Глава 7
Первый блин. Не комом

То есть, конечно, не встали экипажи по боевому расписанию и не замерли в таком положении. На мальтийских футбольных полях порта Ла Валетты по-прежнему пинали ногами мячи команды крейсеров. Чуть дальше, на поле для гольфа, размахивали клюшками офицеры, продолжался «внутриэскадренный чемпионат» по боксу. Англичане придумали самый лучший способ отвлекать личный состав от «тягостей и лишений» службы, и от её нудности – спорт. Причём именно СПОРТ – в кают-компаниях была запрещена игра в карты как проводирующая на азарт. А вот всё остальное – запросто. Колчаку довелось даже понаблюдать поединок в стиле кендо: два довольно-таки пожилых офицера, капитаны первого ранга, надели японские доспехи и принялись мутузить друг друга бамбуковыми «мечами», причём на полном серьёзе.

К тому же хозяевами англичане оказались более чем радушными – Колчаку предоставили соседние с адмиралом апартаменты на «Инфлексибле», апартаменты более роскошные, чем были у Эссена на «Рюрике». Впрочем, когда Колчак обошёл и командные помещения, он убедился, что и английские матросы живут на своём корабле значительно более комфортно, чем их русские коллеги.

Причём офицерские помещения, вопреки многовековой традиции практически всех флотов, на английских линейных крейсерах располагались в носовой части корабля, а матросы жили в корме. По всей вероятности, это было сделано для того, чтобы командование кораблём как можно быстрее заняло свои боевые посты в случае тревоги.

И эта самая «тревога» не заставила себя долго ждать: судя по всему, Худ получил информацию, что «Гебен» готовится поднять якоря. Сначала в море ушла эскадра Трубриджа, потом к Мессинскому проливу проследовали «Глостер», «Даблин» и «Чатам». Экипажи линейных крейсеров стопроцентно вернулись на борт, и главные ударные силы Британии на Средиземном море находились в часовой готовности к выходу. Выходу на бой.

Первым прислал телеграмму об обнаружении противника Говард Келли, командир «Глостера»: «Наблюдаю дымы двух больших кораблей курсом на ост…» Далее координаты.

Из труб линейных крейсеров густо повалил дым, и эскадра Худа срочно покинула рейд Да Валетты.

– Адмирал Трубридж передаёт… – подскочил к Худу офицер связи.

– Благодарю, – кивнул молоденькому лейтенанту командующий Средиземноморской эскадрой. – Если будут ещё сообщения – немедленно сюда…

– Есть, сэр! – откозырял юноша и поскакал вниз по трапу.

– А вы оказались правы, сэр, – повернулся к Колчаку Худ. – Русские агенты не ошиблись – «Гебен» идёт строго на восток. И явно не в Каир.

– Возвращаю комплимент, – Колчак с трудом удержался от добавить шекспировское «друг Горацио». – Снимаю фуражку перед вашими агентами в Пола.

– Не понял, – нахмурился Худ.

– Извините – выразился по-русски. Выражаю своё уважение английским агентам в Поле. Так что передаёт адмирал Трубридж? Если не секрет, конечно.

– Не секрет. Обнаружил противника, готовится к вступлению в бой.

– Небезопасно.

– Война вообще предприятие, связанное с риском, – слегка удивлённо глянул на собеседника адмирал. – А по весу бортового залпа наши четыре броненосных крейсера не уступают «Гебену». А там и мы подойдём. Сушону уже не уйти.

– Не сомневаюсь, сэр, – поспешил согласиться Александр. – Но защищены корабли Трубиджа недостаточно надёжно против такого противника, немец может повыбивать их по очереди, и ваша победа окажется пирровой. Зачем Британии терять сотни жизней своих моряков, если можно обойтись без этого? Мы, как я понимаю, перехватим «Гебена» часа через два-три?

– Где-то так, – мрачно буркнул Худ.

– Так будет вполне достаточно времени, чтобы разделаться с ним. И тут помощь броненосных крейсеров будет очень и очень кстати…

– Сэр! – прервал беседу всё тот же молодой лейтенантик – От адмирала Трубриджа…

– Давайте!

Англичанин читал молча, но по лицу его читалось откровенное недовольство только что полученными новостями. Колчак не рискнул лишний раз демонстрировать своё любопытство, хоть таковое являлось отнюдь не праздным, но сэр Хорас не стал интриговать:

– Не могут угнаться. «Гебен» даёт не меньше двадцати двух узлов. Простите, я должен поговорить со своим штурманом.

– Ваши извинения совершенно излишни, сэр.

Когда Худ удалился по своим адмиральским делам, оставалось только разглядывать окружающее пространство, которое не радовало разнообразием. «Инфлексибл» продолжал двадцатиузлово пожирать пространство, ведя за собой систершипов: «Индомитебл» и «Индефатигебл», на траверзе флагмана держался «Уэймут», которого командующий Средиземноморской эскадрой прихватил с собой в качестве разведчика. И не зря прихватил – минут через десять после ухода адмирала с мостика Колчак увидел, что из труб лёгкого крейсера дым повалил поинтенсивнее, и тот, слегка склонившись к норду, стал удаляться от своих линейных собратьев. Ну да – оперативная разведка, она же ближняя разведка, тоже штука немаловажная.

И результаты не замедлили сказаться – минут через сорок разведчик донёс об обнаружении дымов, а потом морзянка его телеграмм принималась антеннами «Инфлексибла» практически без остановки: «Вижу два корабля, курс… скорость…», «Опознан неприятель, курс… скорость…», «Следую параллельным курсом на ост, скорость двадцать два узла…».

Ну, то есть всё – сражение состоится.

Вильгельм Антон Сушон не сразу понял, что здорово вляпался. Когда он увидел британские броненосные крейсера, нахально лёгшие на курс преследования, то никакого особого беспокойства не испытал – с ними «Гебен» легко справится. Ну ладно, не легко… Но достаточно легко уйдёт – благо, что механизмы после ремонта в Пола были в порядке. Не в идеальном, конечно, но двадцать четыре узла ненадолго германский линейный крейсер выдать способен.

– Уходим и помашем англичанам платочком с кормы? – поинтересовался у адмирала командир корабля Аккерман. – Или развернёмся и удовлетворим их желание подраться?

– Не будем дёргать тигра за усы, Рихард. Курс прежний. Наша первоочередная задача – дойти до Константинополя, вернее, Стамбула, ибо мы с тобой уже практически на службе у султана… Но их лёгкий крейсер скоро может зацепить «Бреслау», тогда придётся задерживаться, чтобы его прикрыть. Передай Кеттнеру, чтобы обгоняли и шли впереди, – под наши пушки этот наглый британец сунуться не посмеет.

А вот появление на носовых румбах «Уэймута» сильно подпортило настроение контр-адмиралу – не грибы собирать он сюда заявился… Ну да – ещё полчаса, и по курсу обозначились три дыма, причём сомневаться, кому они принадлежат, не приходилось – пожаловали именно те корабли, которых можно было опасаться в средиземноморских водах. И только их – от всех остальных «Гебен» или уходил играючи, или крушил противника своим главным калибром. Но не эту тройку… И не оторваться – не дадут. А намерения у сынов Альбиона явно более чем решительные – совершенно конкретно идут на перехват и постараются навязать бой.

