Глава II
ДЕЛА НЕ ВПОЛНЕ ОБЫЧНЫЕ, НО ЖИТЕЙСКИЕ, В ОБЩЕМ

Повесив китель на вычурный золоченый крючок справа от двери, придвинув поближе пепельницу, Сварог удобно устроился в кресле и задумчиво уставился на две папки, чувствуя себя пресловутым буридановым ослом — или там был баран? Он точно не помнил. Папки были примерно одинаковой толщины, стандартного канцелярского светло-коричневого цвета, отличались только эмблемами — Кабинета Канцлера и Кабинета Императрицы.

Чуть поразмыслив, Сварог решительно придвинул к себе первую. Он вовсе не считал, будто служба Канцлера работает лучше и квалифицированнее, чем «братская» контора Яны, — просто с сотрудниками личной разведки Яны он почти и не общался, а вот с людьми Канцлера встречался гораздо чаще, а потому они показались как-то ближе, словно старые добрые знакомые.

Сверху лежало послание (точнее, судя по некоторым признакам, копия такового) сильванской Агоры императрице. Агора сия была создана для обсуждения одного-единственного вопроса: нужно ли сильванцам участвовать в таларской Агоре?

Подавляющим большинством голосов (девяносто с чем-то процентов) было постановлено: участвовать не нужно. Мотивы такового решения излагались длинно и цветисто, со всеми надлежащими при обращении к ее величеству оборотами. В крайне дипломатических, вежливых и запутанных оборотах, если сбросить шелуху, излагалась нехитрая истина: сильванцы, всесторонне рассмотрев вопрос, вовсе не видят в сложившейся ситуации угрозу всей Империи и считают все происходящее исключительно внутренним делом таларских ларов, ни в малейшей степени не затрагивающим Сильвану.

Сварог подумал, что сильванцы, в принципе, совершенно правы. Их таларские дрязги ни в малейшей степени не затрагивали, им, называя вещи недипломатическими терминами, было совершенно наплевать на таларские дворцовые интриги. Ну что же, они всегда держались несколько особняком. К тому же столь пугавшее кое-кого на Таларе возможное повторение Вьюги для сильванцев было чем-то абстрактным, опять-таки не имевшим к ним никакого отношения. У них никакой Вьюги не было. В свое время, когда на Таларе началось Великое Возвращение, сильванцы к этому почину не примкнули. Остались в своих летающих манорах и дюжине городов. Правда, города эти были несколько необычными: платформы площадью в тысячи югеров, возвышавшиеся над землей на добрую лигу, на ажурных опорах из какого-то суперпрочного материала. Там располагались поместья, леса, даже небольшие горные хребты, текли реки. Сварогу пришло в голову, что в очень давние времена нашлась умная голова, отыскавшая некий компромисс — то есть удовлетворившая нужды тех, кому было неуютно в тесных, что ни говори, летающих манорах и хотелось простора. Не случайно, он давно узнал, на Сильване на порядок ниже число тех, кто отправляется развлекаться на землю. Правда, есть парочка авантюристов вроде герцога Орка, не вылезавших с земли, — но это оттого, что человеческая природа везде одинакова…

Далее, на пяти листах — список всех участников Агоры, самым что ни на есть демократическим путем избранных делегатов. Едва взяв первый лист, Сварог подметил одну странность: большинство фамилий напечатаны, как и положено в канцелярских документах, черным — но встречаются изображенные красным и зеленым. Он заглянул на последний лист, но не обнаружил там никаких пояснений: только красный кружочек с числом двадцать восемь, зеленый — двадцать пять, черный — двести сорок семь. Члены Агоры были распределены по какой-то неведомой ему системе. Ну конечно, доклад этот готовился не для него, а для Канцлера — а Канцлер, несомненно, и так прекрасно знал, при чем тут три разных цвета.

Оставлять этот ребус неразгаданным не хотелось. Сварог обратным концом стилоса повел сверху вниз по списку — высматривая вдобавок знакомые имена среди множества совершенно ему неизвестных. И в самом низу листа отыскал-таки: леди Мерилетта, графиня Дегро. Мать Каниллы. Ее имя было напечатано зеленым. А на середине второго листа, тем же цветом — имя гвардейского полковника, отца Родрика…

Тут уж от ребуса ничего и не осталось. Не требовалось изощрять ум, логика оказалась нехитрой. С матерью Каниллы он был хорошо знаком: она была сторонницей всех его земных предприятий и всегда вставала на его сторону, когда великосветские сплетники эти предприятия обсуждали, смаковали, сплетничали. Полковника он не знал, никогда не общались, но гвардеец прямо-таки гордился службой сына в девятом столе и ничего не имел против его частых отлучек на землю. Так что совсем нетрудно сделать вывод: зеленым отмечены те, кто на Агоре будет защищать Сварога от любых нападок. Ну, а красным, тут и к Грельфи не ходи, отмечены Свароговы противники. Явно речь идет об активных сторонниках и противниках. Остальных можно повернуть куда угодно, в зависимости от искусства ораторов. Это уже было, мой славный Арата… Тот же самый расклад, что сложился когда-то во французском Конвенте, революционном парламенте: Гора — небольшая часть активных, энергичных, точно знающих, чего они хотят, депутатов, и гораздо более многочисленное Болото — скопище бесцветных личностей без твердых политических убеждений, при надлежащей обработке примыкавшее к какой-либо из группировок. В английском парламенте примерно ту же роль играли «заднескамеечники» — безликая масса, по сигналу лидера фракции голосовавшая так, как нужно партии, одной из двух.

