лезвие меча прошло сквозь мягкие ткани чуть ниже ребер, и смерть, вероятно, наступила мгновенно. Лекарь прижал пальцы к шее и ощутил холодную кожу. Он также заметил, что кровь уже начата сворачиваться. Покойник сжимал остывшими пальцами золотую монету, которую Бартоломью сразу же показал Майклу. Потом продемонстрировал ее всем остальным, но их больше занимало мертвое тело.
Джоан, которую, казалось, не слишком расстроила неожиданная смерть мужа, повернулась к розовощекому мальчику:
— Надеюсь, он не уничтожил старое завещание, прежде чем написать новое.
— Бедняжка, — презрительно хмыкнула Роуз, — как же вы убиты горем из-за внезапной утраты!
Джоан с трудом изобразила на лице признаки неизбывной печали.
— Я просто в отчаянии, — громко объявила она, прижавшись всем телом к руке Эскила. — Поэтому мне нужна помощь и поддержка друзей моего мужа, которые могут хоть как-то утешить меня в этом горе.
— Вам нужен священник, а не солдат, — язвительно заметила Роуз. — Оставьте наконец сэра Элиаса и обратитесь за помощью к отцу Уильяму. Он сможет утешить вас, и это будет выглядеть более естественно.
— Как он умер? — спросил потрясенный Доул. От полученного шока шрам на его лице, некогда довольно миловидном, побагровел и набух.
Наблюдая за ним, Бартоломью поймал себя на неуместной мысли, не потеряет ли тот после смерти Лимбери свое место капеллана в женском приорате.
— Полагаю, это некоторым образом связано с мечом в его спине, — не без ехидства прошептал Уильям, а потом громко обратился ко всем присутствующим: — Во время сражений мне часто доводилось сталкиваться со смертью, поэтому могу с уверенностью сказать: эта трагедия произошла сегодня утром, когда все мы были на охоте.
— Я имел в виду, как случилось, что его убили в собственном доме? — сердито буркнул Доул. — Я и сам вижу, что он умер от этого проклятого меча.
— Отец Уильям прав: мы все были на охоте, — поддержала его Джоан, поворачиваясь к мальчику и коренастому мужчине, стоявшему рядом с ним. По их возрасту и внешнему виду можно было догадаться, что это отец и сын.
— Ты хочешь сказать, что его мог убить кто-то из прислуги? — строго спросил Доул, проследив за ее укоризненным взглядом.
Коренастый мужчина угрюмо потупился:
— Лучше этого не делать, поскольку вся прислуга, женщины и дети, проживающие в этом поместье, с раннего утра работали на полях. Сейчас горячая пора — нужно собирать урожай. У крестьян и слуг много тяжелой работы. — Его тон ясно свидетельствовал об отношении к таким легкомысленным вещам, как охота.
— Нет, Хог, не все люди до последнего ребенка были в поле, — возразила Джоан, глядя на стоявшего неподалеку мальчика. — К примеру, Джеймс получил указание остаться с хозяином на тот случай, если сэру Филиппу что-нибудь понадобится.
Мальчик нервно переминался с ноги на ногу, чувствуя на себе пристальные взгляды окружающих.
— Но я не видел, чтобы кто-то убивал его! — произнес он тонким детским голосом. Отец положил руку ему на плечо, пытаясь успокоить парня.
— Если откровенно, то я считаю тебя не свидетелем, а обвиняемым, — твердо отрезала Джоан.
Старая мадам Полин тяжело вздохнула.
— Не говори ерунды, женщина! Зачем этому парню убивать своего хозяина? Да и как он мог это сделать? Его отец много лет служил у Лимбери бейлифом, а после его смерти вполне может потерять эту доходную должность. Джеймс был бы последним дураком, решив укусить руку, которая его кормит.
Джеймс с тревогой посмотрел на отца:
— Это правда? Нас действительно выбросят отсюда и мы будем жить как бродяги?
— Смерть сэра Филиппа стала для нас серьезным ударом, — печально признал бейлиф Хог. — Но на полях зреет зерно, а на холмах пасутся овцы, и я надеюсь, что его наследникам трудно будет обойтись без нашей помощи. Мы слишком многое теряем после его смерти, и это самый серьезный аргумент в пользу того, что нас нельзя подозревать в этом убийстве.
— Но кто-то все-таки убил его? — спросила сестра Роуз. — Не мог же он сам заколоть себя мечом в спину.
Майкл попытался успокоить присутствующих и призвал воздержаться от безосновательных упреков и обвинений.
— Сейчас уже поздно посылать человека за шерифом в Кембридж. Думаю, это следует сделать завтра утром. А между тем мы с Бартоломью проведем первичный осмотр места преступления и допросим свидетелей. Я старший инспектор Кембриджского университета, а Бартоломью — мой патологоанатом. За долгие годы работы нам удалось решить немало проблем, связанных с насильственной смертью. Поскольку это убийство произошло на земле нашего колледжа, мы считаем себя не только вправе, но и обязанными его расследовать. Шериф — наш старый друг и, несомненно, оценит помощь в этом деле.
— Да уж, обязательно раскройте это дело, брат, — злорадно сказала Роуз. — У сэра Филиппа есть жена, которая уже готова получить молодого, более сговорчивого мужа; есть друзья, которые часто ссорились с ним, за исключением, разумеется, сэра Элиаса; есть слуги, которые недолюбливали его за то, что сидел дома, хотя нужен был им в поле; наконец, есть приоресса, которая очень опасалась, что он перестанет снабжать ее яйцами. Масса людей, пригодных на роль подозреваемых.
— Мне очень жаль Лимбери, — шепнул Бартоломью Майклу, когда все зашумели, пытаясь перекричать друг друга. — Здесь, кажется, никто не огорчен его смертью, кроме, возможно, Доула.
— Интересно, его убийца — мужчина? — спросил Майкл. — Судя по всему, нужно обладать недюжинной силой, чтобы пронзить мечом спинку стула, а потом и его самого.
Бартоломью так не думал.
— Меч не пробил дерево, а прошел между досками. Конечно, убийца приложил определенные усилия, но демоническая сила для этого не требуется. На самом деле это может проделать каждый, включая леди Джоан или сестру Роуз, достаточно здоровых и сильных женщин.
— Но это был не мой сын! — гневно воскликнул Хог, и остальные, умолкнув, уставились на него. — Только не Джеймс. Человек, убивший сэра Филиппа, должен быть забрызган кровью, а вы сами видите, что на одежде моего сына нет ни капли. Кроме того, всем хорошо известно, что мой мальчик настолько бесхитростный, что ему бы и в голову не пришло смыть с себя пятна крови, если бы он действительно убил. Вы и сами все это знаете.
Джеймс понуро повесил голову.
— Вскоре после того как вы уехали на охоту, сэр Филипп послал меня найти викария Уильяма, поскольку наконец-то подготовил новое завещание и был готов продиктовать его. Когда я ушел, он был жив, и я никого не видел поблизости. Как сказал мой отец, все крестьяне в это время работали на полях.
— Не думаю, брат, что это дело потребует от тебя слишком большого напряжения ума, — презрительно заметила леди Джоан. — Утром я сопровождала сэра Элиаса до его боевого коня, а Роуз осталась в доме одна с Филиппом.
— Не одна, — сердито поправила ее Роуз. — С нами все это время была мадам Полин. К тому же мы находились здесь всего лишь несколько минут. Сэр Филипп поинтересовался моим самочувствием, и я ответила, что чувствую себя хорошо, вот и все. На этом наш разговор закончился.
— Я могу подтвердить это, — недовольно проворчала старая монахиня. — Я очень надеялась, что она задержится здесь подольше и тем самым сократит время скачки на этом ужасном муле. Вы же знаете, как мне больно и неприятно ехать верхом на жутком животном. Но она выскочила слишком быстро.
— Это вообще не имеет к делу никакого отношения, — добавила Роуз. — После нашего ухода Джеймс видел сэра Филиппа живым и невредимым.
— Да, это так, — подтвердил Джеймс, все еще охваченный страхом. — Но вовсе не означает, что я убил его! — Он повернулся к Майклу: — Пожалуйста, брат! Вы должны мне верить!
— Откровенно говоря, сегодня утром мой муж был крепким и здоровым, — сердито проворчала Джоан.
— Нет, неправда, — возразила Роуз. — Он сам признался мне, что чувствует себя неважно.
— Он часто жаловался на свое здоровье, — добавил Уильям, — но это еще ни о чем не говорит. Даже перед битвой при Пуатье он прихварывал, однако это не помешало ему храбро сражаться и убить дюжину французов.
— У него были мои проблемы, — согласилась Полин. — Боль в суставах. Ну так где же это красное вино, которое мне обещали? И те помои, которыми здесь кормят прислугу? Да побольше, пожалуйста.
Хог похлопал сына по плечу, и Джеймс побежал за вином и едой. Бартоломью подумал, вернется ли обратно этот парень после того, что ему наговорили. Жители поместья легко обвиняли друг друга во всех смертных грехах, а поспешность и необдуманность зачастую приводили к пролитию невинной крови.
— Может, нужно вытащить меч? — спросил Хог, нарушив тишину, наступившую после ухода мальчика.
— Этот проклятый клинок, — угрюмо проворчал Доул. — Он не принес ему ничего, кроме несчастья. Да, вытащите его, Хог. Я не могу видеть его в теле покойного.
Бартоломью молча наблюдал, как Хог вынул длинное лезвие меча из тела Лимбери, а потом помог ему уложить покойника на пол. Доул тем временем прочитал несколько молитв и попросил Уильяма присмотреть, чтобы тело отвезли в церковь. Однако Уильяма больше интересовал меч, чем бренные останки его бывшего владельца.
— Он великолепен! — восторженно выдохнул он и пару раз взмахнул мечом в воздухе. — Вы только посмотрите на эти элегантные собачьи головы и превосходную балансировку. Когда-то он принадлежал парню по имени Мэттью де Куртене из Даун-Сент-Мэри. Помните, как Лимбери нашел оружие возле его трупа после битвы при Пуатье? Мы тянули жребий, и меч достался Лимбери.
— И вы не вернули его семье Куртене? — удивленно спросил Бартоломью, которому показалось странным такое необычное поведение.
Уильям покачал головой:
— Нет, вместо него Лимбери послал им серебряную чашу. Такое замечательное оружие должно находиться в руках настоящего воина, а Куртене говорил, что все его родственники всегда были фермерами.
— Он слишком старый и тяжелый, — неодобрительно отозвался Доул, искоса наблюдая за упражнениями Уильяма. — К тому же мне очень не нравятся те сказки, которые Куртене рассказывал нам о его происхождении. По его словам, это оружие всегда приносило владельцу несчастья и позор. В особенности мне не нравилась история про офицера-коронера в Эксетере. Его повесили за преступление, которого он не совершал.
— Его не повесили, — уточнил Уильям, продолжая отражать мечом атаки воображаемого противника. — Куртене сказал, что хозяин этого парня спас его с помощью какой-то уловки. Ты же знаешь, какими умными и хитрыми могут быть эти коронеры.
— А потом приключилась эта жуткая истории в Венеции, — как ни в чем не бывало продолжал Доул. — Его бросили в море и снова извлекли на свет божий, чтобы он продолжал творить свои недобрые дела. Зловещая история. Куртене рассказывал мне, будто этот клинок обладает способностью летать по воздуху и вонзаться в того, кто ему не по нраву.
— Неужели? — проворчал Майкл. — Для кого-то в этом доме весьма удобная версия.
— Когда он был еще ребенком, меч поранил ему ладонь, — продолжал Доул. — Он показывал нам шрам от этой раны и говорил, будто меч появился неизвестно откуда и чуть было не отрезал ему большой палец. А также вспомнил какого-то слугу, который пытался украсть его, но упал с крыши во время побега и сломал себе шею.
— Так зачем же Куртене взял его с собой в Пуатье? — усомнился Бартоломью. — Если верить всем этим историям, он, вероятно, считал этот меч заколдованным.
— У него просто не было выбора! — воскликнул Уильям. — Все свои деньги он потратил на лошадь и доспехи, а на покупку другого меча ничего не осталось. Хотя он вполне мог сгустить краски и рассказывал эти байки, чтобы слуги думали, будто меч непременно принес несчастье, если они задумают украсть его.
— Нет, он все равно должен был оставить его в Девоншире, — сокрушенно покачал головой Доул. — Еще когда мы только встретились с ним, он говорил, что в этом оружии есть что-то странное.
— Думаю, все эти жуткие истории он придумал у нашего лагерного костра, чтобы хоть как-то развлечь нас, — насмешливо отмахнулся Уильям. — Ты меня удивляешь, Доул, своим легковерием к подобным сказкам, за которыми нет ни капли правды.
— Тогда почему удача отвернулась от Лимбери, едва он заполучил эту вещь? — продолжал настаивать Доул. — Его жена так и не смогла оставить ему наследника…
— Прошел только год, — рассмеялся Уильям. — Дай бедной женщине время!
— Его овцы погибли от бешеных собак, случился пожар в амбаре, — продолжал перечислять Доул, не обращая внимания на косые взгляды Джоан. — А Куртене говорил мне, что это оружие называют «проклятый меч» и только законченный дурак добровольно возьмет в руки клинок с таким жутким названием.
— Почему же вы все тянули жребий из-за него после битвы при Пуатье? — резонно спросил Бартоломью, ехидно поглядывая на друзей. — Что-то не похоже, чтобы вы не хотели обзавестись этим оружием.
— Суеверие годится только для хилых и немощных, — подытожил Уильям, глядя на меч и восхищенно улыбаясь. — А я не боюсь призраков, и Лимбери не боялся. Если бы в результате жребия он достался Доулу или даже Эскилу, они поспешили бы поскорее продать его. А я бы с удовольствием оставил у себя. Все эти сказки насчет проклятия — полная чушь, тем более выгравированная на нем надпись гласит, что это оружие чести и достоинства.
Бартоломью взял у него меч и взвесил в руке. Он не был воином, но не мог не признать, что вещь прекрасная. Затем он внимательно посмотрел на лезвие, где на сверкающей стали отчетливо выделялись слова: «Кто живет во лжи — губит свою душу, а кто сам лжет — губит свою честь». Вторую надпись он прочитать не мог, поскольку в этом месте лезвие покрывали пятна крови, но она, судя по всему, осуждала никчемных людей.
— Эта надпись предупреждает о недопустимости лжи, — сделал Майкл вольный перевод. — Человек, который не считается с правдой, теряет душу. И пусть это будет предупреждением всем, кто попытается увести в сторону наше расследование.