– Аллярм? – в вопросе капитана цур-зее Аккермана вопросительные нотки лишь угадывались – он и так был уверен в ответе своего адмирала.

– Что ты спрашиваешь? Разумеется. И передать на «Бреслау»: «Самый полный вперёд!» Пусть нас не ждёт и идёт в Константинополь!

Фрегаттен-капитан Кеттнер прекрасно понял замысел своего адмирала, и лёгкий крейсер стал потихоньку отрываться от своего «старшего брата». Однако спокойно удрать «Бреслау» не дали, сначала за ним увязался «Уэймут», а потом к погоне присоединился и «Даблин». Перспективы для беглеца вырисовывались достаточно печальные – спасти его могло только невероятное везение. Но это было вторичным – главные события должны произойти здесь, в бою между линейными крейсерами…

– А они пока не стреляют, – напряжённо процедил Аккерман, не отрывая бинокля от глаз. – Может, обойдётся?

– Ну да, – скептически хмыкнул адмирал, – это они нам свежих сосисок привезли. Просто нет смысла открывать пристрелку на контркурсах. Сейчас сделают два поворота вдруг, лягут на параллельный и начнут. Идём в боевую рубку.

Сушон оказался совершенно прав – через четверть часа британские линейные крейсера, ведомые «Индефатигеблом», двигались с «Гебеном» в одном направлении, и на среднем блеснула первая вспышка пристрелочного выстрела. Снаряд был прекрасно различим в полёте, и немцы напряженно следили за его траекторией. Почти четыре центнера вздыбили море в полутора кабельтовых от борта. Недолёт. Достаточно серьёзный недолёт. Но это только начало: преимущество англичан в главном калибре было более чем двукратным – теоретически в бортовом залпе могли участвовать двадцать четыре ствола калибром в двенадцать дюймов. Реально – до двадцати. «Гебен» имел возможность отвечать из восьми или десяти одиннадцатидюймовок в зависимости от взаимного положения противников. Но выбирать не приходилось.

– Прикажи отвечать, – мрачно бросил Сушон капитану цур-зее.

Старший артиллерийский офицер линейного крейсера корветтен-капитан Книпсель немедленно по получении приказа отозвался на него выстрелом из носовой башни в головного британца. Затем загрохотали и остальные артустановки. Англичане не остались в долгу, вокруг германского флагмана один за другим вставали фонтаны от падения вражеских снарядов. Попаданий пока не было, но просто по закону больших чисел они должны были вот-вот последовать. Да и сама неопадающая стена воды неподалёку от борта не только нервировала немецких комендоров, но и здорово мешала им целиться во врага.

Избежать неизбежного не удалось, сначала один двенадцатидюймовый снаряд пробил броню противоминной батареи, и его взрыв вычеркнул из списка живущих два десятка немецких моряков. К тому же начавшийся пожар скользнул в погреба, но детонации снарядов и зарядов не последовало. Затем ещё один ударил в первую трубу. Его кинетической энергии хватило для того, чтобы пронизать её с одной стороны, но оказалось недостаточно для пробития противоположной стенки. Пришлось свалиться вниз, туда, где сходились дымопроводы из нескольких кочегарок, и там догоревший взрыватель заставил сдетонировать заряд. Тяга в топках почти мгновенно упала, дым повалил по палубам, а «Гебен» стал стремительно терять скорость.

На «Гебене» наблюдались ещё несколько попаданий: взрыв в районе кормовой рубки, на баке, на второй трубе…

– О Боже! Господа!! «Индефатигебл»!!! – вдруг крикнул командир флагмана капитан первого ранга Филлимор. – Смотрите!

Из головного линейного крейсера выбросило чёрным и жёлтым дымом. Здорово выбросило, где-то на стометровую высоту. Огромный корабль разломило пополам, и следующему вторым «Индомитеблу» пришлось принять вправо, чтобы не налететь на не успевшие затонуть останки ещё пару минут назад могучего исполина.

– Да уж! – мрачно, но спокойно бросил адмирал. – Победы вчистую не получится. Но теперь мы просто обязаны затоптать эту германскую жестянку в волны. Иначе пострадает честь Британии.

Но буквально через пару минут «справедливость восторжествовала». Хоть и очень частично – снаряд с «Инфлексибла» пробил барбет кормовой башни «Гебена», разорвался во время пробития брони и увлёк за собой в рабочее отделение докрасна раскалённые осколки и куски всё той же самой брони. Загорелись несколько главных и дополнительных зарядов в поданной трубе, это вызвало воспламенение зарядов в боевом отделении башни, в перегрузочном и в нижних подъёмниках. Огонь охватил шесть тонн пороха, который, тем не менее, не взорвался, а просто сгорел. Из двух кормовых башен поднялся столб яркого пламени высотой в дом. Море огня поглотило почти сто семьдесят человеческих жизней, но, благодаря мужеству трюмных матросов и старшин, которые голыми руками умудрились отдраить раскалённые штурвалы клапанов затопления погребов, взрыва удалось избежать. «Гебен» принял ещё шестьсот тонн забортной воды, но остался на плаву. Правда, скорость его упала до уже совершенно несерьёзных семнадцати узлов.

– А вот теперь мы поотстанем, – мстительно процедил сквозь зубы Худ. – Передайте на «Индомитебл»: «Меньше ход, держаться на правой раковине вражеского корабля».

– Чёрт! – на самом деле Колчак выразился менее цензурно, но, конечно, не вслух – англичанин собрался минимизировать риск утопления ещё одного британского линейного крейсера, оставить реально опасными для себя только две башни «Гебена» из трёх уцелевших, но он ведь в этом случае и сам теряет возможность обстреливать врага из двенадцатидюймовок правого борта. Да и из кормовой «Инфлексибла», пожалуй.

Но десять стволов против четырёх – преимущество более чем солидное, и немцу попадало все сильнее и сильнее, к тому же подтянулись броненосные крейсера Трубриджа, а это ещё более трёх тонн металла и взрывчатки в бортовом залпе. По три залпа в минуту. Тем более, что попадания распределялись не равномерно по корпусу немецкого линейного крейсера – все они приходились на его кормовую часть. Впрочем, Трубридж скоро осмелел и стал со своими крейсерами выходить вперёд – благо, что замолчала башня «Гебена», ранее им отвечавшая. Худ тоже почувствовал уверенность в успехе и прибавил скорость, чтобы ввести в действие уже все имеющиеся пушки главного калибра.

Три тонны снарядов, летящих с одного борта, шесть тонн с другого… Даже при двух процентах реальных попаданий это много. Сначала, одна за другой, замолчали бортовые башни немецкого линейного крейсера, потом заткнулась и баковая, что, впрочем, было уже не важно – «Гебен» тонул. Тонул, погружаясь кормой и задирая таран над волнами.

От «Даблина» и «Уэймута» тоже пришли хорошие новости – «Бреслау» настигнут и потоплен. Вернее – выбросился на берег и горит, но, главное, уничтожен как боевая единица.