(Сварог не в первый раз дал себе слово — не допускать в своих королевствах никаких парламентов, а если заведется хотя бы намек на таковой, свистеть в два пальца конногвардейцам, дабы пресекли в зародыше.)

А вот дальше пошла конкретика… «Красные» предстали именно что активной, сплоченной, действующей силой. Сварог нашел среди них лишь трех знакомых, с которыми достаточно часто встречался в Келл Инире, — причем большей частью не на балах, а на всевозможных официальных мероприятиях. Об остальных узнал впервые в жизни: ну да, явно не светские хлыщи, не завсегдатаи придворных увеселений. И, скорее всего, большинство из них где-то служат, надо полагать, не рядовыми канцеляристами. Нельзя исключать, что кое-кто из них имеет отношение к спецслужбам: очень уж грамотно «активные штыки» конспирировались. Как явствовало из донесений, они никогда не обсуждали предстоящую атаку на новые порядки и Сварога персонально у себя в манорах — либо собирались на больших охотах, где агентурное наблюдение и подслушка, в общем, не ведутся, либо летали для встреч в Магистериум. Тамошние «высоколобые» (и это Сварог давно знал) оборудовали свою научную берлогу совершеннейшей системой защиты от «подслушек» и «подглядок». Очень, очень редко с помощью суперновейших достижений Техниона удавалось все же подслушать кое-что интересное — и всякий раз «высоколобые» быстро фиксировали вторжение и в темпе разрабатывали новые меры защиты.

Хорошо еще, что существует более эффективный в данных обстоятельствах, испытанный тысячелетиями метод: завербованные информаторы, выражаясь интеллигентно, стукачи. В силу своей малочисленности (около шестидесяти ларов и примерно столько же показавших способности к наукам антланцев) Магистериум просто физически не в состоянии был создать свою контрразведку, выявлявшую бы измену в рядах.

Стукачи, конечно, не подслушивали вульгарно у замочных скважин (каковых здесь и не было) — они при каждом удобном случае рассовывали где только удастся всевозможных «жучков», таких, что не обнаруживаются и с помощью хитрой аппаратуры Магистериума. Ну, и личными наблюдениями делились с кураторами — их ведь считали своими, почти ничего не скрывали, в разговорах не стеснялись. Благодаря трудам этих скромных, не стремившихся к известности тружеников незримого фронта и удалось собрать немало информации о планах заговорщиков, которые намеревались огласить на Агоре.

Планы, следует признать, мелочностью ни в малейшей степени не грешили. Отставка Канцлера, нескольких отнюдь не второстепенных министров, полудюжины генералов, немалого числа военных и гражданских чиновников рангом пониже. Обширные кадровые перестановки в намеченных к разгрому, перетряске и полному взятию под контроль министерствах и ведомствах. Отставка Сварога с постов начальника восьмого департамента и директора девятого стола — с полной ликвидацией означенного стола как «совершенно ненужной конторы, дублирующей уже существующие». Добровольное отречение Сварога (и, соответственно, Яны) от хелльсгадского трона. Разработка мер, позволивших бы взять под полный контроль Хелльстад. Добровольное отречение Сварога от всех его земных тронов и Главных Кресел. Внесение изменений в соответствующие законы: запрет ларам принимать земные дворянские титулы, вступать в брак на земле, неважно, с лариссами или жительницами земли, запрет жить на земле долее чем три недели в году. Ужесточить «Закон о запрещенной технике». Рекомендовать его высочеству Диамер-Сонирилу распустить Сословие Огненного Колеса и соответствующие учебные заведения. В перспективе запретить к использованию на земле самолеты, пароходы, железные дороги, какие бы то ни было паровые машины, а также любые приборы и устройства, работающие на электричестве.

Другими словами, опустить Талар до уровня Нериады или Сильваны — где в земных государствах до сих пор совершенно не в ходу ни пар, ни электричество, не говоря уж об авиации. Сварог подумал холодно и отстраненно: сумей Агора провести свой план (или большую его часть) в жизнь, его даже не обязательно убивать. Он попросту будет никому не опасен: всего-то очередной фаворит очередной императрицы, камергер двора, которых всегда было как собак нерезаных. Достаточно лишь принять надлежащие меры, чтобы ни он, ни Канцлер никогда больше не прорвались к рычагам власти, а меры таковые, верилось, эта шайка принять сумеет…

Завершающий абзац гласил: «Нет полной гарантии, что нам стали известны все планы „красных“. Не исключено, были встречи и беседы, которые нашей службе не удалось зафиксировать и записать. Думаю, это следует учитывать при разработке соответствующих мер».