 

— Мы должны начать с самого начала, если хотим хоть как-то сократить список подозреваемых, который уже составила сестра Роуз, — сказал Бартоломью, осторожно кладя меч на стоявшую неподалеку скамейку. — Когда было принято решение отправить на охоту всех, кроме самого Лимбери?
Леди Джоан жестом приказала Хогу вытереть кровь со стула, на котором сидел Лимбери, затем уселась на него и немного поерзала, словно выбирая наиболее комфортное положение. Самодовольная ухмылка на ее лице говорила о полном удовлетворении.
— Это решение принял наш дорогой сэр Элиас прошлым вечером. Его всегда считали самым почетным и наиболее желанным гостем, поэтому муж не мог отказать ему в таком удовольствии.
— Ненавижу болтаться без дела, — пояснил Эскил, с опаской глядя на Уильяма, который взял со скамьи оружие и снова начал громко им восхищаться. — Человек, который добывает себе пищу для обеденного стола только на охоте, неизбежно теряет воинское мастерство. А мы не знаем, когда Черный Принц вновь позовет своих воинов в поход.
— Муж послал весточку в приорат, чтобы сестра Роуз могла принять участие в охоте, — продолжала Джоан. — Я не одобрила этот поступок. Такие люди, как сестра Роуз, должны как можно чаще стоять на коленях и замаливать грехи. Возможно, ей следует попросить отпущение грехов и за это убийство.
Роуз не удостоила ответом наглое обвинение, а Эскил, прекрасно понимая, что обе женщины пристально следят за его реакцией, постарался сохранить нейтральное выражение лица.
— Я немного умею обращаться с оружием, — скромно заметила Роуз, адресовав Эскилу очаровательную улыбку. — Мой отец был солдатом и всегда считал, что женщины должны защищать свою честь. — Она демонстративно проигнорировала насмешливое хихиканье Джоан. — Сэр Филипп был приятно удивлен моими талантами и всегда брал меня с собой на охоту, чтобы я могла обеспечить свежим мясом своих сестер в приорате.
— Я тоже приятно удивлен твоими талантами, — неожиданно вырвалось у Доула, смотревшего на нее с нескрываемым восторгом. — Мы могли бы вместе повоевать во Франции.
Она вежливо наклонила голову, а потом повернулась к Майклу:
— Я пришла в приорат Иклтона три года назад и еще не решила окончательно, стоит ли посвящать свою жизнь служению Богу. А члены моей семьи согласны ждать сколько угодно.
— А все потому, что у тебя нет приданого, — немедленно отреагировала Джоан. — Поэтому им все равно, чем ты займешься в будущем. Что же до меня, то я вполне обеспеченная вдова и в этом смысле крайне желанна для претендента на мою руку. — И она выразительно посмотрела на Эскила, надеясь, что до него наконец-то дошел смысл происходящего.
— Это так, но я не стремился склонить тебя к личному общению, — сказал Эскил, заслужив укоризненный взгляд Роуз и триумфальную улыбку на лице Джоан. А Бартоломью подумал, сумеют ли деньги победить красоту в этой жестокой битве. Эскил сообразил, что глубоко оскорбил одну из женщин, и поспешил исправить положение. — Я имел в виду, что не собирался отвлекать монахиню от ее служения Богу, и уж тем более соблазнять.
— Однако поступили именно таким образом, — холодно заметила старая мадам Полин. — А мне пришлось расплачиваться за ваши ошибки. В моем возрасте гоняться по полям на лошади за каким-то оленем! Это неправильно, и я намерена написать об этом епископу. Приоресса Кристиана не может управлять нашим монастырским домом. Она даже читать не умеет. Я здесь единственная грамотная женщина.
— Ты денно и нощно напоминаешь нам об этом, — вздохнула Роуз и предусмотрительно отошла в сторону, когда Уильям сделал выпад и так близко взмахнул мечом, что чуть было не проткнул ее элегантно скроенное монашеское одеяние.
— Вы сказали, что постоянно навещаете Лимбери, — продолжал допрос Майкл, обращаясь к Эскилу. — Как долго вы обычно находитесь здесь?
— Несколько недель, — спокойно ответил рыцарь. — У меня нет своей семьи, поэтому я с удовольствием провожу время с лучшими друзьями — Лимбери, Уильямом и Доулом. А Лимбери всегда отличался исключительным гостеприимством.
— Вы оба священники? — спросил Бартоломью у капеллана и викария, дабы выяснить, посвящен ли Уильям в духовный сан. Его неподдельный интерес к мечу противоречил всем представлениям о духовной службе. Истинный священник обязан был отречься от оружия.
Доул кивнул:
— Мы приняли посвящение в духовный сан, когда вернулись из Пуатье. Я сделал это исходя из внутреннего убеждения, поскольку погубил слишком много французов, а также с учетом того печального факта, что вряд ли мне удастся найти невесту. К сожалению, война обезобразила меня.
— Это неправда, — возразила Роуз, породив в глазах Доула искру надежды. — Джоан, например, не испытывает никаких проблем с поиском партнера, после того как муж оставил ее навсегда, хотя и безобразна.
Ожидания Доула внезапно угасли, а пухлые щеки Джоан покрылись густой краской.
— Мы еще посмотрим, кто из нас найдет себе лучшего мужа, — холодно сказала она. — Считаешь себя красавицей, но на самом деле ты темнокожая и к тому же красишь волосы. А мои локоны имеют натуральный светлый оттенок.
— Прошу вас, леди! — взмолился Майкл, опасаясь, что перебранка затянется надолго. — Здесь лежит мертвец, и вам должно быть стыдно ссориться из-за цвета волос. Итак, Доул, вы хотели рассказать нам, прочему решили стать священником.
Доул снова кивнул и посмотрел на Бартоломью:
— Если бы вы были в Пуатье, вам не пришлось бы напоминать мне о славной победе англичан, которая сопровождалась слишком большими жертвами с обеих сторон. После этой битвы мне приказали помочь в захоронении погибших, и это отняло у нас несколько дней. Поэтому когда Лимбери сказал, что может устроить мне должность капеллана в монастыре Иклтона, я с радостью принял это предложение.
— А вы? — спросил Майкл у Уильяма, который тщательно вытирал рукавом с меча пятна крови, предварительно поплевав на него.
— В то время Иклтону нужен был викарий, а мне требовалась крыша над головой, — ответил тот. — После опустошительного голода в стране остро не хватало священников, и многие деревни были рады получить хоть какого-то викария.
— Совершенно верно, — согласился с ним Майкл, — но даже при этом имеются некоторые стандартные требования.
— Мы с Доулом знаем латынь, — ответил Уильям с таким видом, будто это единственный критерий отбора священников. — А Лимбери очень нравилось, что я могу писать ему многочисленные завещания, а также вести его хозяйственные счета помимо своих прямых обязанностей в церковном приходе. Как и большинство военных людей, он был неграмотным.
— Значит, Лимбери предложил вам и Доулу весьма доходные посты и при этом обошел своим вниманием Эскила? — удивился Майкл, поворачиваясь к рыцарю.
Тот пожал плечами. Он стоял у домашнего очага, ковыряя палкой давно остывший пепел и удерживая равную дистанцию от обеих поклонниц. Бартоломью посмотрел на него и вдруг подумал, знает ли тот, как величественно смотрится в своих рыцарских доспехах.
— Я рыцарь, а не священник, — ответил Эскил. — Правда, Лимбери предложил мне стать его бейлифом, но, думаю, Хог лучше расскажет об этой истории.
— Да, расскажу, — твердо заявил Хог. — Моя семья служила ему в течение нескольких поколений, и, выгони он меня, я сейчас не стоял бы здесь с вами.
— И я тоже, — неожиданно вмешался Джеймс, вернувшийся с кружкой вина для мадам Полин. — Это было очень несправедливо по отношению к нам. Моя семья всегда хранила верность семье Лимбери.
— А что будет теперь, после его смерти? — спросил Бартоломью. — Является ли Джоан его единственной наследницей?
— Я должен отыскать его последнее завещание и посмотреть, что там написано, — ответил Уильям. — Он постоянно менял свое решение на этот счет, и сейчас я уже не помню, что говорилось в последнем из них.
— В нем говорится, что все его имущество достается мне! — закричала Джоан, встревоженная появившимися сомнениями, чем вызвала неудержимый хохот у Роуз.
— А я припоминаю, что он упомянул там своих друзей, — добавил Уильям с едкой ухмылкой, не переставая полировать сверкающее лезвие меча. — Можете назвать это эгоизмом, но сия маленькая деталь почему-то застряла в моей памяти.
Дискуссия стала быстро перерастать в очередную склоку, к которой на этот раз присоединились двое слуг. Майкл почесал затылок, пропуская мимо ушей поток гневных обличений, а Бартоломью подошел к нему и уселся рядом, чтобы поделиться своими мыслями. Как же ему сейчас хотелось вернуться в свой Майклхауз! Увеселительная прогулка по сельской местности перестала быть приятной.
— Лимбери уже нет, и нам вряд ли удастся вернуть свои десять марок, — прошептал он Майклу. — Если учесть, что существует несколько завещаний, противоречащих друг другу как по форме, так и по содержанию, нам придется дождаться адвоката, который должен разобраться в этом деле.
— На это может уйти несколько месяцев, а общественные уборные нужны уже сейчас, — недовольно проворчал монах. — Кроме того, хозяина убили, и я очень сомневаюсь, что эти люди способны провести справедливое расследование. Они слишком озабочены собственными интересами. Никогда в жизни я не видел такого накала ненависти под одной крышей. Во всяком случае, мы, ученые, стараемся контролировать свои поступки и скрывать ненависть под маской общепринятых приличий.
— Тогда тебе следует возобновить допрос, иначе нам придется расследовать еще одно убийство. Грубые выпады Доула уже серьезно поколебали редкое самообладание Уильяма, а в руках у него этот жуткий меч.
— Так называемый проклятый меч, — задумчиво сказал Майкл, глядя на викария, крепко сжимавшего в руке оружие. — Как ты думаешь, это действительно ценная вещь? Мне почему-то кажется, что Уильям намерен оставить его себе.
— Все хорошие клинки очень дороги, а этот, несомненно, лучший из лучших. Возможно, он уже знает, что Лимбери завещал это оружие ему, или решил присвоить его без чьего-либо ведома и согласия. Как бы то ни было, но он действительно не расстается с ним ни на минуту.
— Мы знаем, что Лимбери не умел читать и писать. Стало быть, какой-нибудь клирик мог нацарапать все, что ему вздумается, и при этом завещание будет подписано и заверено печатью. Как ты думаешь, Уильям может оказаться нечестным человеком?
— Он не очень хороший священник, поскольку не отправился сразу в церковь с телом покойного друга, чтобы помолиться за его душу. Но может ли он быть нечестным? Полагаю, это зависит от того, как настойчиво и нагло он будет отстаивать свое право на меч.
Между тем Доул открыл сундук и извлек оттуда несколько документов. Некоторое время он изучал их, а потом недовольно поморщился:
— Это его завещания, но на них не проставлены даты, а некоторые даже не подписаны. Юристам придется повозиться с ними не один год.
— Это ты во всем виноват! — выкрикнула Джоан, глядя на Уильяма полными слез глазами. — Ты же его клирик и должен был позаботиться, чтобы бумаги оформили должным образом.
Уильям самодовольно ухмыльнулся. Его недавний энтузиазм в споре с Доулом заметно остыл. А меч лежал на скамье, ярко поблескивая отполированным лезвием.
— Это всего лишь черновики, а его последнее завещание, подписанное и датированное, спрятано в надежном месте. Лимбери заботился о своих богатствах и хитроумно выбирал места для их хранения.
— Все это очень интересно, — прервал его Майкл, — но никак не помогает нам установить ход событий, случившихся здесь сегодня утром. В какое время вы все прибыли сюда, чтобы потом отправиться на охоту?
— Сэр Элиас и я были уже здесь, — сказала Джоан, удобно устроившись рядом с рыцарем, — поскольку ночевали в этом доме. Потом сюда приехал Уильям, а после него — Доул. Последними прибыли Роуз и Полин.
— Слишком рано, — не преминула пожаловаться мадам Полин. — Еще до завтрака, а это не очень хорошо для пожилой…
— Хог и Джеймс тоже находились здесь, — бесцеремонно прервала ее Джоан, — и уже успели оседлать лошадей. Потом вошли в дом и вместе с нами съели по миске похлебки.
— Когда это было? — уточнил Майкл. — Вскоре после рассвета?
— Намного позже, — холодно заметил Хог. — Для человека, который напряженно трудится весь день, понятие «рассвет» имеет совсем другое значение. До того как привести в порядок и оседлать лошадей, я успел побывать на полях. Мы с Джеймсом съели похлебку, дожидаясь монахинь. А потом, потратив большую часть драгоценного времени на пустую болтовню, все вышли во двор, сели на лошадей и отправились на охоту.
— Но без Лимбери? — допытывался Майкл. — Почему он не поехал с ними?
— После похлебки он решил отказаться от сомнительного удовольствия убить дикое животное и посвятить это время более приятному занятию — составлению нового завещания, — пояснил Эскил. — Надо сказать, это было не в первый раз. Как уже говорил Уильям, он любил составлять завещания.
— Может, что-то заставило его подумать о новом завещании, которое, вероятно, вскоре пригодится? — спросил Майкл.
— Ему досаждали боли в суставах, — вмешалась Полин, заботливо поглаживая свои бедра. — Как и меня. Но он был здоров.
— Значит, здесь произошел какой-то спор? — Майкл поднял вверх руки. — Простите меня, вопрос может показаться предельно глупым, учитывая состав присутствующих. Но я хотел узнать, не было ли между вами спора, более серьезного, чем обычные дрязги? Такого, который мог бы заставить его пересмотреть прежнее завещание?
— Нам до сих пор неизвестны подробности последнего документа, — холодно взглянул на Уильяма Доул.
— Они конфиденциальны, — напыщенно заявил Уильям. — Но вы узнаете о них завтра, когда я их зачитаю. Я не хочу делать этого сегодня, чтобы не оскорблять тем самым память недавно скончавшегося человека. Это было бы неуважительно по отношению к нему.
— Чего не скажешь об увлечении его мечом, — саркастически проворчал Доул.
Майкл тщетно пытался вернуть присутствующих к предыдущей теме разговора, и даже вынужден был повысить голос, когда все ополчились на Уильяма из-за его лицемерного притворства.
Тогда Майкл взял меч со скамьи и швырнул на пол. Клинок громко звякнул по начищенным до блеска половицам, и в комнате мгновенно воцарилась тишина. Только Уильям тихо простонал от страха за меч, а Хог с трудом сдержал гнев из-за возможного повреждения нового пола.
— Итак, вы все уехали на охоту.
— Джеймс остался здесь, — быстро поправила его Джоан. — Он должен был присматривать за Филиппом и выполнять его поручения.
Мальчик судорожно сглотнул.
— Сэр Филипп сидел на своем стуле и смотрел в окно. А потом сказал, что все уже обдумал, и приказал мне позвать викария Уильяма. Я искал его на лугу, потом побежал вдоль реки, но безуспешно. После этого я встретил приорессу Кристиану, которая попросила принести ей яйца в монастырь. К этому времени я уже так проголодался, что пошел домой немного перекусить.
— Значит, ты обедал, вместо того чтобы выполнять приказ хозяина? — упрекнула Джоан.
Джеймс густо покраснел и уставился в пол.
— Извините, миледи, но я долго не задержался. Быстро поел и побежал на верхние пастбища, но Уильяма и там не было. Я нашел его только когда закончилась охота и вы все вернулись домой. А до этого мне пришлось побегать несколько часов.
Бартоломью вспомнил покрасневшее лицо запыхавшегося от бега мальчика, которого они встретили перед домом, и представил себе, как хозяин поместья сходил с ума, потеряв всяческое терпение и надежду своевременно составить новое завещание.
— А ты входил в дом, после того как Лимбери отправил тебя на поиски Уильяма? — спросил он.
Джеймс неистово помотал головой:
— Нет, не входил. Он разозлился бы на меня за то, что я не нашел викария, а я не дурак, чтобы нарываться на неприятности. Я рассказал вам обо всем, что делал в это утро.
Майкл удивленно вскинул брови:
— Значит, здесь никто не может подтвердить, где ты был все это время?
— Я видел, как Джеймс выходил из дома хозяина, — сказал Хог. — После многочисленных войн с французами у нас не хватает людей, поэтому я сам часто выхожу в поле. Я видел, как Джеймс вышел из дома и не заходил туда вплоть до вашего возвращения с охоты. Поэтому он не может быть убийцей.
— Может, если Лимбери умер еще до того, как он покинул дом, — угрюмо заметил Майкл.
— Но он не был тогда мертв, — твердо заявил Джеймс и вскинул подбородок, пытаясь скрыть свою тревогу. Бартоломью стало жалко парня, оказавшегося в столь незавидном положении. — Он был жив, — упрямо повторил мальчик. — Я не убивал его.
— Конечно, не убивал, — поддержал его отец. — У тебя не было для этого никаких причин.
— За исключением того, что вы могли потерять свою выгодную должность, передав ее Эскилу, — резонно возразил Майкл и решительно вскинул руку, когда Хог попытался возразить. — Я не говорю, что Джеймс действительно убил Лимбери. Я просто хочу обратить ваше внимание на то, что у него были для этого определенные мотивы и он последний видел Лимбери живым. То же самое можно сказать и про Хога, поскольку этот мотив касается его самым непосредственным образом. Он работал один, а значит, мог незаметно проникнуть в дом после ухода Джеймса и убить человека, собиравшегося уволить его с этой должности.
— Это было бы несправедливо со стороны сэра Филиппа, — удрученно промолвил Хог. — Я работал в его поместье всю свою жизнь, и он не имел никакого права увольнять меня с должности. Но я не мог убить его только по этой причине.
— Итак, на охоте были Эскил, Уильям и Доул в сопровождении Роуз, Джоан и Полин? — задумчиво спросил Майкл. — Джеймс в это время искал Уильяма, а Хог работал в поле?
— Да, — подтвердил Эскил. — Именно поэтому шестеро охотников невиновны в его смерти — мы в это время были далеко от дома.
— И вы оставались вместе весь день? — уточнил Майкл.
— Нет, только волки охотятся стаей, — грустно заметил Уильям. — Разумеется, мы не все время оставались вместе — разбивались по двое или по трое, а иногда и вовсе по одному.
— Этот лес находится не так далеко от дома, — напомнил им Майкл. — Значит, любой из вас мог незаметно отлучиться на какое-то время, вернуться, убить Лимбери и благополучно присоединиться к остальным охотникам.
Все шестеро удивленно посмотрели друг на друга.
— Да, это вполне возможно, — согласился Эскил. — Но мы этого не делали. Нас кто-нибудь мог заметить — например работавшие в поле крестьяне.
— Это не так, — осторожно возразил Хог. — По требованию Уильяма сегодня я послал их на самые дальние луга, так что они никак не могли видеть людей, снующих между домом и лесом.
— Я лишь позаботился о своих прихожанах, — сказал Уильям, словно защищаясь от необоснованных обвинений, когда все посмотрели на него с подозрением. — Я их священник и пытался хоть как-то помочь. Во время прошлой охоты несколько человек попали под копыта лошадей, и я не хотел, чтобы история повторилась. Я направил их на самые отдаленные луга не ради злого умысла. Кроме того, если Хог был один на верхних полях, то мог увидеть, как убийца выходит из дома.
— Там есть глубокая ложбина, и я не мог видеть это пространство все время, — пояснил Хог.
— Но когда мы обвиняли Джеймса в убийстве, вы говорили совсем другое, — заметил Майкл.
Хог мрачно уставился на него, но ничего не сказал.
— А я была с мадам Полин, — заявила сестра Роуз с триумфальной улыбкой. — Поэтому у меня есть твердое алиби.
— За исключением того часа, когда она крепко спала под деревом, — не преминула съязвить Джоан. — Я проезжала мимо, но она так и не проснулась. И тебя там не было поблизости.
— Я просто дала отдых своим больным ногам, — парировала Полин. — И хорошо тебя видела. Ты тоже была совершенно одна.
— Ха! — воскликнула Роуз. — А прошлой ночью ты ужасно поссорилась со своим мужем, и не надо отрицать этого. Полин слышала твой голос, когда пришла сюда за яйцами для приората.
— Верно, — согласилась Полин. — А еще я слышала, как Уильям ругался с сэром Филиппом по поводу стоимости бумаги, которую он тратил на составление новых завещаний.
— Да, я посоветовал ему быть более экономным, — неохотно признался Уильям и сразу же повернулся к Майклу: — Дело в том, что подобные вещи я покупаю на собственные деньги, и вы, будучи ученым человеком, должны знать, как это дорого в наши дни.
— А Эскил в этом споре встал на сторону Уильяма, — продолжала Полин, — что очень не понравилось сэру Филиппу.
— Лимбери был не прав, — пожал плечами Эскил. — Все люди спорят друг с другом время от времени. Это еще ни о чем не говорит. Вы же не станете нас убеждать, что никогда не спорите со своим патологоанатомом.
Однако Полин еще не закончила. Она повернулась к Доулу и ткнула в него толстым пальцем:
— Более того, я слышала, как он упрекал сэра Филиппа насчет этого меча. Доул говорил, что он должен любой ценой избавиться от него, потому что меч приносит несчастье.
Доул пожал плечами:
— И он действительно пронзил его насквозь. Думаю, это вполне можно назвать самым настоящим несчастьем.