Английские крейсера подгребли поближе к месту гибели «Гебена» и стали спускать шлюпки, катера и вообще всё маломерное, что могло помочь спасти из пучины хоть сколько-то жизней своих недавних врагов, тех, кто ещё несколько минут назад старался их убить. Изо всех сил старался. Но веками военные моряки спасали из волн своих поверженных противников, и да не оскотинятся они никогда до такого состояния, чтобы не протянуть руку помощи тонущему врагу. ОН – ВОИН. Он до конца выполнил долг перед своей Родиной.

Удалось вытащить из достаточно тёплых вод августовского Средиземного моря около четырёх сотен германских матросов и офицеров, это только с «Гебена» – «Бреслау», как уже было сказано, выбросился на греческий берег.

– Разрешите поздравить флот Великобритании с победой! – попытался сделать комплимент адмиралу Колчак.

– Благодарю, сэр, – не очень-то радостно буркнул в ответ англичанин. – Только что-то я не испытываю особенного ликования: имея подавляющее преимущество, мы ценой серьёзных потерь еле-еле смогли утопить вражеские корабли.

– Вы одержали стратегическую победу, – не согласился каперанг. – Победу, которая весьма серьёзно должна сказаться на судьбе начавшейся войны. И этого не переоценить.

А неожиданно быстрая гибель «Индефатиге-бла» – это тоже весьма важная и ценная для вас информация, не так ли?

– Пожалуй, вы правы. Что-то не так с нашими чёртовыми крейсерами, если они взрываются от пары-тройки попаданий.

– Ну почему же – суда очень даже неплохие, просто, как выяснилось, не стоит их использовать в бою с линейными кораблями немцев. А вот как средство уничтожения лёгких сил противника вплоть до броненосных крейсеров – почти идеальны.

На самом деле Колчаку сейчас меньше всего хотелось общаться на предмет военно-морских тактики и стратегии. Требовалась разрядка после боя. Хотя бы в виде бутылки виски или коньяка. И нейтральный разговор. О бабах, например.

Ведь уже достаточно чётко проявилось в сознании, что живы они с Худом практически благодаря ошибке штурмана, – выйди линейные крейсера не на встречный курс «Гебена», а на траверз или вдогон – головным в кильватере был бы «Инфлексибл», как и положено флагманскому кораблю. И именно он получил бы те самые роковые снаряды, именно он бы взорвался… С околонулевыми шансами выжить для тех, кто находился на его борту.

– Сээр! – английский адмирал разве что не щёлкал пальцами перед лицом Колчака. – С вами всё в порядке?

– Да, благодарю. Задумался… – вернулся в реальный мир Александр Васильевич.

– Тогда приглашаю вас на кофе. С коньяком, если не возражаете.

– Почему бы и не выпить с приятным собеседником, – улыбнулся русский моряк. – Тем более после боя. К тому же перед скорым расставанием.

– Собираетесь обратно в Россию? – удивлённо приподнял бровь Худ. – Жаль. Мы ведь с вами сработались неплохо. Лично мне очень бы хотелось, чтобы именно вы оставались офицером связи между нашими флотами.

– Благодарю за лестную оценку моей деятельности здесь, у вас, – обозначил поклон Колчак, – но всё-таки считаю, что принесу больше пользы своей стране на Балтике, на мостиках русских кораблей, идущих в бой с врагом.

– Понимаю, что ничего плохого в адрес Британии вы сказать не хотели, – улыбнулся адмирал, – но осмелюсь напомнить, что ещё полчаса назад вы тоже были в бою. В очень рискованном бою. Рядом с английскими моряками.

– Я ни в коем случае не имел в виду что-то обидное…

– Да я понимаю. Идёмте уже выпьем, сэр! – весело посмотрел на собеседника Худ. – В самом деле, уже пора снять нервное напряжение сегодняшнего дня парой глотков старого доброго коньяка.

Дожидаться подходящей оказии не пришлось – Британское адмиралтейство отзывало линейные крейсера со Средиземного моря в метрополию. Да и броненосные тоже.

Так что через две недели снова Лондон. Награждение крестом «За выдающиеся заслуги» и добрые вести с Балтики от морского атташе: история проявила свою инерцию, и произошедшее пока не очень серьёзно поменяло её путь: «Магдебург» всё-таки выскочил на камни острова Одесхольм – выскочил, голубчик. Так что с этим всё в порядке – немецкие коды будут известны флотам Антанты. Ближайшая тема – «Жемчуг». Надо надеяться, что Эссен после последних событий прочувствует ситуацию, напряжёт на эту тему Григоровича, а тот наваляет таких телеграмм командиру крейсера барону Черкасову, что тот и ночевать станет только на мостике, а не сбегать на берег в каждом порту. И «Эмден» получит в Пенанге или где-то там ещё полновесный бортовой залп ещё до попытки атаковать, а его торпеды запутаются в сетях…

Поэтому скорее домой! Добрался за несколько дней: сначала пароходом из Лондона в Гуль, потом из Гуля в Берген. Дальше решил, что лучше по сухопутью. Через Хапаранду и Торнео. В Торнео пришлось ждать несколько часов, поэтому имелось время осмотреть грузы, которые прибыли из Соединённых Штатов и готовились к отправке в Россию. Здесь были машины и машинные части, заказанные ещё до войны для строившихся на Балтике кораблей, взрывчатые вещества и многое другое.

Ещё пара дней, и снова борт «Рюрика», снова пред грозные очи командующего Балтфлотом… Впрочем, не такие уж и грозные теперь. Всё предсказанное подтвердилось, и Эссен стал относиться с ещё большим доверием к своему «флажку». К тому же настоятельная рекомендация использовать свои подлодки не как средство обороны, а в качестве «охотников» тоже дала блестящие результаты – «Акула» старшего лейтенанта Гудима взорвала торпедой немецкий броненосный крейсер «Принц Генрих». У немецких же берегов взорвала.

Об этом славном деле Колчак узнал уже на борту флагмана, благо, что прибыл аккурат к началу совещания штаба командующего флотом. Кроме собственно Эссена, в адмиральском салоне находился начальник штаба контр-адмирал Кербер, который, надо сказать, слегка недолюбливал Александра за его привычку обращаться к Николаю Оттовичу непосредственно, минуя его ближайшего помощника и заместителя. Дымил сигарой в кресле начальник службы связи контр-адмирал Непенин. Из штаб и обер-офицеров присутствовали каперанг Тимирёв, с женой которого в прошло-будущей жизни у Колчака и случился тот самый роман, флагарт кавторанг Свиньин, минёр барон Мирбах, лейтенанты Довконт и Комелов.

– С благополучным прибытием в Россию, Александр Васильевич! – поднялся навстречу зашедшему Колчаку командующий флотом. – От души поздравляю вас с успешным выполнением своей миссии и заслуженной наградой.

– Благодарю, ваше превосходительство. Каждый из нас выполняет свой долг перед Родиной, как может. К тому же и вы примите мои поздравления: война идёт меньше месяца, а немцы уже потеряли на Балтике два крейсера. На мой взгляд – блестящий результат.