Сварог не мог определить, какие чувства он испытывает, решительно не мог. Безусловно, не страх. Но даже и не злость. Что-то совершенно иное, чего прежде испытывать не приходилось никогда. За все эти годы, пришло ему в голову, ничего подобного не случалось. Бывали опасности, порой смертельные, возникали разнообразные угрозы, порой способные обернуться тяжелейшими последствиями для всей планеты — чего стоили Багряная Звезда или Токереты — но сейчас он мог потерять все, чего достиг, лишиться всего, всех намеченных свершений не в результате катаклизма или вторжения опаснейшего врага, а исключительно оттого, что кучка спесивых идиотов решила повернуть вспять слишком многое. И любое оружие бесполезно, любые верные гвардейские полки. Конечно, надежнейшим убежищем оставался Хелльстад, недоступный для любых усилий Империи, но запереться там опять-таки означало потерять все и всех, и на земле, и за облаками, стать узником огромной и комфортабельной тюремной камеры и бессильно наблюдать оттуда, как рушат все, чего он с таким трудом сумел добиться, разгоняют тех, из кого удалось все-таки, скажем без ложной скромности, сделать настоящих людей…

Ну что ж, остается поступать, как обычно, — не опускать рук. Пусть пока и совершенно непонятно, к чему их, поднятые в боевой стойке, приложить…

Не сумев подавить тяжкий вздох, он взялся за третью папку, врученную ему молодым человеком у входа в комнату. Молодой человек сказал еще: «Канцлер говорил, вы можете оставить ее себе. Если будете кого-то у себя с ней знакомить, выбирайте только тех, кому доверяете безоговорочно».

Стандартная обложка «канцелярского» цвета. На обложке — все штампы высшей степени секретности, какие только употребляются, и запись, выведенная каллиграфическим почерком опытного писца: «Составлено в трех экземплярах. Экземпляр номер три».

Ничего сложного: в бумаге издавна составлялись лишь самые секретные документы. Три экземпляра — конечно же, для Яны, Канцлера и Сварога. Две достаточно обширных аналитических записки, посвященных исключительно восьмому департаменту, — с копиями донесений и сводок. Судя по ним, агентура у Канцдера в восьмом департаменте была немаленькая, и многие сидели довольно высоко…

Первая записка — скрупулезное перечисление того, что от Сварога (и Элкона тоже) скрыли те, кто просто обязан был доложить об этом обоим немедленно. Сообщения о многочисленных встречах и беседах в манорах — где обсуждалось, как отстранить от власти Канцлера со Сварогом, — причем самые радикально настроенные предлагали не ограничиться отставкой, а организовать расставание обоих (и еще дюжины других сановников и военных) с нашей грешной землей (ну и, понятно, с грешными небесами тоже). Кто-то пугался столь далеко идущих планов, а кто-то относился к ним вполне спокойно. Во время одной из таких задушевных бесед у камина кто-то вполне резонно заметил: смерть Сварога (да и прочие) заставит Яну рассвирепеть не на шутку. На что последовал ответ: «При таком количестве принцев и принцесс крови эмоции императрицы не следует очень уж близко к сердцу принимать…»

Что стояло за этими словами, догадаться было нетрудно. Значит, были и такие, кто вполне хладнокровно рассчитывал списать со счетов и Яну (при одной мысли о том, что с ней может что-то случиться, Сварога охватило такое бешенство, что он не сразу и смог читать дальше).

Встречи, задушевные беседы, где многое называлось своими именами, предложения от самых радикальных до умеренных, но все до единого сводившиеся к одному и тому же: всех неугодных сместить, все реформы и в Империи, и на Таларе свернуть, вернуться к «заветам предков», жить-поживать по канонам тысячелетней ценности, не будоража умы — особенно молодежи — какими бы то ни было новшествами. Нашлись горячие головы, предлагавшие ликвидировать и Магистериум с Технионом — разумеется, после того, как «наши друзья из Магистериума окажут должное содействие». Ну, картина насквозь знакомая: дорвавшиеся до власти ниспровергатели прежнего режима (как бы он не именовался в разные времена и в разных мирах) очень быстро начинают резать друг друга, и к власти обязательно выходит в конце концов кто-то безжалостный и абсолютно неразборчивый в средствах, а все остальные (те, кто уцелел) сидят по углам смирнехонько, как мыши…

После прочтения этой записки не оставалось никаких сомнений: здесь самый настоящий, можно сказать, классический заговор, в котором Агора, в большинстве своем ни о чем не ведающая, служит лишь прикрытием. Неизвестный Сварогу автор записки (он не подписался) допускал, что в поле зрения попали далеко не все фигуры, кто-то (называлось несколько имен в качестве рабочей гипотезы) вел себя так, что остался незамеченным для людей Канцлера. Ничего удивительного, подумал Сварог, — до сих пор неизвестно, кто именно организовал убийства отца и матери Яны, нет даже предположений. Сварог был полностью согласен с автором записки в том, что ко всему причастны невыявленные до сих пор главари Черной Благодати — некоторое количество их, — Сварог и сам на основе кое-какой информации пришел к тем же выводам, — так и остаются неразоблаченными.