 

Джоан предложила Бартоломью и Майклу отдельную комнату в своем доме, где они могли бы переночевать, но сделала это с такой недовольной гримасой, что отпало всякое желание принять столь любезное предложение. Они вышли из дома в тот момент, когда она суетилась вокруг Эскила и угощала его домашними пирогами. Хог и Джеймс помогли Уильяму перевезти тело своего хозяина в церковь, а Доул вообще исчез куда-то по делам.
— Мы остановимся на ночь в монастыре, — объявил Майкл, удостоверившись, что их лошади сыты и надежно привязаны в конюшне. — Я бенедиктинец, а это родной дом моего ордена. Они с радостью примут нас на ночлег, — добавил он тоном, не оставлявшим никаких сомнений, что, если они этого не сделают, у них будут крупные неприятности.
— А заодно потребуй у приорессы десять марок на нужды Майклхауза, — предложил Бартоломью.
— Я сделаю это утром, — пообещал Майкл. — Если скажу сейчас, что хочу получить от нее причитающиеся нам деньги, то она, вероятно, будет не такой гостеприимной. Вряд ли ей понравится, что мы намерены уехать с ее деньгами. А вот идут Роуз и Полин. Они доведут нас до монастыря.
— У нас есть специальный коттедж для гостей-монахов, — сообщила Роуз, кокетливо покачивая бедрами под тугим монашеским облачением. Она быстро пошла вперед, стараясь оставить Полин далеко позади, чтобы поговорить с монахом наедине. При этом она взяла его под руку и мило улыбнулась, заглядывая в глаза. — Но когда погода холодная, мы позволяем особо важным гостям погреться у нашего очага.
— Неужели? — невозмутимо проворчал Майкл. — Довольно опрометчиво с вашей стороны. Может, мне стоит рассказать об этом епископу?
Роуз надула губы, недовольная отвергнутыми домогательствами.
— Я просто решила подразнить вас, брат.
— Ничего подобного, — резко возразил Майкл. — Вы пытались поймать меня на хитрую уловку. Почему? Уж не потому ли, чтобы я не обвинял вас в убийстве Лимбери?
Роуз насупилась еще больше.
— Я забыла, что вы ученый и, стало быть, на все смотрите с точки зрения сухой логики. Если говорить откровенно, то я с самого начала хочу попросить вас не распространяться о моих симпатиях к сэру Элиасу. Наша приоресса чрезвычайно щепетильна относительно того, что она называет фривольным поведением, поскольку именно из-за этого сняли с должности ее предшественницу. И я боюсь, что она запретит мне посещать поместье и видеться с сэром Элиасом.
Майкл неодобрительно посмотрел на Роуз, и, не дождавшись ответа, она отстала от него и присоединилась к Полин. Бартоломью слышал, как они о чем-то шептались, и предположил, что Роуз пытается склонить старую монахиню на свою сторону. По веселому выражению на ее лице он понял, что та оказалась благожелательнее несговорчивого монаха.
Солнце садилось за горизонт огромным оранжевым шаром, хотя Полин твердила, что ее ноющие кости предсказывают сильный дождь на рассвете. Крестьяне возвращались с полей домой с мешками и сумками на плечах и подозрительно поглядывали на незнакомцев.
— Они не слишком-то дружелюбны, — заметил Майкл.
— Лимбери часто рассказывал им, как много французов убил в битве при Пуатье, — пояснила Полин. — И поэтому они живут в постоянном страхе, что французский король может высадиться в Иклтоне и отомстить своему обидчику. Но завтра утром они будут на редкость веселы и жизнерадостны, когда узнают о смерти Лимбери. На самом деле не такие уж они замкнутые и угрюмые.
— Значит, Лимбери не пользовался большим уважением у своих крестьян, — проворчат Бартоломью и обменялся многозначительным взглядом с монахом. Вот и еще один мотив для убийства хозяина поместья. — А за что его больше всего не любили?
Роуз пожала плечами:
— За постоянные рассказы об убитых французах, родственники которых могут когда-нибудь отомстить. В своих церковных проповедях викарий Уильям часто повторял им молитву со словами «глаз за глаз». Вот они и боялись будущей мести. Сомневаюсь, что Уильям делал это намеренно, но кто может сказать, о чем думают простые крестьяне, в души которых посеяли зерна сомнений. Вот мы и пришли.
Она наклонилась к кусту и вытащила свой монашеский головной убор. Стряхнув с него пыль и аккуратно надев на голову, Роуз мгновенно превратилась из женщины с хорошенькой фигурой и фривольным поведением в добропорядочную монахиню в бесформенной черной одежде. Белоснежное покрывало закрыло ее золотистые волосы, а руки спрятались в длинные и широкие рукава, что сразу же сделало ее похожей на застенчивую послушницу с покорными глазами.
— Не забудьте, мадам Полин, с меня кувшин хорошего вина, если вы ничего не расскажете обо мне и сэре Элиасе.
— Два кувшина, — неожиданно изменила свое прежнее решение Полин. — А то мое сознание будет постоянно упрекать меня за то, что я так легкомысленно оставила тебя одну на долгое время. — Она скорчила умилительную гримасу и бросила быстрый взгляд на Майкла в надежде, что он ничего не слышал. — Я имею в виду, что ты осталась наедине с сэром Эскилом, а я в это время была с Джоан. Не хочу, чтобы мы хоть ненадолго оказались вдали друг от друга и тем самым вызвали подозрение в совершении убийства.
Майкл ничего не сказал, позволив монахиням втиснуть себя в узкую дверь, ведущую на территорию приората. Бартоломью последовал за ними, и пока Роуз ходила за приорессой, а Полин помчалась на кухню, чтобы быстро перекусить, рассматривал небольшое подворье монастыря.
Территория приората не поражала богатством и ухоженностью. Основная часть подворья состояла из деревянной часовни и двухэтажного здания, в верхней части которого жили монахини, а внизу располагались трапезная и зал для собраний. Чуть поодаль находились кухня и большой амбар для хранения зерна, окруженный двойной изгородью и невысоким насыпным валом. Колокол известил о вечерне, и до них донеслись глухие слова молитвы. Аромат недавно скошенной травы и теплой земли причудливо смешивался с запахом ладана. Сцена была настолько умиротворяющей, что Бартоломью, покидая Кембридж сегодня утром, даже не мечтал встретить здесь такую первозданную красоту.
Вскоре на другом конце двора показалась пожилая женщина с серым лицом и глубокими морщинами вокруг глаз. Она быстро пересекла двор и слабо улыбнулась гостям.
— Роуз сказала, что вы знакомы с епископом. Вы приехали сюда из-за того, что я иногда позволяю ей покидать обитель? Лимбери просит меня отпустить ее на некоторое время. Точнее сказать, просил, пока его друзья не вернулись из Франции. Сейчас он не так часто обращается ко мне с подобной просьбой, что ей очень не нравится.
— Лимбери часто проводил время наедине с Роуз? — строго спросил Бартоломью, с трудом разбирая невнятную скороговорку приорессы. — А сейчас он этого не делает?
Она еще больше побледнела и насупилась.
— О, черт бы побрал мой язык! Я сказала вам то, чего епископ ни в коем случае не должен знать. Понимаете, я очень боюсь, что он снимет меня с этой должности, как мою бедную предшественницу. Капеллан Доул всегда напоминает, что я должна думать, прежде чем говорить, но для меня это слишком непосильная задача, вы не находите, брат?
— Не совсем, — ответил Майкл, пораженный столь непосредственным вопросом. — Такая словоохотливость была бы недопустимой для ученого, а для вас вполне приемлема.
— О да, конечно! — обрадовалась она. — Я приоресса Кристиана, но вы, наверное, уже и сами догадались. Роуз успела сообщить, что вы приехали из колледжа Майклхауз, а стало быть, хотите получить те самые десять марок, которые Лимбери отдал мне.
— Давайте обсудим это завтра утром, — предложил Майкл. — После хорошего ночного сна на вполне приличной, смею надеяться, постели. Мы целый день в дороге, поэтому нам бы не повредило немного хлеба и мяса, если вас не затруднит.
— К сожалению, не можем угостить вас мясом, брат, — вздрогнула Кристиана, — поскольку сегодня рыбный день.
— Ах да, — опомнился Майкл, и в его голосе прозвучали нотки глубокого сожаления. — Совсем забыл.