– Ну, информацию Гудима ещё должна подтвердить разведка, – хмыкнул Эссен. – Не мне вам объяснять, как часто на войне желаемое выдают за действительное. Причем, искренне веря в то, что говорят.

– Проверим, – буркнул из кресла Непенин (служба связи на самом деле была в том числе и разведкой-контрразведкой флота). – Уже проверяем. Меня, кстати, удивляет, как с «Акулы» в перископ отличили «Принц Генрих», это или какая-нибудь «Виктория Луиза»…

В дверь постучали.

– Разрешите, ваше превосходительство? – зашёл флагманский штурман, старший лейтенант Сполатбог.

– Только вас и ждали, Александр Николаевич, присаживайтесь… Итак, господа, нам нужно обсудить выставление новых минных заграждений у вражеских берегов… Да! Александр Васильевич, прошу вас ознакомиться: две из шести вами рекомендованных минных банок уже наличествуют, – Эссен передвинул карту своему флаг-капитану.

– Благодарю!..

Обсуждение новой операции по выставлению мин в Данцигской бухте, об операциях крейсеров, выборе места действия субмарин у вражеских берегов и тому подобное… Совещание в штабе длилось около трёх часов, после чего командующий отпустил всех присутствующих, кроме Колчака.

Это, впрочем, не вызвало никакого удивления у остальных – понятно, что у Эссена имелось немало вопросов к своему только что прибывшему с Гранд Флита флаг-капитану.

– Да уж, – задумчиво промолвил адмирал, когда они с Колчаком остались одни, – признаться, Александр Васильевич, у меня никак не получалось верить вам до конца, но последние события…

Колчак терпеливо ждал, не перебивая командующего.

– Чувствую себя доктором Фаустом…

– Совершенно напрасно, Николай Оттович, – осмелился улыбнуться каперанг. – Ничего взамен той информации, которую смогу предоставить, у вас не попрошу. Желаю только победы России в этой войне. А вы достаточно мудрый человек, чтобы понять, что уж чего-чего, а вреда она империи не принесёт.

– Да понимаю я, – махнул рукой Эссен. – Присядьте!

– Вот бумаги, которые я вам должен передать из Англии: письмо Первого лорда Адмиралтейства Морскому министру, его же письмо вам, мой отчёт о поездке…

– Спасибо, я потом посмотрю. Но в первую очередь хотелось бы ваших впечатлений о бое с «Гебеном». Об англичанах, о немцах, о кораблях, о людях… Ну, вы понимаете.

– Понимаю, конечно. Ну что сказать: в целом, прекрасные моряки и те, и другие. Стреляют германцы получше наших английских друзей, защищены их суда значительно лучше, но британцы почти всегда смогут выставить в сражении свои «два киля против одного», а то и более. И тут считать пушки, дюймы калибра и брони – совершенно неблагодарное занятие, это вряд ли поможет предсказать результат столкновения между отрядами. Одно могу сказать точно: линейные крейсера у колбасников лучше, чем у британцев, – ну слишком тонкая броневая «шкурка» у английских «кошек».

– Это да…

– Да и у наших пока ещё даже не вошедших в строй дредноутов типа «Севастополь» – тоже. Это идеальные корабли для боя с эскадрой Того десять лет назад. Но сейчас они так же поражаемы в бою с немецкими современными линкорами, как несчастный «Индефатигебл».

– Это давно известно – на «Чесму» врезали кусок от этих новых линкоров и обстреливали… Результат – не новость. И что теперь? Ничего ведь не изменить – не пришлёпать дополнительную броню на борта кораблей, которые ещё даже не вошли в строй. Просто стараться не подставлять их под огонь полноценных германских линкоров на соответствующих дистанциях. Пушки на них великолепные, скорость чуть не дотягивает до линейных крейсеров. Вот от этого и плясать. В качестве «убийц додредноутов» они превосходны. Впрочем, это дела дней грядущих, а что вы планируете в ближайшее время, кроме тех операций, которые мы обсудили сегодня?

– А я как советчик практически кончился, Николай Оттович, увы, – состроил скорбную физиономию Александр. – Моё вмешательство настолько серьёзно изменило ход истории, что ничего предсказать более не берусь. Во всяком случае, тактически…

– Нет уж! – прервал своего флаг-капитана Эссен. – Взялись уже за гуж… Вы мне нужны. И России нужны. Убедили, чёрт побери! Более чем…

– А что с армией Самсонова? – посмел поинтересоваться Александр.

– Окружена и разгромлена, – потупился комфлота. – А что я мог сделать? Кто будет слушать моряка в таких вопросах?..

– Николай Оттович, не нервничайте, пожалуйста! – поспешил успокоить, вернее, попытаться успокоить своего непосредственного начальника Колчак. – В том, что произошло, нет вашей вины ни на йоту. Сухопутные нас не любят, в грош не ставят. Это с прошлой войны ещё. Мы попытались помочь – помощь не была принята. Чего себя казнить? А дополнительный корпус с Кавказа мы армии подарили, правда?

– Да ладно… Что нам делать предлагаете?

– А именно то, что и наметили, – активные минные заграждения, крейсерские операции и, опять же, действия наших подводных лодок у вражеских берегов. Агрессивные действия.

– Всё бы хорошо, Александр Васильевич, – усмехнулся Эссен, – но действительно активно и агрессивно у немецкого берега может действовать только одна лодка – всё та же «Акула». Остальные – подлодки береговой обороны. Они не могут уходить в длительное плавание, тем более, что в непосредственной близости от вражеских портов нужно будет почти постоянно находиться в подводном положении.

– Ещё четыре типа «Кайман»… Базируясь на Либаву…

– Вы знаете, какое время требуется нашим «аллигаторам» на погружение? – вскинулся адмирал. – Пять минут!

– Знаю. Опасно. Но за пять минут с горизонта не добежать самому быстрому миноносцу. Разрешите выйти с одной из этих лодок?

– Не разрешаю! Но вот отправиться в Либаву и проинструктировать самым тщательным образом командира субмарины, которая уйдёт к немецким берегам, приказываю. А там – посмотрим.

– Есть!

– С семьёй пока увидеться не придётся, извините. Напишите им – доставим. Передавайте поклон и мои извинения Софье Фёдоровне.

– Благодарю, Николай Оттович, непременно. Когда отходит мой поезд?

– Вы с ума сошли? – чуть ли не рассмеялся Эссен. – Думаете, я помню расписание? Отправляйтесь на ближайшем. Ну, в смысле, после того, как будете готовы. Вы готовы?

– Собираться нет необходимости, инструкции командиру лодки обдумаю в пути, так что готов отправиться немедленно.

– Вот и славно. В добрый путь!

Поезд на Либаву отходил через шесть часов, так что имелось предостаточно времени, чтобы и «отдышаться», и со вкусом пообедать в Ревельском привокзальном ресторане – в первые дни войны кормили там ещё вполне прилично.

* * *

Нельзя сказать, что Либава встретила ароматом цветущих лип – не сезон, отцвели уже эти деревья, являющиеся символом города. В «Порт Александра Третьего» Колчак отправился, разумеется, на извозчике. На плавбазу местных подлодок.