Все, абсолютно все, о чем шла речь, начальник третьего управления просто обязан был давным-давно доложить Сварогу — но он не сообщил ничего. Как и двое его подчиненных, начальники отделов, имевшие право в экстренных случаях обращаться непосредственно к Сварогу. Ни случайностью, ни идиотским совпадением, ни разгильдяйством этого объяснить нельзя. Этому есть одно-единственное объяснение…

Сварог с нешуточным удивлением узнал, что уже полтора месяца, оказывается, один из отделов восьмого департамента проводит операцию «Пещера» — примерно две сотни орбиталов-шпионов и два отдельных центра из семи старательно обследуют все известные Картографическому департаменту пещеры, заброшенные шахты и подземелья в поисках неведомо куда подевавшихся примерно шести тысяч навьев. Об этой операции опять-таки давным-давно должны были знать Сварог с Элконом — но оба понятия не имели о столь масштабном предприятии, для которого, кстати, просто необходима была их санкция…

Это вызывало новые вопросы. Для чего им понадобились навьи? Самое подходящее объяснение — в качестве главной ударной силы. Коли так, значит, и у заговорщиков есть кто-то, умеющий с навьями управляться, — не ищут же их исключительно ради научного интереса? Вопрос номер два, еще более важный: на что они, собственно говоря, рассчитывают? Должны понимать, что не удастся держать Сварога в неведении бесконечно. Даже если учесть, что и в секторе внутренних расследований засели заговорщики. Ответ напрашивается сам собой: они рассчитывают, что во время Агоры все и решится. Первыми на трибуну наверняка будут выпихнуты ни о чем не подозревающие болваны, не имеющие к заговору никакого отношения и озабоченные лишь сохранением «заветов предков». А тем временем другие будут действовать…

Одни и те же люди с завидным постоянством оказываются там, где в данный момент пребывают недоброжелатели и Сварога, и Канцлера, и любых реформ — высокие чиновники и иные армейские генералы (ни одного подозрительного контакта с чинами гвардии не зафиксировано — ну, ничего удивительного, здесь, как и в иные времена и на Земле, и на Таларе испокон веков существует известный антагонизм меж армией и гвардией, сплошь и рядом со стороны армейцев продиктованный примитивной завистью. Каковая, чтобы далеко не ходить, и в самое недавнее время вспыхнула за спиной маркиза Оклера после его стремительного возвышения по служебной лестнице).

Бог ты мой, кого тут только не было! Всякой твари по паре. Например, те, кто возненавидел Сварога из-за его отношений с Яной, те, кто страстно жаждал оказаться на его месте. В том числе и тот, кто стал первым мужчиной Яны, но быстро был ею вытолкнут в бессрочную ссылку на Сильвану. Кто-то завидовал, что в девятом столе служат не их чадушки. Кто-то завидовал высшим орденам Сварога, которых сам тщетно добивался, — при этом совершенно не принимал в расчет, за что эти ордена получены. Замешался вовсе уж экзотический персонаж — академик-историк, несказанно обозлившийся на Сварога за то, что деятельность Сварога в качестве земного короля, если точнее, кое-какие предпринятые по его приказу разыскания, напрочь перечеркивали два классических труда академика по земной истории…

Сварогу пришло в голову, что он, возможно, нашел объяснение той странной неделе, когда не то что по просьбе — по прямому распоряжению Канцлера — передвигался исключительно в сопровождении группы телохранителей, остававшихся снаружи лишь у границы Хелльстада и входа в девятый стол. Даже в Латеране они ни на шаг от него не отставали — к некоторому раздражению Баруты и гланцев, решивших, что король им по каким-то причинам не вполне доверяет.

Нельзя исключать, что в течение этой недели его должны были вульгарно прикончить при первом удобном случае, на земле ли, за облаками ли. Судя по высказываниям иных, решительнее всего настроенных заговорщиков, можно допустить и такое. Правда, он нисколечко не злился — не в первый раз его намеревались убить, дело житейское… Рассуждая с необходимым королям и главам спецслужб здоровым цинизмом, очень даже рациональный и крайне выгодный вариант. Гораздо безопаснее для дела послать пару-тройку убийц, нежели громоздить обширный заговор, при котором из-за многолюдства и немалого числа секретных совещаний всегда есть риск провалиться — что, собственно, и произошло трудами людей Канцлера (не исключено, заполучившего среди заговорщиков информаторов — в бумагах об этом не было ни слова, но Сварог хорошо знал Канцлера. Да и сам поступил бы так на его месте — узнав о заговоре, к заговорщикам всегда стараются внедрить своих людей либо заполучить информаторов, либо и то, и другое вместе, это азбука ремесла…). Ну вот, а потом планировавшееся убийство Сварога каким-то образом удалось загасить. В общем, нельзя исключать и такого варианта — тем более что другие соображения попросту не приходят на ум…

Вторая записка была гораздо короче, там, в сущности, просто-напросто перечислялись шестеро человек из восьмого департамента, как раз и скрывавших умышленно от Сварога и Элкона ту информацию, которую должны были доложить в первую очередь. Начальник третьего управления и пятеро начальников отделов в трех управлениях. Относительно четырех из них имелись веские основания думать, что они (включая начальника управления) связаны с заговорщиками. На остальных двух, согласно бытовавшей в свое время в некоем ведомстве формулировке, компрометирующих материалов не имелось. Правда, это могло означать и то, что они конспирировались лучше остальных, — ну нельзя же всерьез думать, будто они скрывали от Сварога важнейшие сведения исключительно из личной неприязни?