 

Дом для гостей представлял собой небольшой коттедж на краю монастырской территории, отделенный от остальных строений рядом невысоких яблонь. Когда солнце скрылось за горизонтом, весело защебетали птички, а где-то неподалеку замычали коровы, которых погнали в коровник после доения. Бартоломью улыбнулся приорессе Кристиане, недовольно ворчавшей, что дверь в гостиный домик открыта настежь, а внутри коза жует край одеяла.
— Замечательное место, — искренно порадовался он, оглядываясь вокруг.
Она сложила руки в монашеской покорности.
— Да, но только слишком большая ответственность. У меня из головы не выходит судьба моей предшественницы, а мадам Полин все время напоминает мне о ней. Рассказывает, что произошло с Элис Лэйси и почему ее с позором отослали в приорат в Четтерис.
— Четтерис, — эхом повторил Майкл замогильным голосом. — Ужасное место, расположенное в самой глухой пустоши местных болот. Правда, я там никогда не был, но много слышал об ужасной погоде и о том, как змеи проникают в дом и заползают в матрасы.
— Да ладно тебе, брат, — усмехнулся Бартоломью, увидев, как глаза приорессы расширились от ужаса. — В постель заползали не змеи, а крысы.
Это, однако, ничуть не успокоило Кристиану, которая от страха прикрыла рот обеими руками. Вероятно, грызуны пугали ее больше, чем рептилии.
— Я делаю все возможное, — продолжала причитать Кристиана. — Но это не так просто, когда у тебя в подчинении находятся такие женщины, как Роуз и Полин. Другие монахини отличаются добротой и преданностью своему делу, а эти две являются для меня сущим испытанием. Кроме того, Полин всегда оспаривает мою власть, поскольку я не умею читать и писать. Она не желает вести хозяйственный учет и вместе с тем жалуется, когда я пытаюсь освободить ее от этой нагрузки. По ее мнению, я все делаю неправильно. А сейчас еще возникли проблемы с могущественным колледжем в Кембридже и с монахом, который хорошо знаком с епископом. Как мне теперь быть?
— Мы поговорим об этом завтра утром, — успокоил ее Бартоломью. — Уверен, что найдем решение, устраивающее нас обоих.
— Например, если вы вернете нам наши десять марок, — тихо проворчал Майкл, а потом спросил более громко: — Вам нравился Лимбери, матушка?
— Полин сказала, что его убили сегодня. — Глаза Кристианы наполнились слезами искреннего сострадания. — Конечно, он был трудным человеком, но по-своему щедрым и очень добрым. Он обожал Роуз, и я была вынуждена отпускать ее к нему, когда он просил меня об этом. Нам требовались яйца, и он всегда делился с нами. А Роуз была счастлива, имея возможность навещать его время от времени.
Майкл удивленно вскинул брови.
— Не сомневаюсь в этом.
— Я всегда подозревала, что он приглашает ее к себе с какими-то аморальными целями, — откровенно призналась Кристиана. — Особенно в последнее время, прослышав, что он позвал ее, когда леди Джоан уехала к своей матери. Господи, что скажет епископ, узнав об этом? А он непременно узнает, вы сами и расскажете. Ведь я вам все разболтала. А всему виной мой проклятый язык!
— Мы и без вас все знали, — признался Майкл. — Роуз тоже не отличается сдержанностью в словах. Как долго все это продолжалось?
— Примерно год. Но весной многое изменилось, когда к нему приехали Эскил, Доул и Уильям. Полагаю, Лимбери был слишком занят друзьями, чтобы тратить время на романтические отношения.
— А Джоан знала о связи мужа и Роуз? — поинтересовался Бартоломью.
Кристиана неуверенно пожала плечами:
— Вполне возможно. Может, была рада, что муж уделяет такое внимание другой женщине, поскольку никогда по-настоящему не любила его. Но я должна вернуться в часовню и помолиться за его душу, а то он придет к нам и станет преследовать своим ужасным мечом, которым так любил пугать нас. Я бы не хотела встретиться с призраком, размахивающим ужасным и острым клинком.

 

Вскоре в коттедже стало так темно, что оставалось только спать. Тем более что свечей в этом домике не было. Бартоломью лежал на матрасе возле окна и наслаждался проникающим внутрь свежим воздухом. Ночь была душной, но где-то вдали раздавались раскаты грома, словно подтверждая предсказания мадам Полин. Майкл жаловался на мух и других насекомых, облюбовавших его постель, а также на весьма скудный ужин, которым их угостили. Затем он стал ворчать по поводу открытого окна, уверяя друга, что сквозь него в комнату могут проникнуть опасные миазмы.
— Мне что-то не спится, — сказал Бартоломью, улучив паузу в бесконечном потоке жалоб и нытья. Заложив руки за голову, он уставился на звездное небо и вдруг вспомнил гениальную догадку Птолемея, что Вселенная на самом деле состоит из нескольких сфер. — Что ты думаешь по поводу утверждения в «Альмагесте», из которого следует, будто эксцентричные и эпицикличные круги вращения планет определяют разные расстояния до них?
Майкл глубоко вздохнул.
— Понятия не имею, о чем ты говоришь. Для меня эти мысли слишком еретические. Во всех твоих сферах есть место для Бога?
— Не завидую твоему положению, — сочувственно проворчал Бартоломью, заключив, что друг явно не расположен к научным дебатам. — Роуз и Полин были правы, говоря, что их приорат оказался на грани нищеты. А ведь они состоят в том же ордене бенедиктинцев, однако Майклхауз тоже находится не в лучшем положении и требует к себе определенного внимания с твоей стороны.
Майкл вздохнул еще раз.
— Именно поэтому я принял твое предложение и взял тебя с собой, передав все полномочия по этому вопросу. Я не хочу, чтобы мои коллеги в Майклхаузе или братия в аббатстве упрекали меня в фаворитизме. Так что вся ответственность лежит на тебе, а я умываю руки.
— Очень хорошо, но только не спорь со мной, когда я приму окончательное решение.
— Я буду спорить, только если почувствую, что ты делаешь глупость. Лэнгли сказал, что мы не должны возвращаться в колледж без его денег, и он может просто не пустить нас обратно, если ты будешь слишком щедрым и великодушным к этим нищенствующим монахиням.
Бартоломью громко рассмеялся.
— Сначала ты говоришь, что я могу принимать любые решения, а после этого начинаешь указывать, какие именно. То есть наделяешь меня определенными полномочиями, но не даешь необходимую власть.
Майкл удивленно хмыкнул.
— Ты же хорошо меня знаешь. Но Майклхауз имеет все законные и моральные права на получение этих десяти марок, поэтому тут и думать нечего. Если ты предлагаешь оставить деньги этим бедным монахиням, Лэнгли позовет адвокатов и сестры все равно лишатся денег, да еще заплатят за судебные издержки и услуги своего клирика, который будет вести дело. В конечном итоге мы все станем немного беднее, если ты начнешь проявлять свою щедрость по отношению к монастырю.
Какое-то время Бартоломью напряженно молчал, обдумывая сложившуюся ситуацию. Исходя из интересов Майклхауза этот долг остается за Лимбери или, точнее сказать, за его поместьем. А если так, то, стало быть, можно настаивать, чтобы долг погасили за счет поместья, а монахинь оставили в покое. Чтобы получить эти деньги с помощью адвокатов, потребуется несколько месяцев, а колледжу они нужны прямо сейчас.
— Знаешь, брат, думаю, тебе не стоит расследовать обстоятельства смерти Лимбери, — сказал он наконец. — В этом темном деле слишком много подозреваемых, в особенности сейчас, когда оказалось, что он не пользовался любовью у деревенских жителей. Если он действительно оставался весь день один в доме, любой человек мог незаметно проникнуть туда и пронзить его мечом.
— Завтра утром мы спросим приорессу, кто из местных жителей больше всех его ненавидел. Возможно, мы вообще зря теряем время, думая, что это дело рук человеческих. Ты помнишь, что сказал Доулу Куртене — прежний владелец этого меча? Якобы он может летать по воздуху и поражать любого человека, который ему не понравится?
Бартоломью громко захохотал.
— Нисколько не сомневаюсь в этом, в особенности если его запустила рука человека.
— Ну что ж, тогда сосредоточимся на тех подозреваемых, которые у нас уже имеются. Их всего восемь: жена Лимбери, его любовница, старая Полин, верные друзья — Уильям, Доул и Эскил, а также его бейлиф Хог и сын Хога Джеймс. Никто из них не смог убедить меня в своей абсолютной невиновности. Каждый имел свой мотив, и почти все так или иначе ссорились с покойником.
— За исключением Роуз и Полин, — поправил Бартоломью. — Да и то лишь потому, что мы еще не знаем всех условий его последнего завещания. Ясно одно: этот человек не был приятной для всех личностью и практически никто не убивается по поводу его безвременной кончины, кроме, разумеется, Доула.
— Первым в моем списке потенциальных убийц стоит Уильям.
Бартоломью удивленно посмотрел на монаха, но увидел только его огромный живот, вздымавшийся как гора на фоне звездного неба.
— Почему? Потому что отослал крестьян на дальние поля, чтобы те не увидели, как он пробирается в дом убивать своего боевого соратника?
Майкл кивнул.
— И еще из-за его явной склонности к этому клинку. Совершенно ясно, что он хочет любой ценой заполучить оружие. Когда мы узнаем последнее завещание Лимбери, я буду очень удивлен, если в нем не окажется специального пункта, в соответствии с которым эта вещь никоим образом не должна перейти в руки его приходского священника и боевого товарища.
— Может ли один человек убить другого из-за меча? В особенности если тот приносит несчастье?
— Какой-нибудь человек не может, но я никогда не был на войне и не знаю, как именно она сказывается на людях. Знаю только, что война заставляет их делать странные вещи. Мэтт, ты должен знать это по собственному опыту. У Уильяма нет денег, иначе он не принял бы предложение занять довольно низкий пост викария в бедном приходе, поэтому такой дорогой меч мог бы стать для него весьма выгодным приобретением.
— Думаю, у жены Лимбери гораздо больше причин покончить с ним. Леди Джоан не потрудилась продемонстрировать ни капли сожаления по поводу смерти мужа. Только Роуз стояла над телом покойника и проливала слезы. Возможно, Джоан возненавидела мужа из-за того, что он предпочел ей любовницу.
— Возможно, — согласился Майкл. — Тем более что без Лимбери она вполне может рассчитывать на внимание со стороны красавца Эскила. А до этого постоянно ссорилась со стареющим мужем, в то время как Роуз регулярно доказывала ему свою преданность. Сейчас же Джоан получила прекрасную возможность заполучить столь вожделенного и смазливого претендента на ее руку.
— Более чем возможность, если учесть, что она получит основную долю немалого состояния.
— Но заинтересован ли в этом сам Эскил? Он уделяет внимание обеим, но непонятно, кому именно отдает предпочтение.
— Его выбор ограничен либо богатством, либо красотой, как остроумно заметила сама Роуз. Думаю, в конце концов он остановится на богатстве.
— Роуз, безусловно, права, но только если Эскил действительно считает ее красивой. Лично мне она кажется вполне заурядной женщиной.
Бартоломью удивило столь странное суждение монаха.
— Правда? Ей бы это очень не понравилось. Она и так делает все возможное и невозможное, чтобы выглядеть как можно привлекательнее.
— Зря теряет время, — буркнул Майкл. — У нее нет для этого никаких оснований. Она слишком смуглая, да и фигура какая-то странная.
Бартоломью улегся поудобнее и уставился на монаха.
— Если честно, я даже подумал, что она беременна.
— Правда? — оживился Майкл. — Полагаю, ты имеешь громадный опыт, чтобы легко распознавать подобные вещи. Интересно, мог ли Лимбери быть отцом ребенка? Если да, то она, конечно же, предпочла бы видеть его живым и невредимым. Иначе кто будет платить за содержание незаконнорожденного?
— Но только в том случае, если он согласился бы признать его. А он мог отвергнуть как ребенка, так и ее саму. Это очень хороший мотив для убийства. Возможно, придется поставить Роуз перед Джоан в списке подозреваемых, тем более что в лесу она так откровенно хвасталась своим умением владеть оружием. И это было отнюдь не пустое бахвальство, поскольку именно она пристрелила оленя, которого не смогли догнать мужчины.
— Приоресса упомянула о недавнем охлаждении отношений между Роуз и Лимбери, — задумчиво произнес Майкл. — Интересно, почему? Неужели Роуз отказала простому деревенскому лорду только из-за того, что положила глаз на его красивого друга?
— Доул тоже не скрывает своего восхищения этой женщиной, хотя, конечно, вряд ли надеется на успех рядом с Эскилом.
— Я уже говорил тебе, что Роуз слишком смуглая для настоящей красавицы, поэтому не может рассчитывать на внимание со стороны Эскила. Боже мой, Мэтт, не могу поверить, что ты спровоцировал меня на обсуждение женских достоинств! Я же монах, в конце концов, и не должен позволять себе таких вольностей!
— А что скажешь насчет Полин?
— Она слишком стара, чтобы вызывать у меня хоть какой-то интерес.
— Нет, я имею в виду ее возможную причастность к убийству Лимбери, — нетерпеливо перебил Бартоломью.
— Если б это была Полин, то мы сейчас слушали бы ее вздохи по запачканному кровью платью и слишком тяжелому для ее возраста мечу. Она всегда чем-то недовольна и постоянно ворчит, обвиняя всех в своих несчастьях. Да и зачем ей желать смерти Лимбери?
— Она недолюбливала его из-за того, что он слишком часто заставлял ее сопровождать Роуз во время охоты. Возможно, для нее это была единственная возможность раз и навсегда прекратить свои пытки. Тем более что она могла реально осуществить задуманное, поскольку Роуз часто бросала ее одну, преследуя Эскила.
— Между тем среди потенциальных кандидатов в подозреваемые по-прежнему остаются Хог и Джеймс. Лимбери предложил Эскилу довольно прибыльную должность бейлифа, но тот так и не сказал нам, принял ли ее. Впрочем, нет никаких оснований полагать, что он отказался. Здесь прочно обосновались два его лучших друга, а сам он откровенно заявил, что не имеет семьи.
— Что теперь будет с Хогом и его сыном Джеймсом? Как ты думаешь, леди Джоан оставит их у себя?
— Кто знает? Но такому поместью все равно нужен хороший бейлиф, в особенности в это время гола. А Хог производит впечатление вполне компетентного управляющего. Возможно, Майклхауз пригласит его на работу, пока в поместье не появится какой-нибудь новый арендатор взамен Лимбери.
— А что насчет Эскила и Доула? Мог ли кто-нибудь из них убить своего старого друга?
— Да, — без колебаний ответил Майкл. — Доул очень сложный человек, и я до сих пор не знаю, говорит ли он правду насчет своих причин посвящения в духовный сан. Что же до Эскила, то он чрезмерно высокого о себе мнения и тоже не заслуживает особого доверия. Возможно, кто-то из них совершенно случайно узнал, что именно он выбран в качестве главного душеприказчика, и поэтому решил убить Лимбери, чтобы тот не изменил завещание в очередной раз. Новая воля хозяина могла погубить такую возможность.
— Ладно, брат, завтра мы все узнаем, — сказал Бартоломью, чувствуя, что глаза слипаются от усталости. Где-то в ночи ухнула сова, а чуть дальше протяжно завыла лисица. — Викарий Уильям познакомит нас с последней волей покойного.