Подводная лодка того времени была самым наипоганейшим из боевых кораблей в плане условий обитаемости экипажа – ни поспать тебе нормально, ни пожрать, всё внутреннее пространство отдано выполнению главной цели. Подкрасться под водой и атаковать врага. А автономность данных судёнышек просто не позволяла надолго отрываться от своих баз. Ну а сутки-трое вполне можно пережить на консервах. О горячей пище, за исключением чая, для приготовления которого имеется электроплита… Нет – электроплитка…

Терпи, подводник!

Поэтому в своём порту моряки подплава обитали на борту «матки». Какого-нибудь уже не очень нужного, но достаточно комфортного в плане проживания корабля.

Колчак устроился на плавбазе «Хабаровск», недавно пришедшей из Балтийского портавместе со вторым дивизионом подлодок И немедленно попросил вызвать к себе командира «Каймана». Ждать пришлось недолго, уже через полчаса в дверь каюты постучали.

– Войдите!

– Здравия желаю, господин капитан первого ранга! – зашёл ещё достаточно молодой, лет тридцати, офицер. – Старший лейтенант Станюкович прибыл по вашему приказу!

– Здравствуйте! – Колчак встал и протянул старлею руку. – Меня зовут Александр Васильевич.

– Кирилл Константинович.

Станюкович? Константинович? Немедленно вспомнились «Максимка», «Вокруг света на «Коршуне»» и прочее.

– Простите, а вы случаем не…

– Нет, нет, – разулыбался подводник, не в первый раз уже его фамилия и отчество в сочетании вызывали подобные вопросы при знакомстве. – Моего отца зовут Константином Ивановичем, а знаменитый Константин Михайлович наш дальний родственник.

– Понятно, присаживайтесь, пожалуйста! – флаг-капитан развернул на столе карту. – Вам, с вашим «Кайманом», предстоит завтра поход к германскому побережью.

– Есть!

– Подождите! Сначала посмотрите на зону ваших действий: здесь и здесь, – палец Колчака чуть ли не ковырнул бумагу, – два наиболее вероятных направления, где корабли противника могут встретиться. Видите приближающийся дым – немедленно под воду, разглядели после этого через перископ немецкий флаг – торпеду в борт, если это, конечно, не пассажирское судно. Хотя вряд ли колбасники после начала войны перевозят по морю что-нибудь, кроме грузов и войск.

После десяти минут, занятых разбором вариантов действия лодки в различных ситуациях, старший лейтенант оторвался от карт и блокнота:

– Понял вас, Александр Васильевич. Когда прикажете выйти в указанный квадрат?

– Завтра. Но «квадрат», как понимаете, понятие в данном случае отнюдь не геометрическое. Вот карта наших минных заграждений – не наткнитесь. Удачи вам, Кирилл Константинович!

– Благодарю! Разрешите идти?

– Ступайте. И да поможет вам Бог!

Когда подлодка идёт в надводном положении и от горизонта до горизонта ни дымка, на палубе максимум экипажа – ну уж очень тяжко находиться в недрах корабля всё время боевого патрулирования. Тем более, что гальюна на субмаринах данного типа не предусмотрено. А организм своего требует…

Мичман Кнорринг и сигнальщик Скороходов обозревали горизонт в бинокли, ну и на небо поглядывали – не появится ли какой-нибудь «цеппелин», который способен разглядеть в такую погоду лодку даже под водой. Пока всё чисто…

– Дым на правом крамболе! – вдруг выкрикнул сигнальщик и даже вытянул руку в указанном направлении.

На горизонте действительно обозначился дымок.

– Командира наверх! – немедленно отреагировал мичман. – Всем вниз! Боевая тревога!

К моменту, когда командир поднялся на мостик, в бинокль можно было различить уже три приближающихся дыма.

– Ну вот, Андрей Арнольдович, кажется, не зря мы тут болтались, – сосредоточенно проговорил Станюкович, опуская свой «Цейс». – Немцы. Спускайтесь, а я пока задержусь здесь. Погрузиться до позиционного.

Теперь над волнами возвышалась только рубка «Каймана», и старший лейтенант оставался наверху в одиночестве. Шли минуты, и уже можно было различить, что приближаются два крейсера и два миноносца. Пора уже прятаться под воду и разглядывать противника через перископ.

– Ныряем! – спустился в душное нутро субмарины командир. – Один трёхтрубный крейсер типа «Аугсбург», один двухтрубный типа «Газелле» и два эсминца.

– Каким курсом идут? – не преминул поинтересоваться Кнорринг.

– Да практически на нас. Скоро разберёмся, куда отойти, чтобы занять позицию. Приготовить носовые! Ход – пять узлов.

– Есть!

Через несколько минут рубка подлодки скрылась под волнами, и по поверхности моря скользил только шлейф от трубы перископа. Благо, что погода была достаточно свежей, и волнение до некоторой степени маскировало режущую воду оптику.

– Вправо на двадцать градусов по компасу! – не отрывая лица от каучука визира, сосредоточенно командовал Станюкович. – Дьявол! Какая же у них скорость? Ни черта не понять. Десять узлов? Двенадцать? Пятнадцать?

Силуэты германских крейсеров приближались всё стремительнее и стремительнее, было понятно, что головной трёхтрубный под торпедный выстрел уже не попадает. Ну что же – придётся удовлетвориться вторым…

– Первый аппарат, тоовьсь! Пли!

– Вытттля!

«Каймана» ощутимо встряхнуло.

– Второй, тоовьсь! Пли!

– Вышла вторая!

– Опустить перископ! Поворот восемь румбов влево! Восемь узлов!

Теперь – удирать! Сейчас вражеские корабли, которые наверняка заметили пузырчатые следы торпед, начнут обкладывать ныряющими снарядами весь предполагаемый район нахождения лодки. Теперь – ждать! Ждать и надеяться, что две тысячи рублей, вложенных в производство этих самых торпед, не просто пробуравят толщу воды, а сделают то, ради чего были созданы, – попадут в борт вражеского корабля и отправят его на дно. Хотя бы на длительный ремонт…

– Две минуты, Кирилл Константинович… – невесело посмотрел на своего командира Кнорринг.

– Значит, промазали…

«Каймана» встряхнуло, а потом на его борту услышали и грохот далёкого взрыва, который через пару секунд повторился ГРОХОТОМ и мощнейшей встряской подводной лодки.