Что любопытно, нигде и ни разу не всплывало имя герцога Орка. Крайне походило на то, что в заговор его попросту не стали вовлекать. Аналитики Канцлера по этому поводу не высказывали никаких предположений и версий (по крайней мере, в ставших Сварогу известными материалах). Однако у Сварога были свои соображения. До сих пор нельзя исключать, что пропавшие неведомо куда шесть тысяч навьев принадлежат Орку (как те, что были в замке Мораг), что именно он их где-то укрыл, рассчитывая для каких-то своих целей использовать в подходящий момент. Что-что, а выжидать он умеет не хуже каталаунской рыси, способной в ожидании подходящей добычи сутками лежать неподвижно где-нибудь в кронах деревьев. Ну, а заговорщики, судя по тому, как активно они прочесывали все места, где навьи могут быть укрыты, хотели их использовать исключительно для себя, не связываясь с Орком, вряд ли согласившимся бы на подчиненную роль. В самом деле, располагая таким войском, и невыгодно, и где-то даже унизительно ходить в подручных, на третьих ролях… Особенно для столь амбициозного субъекта, как Орк (пусть даже в последние годы он свои амбиции изрядно поумерил — из-за Сварога, можно уточнить не без законной гордости).

Больше в папке ничего не было. Сварог не сомневался, что Канцлер давно предпринял какие-то конкретные меры, но не счел нужным поставить Сварога о них в известность. Быть может — до поры до времени. Вполне в стиле Канцлера — да и самого Сварога.

Закончив с бумагами, Сварог попытался разобраться в своих мыслях. Злости хватало с избытком — а вот стыда или чувства вины не было ни малейшего. В том, что у него под носом в восьмом департаменте завелся такой гадюшник, он не был, по его глубокому убеждению, виноват нисколечко. Для Гаудина восьмой департамент был главным делом жизни, а для Сварога — не более чем второстепенной обузой. Кое-какую ценную информацию он оттуда получал, но ее было очень уж мало. Гораздо больше сведений о земных делах поступало от Интагара и его коллег по ремеслу. Правда, Сварог, как выяснилось, уделял слишком мало внимания интригам ларов — но сути дела это не меняло. Он физически был не в состоянии уделять восьмому департаменту много времени. Хватало гораздо более важных дел — и в Империи, и на земле. Он прекрасно знал, что никогда не сможет контролировать восьмой департамент столь же плотно, как девятый стол и свои королевства, — о чем пару раз честно предупреждал и Яну, и Канцлера. Следовало ожидать, что сильная контора наподобие восьмого департамента при отсутствии твердой руки из-под контроля в значительной степени выйдет, и кто-то начнет вести свою игру, свою политику. И Яна, и Канцлер не видели ничего страшного в сложившейся ситуации и всякий раз уверяли Сварога, что их такое положение дел полностью устраивает. Как и Сварог, они попросту не допускали, что однажды возникнет заговор. Это даже хорошо, что они оставили Сварога на прежнем месте: уйди он в отставку, самой подходящей фигурой на его место, как о том впрямую говорилось, был бы как раз начальник третьего управления. Получилось бы только хуже…

Что ж, если подводить итоги… Какой-то план разгрома заговора Канцлер, несомненно, уже разработал, иначе и быть не может. Но все равно, следовало и самому на всякий случай продумать план небольшого тихого погромчика в восьмом департаменте. Сварог действовал бы отнюдь не вслепую: кое-какое представление о происходящих в департаменте процессах у него имелось. В любой конторе, будь то мощная спецслужба или совершенно мирное министерство сельского хозяйства, всегда присутствуют интриги и потаенная подковерная борьба меж многочисленными начальниками. Борьба, разумеется, не смертельная (хотя в иных случаях бывало), но продолжается неустанно и накала достигает нешуточного. Сварогу много интересного об этом рассказал Брагерт: после того, как его форменным образом выставили из департамента, обставив все в довольно унизительной форме, Брагерт, как любой на его месте, не на шутку обозлился на иных начальников и считал, что не обязан более держать язык за зубами, — сама собой улетучилась корпоративная солидарность, обычно требующая держать язык за зубами, порой даже перед собственным начальством. Да и теперь у него в департаменте остались старые добрые приятели — так что Сварог знал достаточно. К сожалению, и Брагерт с приятелями прохлопали заговор — ну что же, в конце концов, все они занимали невысокие посты, а то и были рядовыми оперативниками, так что винить их не стоит…

До прилета Марлока оставалось еще с полчаса, и Сварог, подумав, сотворил добрую чарку келимаса и ломоть вяленой кабанятины, каковые немедленно и употребил — благо никто ему этого не запрещал, он, строго говоря, всего-навсего пребывал с дружественным визитом у коллег по ремеслу, и никакая дисциплина его в данном случае не обязывала. Благо с документами он ознакомился вдумчиво.