 

Славные солнечные деньки, стоявшие в последнее время, сменились промозглой дождливой погодой, наполнившей воздух приятным запахом сырой земли. Где-то вдали слышались раскаты грома. Над полями и лесами стелился густой туман и под утро заливались соловьи. Прозвонил монастырский колокол, в часовню потянулась на первую молитву вереница монахинь. Бартоломью, стоя в дальнем углу, слушал приятный баритон Майкла, прекрасно дополнявший стройный хор женских голосов.
Завтрак в трапезной состоял из водянистого эля, хлеба и меда, и хотя был не слишком сытным, вполне удовлетворил гаргантюанский аппетит Майкла. После того как стол начисто вытерли, к ним подошла приоресса Кристиана. Под ее глазами виднелись темные круги, и выглядела она так, словно не спала ни минуты.
— Я провела беспокойную ночь, — призналась она, когда Бартоломью поинтересовался ее самочувствием. — Вы приехали, чтобы забрать у нас свои деньги, а мне нужно было подумать, где собрать пожертвования, чтобы провести обедню во спасение души Лимбери. Кроме того, Полин сказала, что не желает больше сопровождать Роуз, а та, в свою очередь, заявила сегодня утром, что уйдет из монастыря.
— Давайте рассмотрим все эти проблемы в порядке их значимости, — доброжелательно предложил Майкл и, взяв ее под руку, повел к скамье, стоявшей за окном трапезной в тени деревьев. Там было полно цветов, среди которых суетливо жужжали пчелы. Бартоломью уселся напротив них на каменный выступ. — Сначала обсудим судьбу денег Лимбери, по закону принадлежащих Майклхаузу.
— Десять марок, — прошептала Кристиана и еще больше побледнела. — Это огромная сумма! Причем большую часть я уже потратила на закупку продовольствия на зиму, а мне еще нужно починить крышу. Здание может просто обрушиться, если мы не сделаем ремонт в ближайшее время.
— Викарий Уильям собирается сегодня утром зачитать нам последнее завещание Лимбери, поэтому станет известна общая сумма его собственности, — сказал Бартоломью. — Возможно, мы сумеем заявить о своих претензиях и взять эту сумму из другого источника его доходов.
Лицо Кристианы мгновенно посветлело.
— Это было бы для нас большой поддержкой! Я уже подумывала расстаться с нашей реликвией и расплатиться с долгами, хотя не уверена, что это была бы равноценная замена. Это щепка от истинного креста, с сохранившейся на ней засохшей кровью Христа, когда…
— Нет, благодарю вас, — поспешно прервал ее Бартоломью, вспомнив об убийстве и тяжелых увечьях, последовавших за одним из таких дел, которое ему пришлось расследовать. — Нам больше не нужны кровавые реликвии.
— Ваша вторая проблема — это оплата молитвы за упокой души Лимбери, — подсказал ей Майкл.
Кристиана согласно кивнула:
— Да, именно на эти цели он дал нам свои десять марок — чтобы заплатить священнику, который будет отпевать его и молиться за упокой души. К сожалению, я не знала об истинной причине столь щедрого пожертвования, пока не потратила часть денег на продовольствие. Сведения содержались в письменной инструкции, но я, к сожалению, не умею читать, а мадам Полин сослалась на головную боль. Поэтому я не знала, что там написано. И так испугалась, что не решилась признаться в этом Лимбери.
Бартоломью и Майкл обменялись тревожными взглядами. Неужели появился еще один мотив для убийства?
— Его душа утешится вашими повседневными молитвами и еженедельными мессами Доула, — решил Майкл. — Кроме того, ваш капеллан может еще что-нибудь сделать для монастыря, которому служит, а я попрошу епископа прислать ему официальный приказ на этот счет. Однако Лимбери был скуп — десять марок не могут покрыть расходы на молитвы за вечное упокоение его души.
Кристиана судорожно сглотнула, тронутая таким мудрым выводом.
— Вы очень умно подметили, брат.
— Ваша третья проблема заключалась в том, что Полин отказывается сопровождать Роуз, — продолжил Майкл. — Это непослушание в корне противоречит уставу нашего ордена. Вы ее начальница, так в чем же проблема?
Кристиана едва сдерживала слезы.
— Если я ей что-то приказываю, она сразу же отказывается помогать мне в управлении монастырским хозяйством. Вы знаете, что она здесь единственная сестра, которая умеет читать и писать, поэтому я вынуждена прислушиваться к ее капризам. Она постоянно говорит, что я плохая приоресса, и все время угрожает рассказать о моих неудачах епископу, хотя он прекрасно знал, что я неграмотна, когда назначал меня на этот пост.
— Ничего подобного она не сделает, — заверил Майкл. — А я скажу ему, что вас нельзя ни в чем упрекнуть, поэтому можете не волноваться насчет этого. Кроме того, она вам не очень нужна, поскольку с обязанностями писаря вполне может справиться Доул.
— А она говорит, что мужчина не имеет права заниматься хозяйственными делами женского приората, — пожаловалась Кристиана. — И добавила, что это записано в уставе святого Бенедикта.
— Она просто пытается держать вас под своим контролем. Однако если Полин откажется выполнять ваши указания в будущем, я сделаю так, что ее переведут в Четтерис. Но давайте вернемся к вашей четвертой проблеме — Роуз. Почему она решила уйти из монастыря? Уж не потому ли, что ждет ребенка?
Кристиана удивленно вытаращила на него глаза:
— Как вы догадались? Она сказала, что об этом никто не знает.
— Кто отец? — спросил Бартоломью. — Лимбери?
Кристиана закрыла лицо руками.
— Она сказала, что ее расположением пользовались несколько мужчин. Семья привезла ее сюда три года назад, заплатила за два месяца вперед, и с тех пор мы не получали от них ни гроша. Я не могу выгнать ее на улицу, но теперь мне придется это сделать, поскольку она опозорила наш приорат.
— Ваша доброта делает вам честь, — буркнул Майкл. — А Роуз поступила плохо, злоупотребив этим качеством. Не могли бы вы пригласить ее сюда и попросить, чтобы она ответила на наши вопросы? Ее амурные похождения могут иметь отношение к раскрытию убийства Лимбери и поимке преступника.
Кристиана оглянулась и увидела Полин, которая ходила с мотыгой вдоль грядки с капустой, однако к работе приступать не спешила. Старая монахиня собралась было отвергнуть просьбу приорессы, но, поймав строгий взгляд Майкла, пошла выполнять приказ. Через некоторое время она вернулась с Роуз. Молодая женщина надела просторное платье, скрывавшее особенности ее фигуры, на которые вчера обратил внимание Бартоломью. Ее золотистые волосы были аккуратно спрятаны под апостольником.
— Еще что-нибудь? — спросила Полин, высокомерно вскинув подбородок. — Эти овощи не вырастут сами собой.
— Оставь их в покое, — неожиданно твердо приказала Кристиана. — Иди на кухню и хорошенько вымой кастрюли и сковородки.
— Я не буду этого делать, — наотрез отказалась Полин, посмотрев на приорессу как на сумасшедшую. — Холодная вода плохо влияет на мои суставы. Я останусь здесь, а когда выглянет солнце, немного вздремну.
— Вы сказали, брат, что в монастыре Четтерис есть несколько вакансий для грамотных монахинь? — спросила Кристиана, посмотрев на Майкла широко раскрытыми голубыми глазами. — И епископ никак не может их заполнить?
Майкл грустно кивнул:
— Да, никто не хочет там жить из-за множества крыс и совершенно несносной приорессы-диктаторши. Епископ ищет какую-нибудь жертву… я хотел сказать — кандидата, и всегда прислушивается к моим советам.
— Я нужна вам здесь, матушка приоресса, — резко возразила Полин. — Я ваш единственный секретарь.
— Я найду себе другого секретаря, — ехидно заметила Кристиана. — Так что больше не нуждаюсь в твоих услугах. Однако Четтерис является…
— Я пошла на кухню мыть посуду, — угрюмо прервала ее Полин и, злобно швырнув мотыгу, заковыляла прочь, припадая на одну ногу.
Бартоломью уже понял, что на самом деле она притворяется.
Кристиана удовлетворенно улыбнулась и повернулась к Роуз:
— Ты сказала мне, что носишь ребенка. Когда ты впервые узнала о том, что находишься в интересном положении? Сегодня утром, когда призналась мне в этом?
— Нет, я знала об этом еще в начале лета. Я надеялась, что сэр Элиас Эскил объявит меня своей невестой, но его чрезвычайно трудно охмурить. Он бросает на меня плотоядные взгляды и постоянно подмигивает, но как только я пытаюсь остаться с ним наедине, вежливо отклоняет мои ухаживания.
— Может, он предпочитает Джоан, — дерзко предположил Майкл. — Ей он тоже подмигивает и бросает плотоядные взгляды, а она далеко не нищая послушница бедного монастыря.
— Может быть, — нехотя согласилась Роуз. — Хотя она жутко безобразная, а я довольно красивая. Но никто не станет отрицать, что богатство — самое ценное качество.
— Если Эскил отвергает все твои домогательства, то, стало быть, он не является отцом твоего ребенка, — заключила Кристиана. — Тогда кто же?
— Я же сказала вам: не знаю. Это может быть Джеймс, милый парень, хотя он способен только пощупать. Может быть, капеллан Доул, который оказался намного добрее, чем его боевой друг. Однажды ночью меня ублажал Хог, когда сэр Элиас не пришел на свидание. Потом было еще несколько деревенских жителей.
— Боже! — невольно вырвалось у Майкла, безотрывно смотревшего на нее округлившимися от ужаса глазами. — Может, легче составить список тех, кто не спал с вами?
— Эскил, — подсказал ему Бартоломью. — Но вы почему-то не упомянули Лимбери, сестра.
— Сэр Филипп считал себя выдающимся любовником, но на деле обладал не таким уж эффективным орудием, если вы понимаете, что я имею в виду.
— Нет, — быстро отреагировал Майкл, озадаченный и заинтригованный одновременно. — Лично я не понимаю.
— А Лимбери знал о вашем ребенке? — прервал его Бартоломью, не желая, чтобы Роуз вдавалась в такие интимные подробности, да еще в присутствии приорессы. Бедная женщина и так уже побледнела как смерть.
Роуз покачала головой:
— Я собиралась сказать ему об этом вчера, ведь он мог бы позаботиться о нас обоих. Но убийца добрался до него первым.
Кристиана устало потерла глаза.
— Я должна выгнать тебя сегодня же. Своим безнравственным поведением ты опозорила приорат и подорвала нашу добрую репутацию. И что скажет епископ, когда узнает, что одна из моих монахинь беременна, а отцом ее ребенка может быть любой мужчина в этом графстве?
— Я еще не монахиня, — попыталась оправдаться Роуз. — И никогда не думала становиться ею. Я ушла вчера после вечерни, чтобы сообщить сэру Элиасу о своем положении. Мне казалось, это может разжалобить его холодное сердце. Но не нашла его в доме. И Джоан тоже не было. Очень надеюсь, что они не… не спали вместе.
— Эскил много бродил по окрестностям, — сказала Кристиана. — Вчера он должен был охотиться, но я видела, как он пришел в дом и долго ругался с Лимбери. Конечно, я не слышала, о чем они говорили, поскольку была слишком далеко, но видела, что Лимбери схватил свой меч и стал угрожающе размахивать им.
— Когда это произошло? — оживился Майкл.
Кристиана покачала головой:
— После того как все отправились на охоту и в доме в этот момент никого не было. Я стала набирать себе корзину яиц, а потом встретила Джеймса, и он вызвался отнести их в монастырь.
— Да, Джеймс говорил, что встретил вас, — подтвердил Майкл. — И нам известно, что Лимбери поссорился со своими друзьями, но почему-то никто не сообщил, что он поругался с Эскилом в то время, когда тот, по его словам, был на охоте.
— Если бы сэр Элиас сказал вам об этом, то тем самым вызвал бы подозрения и все стали бы обвинять его в убийстве, — резонно заметила Роуз, пытаясь хоть как-то защитить человека, в котором души не чаяла. — Кто может упрекнуть его в молчании? Но что будет со мной? Все мои надежды, что он поведет меня под венец, тают на глазах. Хотя я все равно буду добиваться своей цели, пока не удостоверюсь, что усилия напрасны. К тому же я вряд ли здесь останусь.
Майкл не выразил по отношению к ней никаких симпатий.
— Ваше положение обычно называют «возмездие за грех», мадам. Возможно, я посоветую епископу отправить вас в монастырь Четтерис.
Она слабо улыбнулась:
— Я могу туда поехать. Все же это лучше, чем бродяжничать по городу. Кроме того, вокруг монастыря Четтерис немало симпатичных фермеров, способных насладиться общением со мной.
Кристиана схватила послушницу за руку и вытащила во двор, прочитав попутно целую лекцию об аморальном поведении, но Роуз и ухом не повела.
Бартоломью долго смотрел на уходящих женщин.
— Прошлым вечером Роуз была моей первой подозреваемой в убийстве Лимбери, но сейчас я думаю, она права, когда говорит, что он мог бы позаботиться и о ней, и о ребенке. Его смерть поставила ее в ужасное положение, и я почти уверен: она не желала ему гибели.
— Да, я тоже думаю, что она не могла убить его, — согласился Майкл. — А вот Эскил, мужчина ее мечты, почему-то не сообщил нам о том, что вернулся в дом и долго спорил с Лимбери, что само по себе уже вызывает немалое подозрение. Возможно, на самом деле он не такой уж хороший человек, каким хочет казаться.
В этот момент неподалеку раздался громкий крик, и они оглянулись. Это был юный Джеймс с темно-красным, как спелая малина, лицом. Он запыхался от бега и тяжело дышал.
— Кажется, у него что-то не в порядке со здоровьем, — высказал догадку Бартоломью. — Вряд ли можно считать нормальным для такого юного парня всегда бегать с красным лицом и так тяжело дышать после этого. Ведь он работает на свежем воздухе и должен быть крепким.
— Леди Джоан просит вас немедленно прийти в дом, — выпалил парень на одном дыхании. — Она сказала, что викарий Уильям мертв.