Командир минного заградителя «Альбатрос», который своим силуэтом действительно очень походил на крейсера типа «Газелле», был здорово ошарашен, когда сигнальщики закричали о приближающейся торпеде, но решение принял верное, и корабль достаточно грамотно лёг на курс, который позволял уклониться от атаки. Но вот когда нарисовалась и вторая, деваться стало просто некуда. Одна из двух тысяч рублей, собранных Российской империей со своих налогоплательщиков, не пропала зря: сто килограммов взрывчатки были доставлены к борту вражеского корабля. Рвануло. А «Альбатрос» нес в своих трюмах сто пятьдесят мин для их установки перед Либавой. Ещё полтора десятка тонн тротила мгновенно превратились в стремительно расширяющиеся газы. Минзаг разорвало почти на атомы. Не спасся никто…

Один из двух немецких минных заградителей специальной постройки приказал долго жить – весьма серьёзная потеря. И принц Генрих, командующий силами германского флота на Балтийском море, и гросс-адмирал Тирпиц лучше предпочли бы потерять крейсер, чем этот невзрачный кораблик. Да и вообще потери на Балтике становились пугающими: «Магдебург», «Принц Генрих», «Альбатрос»… А ведь война только началась…

Причём и на этом неприятности для Флота открытого моря не закончились: не прошло и недели, как броненосный крейсер «Принц Адальберт» проехал пузом по мине из заграждения, поставленного в Данцигской бухте русскими миноносцами. Сначала немецкие моряки даже не поняли, что произошло, – корабль лишь слегка вздрогнул, некоторые на борту даже подумали, что он таранил подводную лодку, но донесения о том, что вода затапливает различные отсеки, восприняли уже как информацию об атаке подводной лодки. Капитан цур-зее Михельсон приказал повернуть и уходить полным ходом на запад… Ни к чему хорошему подобные пляски на минах привести не могли, и скоро последовал ещё один взрыв. «Принц Адальберт» накренился на правый борт и здорово сел кормой. Вода затапливала один отсек за другим, и вскоре крейсер перевернулся и затонул. Правда, эсминцам и шлюпкам с лёгкого крейсера «Любек» удалось спасти большую часть команды.

Кроме того, в начале сентября и англичане устроили «крейсерскую резню» в Гельголандской бухте. В результате Хохзеефлотте лишился ещё четырёх вымпелов: «Ариадне», «Фрауэнлоб», «Кёльн» и «Штутгарт», а британская подлодка «Е-9» у берегов Дании пустила на дно «Хелу» – крейсерок маленький и слабенький, но, тем не менее, ещё «минус один».

Командующий Флотом открытого моря адмирал Ингеноль распорядился перевести на Балтийское море Четвёртую и Пятую эскадры линкоров – звучит грозно, но на самом деле это были пожилые и достаточно слабые броненосцы типов «Виттельсбах», «Бранденбург» и «Кайзер», при встрече с английскими дредноутами они были бы просто обречены, а так вполне могли оказать помощь своей армии, поддерживая её приморский фланг огнём тяжёлых орудий.

Впрочем, это неожиданностью не являлось, а вот известие о том, что в полное распоряжение принца Генриха перешли не только «Роон» с «Йорком», но и «Блюхер» (а в достоверности сведений, добытых агентами Непенина, сомневаться не приходилось), здорово осложняло ситуацию для русского Балтийского флота. Этот «недолинейный» крейсер создавал на море ситуацию постоянной угрозы – ни один отряд, вышедший в открытое море без прикрытия линейных сил, не мог чувствовать себя в безопасности. Разве что «Новик» мог уйти. Впрочем, «Новик» мог уйти вообще от любого корабля в мире… А так – «Блюхер» становился полновластным хозяином морского театра военных действий.

Но Эссена это не испугало – командующий флотом вывел на очередную операцию по минированию Курляндского побережья не только собственно минзаги «Амур», «Енисей» и «Ладога», не только Первую бригаду крейсеров плюс «Рюрик» и миноносцы, но и броненосцы «Андрей Первозванный» и «Император Павел Первый». И на «Блюхер» с лёгкими крейсерами всё-таки наткнулись.

Сначала германский тяжёлый крейсер обнаружил «Баяна» и «Палладу», и фрегатен-капитан Эртман решил, что ему выпал шанс уничтожить один, а может быть, и два русских броненосных крейсера, поэтому он азартно устремился в погоню за противником, который почему-то отходил к югу. «Блюхер» превосходил своих противников в бортовом залпе вдвое, на курсе преследования – минимум вчетверо. Превосходство в скорости – три-четыре узла…

Однако скоро на горизонте нарисовался дым идущего на выручку своим братьям «Рюрика» – а это уже серьёзно… А потом вообще появились ажурные мачты русских броненосцев. С такими серьёзными «дядьками» немцу было весьма опасно для «здоровья», поэтому «Блюхер» вместе со своим сопровождением поспешил отвернуть и воспользоваться ещё одним своим козырем – превосходством в скорости. Но поймать десятидюймовый с «Рюрика» он всё-таки успел. Прямо в кормовую рубку. Ещё семнадцать немецких моряков не обнимут своих жён, матерей, детей…

А тут ещё пришли известия с Дальнего Востока: «Жемчуг» ждал «визита» на якорной стоянке в Пенанге, капитан второго ранга барон Черкасов, перманентно «вздрюченный» из-под Адмиралтейского шпица, организовал на своём крейсере постоянное дежурство и превнимательнейшее наблюдение за рейдом. Четвёртая труба, которую присобачил себе «Эмден», нисколько не обманула русских моряков, и те, подождав, когда враг выйдет на совершенно убойную дистанцию, открыли огонь из своих стодвадцаток. «Жемчуг» почти вдвое превосходил своего противника по весу бортового залпа, на «Эмдене» сбило трубу, он получил пять пробоин по ватерлинии… Короче, о дальнейшем пиратстве в Индийском океане немецкому «белому лебедю» можно было забыть. Причём в кратчайшие сроки забыть… Но и это не удалось – когда фрегатен-капитан Мюллер попытался вывести свой горящий корабль с рейда Пенанга, он подвергся атаке французского миноносца «Муске». Крен не позволял организовать заградительный огонь, и взрыв торпеды поставил окончательную точку в судьбе немецкого рейдера.

– Дьявольщина! – на самом деле Эссен выразился куда покрепче. – Вот, полюбуйтесь, господа, приказ от командующего Шестой армией генерала Фан-дер-Флита, которому подчинён наш флот: «Балтийский флот необходим для защиты столицы со стороны Финского залива. Категорически запрещаю выводить линейные силы в открытое море для каких-либо операций».

– А что, были сомнения? – Непенин традиционно попыхивал сигарой из кресла. – Сухопутные как всегда не умеют с нами взаимодействовать – вспомните Порт-Артур, Николай Оттович.

– Да помню я, помню, – нервно отреагировал командующий флотом. – И с этим ничего не сделать. Впрочем, есть и приятная новость – англичане отправляют нам несколько своих подводных лодок типа «Е».

– Новость действительно приятная, – встрял Колчак. – И лодки неплохие, и команды тоже. Осмелюсь предложить будущим командирам наших новых субмарин пройти практику на английских подлодках.

– Считаете, что без помощи «просвещённых мореплавателей» не справимся? – иронически поинтересовался Эссен. – Пока вроде самые большие успехи именно у наших подводников.

Ну вот и что возражать? Как в присутствии остальных офицеров штаба донести, что в реальности русские подводники выглядели в эту войну на Балтике более чем бледно – вся дивизия подплава за несколько лет уничтожила или захватила только четыре или пять транспортов. В то время как несколько британских пачками топили вражеские крейсера, миноносцы и всё прочее. Немцы даже прозвали Балтику «морем Хортона».