Он как раз отправил в небытие пустую чарку (поборов соблазн заменить ее второй, полной) и дожевал кабанятину, когда мелодично закурлыкал один из его «портсигаров» — секретный канал, уже интересно…

С моментально возникшего экрана на него глянул старый добрый знакомый, лорд Тигернах, вот уже три года официально возглавлявший Мистериор (собственно, он и до того лет пять был неофициальным главой, поскольку глава официальный достиг возраста, когда порой вся медицина ларов не способна спасти от дряхлостей и некоторого распада личности, в просторечии — старческого маразма. Однако Мистериор был единственным имперским учреждением, где глава занимал свой пост пожизненно, наподобие императора).

На его лице не читалось ни малейшей тревоги, он выглядел совершенно спокойным — румяный, совершенно седой. Умный. (Впрочем, дураков среди магов, что на земле, что здесь, как-то не отмечено.)

— Рад вас видеть в добром здравии, лорд Сварог, — сказал он совершенно буднично. — Не найдется ли у вас минутки в ближайшее время посетить нашу скромную обитель? — и продолжал довольно напористо: — Это было бы крайне желательно, нам нужно поговорить…

Прикинув кое-что, Сварог сказал:

— Разве что часа через два… Вас устроит, мэтр?

— О, вполне. У меня будет к вам еще одна маленькая просьба. Пожалуйста, войдите в здание не через парадный вход, как обычно, а через боковую дверь. Обойдите манор справа, и вы сразу ее увидите, она там одна такая…

— Как вам будет угодно, — сказал Сварог.

Метр Тигернах смотрел лукаво, улыбался загадочно:

— Лорд Сварог, когда вы войдете, кое-что произойдет… Отнеситесь к этому спокойно. Это никоим образом не злоумышление против вас или кого бы то ни было. Всего-навсего наглядная иллюстрация одного нехитрого философского тезиса, заведенная еще моим предшественником. Я вам сразу же все объясню…

— Хорошо, я так и сделаю, — сказал Сварог.

— Вот и прекрасно. Буду вас ждать.

И он исчез с экрана. Оставив Сварога крайне заинтригованным: что это за таинственная «наглядная иллюстрация»? И почему мэтр с ним связывался по секретному каналу, полностью защищенному от любой подслушки? Сварог бывал в Мистериоре не раз, совершенно открыто и всегда предварительно он ли с Тигернахом, Тигернах ли с ним, но оба связывались меж собой по абсолютно открытому каналу, доступному всем и каждому, включая малых детишек, если только они уже умели пользоваться связью. Впервые объявились такие вот тайны мадридского двора — да еще боковая дверь, о существовании которой он и не подозревал прежде — всегда входил с парадного, никогда не обходил здание снаружи. Положительно, речь шла не о чем-то обыденном…

Вскоре появился Марлок, с первого взгляда видно, пребывавший в прекраснейшем расположении духа, оживленный, с улыбкой во весь рот. Зорко покосился на закрытые папки, сдвинутые Сварогом на угол стола:

— Вы закончили с делами?

— Совершенно, — сказал Сварог. — Вот уже с полчаса бездельничаю, жду вас.

— В таком случае… Вы ничего не имеете против этакого крохотного застолья?

— Совершенно ничего, — сказал Сварог. — С большим энтузиазмом отнесусь… если только мы не нарушим никаких здешних правил хорошего тона.

— Никаких, — заверил Марлок. — Это штатным сотрудникам сего ведомства вменена непременная трезвость на рабочем месте. А мы с вами — посторонние, мало того, немаленькие начальники, да и комната эта из категории «гостевых», где людям нашего ранга, не обремененным делами, опять-таки дозволено… Знаете, я не стал, тем более ради такого случая, пускать в ход стандартную магию. К чему нам пить и есть «стандартные образцы»?

Он снял с плеча объемистую кожаную сумку на манер каталаунских охотничьих ягдташей, выставил на стол бутылку из темного стекла с нарочито скромной этикеткой, даже не этикеткой, а красно-синей полосочкой без всяких рисунков или надписей. Вид этой бутыли сразу вернул Сварогу хорошее настроение: келимас солидной выдержки происхождением с острова Ройре, не нуждавшийся в красочных этикетках и ярких надписях, если применять меры покинутой Сварогом Земли — даже поболее литровочки. Расставляя большие прозрачные коробки с разнообразными закусками, блюдца и чарки, раскладывая ножи и вилки, профессор приговаривал:

— Слово чести, я вам несказанно благодарен, лорд Сварог, и за содействие в научном поиске, и за позволение осмотреть Вентордеран.