 

Второй раз за последнее время Бартоломью опустился на колени перед трупом в поместье Валенс. Уильям лежал в луже засохшей крови, убитый ударом в спину. По размеру раны Бартоломью определил, что викария поразили тем самым мечом, что и Лимбери. На полу вокруг него разлилась большая лужа крови, и Бартоломью заподозрил, что Уильям еще какое-то время передвигался по комнате, прежде чем упасть замертво от полученной раны. Исследовав руки священника, он также обнаружил на них пятна крови, хотя и не в таком количестве.
— Думаю, несчастный отчаянно сопротивлялся своему противнику, — сказал он Майклу. — Возможно, пытался вырвать у него оружие, которым тот нанес удар. Кровь на его руках принадлежит не ему, а убийце. Она не могла попасть сюда из его раны.
— Ты уверен в этом? — спросил Майкл, сочтя это утверждение несколько странным.
— Не совсем. Я бы предложил тебе тщательно осмотреть руки всех наших подозреваемых, но, боюсь, к этому времени преступник уже успел смыть кровь.
— Примерно так же, как собираешься сделать и ты, — сказал Майкл. — Вот идет Джеймс с водой, которую ты просил принести.
Лицо Джеймса вновь обрело свой обычный цвет, и, передав лекарю кувшин с водой, он попятился к отцу, будто опасаясь, что Джоан может обвинить его в еще одном преступлении. Джоан сидела рядом с Эскилом, который тихо плакал, а Доул в это время стоял у очага и ворошил остывшие угли носком сапога. Когда несколько углей рассыпались по полированному полу, Хог громко вздохнул.
— Прекратите, отец! — гаркнул он на священника. — Мне потребовалось много сил и времени, чтобы привести в порядок этот пол. И я давно уже вас просил снимать шпоры при входе сюда. От металла на полу остаются большие вмятины, которые мне приходится устранять с помощью специального резца. — Он так энергично взмахнул инструментом, что Бартоломью испугался, не намерен ли Хог воткнуть его в грудь или спину Доула.
— Когда вы видели Уильяма в последний раз? — спросил Майкл, когда Доул уже собирался разразиться грубой тирадой в адрес бейлифа, чтобы окончательно вывести того из себя. Майкл не хотел тратить время на еще одну бесполезную ссору.
Эскил поднял на него заплаканное лицо.
— После того как вы ушли в монастырь поздно вечером, мы с Уильямом еще какое-то время упражнялись во дворе в фехтовании. Он взял меч Лимбери, а я бился своим. Доул стоял рядом и наблюдал за нами. Потом Уильям ушел к себе домой, а мы с Доулом остались здесь и немного поговорили. Проснувшись рано утром, я спустился вниз и увидел…
— Что Уильям уже холодный и застывший, — сказал Бартоломью Майклу, заполняя неожиданно возникшую паузу. Рыцарь все еще пребывал в шоке и не мог продолжать свой рассказ. — Вероятно, он умер еще ночью.
— Мой дом находится неподалеку от приората Иклтон, — начал Доул, продолжая рассказ. — Поговорив с Эскилом, я отправился к себе, но поскольку живу один, то вряд ли кто-нибудь подтвердит мои слова. Однако Эскил тоже остался один, поэтому и за него никто не может поручиться. Могу лишь заверить вас, что мы не убивали своих боевых товарищей. Не убивали Лимбери и не убивали Уильяма.
— Но вы недолюбливали Уильяма, не так ли? — спросил Майкл, пристально наблюдая за ним. — И постоянно ругались.
— Да, я действительно не любил его, — признался Доул. — Лимбери не следовало брать его викарием Иклтона. У него не было призвания к такого рода деятельности, а жители деревни заслуживают настоящего священника.
— А у вас такое призвание есть? — спросил Майкл. — И несмотря на это, вы вожделенно ухаживали за сестрой Роуз и готовы были жениться на ней, если бы она проявила к вам хотя бы малейший интерес? Вполне возможно, что именно вы являетесь отцом ее ребенка.
Доул задумчиво посмотрел на Майкла:
— Мне уже давно интересно, когда вы начнете обвинять меня с этой стороны. Да, я действительно обожаю Роуз и с удовольствием взял бы в жены, если бы мое уродство не вызывало у нее такого отвращения. Но этого не случилось, и я только один раз нарушил с ней свою клятву. Я догадывался о ребенке, но вряд ли он мой. Другие мужчины обслуживали ее гораздо чаще.
— И мой муж тоже не может быть отцом ее ребенка, — злорадно заметила Джоан, — что подтвердит и сама Роуз. Да, я знала, чем они занимались, когда я поехала к матери. Но почему, как вы думаете, у нас так и не было детей? В такой ситуации в бесплодии всегда обвиняют женщину, но Филипп до этого был уже дважды женат и имел немало любовниц. И никто из них не принес ему потомства. Это должно о чем-то говорить, не правда ли?
Однако Майкл не считал, что неспособность Лимбери дать потомство имеет хоть какое-то отношение к убийствам. Поэтому вернулся к делу викария:
— Уильям собирался зачитать нам сегодня последнее завещание Лимбери. Где оно?
Осмотр одежды Уильяма не принес никаких результатов. Документы куда-то пропали. Обыскав все в доме, Эскил повел Майкла и Бартоломью в дом священника — небольшой симпатичный коттедж на краю затененного дубами церковного двора. Подойдя к стенному шкафу возле камина, Эскил остановился.
— Здесь он хранил свои самые ценные вещи, но замок в шкафу сломан. Похоже, кто-то побывал здесь до нас.
— И сломал замок в шкафу, — эхом отозвался Майкл. — Но все драгоценности остались на месте. Обычно воры крадут прежде всего дорогие ювелирные изделия, поэтому могу предположить, что вора интересовало только одно — завещание.
— А почему завещание хранилось здесь? — поинтересовался Бартоломью. — Почему Лимбери не держал его в своем доме?
Эскил устало потер глаза.
— Уильям всегда хранил у себя все его документы. Думаю, считал, что никто не возьмет грех на душу и не рискнет забраться в дом священника. Ему казалось, будто в этом доме они в полной безопасности.
Бартоломью внимательно осмотрел поврежденный шкаф.
— На самом деле замок был не взломан, а просто вырван из дверцы. Кто бы это ни был, он действовал не слепо, а с определенным умыслом.
— Любопытно, — проронил Майкл, осматривая повреждения, на которые указал лекарь. Пока он занимался шкафом, Бартоломью нагнулся, поднял с пола какой-то предмет, но затем, разочарованно вздохнув, отбросил его в сторону. Эта вещь показалась ему не имеющей отношения к делу. Затем он повернулся к рыцарю, который сидел на деревянной скамье и даже не пытался вытереть ручьем бегущие по лицу слезы.
— Люди видели, как вчера вы ожесточенно спорили с Лимбери в его доме, хотя утверждаете, что были на охоте. О чем вы спорили?
Эскил тяжело вздохнул.
— Об этом проклятом мече. Понимаете, я сбежал с охоты обратно в дом, чтобы не встречаться с Роуз или Джоан. И наткнулся на Лимбери, который уже послал Джеймса за Уильямом, чтобы продиктовать ему новое завещание. Он сказал, что хочет оставить этот меч Уильяму, а я просил, чтобы он этого не делал.
— Почему? — допытывался Бартоломью. — Мне казалось, вы хорошо относитесь к Уильяму и сейчас даже больше страдаете из-за его смерти, чем из-за смерти Лимбери. Почему же возражали, чтобы это оружие досталось Уильяму?
— Потому что оно приносит своему владельцу только несчастья и позор, — пояснил Эскил дрожащим голосом. — К тому же у этого меча очень дурная история, о чем уже говорил Доул. Я не хотел, чтобы Уильям испытал все это на себе.
— Многим мужчинам польстило бы такое внимание со стороны женщин, которым всегда пользовались вы, — заметил Майкл, не понимая, почему рыцарь пренебрегает этим вниманием. — Одна из них красива, а другая богата. Трудный выбор, должен сказать.
— Я не считаю Роуз красивой женщиной, — возразил Эскил с некоторой иронией, — и не уверен, что Джоан станет богатой по завещанию покойного мужа. Мне доставляло немалых усилий притворяться, будто я польщен их вниманием, но на самом деле я хотел, чтобы они наконец-то оставили меня в покое.
— Значит, вы предпочитали Уильяма, — высказал Бартоломью неожиданную догадку. — Именно из-за него вы приехали в Иклтон, а потом позволяли Роуз и Джоан ухаживать за вами, чтобы скрыть свои истинные чувства. Интересно, Уильям отвечал вам взаимностью?
Лицо Эскила мгновенно посерело и осунулось.
— Полагаю, сейчас, когда он мертв, это уже не имеет никакого значения, — сухо ответил он. — Да, мы с Уильямом были близки, и я действительно использовал женщин, чтобы скрыть это от посторонних. Не знаю, что теперь буду делать без него.
— Вы говорили правду, что вчера вечером Уильям вернулся домой один? — спросил Бартоломью, когда рыцарь пришел в себя и вновь обрел прежнюю уверенность.
Эскил молча кивнул.
— Конечно, я хотел, чтобы он остался со мной после всего того, что произошло с Лимбери, но Доул начал что-то подозревать, поэтому мы решили расстаться. А потом я видел Уильяма уже мертвым.
Бартоломью задумчиво огляделся и показал на головной убор священника, лежавший на краю стола:
— Вчера он был в этой шапке, поэтому я не сомневаюсь, что он действительно вернулся домой после беседы с вами. Потом он, вероятно, обнаружил, что кто-то взломал его шкаф, и решил вернуться в дом Лимбери. Впрочем, он мог вступить в борьбу с вором и потерпеть поражение.
— Полагаю, это мог сделать Доул, — сказал Эскил, с трудом выговаривая слова. — После того как мы закончили разговор о…
— О ком? — строго потребовал Майкл, когда рыцарь умолк.
— О человеке по имени Куртене. Он был убит при Пуатье ударом в спину собственным мечом. Мы с Доулом обсуждали это, потому что Лимбери убили таким же образом и тем же самым оружием.
Бартоломью нахмурился:
— Куртене убили французы?
Эскил прикусил нижнюю губу.
— Не уверен в этом. Лимбери, Уильям, Доул и я видели его после битвы целым и невредимым, поскольку он почти все время просидел в кустах под забором. Это было проявлением трусости, но не все люди годятся для войны.
— Мне тоже очень хотелось спрятаться под кустом при Пуатье, — откровенно признался Бартоломью, — но я этого не сделал. Было бы несправедливо оставлять своих друзей во время сражения.
— Очевидно, так думал кто-то еще, — заключил Эскил. — Я ни минуты не сомневаюсь, что Куртене убил англичанин. К моменту его смерти все французы были окружены и уничтожены. А потом, как вчера рассказал сам Уильям, мы нашли этот меч в теле покойного Куртене и стали тянуть жребий. Оружие досталось Лимбери.
— Означает ли это, что Куртене погиб от руки Лимбери?
— Возможно. Знаю только то, что ни я, ни Уильям его не убивали. Если бы Уильям убил Куртене, то он уже не выпустил бы из рук этот меч, потому как безумно хотел получить его. Думаю, этого парня убил либо Лимбери, либо Доул, хотя у меня нет абсолютно никаких доказательств на этот счет.
— Но вы по-прежнему остаетесь моим главным подозреваемым по делу об убийстве Лимбери, — откровенно заявил Майкл, с сожалением наблюдая за рыцарем, который снова заплакал. — Вы солгали нам насчет своего местонахождения во время совершения преступления, а по-настоящему невинные люди не прибегают к таким уловкам.
Эскил поднял на него заплаканное лицо.
— Вы хотите, чтобы я признал перед всеми этими людьми, что прятался от женщин? Да еще в присутствии Доула, который уже давно подозревал меня в неравнодушии к Уильяму? Я не убивал Лимбери, брат. Зачем мне это нужно?
— Затем, что, сделав Уильяма викарием, Лимбери оставил его в Иклтоне, — предположил Майкл. — А это уже грубое вмешательство в ваши взаимоотношения.
— Но Лимбери сам пригласил меня стать его бейлифом, — возразил Эскил. — Я тоже мог здесь остаться.
— Кстати, о бейлифе, — сказал Бартоломью, выглянув в открытую дверь. — Вот и Хог.
— Джеймс заболел, — громко оповестил Хог, без приглашения врываясь в дом. — Вы должны немедленно осмотреть его.