– Просто с их помощью справимся ещё лучше, Николай Оттович, – вывернулся Колчак. – У наших подводников просто нет никакого опыта в плавании на больших субмаринах. И набраться его негде. А ведь скоро должны войти в строй первые типа «Барс»…

– Должны, но скоро не войдут, – флегматично отозвался Непенин. – Двигатели для них в своё время у колбасников заказали, так что теперь жди, пока или наши соответствующее производство организуют, а в это я верю очень слабо, или какие-нибудь американцы их изготовят и нам через Швецию поставят. Но мнение Александра Васильевича всецело поддерживаю – пусть наши старлеи поплавают с союзниками, вреда от этого точно не будет.

– Кстати, по поводу «барсов», может, не стоит на них устанавливать аппараты Джевецкого? Вообще. Ведь бесполезные и очень проблемные аппараты. Лишние тонны груза, в зимнее время вообще вредны из-за обледенения и, опять-таки, полной бесполезности. Не так? Сэкономим империи кучу денег. Денег, которые можно будет направить армии, – ей нужнее.

– Александр Васильевич, – насмешливо посмотрел на каперанга Кербер. – Вас не подменили? С каких пор вы стали так заботиться о сухопутных?

– С тех пор, Людвиг Бернгардович, как понял, что судьба этой войны будет решаться на суше, – Колчак старался говорить максимально спокойно. – Разумеется, мы должны помочь нашим братьям здесь, на Балтике. Но армия отступает, за ней, к сожалению, отступает и флот.

– Александр Васильевич, – в голосе Тимирёва слышалось откровенное недоумение. – Разве армия отступает?

– Пока – нет, Сергей Николаевич, – ответил за Колчака Эссен. – Но после нашего разгрома в Восточной Пруссии совершенно очевидно, что отступление сухопутных войск вдоль побережья – это вопрос времени. И мы должны постараться этот момент оттянуть насколько возможно.

– Как именно? – поспешил поинтересоваться флагарт.

– Вашими стараниями, уважаемый Владимир Александрович, – тут же отреагировал комфлота. – Огневой поддержкой приморского фланга нашей армии. А для этого у нас должен иметься мощный крейсерский отряд. Отряд, которому сам «Блюхер» не помеха. Поэтому штаб переведём на какой-нибудь смешной пароходик. На не представляющий боевой ценности корабль. А «Рюрик» пусть воюет! Возражения имеются?

Возражений не было.

Слегка забегая вперёд, можно сказать, что для штаба командующего подготовили посыльное судно «Кречет». Соблюдая экономию в личном составе, его командиром назначили флагманского минёра Мирбаха. Пароход лишь слегка переделали, соединив несколько пассажирских кают, чтобы создать помещения для командующего, его начальника штаба и флагманского механика; в остальных же каютах лишь поставили письменные столы, шкафы и убрали лишние койки. Каюты оказались весьма небольшими, тесными и душноватыми, но на войне как на войне… Даже для офицеров штаба. Зато теперь весь штаб, в том числе и его типография и архивы, был сосредоточен на одном корабле. Кроме того, на «Кречете» установили мощную радиостанцию и прямой провод, который, конечно, мог функционировать только в портах при подключении к проводу на соответствующей «бочке».

Тем временем на Балтику прорвались через датские проливы первые две английские подлодки: «Е-9» и «Е-1» под командованием капитан-лейтенантов Хортона и Лоренса. Последний даже попытался по дороге в Либаву атаковать немецкий крейсер «Виктория Луиза», но британские торпеды прошли мимо. Тем не менее, германцам в очередной раз напомнили, что их корабли в этом море находятся под постоянной угрозой атак из-под воды.

А потом ещё, что не только из-под воды. И не только торпедных…

Минный заградитель способен доставить к месту постановки много мин, очень много, но он беззащитен при этом. Вражеские крейсера или даже миноносцы растерзают его немедленно после обнаружения. Так что, если собрались забрасывать «фрикадельками» акваторию противника, необходимо обеспечить прикрытие. Прикрытие из крейсеров, эсминцев, а может даже, и с использованием линейных кораблей.

Давно напрашивалась идея ставить мины не только с заградителей, а и с крейсеров непосредственно – те могут и вражеские воды загадить, и защитить себя: уйти, избегая боя, или дать отпор наглецу.

Так и поступили: в ноябре «Рюрик» повёл на операцию именно крейсера Первой бригады: «Адмирал Макаров», «Баян» и «Палладу». Вместе с ними пошли «Новик» и Особый полудивизион Минной дивизии. На этот раз было решено накидать мин не только в Данцигской бухте, а и возле Штеттина. То есть не возле соответствующего города, конечно, – в устье Одера, на подходах к Штеттинскому заливу.

– Пора начинать, Михаил Коронатович, – обратился Колчак к начальнику бригады контр-адмиралу Бахиреву.

– Конкретно постановкой руководите вы, Александр Васильевич, вам и карты в руки. Командуйте!

Четыре крейсера построились пеленгом, и началось…

– Иметь пятнадцать узлов! – флажный сигнал. Выполнено.

– Интервал сброса десять секунд.

Поехали! Каждые десять секунд с кормы каждого крейсера летело по мине. От собственно мины мгновенно отделялся якорь и, пока она ещё плавала на волнах, устремлялся ко дну. На якоре свободно разматывался минреп, но ниже него уже тонула свинцовая чушка на лине определённой заранее длины, когда она коснётся дна, то катушка с минрепом мгновенно застопорится, и якорь утащит мину на заданную глубину. Потом море начнёт растворять кусочек сахара, который вставлен в предохранитель, удерживающий чугунные колпаки на свинцовых рогах мины. Несколько минут – и они свалятся – всё! Теперь только задень за эти тонкие и мягкие свинцовые оболочки – мгновенно лопнут стеклянные ампулы с кислотой, которая замкнёт гальваническую пару, и сработает взрыватель. Тротил, заключённый в мине, превратится в мгновенно расширяющиеся горячие газы, и вражеский корабль получит удар в самую подвздошину…

Эсминцы занимались тем же, но ещё ближе к устью. Наконец все четыре сотни мин были поставлены, и «рогатая смерть» осталась ждать свои потенциальные жертвы.

«Мавр сделал своё дело, мавр может уйти» – эта цитата из Шиллера вполне характеризовала дальнейшие действия бригады русских крейсеров – домой! Как можно скорее, чтобы не демаскировать последнюю постановку. Но неисповедимы пути Нептуна!

Следующим утром заметили дымы на западе. Памятуя приказ командующего «Искать боя с врагом везде, где бы его ни встретили!», Бахирев повернул на вероятного противника. И не ошибся: через час стали отчётливо различимы «Роон» и ещё два лёгких крейсера при нём.

Контр-адмирал Беринг, командующий грядущей операцией по обстрелу Либавы, даже обнаружив русские крейсера по своему курсу, не сильно обеспокоился: просто приказал передать присоединиться «Фридриху Карлу» со своими «меньшими» братьями поскорее. И на «Блюхер», находившийся в дальнем прикрытии, – аналогично. А последние неудачи германского флота на Балтике просто требовали хоть какой-нибудь компенсации. Три русских крейсера типа «Баян», которые нахально шли навстречу, «Роон» в паре с «Фридрих Карлом» имели полную возможность если и не уничтожить, то уж точно серьёзно потрепать.