— Пустяки, — сказал Сварог. — Мне это ничего не стоило, а для науки, возможно, будет польза. У меня самого так толком и не дошли руки до Заводей. (Он чуть помрачнел, вспомнив две, до которых руки все же дошли однажды, особенно вторую, которую век бы не помнить…)

Это действительно ровным счетом ничего ему не стоило. Он просто-напросто позволил научной группе Марлока посетить одну из Заводей, числившуюся в каталоге под номером одиннадцать, предварительно обследовав ее с помощью сотни золотых Шмелей и убедившись в отсутствии опасностей как в лице каких-нибудь чудовищ, так и зловредной магии. Небольшенькая такая Заводь, размером с княжество Рут, и, в общем, довольно скучная: крохотная державочка на уровне развитий того же Рута, леса с живностью, крайне похожей на обычных оленей, белок, птиц и бурундуков (хищники, правда, имелись, но наподобие волков). Правда, в закатной части Заводи, по тамошним меркам, в жуткой глухомани, в лесу обнаружилось озеро, в коем обитали крайне интересные, ни на что знакомое не похожие создания, которые-то профессора и заинтересовали. Можно сказать, скучная провинция — даже Золотые Шмели вернулись гораздо раньше расчетного времени. Гораздо раньше.

Все было организовано отлично: у границы профессора и его людей (трех ученых и двух прихваченных на всякий случай спецназовцев девятого стола) встретил и доставил в замок Мяус, а в Заводь их отправил мэтр Лагефель, явно обрадовавшийся, что подвернулось хоть какое-то дело. Правда, Сварог не собирался доводить гостеприимство до полного абсурда: по замку гостей Мяус провел заранее продуманным маршрутом, создававшим впечатление одного-единственного глухого коридора (все выходившие в этот коридор боковые проходы были заперты силовыми полями, замаскированными под безобидные стены, гобелены и портьеры. В другом месте гости без труда раскусили бы эту хитрость, но в Хелльстаде эти их способности не действовали, как любые способности ларов, направленные вовне).

Марлок привычно наполнил вместительные чарки:

— Я бы предложил выпить за первый в нашей истории визит ученых в Заводь. Еще раз благодарю вас, лорд Сварог.

— Пустяки, — повторил Сварог. — И что же, есть какие-то интересные результаты? Что там с этими озерными тварюшками?

— Крайне любопытные тварюшки, крайне, — сказал Марлок. — Но дело не в них. Мы сделали гораздо более интересное и значимое открытие… из-за которого я буду просить вас, если надо, на коленях, разрешения послать туда гораздо большую группу с аппаратурой…

Сварог энергично поднял ладонь:

— Ну что вы, право, профессор? Какие колени… Хоть половину Техниона туда отправляйте. А что за открытие?

Марлок поднял на него глаза, пылавшие жарким пламенем научного познания:

— Лорд Сварог, в этой Заводи время течет иначе! В пятнадцать раз быстрее, чем во внешнем мире! Никогда прежде в нашем мире ничего подобного не наблюдалось!

— Действительно интересно, — сказал Сварог искренне.

И подумал, что в самом скором времени следует заняться Заводями всерьез. Благо от него самого не потребуется ни усилий (ну, разве что придется потратить часок), ни долгого времени. Всего-то навсего после соответствующего инструктажа запустить во все без исключения Заводи (включая и ту, где был замок Безумного Зодчего) эскадрильи Золотых Шмелей, а уж дальше они справятся сами. Поскольку, как наконец-то официально объявила Геральдическая Коллегия (без малейших к тому усилий Сварога), Заводи принадлежат юрисдикции страны, на территории которой находятся (равно как и Порталы наподобие того, из коего однажды нагрянули очаровательные пиратки царицы Грайне), следует наконец разобраться и с этим своим хозяйством, изучить его скрупулезно, как он в свое время поступил с Хелльстадом (правда, как впоследствии оказалось, при «ревизии» упустил из виду и пещеру Лотана, и обитателей Гун-Деми-Тенгри). Учитывая иные события, в каких-то из Заводей может вполне таиться если не угроза, то некая опасность для внешнего мира: иногда несерьезная, если вспомнить девчонок Грайне, а иногда, не исключено, серьезная крайне — вспоминая Безумного Зодчего. То, что Безумный Зодчий совершенно не стремился, казенно выражаясь, к экспансии во внешний мир, дела не меняет: Зодчий все разно оставался крайне мерзким созданием, просто не имевшим права на существование…

— И как же вы это обнаружили? — с любопытством спросил он. — У вас ведь не было нужной аппаратуры, насколько я помню. Только та, что нужна была для изучения озерных гварюшек…

— А никакой аппаратуры не понадобилось, — сказал Марлок. — Все открылось крайне прозаически. Мы рассчитывали пробыть в Заводи трое суток — и ровнехонько по истечении этого срока вернулись. Ваш мэтр Лагефель был несколько встревожен и спросил, не случилось ли чего-то серьезного, коли уж мы вернулись так быстро. Я удивился до крайности: почему быстро? Мы отработали трое суток, как и было намечено. Тогда Лагефель стал клясться и божиться, что в Хелльстаде прошло всего пять часов, что мы вернулись в пятнадцать раз быстрее, чем собирались. Какое-то время у нас шла вялая перепалка — я не верил, а он клялся, что все так и обстоит. В конце концов я подумал: а какой ему толк и какая польза нас обманывать? И распорядился провести нехитрый эксперимент. Оставил с Лагефелем четырех своих людей, а сам в сопровождении одного из ученых вернулся в Заводь и провел там ровно квадранс — мы немного прошлись по лесу, чтобы не видеть Двери. И мы, и оставшиеся тщательно засекали время. По нашим часам мы пробыли там квадранс. По часам оставшихся прошла минута. В пятнадцать раз меньше. Тут уже никаких сомнений не оставалось — время там и в самом деле течет в пятнадцать раз быстрее.