 

Джеймс лежал на деревянной скамье в доме хозяина поместья и тяжело дышал, хватая ртом воздух. Его лицо было ярко-красным, как заходящее солнце. Бартоломью сделал снадобье, которое обычно прописывал от холеры, вместе с небольшой дозой макового сиропа, чтобы успокоить его нервную систему. Затем тщательно вытер горячее тело парня смоченной в холодной воде тряпкой. Постепенно лицо Джеймса стало обретать нормальный вид, а дыхание выровнялось.
— Он слишком молод для таких заболеваний, — сказал Бартоломью. — Подобные болезни характерны для людей старшего возраста.
— У его матери было то же самое, — прошептал дрожащим голосом Хог. — Она тоже умерла преждевременно.
Бартоломью подозревал, что Джеймса ожидает такая же участь, но не мог изменить прискорбного факта. Он ничего не сказал мальчику и отцу, не желая омрачать последние дни парня ужасным страхом.
— Вы уже установили, кто убил моего мужа? — спросила Джоан, обмахивая лицо Джеймса большим капустным листом.
Майкл покачал головой:
— Пока нет, но уже близок к этому.
— Это сделал Уильям, — самонадеянно заявила Джоан таким уверенным тоном, что Майкл даже вздрогнул от неожиданности. — Вероятно, именно таким образом он хотел заполучить этот чертов меч. Похоже, Филипп решил оставить его сэру Элиасу, поэтому Уильям убил Филиппа, пока тот не передумал окончательно и не продиктовал новое завещание.
— Тогда кто же убил самого Уильяма? — спросил Бартоломью. — Или вы полагаете, что в Иклтоне действуют сразу два убийцы?
В голосе Джоан послышались ледяные нотки.
— Если Уильям действительно убил моего мужа, стало быть, он заслуживает смерти, и я бы щедро вознаградила человека, сделавшего это.
Бартоломью внимательно посмотрел на нее.
— Нам уже немало известно о последних поступках Уильяма. Так, например, он тренировался с мечом в поединке с Эскилом, потом пошел домой. Там он обнаружил, что кто-то взломал замок в его шкафу и похитил последнее завещание Лимбери, но при этом не тронул остальные драгоценности. Сомневаюсь, что после этого он спокойно лег спать. Скорее всего вернулся сюда.
Майкл кивнул в знак согласия:
— Вполне возможно, намеревался встретиться здесь с вором и потребовать вернуть завещание.
— Это наводит на мысль, что он знал человека, укравшего этот документ, — догадался Хог.
— Знал, — согласился Бартоломью. — В этом нет никаких сомнений.
Все молча уставились на него.
— Откуда? — первым нарушил тишину Хог.
Бартоломью показал рукой на отполированный пол с рассыпанным по нему зерном:
— Вы работали в поле, и в складки вашей одежды попало зерно. В доме Уильяма мы тоже нашли несколько зерен, причем у самого шкафа. Я подобрал их, но потом выбросил, сочтя совершенно лишними в этом деле. Но, похоже, ошибся. Эти зерна доказывают, что вы были в доме Уильяма вчера вечером, поскольку никто больше не работал в поле.
Хог угрюмо уставился на него:
— Неправда. Эти люди охотились как раз в тех местах, где много зерна.
— Но они были на лошадях, а зерно могло попасть только к человеку, находившемуся на земле. То есть к вам.
Хог в отчаянии взмахнул рукой:
— Это смешно!
— Кто бы там ни был, он взломал шкаф Уильяма с определенной целью и вполне определенным образом, — продолжал Бартоломью. — Использовав для этого не нож, а что-то другое, с плоским концом, похожим на стамеску или резец. И мы видели такой инструмент у вас, когда вы размахивали им перед носом Доула, упрекая его, что он ходит по дому в шпорах. Так вот, с помощью этого резца вы взломали замок в доме Уильяма, когда тот фехтовал здесь вместе с Эскилом, прекрасно зная, что они увлечены друг другом и у вас достаточно времени.
Лицо Хога стало мертвенно-бледным.
— Ну и зачем мне это нужно?
— Значит, Хог убил не только Уильяма, но и моего мужа? — всполошилась Джоан, не дав Бартоломью ответить на вопрос Хога.
— Нет! — воскликнул Джеймс со своей скамьи. — Мой отец не убийца.
— Конечно, нет, — вежливо успокоил его Бартоломью. — Он даже не настоящий вор. Уважающий себя грабитель не оставил бы нетронутыми драгоценности Уильяма.
Дверь резко распахнулась, и в комнату ворвалась приоресса Кристиана, таща за собой упирающуюся мадам Полин. Позади них торопливо семенила Роуз со сверкающими от любопытства глазами.
— Я только что обнаружила вот это! — гневно выпалила приоресса, размахивая старым, пожелтевшим от времени платьем, на котором отчетливо виднелись темные пятна крови. — Мадам Полин пыталась сжечь его.
— Полин — убийца?! — изумленно воскликнула Джоан, у которой даже челюсть отвисла от удивления.
— Разумеется, нет! — проскрежетала Полин с перекошенным от страха лицом. — Я монахиня! Я не хожу по домам и не втыкаю меч в спины мужчин, пересчитывающих свои деньги.
— А откуда вам известно, что Лимбери пересчитывал деньги? — уцепился за ее слова Майкл. — Мэтт нашел золотую монету в его руке, но об этом было известно только мне и ему. Ваша невиновность, мадам, дала большую трещину.
— Полин вполне могла присутствовать в доме, когда убили Лимбери, — добавил Бартоломью, наблюдая, как старая монахиня судорожно пытается найти нужный ответ. — Но она не могла нанести смертельный удар в спину хозяина. Это сделал Джеймс.
Все повернулись к скамье, на которой лежал больной парень, закрыв глаза и делая вид, будто в комнате никого больше нет.
— Это ложь, — злобно прошептал Хог. — Джеймс болен и не мог убить Лимбери.
— Да, но вчера вечером он был здоров, — резонно заметил Бартоломью. — Бегал по всему поместью и искал Уильяма, чтобы тот написал новое завещание. В руках приорессы его рубашка. А та, которая на нем сейчас, совершенно новая, чистая и такая белая, что даже глаза слепит. Но может ли слуга носить белоснежную рубашку, когда в поле так много работы? Истина состоит в том, что Джеймс убил Лимбери и ненароком запачкал рубашку его кровью. Хог сказал, что он слишком рассеян, чтобы избавиться от запачканной одежды, но нашелся человек, не отличающийся этим качеством.
— Я признаю, что помогла ему в этом, — согласилась мадам Полин срывающимся голосом. — Но только потому, что он хороший парень и я не хочу, чтобы его повесили из-за минутной несдержанности.
— Джеймс не вспыльчивый мальчик, — сказал Бартоломью. — И характер у него мягкий и покладистый. Он очень любит отца, переживает, что тот может потерять работу, уступив ее Эскилу, и в связи с этим готов сделать для него что угодно.
Хог подошел к скамье и опустился на колени перед сыном.
— Это правда?
Джеймс грустно кивнул, не открывая глаз.
— Мадам Полин сказала мне, что смерть Лимбери может спасти твое положение в поместье. Потом дала мне этот меч и добавила, что никто на свете ничего не узнает. Она заверила меня, что все подумают на кого-то из его друзей, поскольку они агрессивны и часто ругаются.
— Ложь! — злобно прошипела Полин и угрожающе двинулась к парню, но Бартоломью предусмотрительно преградил ей путь.
— Я сделал это ради тебя, — прошептал Джеймс отцу. — Полин сказала, что леди Джоан унаследует всю его собственность, включая право аренды поместья у колледжа Майклхауз, и все будет хорошо. Я знаю, как ты любишь Иклтон, и не хочу, чтобы тебе пришлось покинуть его.
Хог положил руку на лоб сына, потом встал и посмотрел на Майкла.
— Он бредит. Это я убил Лимбери, а вчера вечером пошел в дом Уильяма и украл завещание. Сейчас оно находится у меня. Я спрятал его под столом. Джеймс не имеет к этому ни малейшего отношения. Это сделал я. — Он помолчал и пристально посмотрел на Полин. — Хотя до сих пор не могу понять, зачем вы приказали мне украсть его и спрятать до лучших времен.
Полин облизала пересохшие губы.
— Не слушайте его, брат. Я не говорила им того, что они сейчас придумывают. Убийство Лимбери не могло бы спасти Хога, это ясно даже самому безнадежному глупцу. Майклхауз волен отдать поместье в аренду любому человеку по своему выбору, и в таком случае Хог все равно был бы уволен.
Бартоломью видел, как исказилось лицо Джеймса.
— Но парень не знал этого. Он поверил вам, что убийство хозяина поможет спасти отца от несчастий. Вы сыграли на его доверчивости.
Лицо Полин превратилось в серую маску, от которой веяло ледяным холодом.
— Откуда вы знаете, о чем думает Джеймс? Тем более только что слышали признание Хога. Он сознался во всем, включая убийство Лимбери. А я ничего подобного не делала, за исключением того, что сожгла…
— За исключением того, что сожгли рубашку Джеймса, — закончил за нее Майкл. — Чего никогда бы не сделали, если бы Лимбери действительно убил Хог. Это убийство на вашей совести в такой же степени, что и на совести парня. Вы вели себя как дьявол, сидящий у него на плечах и нашептывающий всякие гадости.
— И все это из-за собственного эгоизма, — добавил Бартоломью. — Вы убили Лимбери только потому, что не хотели сопровождать Роуз во время охоты.
— Я ненавижу верховую езду, — слезливо призналась Полин. — Это разрушает мои суставы, после чего несколько дней я пребываю в жутком состоянии. Вы правы, я готова на все, чтобы избавить себя от этих поездок, но только не на убийство.
Бартоломью не поверил ей.
— Вам не стоит больше беспокоиться. Через несколько недель она в любом случае уже не сможет ездить на охоту, поскольку беременна.
Казалось, Полин больше рассержена этим обстоятельством, нежели шокирована.
— Ты же говорила, что поправилась от большого количества хлеба, — набросилась она на Роуз, размахивая руками. — Ты лгала мне, вынудив тем самым пойти на дурные поступки. Это твоя вина!
— Не надо перекладывать на нее ответственность, — сухо прервал Майкл. — Приоресса Кристиана, отведите ее в монастырь, а я сделаю все возможное, чтобы в течение недели перевести ее в Четтерис.
Полин закричала во всю глотку и в дикой ярости бросилась на монаха. Бартоломью попытался перехватить ее, но не успел, поскольку она оказалась проворнее. В этот момент Джоан выхватила из-за ремня короткий нож, и Бартоломью решил, что она хочет убить старую монахиню. Но Джоан замешкалась, а Полин вывернула ей руку и мгновенно выхватила нож высохшими старческими пальцами. Роуз застыла на месте как вкопанная, не понимая, что происходит, а сообразив, выставила ногу. Старуха растянулась во весь рост на полированном полу и выронила нож.
— Она чуть было не убила вас, брат, — едва слышно вымолвил Хог, часто мигая от ужаса. Опомнившись, он быстро подхватил с пола нож и вернул его Джоан. — Это действительно какой-то демон из ада.
— А я спасла вам жизнь, — самодовольно улыбнулась Роуз. — Значит, вы не отправите меня в Четтерис за непослушание, не так ли, брат?