— Интересно… — задумчиво повторил Сварог. — Вот только решительно не представляю, к чему это открытие применить…

— То есть как?! — форменным образом взметнулся в кресле Марлок. — Впервые в истории мы сталкиваемся с разным течением времени в двух точках пространства. Это приведет… — Его глаза пылали своеобразным фанатизмом. — Я даже предсказать не могу, к чему это приведет, но не сомневаюсь — результаты, вполне возможно, будут прямо-таки эпохальными! Гигантский прорыв в науке! Вполне возможно, это позволит даже сдвинуть с места давным-давно упершийся в тупик проект «Алмазная стрела» — занимавшаяся им группа уже несколько лет как распущена, но нетрудно сослать ее вновь, а вся аппаратура хранится в лабораториях. Я туда отправлю аппаратуру, которая пригодна для данного случая… — Он чуточку помрачнел, сказал уже без прежней экспрессии: — Конечно, если вы разрешите, вы ведь полновластный хозяин не только Хелльстада, но и Заводей…

— Конечно же, разрешу, — сказал Сварог. — Грешно в таком вот случае вставать на пути науки. Мне и самому чертовски интересно, что из этого получится…

Обрадованный Марлок наполнил чарки, жахнул свою без тостов и чоканья и, разрумянившись, принялся описывать Сварогу все, что намерен в ближайшее время предпринять. Сварог понимал лишь одно слово из десятков двух, но вежливости ради притворялся, что слушает внимательно.

Однако мыслями был далеко — мысли двинулись совершенно в ином направлении. Конечно, интереснее некуда — время течет по-разному в двух точках пространства. Но сейчас гораздо больше волнуют другие заботы — даже не заботы, а нешуточная угроза: сложившемуся и за облаками, и на земле в последние годы новому порядку вещей, всем будущим планам, не исключено, и жизням его с Канцлером, и не только их одних, не исключено, и жизни Яны…

Выждав в горячих излияниях Марлока паузу (вызванную тем, что раскрасневшийся, как подросток перед первым в жизни свиданием с девочкой, махнул еще чарку и запихнул в рот немаленькую трубочку ветчины, начиненной белыми грибами с приправами), Сварог сказал дипломатическим тоном:

— Это все, конечно, крайне увлекательно, профессор, но, признаюсь по совести, меня гораздо больше волнует сейчас совсем другое… Агора, этот заговор… Уж вам-то Канцлер не мог не рассказать о нем…

Марлок уставился на него взглядом человека, внезапно вырванного из глубокого — и крайне увлекательного — сна:

— Что?! Ах да: Агора, заговор… Конечно, Канцлер мне говорил. И давал читать всякие бумаги… — Он досадливо поморщился: — Я все понимаю, заговор такого размаха — это печально. Но я уверен, что вы с Канцлером справитесь. Вы и не с таким справлялись. Я, со своей стороны… А что я могу сделать, собственно? Я совершенно не умею подавлять заговоры, так что в данном случае для вас полностью бесполезен. Канцлер попросил у меня кое-какую аппаратуру — мы в Технионе ее изготовили в кратчайшие сроки. Еще я употребил все свое влияние, чтобы не только в моей Золотой Сотне, но и в четырех других на Агору были выбраны люди, которые безусловно выступят на вашей стороне. Решительно не представляю, чем я еще могу быть полезен. А вот изучение Времени…

И он вновь стал сыпать научной абракадаброй высшего класса. Сначала Сварог даже рассердился на него чуточку, но потом остыл и подумал, что упрекать профессора не в чем. Он ученый чистейшей воды, не спецслужбист и не политик, а потому и не способен в должной степени осознать размах угрозы — и в противодействии ей совершенно бесполезен. А потому похож сейчас на малого ребенка, привыкшего, что есть большой и сильный папа, способный защитить от всего на свете, справиться со всем на свете. Несомненно, точно так же рассуждают и еще многие умные, дельные, но не имеющие ни малейшего отношения к играм спецслужб и закулисным придворным интригам люди: если они попадут на Агору, конечно, будут на стороне Сварога, но даже если узнают о заговоре, станут рассуждать в точности как Марлок сейчас: Сварог и Канцлер вытащат из любой опасности, они уже не раз это умение демонстрировали. И трех их упрекать за такой образ мыслей, Сварог на их месте рассуждал бы точно так же.

Одним словом, все обстоит, как в одном из его любимых в юности фантастических романов: экипаж угодившего в безвыходное положение космического корабля все же не падает духом, во всем полагаясь на своего капитана: Алексей столько раз вытаскивал из самых, казалось бы, безвыходных ситуаций…

А может быть, Алексей все-таки вытащит?