 

Вечером того же дня Бартоломью и Майкл стали собирать вещи и готовить лошадей в обратный путь. В их распоряжении оставалось четыре часа светлого времени — более чем достаточно, чтобы до темноты вернуться в Кембридж. Бартоломью осторожно положил в седельную сумку старую чашу, которую Лимбери прихватил в какой-то церкви возле Пуатье. По оценкам Доула, она вполне стоила десять марок, и директор Лэнгли мог продать ее в качестве погашения долга. Таким образом, задолженность поместья перед Майклхаузом будет погашена. Ученые стояли во дворе, переминаясь с ноги на ногу, и ждали, когда Джоан принесет им сверток с пирогами, чтобы они могли перекусить в пути.
— Значит, это была мадам Полин, — задумчиво сказал Майкл, поглаживая рукой загривок лошади. — Она не любила сопровождать Роуз, а еще больше ненавидела верховую езду, доставлявшую ей массу неприятных ощущений, поэтому решила убить владельца поместья, чтобы он больше не вынуждал ее делать это.
— Да, я понимаю, звучит не очень правдоподобно, — согласился с ним Бартоломью. — Слишком слабый мотив для убийства.
— Возможно, для нормальных людей это странно, но мадам Полин относится к категории абсолютных эгоистов, готовых на любое преступление ради собственного комфорта и удовольствия. Она очень бы хотела, чтобы Хога и Джеймса повесили за убийство, которое сама спровоцировала. Ее вообще ничто и никто не интересует, кроме собственной персоны.
Бартоломью вспомнил, как старая монахиня добивалась своих целей.
— Значит, во время охоты она сбежала от Роуз, которая сама подкупила ее, чтобы та поспала в тени под деревом, и незаметно вернулась в дом. А там были юный Джеймс и Лимбери, считавший деньги. Она умело сыграла на любви Джеймса к отцу и запугала его тем, что Хог потеряет работу. А потом заверила, что все будет нормально, если Лимбери умрет. Чуть позже она уговорила Хога выкрасть последнее завещание Лимбери из дома Уильяма. Но почему она сделала это, брат? Неужели надеялась получить значительную долю его наследства?
— Когда я допрашивал ее, она призналась, что намеревалась подделать дополнение к завещанию в пользу приората. При этом она напомнила, что питается преимущественно хлебом и слишком мало ест мяса, а также хотела бы приобрести какие-то вещи на старости лет. Кроме того, она собиралась выжить из монастыря приорессу Кристиану, обвинив ее в некомпетентности, а себя предложить в качестве самой подходящей кандидатуры на этот пост. Я уже сказал, Мэтт, эта женщина все делает только ради себя и всячески потворствует своим капризам и желаниям.
— А Уильяма тоже она убила? Полагаю, сделала это, чтобы он не рассказал посторонним об истинном содержании последнего завещания Лимбери.
— Когда мы нашли это завещание в доме Хога, оказалось, что оно не такое уж противоречивое, как ожидалось. Конечно, львиную долю наследства он оставлял жене, а его друзьям Доулу, Уильяму и Эскилу причиталось по сорок марок. Не бог весть какое богатство, но вполне достойное подтверждение истинной дружбы.
— Но если Джоан умрет бездетной, все состояние должен унаследовать Эскил, — напомнил Бартоломью, тоже читавший завещание. — На том основании, что Уильям и Доул получили весьма доходные должности, а Эскил остался ни с чем. Джоан лучше поторопиться и родить сына, в противном случае через некоторое время нам придется расследовать еще одно убийство в Иклтоне.
— А приорат не получит практически ничего. Думаю, Лимбери посчитал десять марок, которые вручил Кристиане, вполне достаточным даром для монастыря.
— Но почему он отдал им деньги, принадлежавшие Майклхаузу? — спросил Бартоломью. — Это недостойно порядочного человека, а Лимбери, несомненно, порядочный человек.
— И здесь была замешана Полин. Она убедила его немедленно отдать деньги приорату, а потом написала письмо в Майклхауз. Конечно, она отрицала это, когда я задал ей вопрос, и почему-то не сказала правду.
Бартоломью щелкнул пальцами.
— Ну конечно же, она написала письмо! Сейчас это совершенно очевидно. Уильям был клириком Лимбери, но неоднократно заявлял, что не писал письмо в Майклхауз. Да и какой ему смысл врать? А поскольку Лимбери не умел читать, он и понятия не имел, о чем Полин рассказала нам в этом письме.
— Именно так, Мэтт. Кристиана сказала мне, что иногда Полин ведет запись отношений Лимбери с приоратом, когда рядом нет Доула или Уильяма. Мне также удалось посмотреть некоторые ее бумаги, когда она была заперта в келье Кристианы. Я нашел там ранние записи, которые, вне всяких сомнений, продиктовал ей Лимбери. На самом деле он велел ей вежливо попросить нас отложить выплату долга до сбора урожая. Причем обещал выплатить этот долг с процентами. Думаю, она самовольно исправила текст, чтобы досадить ему.
— Или, возможно, просто пыталась присвоить себе ту часть, которая должна была пойти на проценты, — предположил Бартоломью и пристально посмотрел на монаха. — А что ты собираешься сказать шерифу насчет Джеймса? В отличие от Полин парень не получал от этого никакой выгоды. Его повесят, хотя это будет крайне несправедливо.
— Ты же сказал, что он все равно скоро умрет.
Бартоломью грустно кивнул.
— Ты можешь рассказать епископу всю эту историю и попросить его поговорить с шерифом. Он не слишком расторопен, и ему понадобится несколько недель, чтобы составить соответствующее распоряжение. А к тому времени…
— Это хитроумное решение, Мэтт. Пожалуй, так я и сделаю.
Бартоломью спрыгнул с лошади.
— Пойду узнаю, почему так задержалась Джоан. Если мы не уедем сейчас, придется ехать в темноте, а это крайне неразумно, учитывая, что в твоей сумке лежит серебряная чаша. Было бы печально потерять ее после всего того, что нам пришлось пережить.
Он вошел в дом и обомлел, глядя на отполированный Хогом пол. Посреди комнаты лежала Джоан, а над ней возвышался Эскил с мечом Лимбери в обеих руках. Увидев вошедшего лекаря, Эскил швырнул клинок в домашний очаг. Меч ударился рукоятью о камень, резные собачьи головы на крестовине отлетели в сторону и покатились под скамью. И в сознании Бартоломью мелькнула мысль, как же теперь Уильям починит этот меч.
— Что вы делаете? — удивился он. — Где Роуз?
— Ушла на кухню, чтобы найти какую-нибудь тряпку и перевязать рану, — тихо сказал Эскил. — А Доул отправился за своей Библией.
Бартоломью осторожно приблизился к лежавшей на полу хозяйке дома. Джоан еще дышала, но жизнь уже покидала ее. Он услышал позади себя осторожные шаги Майкла.
— Я просила сэра Элиаса жениться на мне, — тихо прошептала Джоан, когда лекарь наклонился над ней. — Филипп оставил мне не так много денег, а мне нужен муж. Но я не хотела делать из этого тайну.
Бартоломью взял женщину за руку и увидел на рукаве кровь. Но это были уже давно засохшие пятна.
— Вы убили Уильяма? — спросил он и даже оторопел от такой догадки. — Я с самого начала говорил, что он боролся с убийцей и на одежде преступника должны сохраниться следы его крови.
Джоан стала тихо плакать.
— Я убила его за то, что он убил Филиппа. Вы с монахом не раз говорили, что у него были для этого веские причины. Но потом вы пришли к выводу, что это сделали Полин и Джеймс. И я сказала Элиасу о своей трагической ошибке…
— Вы сказали ему, что убили человека, которого он любил больше всего на свете, — прошептал Бартоломью. — И он не смог совладать с собой.
Но Джоан была уже мертва. Позади послышались тихие шаги, и в комнату вошла Роуз с кувшином воды и стопкой тряпок.
— Слишком поздно, — развел руками Бартоломью.
— Это не для нее, — сказала Роуз дрогнувшим голосом. — Это для сэра Элиаса. Ударив Джоан мечом, он имел неосторожность повернуться к ней спиной, и в это время она вонзила ему в спину маленький нож, который всегда носила на поясе. Солдат должен был знать об этом.
В этот момент Эскил рухнул на пол, и Бартоломью увидел большое пятно крови на его кожаной куртке.
— Я хочу сейчас только одного, — с трудом произнес рыцарь, отстраняя лекаря, пытавшегося осмотреть рану. — Я хочу жениться на сестре Роуз.
Бартоломью удивленно уставился на него, а Роуз чуть не упала от неожиданности.
— Почему?
— Потому что это единственный способ отомстить женщине, убившей моего лучшего друга, — прохрипел Эскил. — А вот и Доул! Он привел с собой Хога и приорессу Кристиану. Они будут свидетелями обряда.
Эскил слабо улыбнулся. Бартоломью увидел на его зубах кровь и понял, что рана очень серьезна и вряд ли он способен как-то помочь.
— Вы не имеете права делать это, — сказал Майкл, когда Доул стал быстро облачаться в ризу священника. — Эта церемония основана на лжи и обмане.
— Я дам Роуз пристанище, а ее ребенку — законное имя, — тихо возразил Эскил. — Джоан умерла бездетной, а в последнем завещании Лимбери указано, что при этих обстоятельствах я наследую всю ее собственность. В моем завещании, которое Доул уже составил от моего имени, говорится, что я оставлю все это моей жене. С вашего благословения Роуз будет и впредь арендовать это поместье у Майклхауза, а Хог останется ее бейлифом. Где же тут ложь и обман?
Майкл проигнорировал его вопрос.
— Вы не можете венчаться здесь — этот дом не церковь.
— Позже я попрошу у епископа специальное разрешение на этот брак, — ответил Доул. — Думаю, он не откажется удовлетворить последнее желание умирающего. А вы добрый человек, брат, и не посмеете остановить нас.
— Живее, Доул, — прошептал Эскил слабеющим голосом. — У меня уже темнеет в глазах.
Капеллан торопливо начал церемонию бракосочетания, искоса поглядывая на Эскила, дыхание которого становилось все чаще. По всему было видно, что кровь заполняет легкие. Когда все закончилось, Роуз громко заплакала и поцеловала его холодную руку.
— А сейчас я отпущу тебе все грехи, — добавил Доул осипшим от волнения голосом. — Но клянусь перед Богом, сожалею, что это случилось.
— Это я убил Куртене после битвы при Пуатье, — едва слышно выдохнул Эскил. — И сделал это не из желания завладеть его мечом, а потому что этот меч превратил его в труса. Я не хотел, чтобы он попал в руки Лимбери или достался по жребию кому-нибудь из нашей четверки. Я собирался бросить его в реку, но не успел…
— Ты не успел, потому что я предложил осмотреть вещи Куртене, когда мы обнаружили его тело, — с горечью сказал Доул. — Мне казалось, что доспехи и кошелек хоть как-то утешат членов его семьи и помогут им легче перенести это несчастье. Но Лимбери все-таки нашел этот меч и заявил, что семье покойника не понадобится такое замечательное оружие. Он так и не убедил нас, что поступает правильно. Мы совершили постыдную вещь.
— Лимбери и Уильям были убиты ударом в спину, — прошептал Эскил на последнем издыхании. — А сейчас этот клинок заставил рыцаря убить женщину. Это поистине проклятый меч.
Назад: I
Дальше: III