Однако за третьим дымом на горизонте нарисовался и четвёртый… Беринг уже не отрывал бинокль от глаз… Большой трёхтрубный крейсер… Не стоит считать Эссена идиотом – это не «Аврора» и не «Диана», это «Рюрик». Ну да – одна мачта.

А этот оппонент уже совершенно менял расклад в назревающем бою – его бортовой залп превосходил таковой у всей немецкой эскадры, вместе взятой. Во всяком случае, до присоединения «Блюхера». А того раньше чем через пару часов ожидать не приходилось. «Роон» стал отворачивать на обратный курс, увеличивая ход до полного. Как ни обидно было Берингу драпать от презренных славян, но слишком велико превосходство противника…

– Разворачиваются, уходят! Испугались, морды тевтонские! – весело крикнул Колчак, наблюдая за маневром вражеского отряда.

– Как бы они не заманили нас на превосходящие силы или на позицию своих подводных лодок, – осторожно высказался командир «Рюрика» Пышнов.

– Оставьте, Александр Михайлович, – досадливо махнул рукой Бахирев, – с таким настроением воевать нельзя. Они нас что, именно здесь встретить ожидали? Поднять «Отряду – погоня!». Попробуем всё-таки зацепить колбасников, благо что от мин мы уже избавились, а снарядов полный боезапас. Если мы сейчас не атакуем, то Эссен отставит меня от командования. И правильно сделает, кстати.

– И грош нам цена, если мы не сумеем оттяпать их концевого, – Колчак не отрывал бинокля от глаз и видел, что два малых крейсера немцев послушно поворачивают последовательно за своим флагманом, а это серьёзная потеря времени. К тому же, если второй – «Мюнхен» – обладал запасом скорости достаточным, чтобы уйти из зоны поражения стремительно надвигающихся русских пушек, то последний, «Тетис», никак не являлся «скороходом», он даже уступал в скорости бега по волнам русским крейсерам. Именно по нему и открыл пристрелку «Адмирал Макаров». И уже первый снаряд лёг перелётом. То есть – вполне досягаем. Немедленно загрохали своими пушками «Баян» и «Паллада», всплески от падений их снарядов вставали всё ближе и ближе к борту «Тетиса». Заговорила и баковая башня «Рюрика».

Первой попала «Паллада»: восьмидюймовый фугасный разорвался аккурат между кормовыми стопятками немецкого крейсера. Вымело всю орудийную прислугу этих несерьёзных на данных момент пушчонок, которые и палили-то исключительно демонстративно – ну не было у них шанса добросить снаряд до преследователей, а если бы и удалось, то никакого серьёзного ущерба бронированным русским они нанести не могли.

Первая кровь в этом бою пролилась. Но это только начало…

Ещё три снаряда прилетели в «Тетис», запылало на верхней палубе и в кают— компании, смяло раструбы двух вентиляторов, но всё это было терпимо – крейсер всё ещё держал двадцать узлов. Держал, пока не ударило под кормой, – взрыв десятидюймового просто сорвал правый винт с оси и сделал здоровенную подводную пробоину. А вот это уже фатально – ход немедленно упал до совершенно несерьёзных двенадцати. Теперь оставалось только ждать (совсем недолго ждать), когда преследователи нагонят и своими бортовыми залпами совершенно раскурочат маленький крейсер.

Так и произошло: «Рюрику» даже не пришлось расходовать снаряды – «Адмирал Макаров», «Баян» и «Паллада» отметились по «Тетису» так качественно, что не было смысла стрелять по уже опрокидывающемуся кораблю. Имелась цель более серьёзная – «Роон». И не только – собственно «Роон» повернул вправо, чтобы принять в кильватер подоспевшего «Фридрих Карла», а заодно отстреляться всем бортом по ближайшему из русских крейсеров, по «Адмиралу Макарову». Но командир последнего не оставил свой корабль на прежнем курсе – его вполне устраивал бой на параллельных. «Баян» и «Паллада» послушно покатились в кильватере головного, аналогично которому стали изрыгать огонь уже всем бортом. Учитывая поворачивающий последовательно «Рюрик», перспективы для немцев рисовались самые нерадужные, хреновые, короче говоря, перспективы – русские более чем вдвое перекрывали своих противников по весу бортового залпа.

– А похоже, они реально обнаглели, Михаил Коронатович, – усмехнулся, не отрывая бинокля от глаз, Колчак. – Надо наказать, не находите?

Сказанное относилось к «Аугсбургу» и «Бремену», которые пришли вместе с «Фридрих Карлом». Вступить в линию они, конечно, не посмели, но, пристроившись на левой раковине «Рюрика», стали пофыркивать в его сторону из своих абсолютно несолидных для такого гиганта пушечек. К своим собратьям спешил присоединиться и сбежавший ранее «Мюнхен».

– Пожалуй, соглашусь, – Бахирев был отнюдь не в восторге от того, что каперанг смеет давать ему советы по управлению боем, но приходилось признать, что в данном случае совет Колчака вполне уместен, а с личными амбициями можно и потерпеть. – Александр Михайлович, прикажите своему артиллеристу работать по «Аугсбургу».

– Есть! – немедленно отозвался Пышнов и озвучил в телефонную трубку приказ адмирала.

Не прошло и полминуты, как орудия крейсера стали разворачиваться в сторону лёгких крейсеров противника. Грохнула пристрелочным восьмидюймовка – недолёт. Ещё выстрел – перелёт. Значит, взяли в вилку, «Рюрик» перешёл на беглый огонь всем бортом, море вокруг «Аугсбурга» кипело от падающих снарядов. А орудия «Рюрика» отличались мощностью и передовой конструкцией. Как артиллерийские системы, они основывались на прежнем принципе русского флота «облегчённый снаряд/повышенная начальная скорость»: и десяти- восьмидюймовые снаряды покидали канал ствола со скоростью девятьсот метров в секунду – значительно большей, чем у какого-либо современника «Рюрика» из последних броненосных крейсеров. Попади такой в бронированный борт – пробьёт и взорвётся там, где этот взрыв нанесёт максимальный ущерб. В небронированный – может прошить корабль насквозь и взорваться над морем. Если, конечно, ничего серьёзного в потрохах корабля не встретится…

Командир «Аугсбурга», фрегаттен-капитан Фишер никак не ожидал, что русский тяжёлый крейсер обратит на него такое серьёзное внимание, он рассчитывал пообстреливать флагмана противника издалека, пока тот будет биться с немецкими броненосными крейсерами…

А вот нате вам! Совсем рядом с бортом стали шлёпаться в воду такие снаряды, которые могли вывести германский лёгкий крейсер из строя одним попаданием. Пока Бог миловал, но необходимо срочно выбираться из этой ситуации…

«Аугсбург» начал поворот влево. Не успел. Закон больших чисел обязан был сработать. Несколько снарядов из сотен не могут не попасть. Четверть тонны металла и взрывчатки вломились, взломав скос бронепалубы прямо в машинное отделение…

– А ведь попали, господа! – радостно крикнул Бахирев увидев как из германского крейсера выбросило огнём и дымом, а потом тот окутался белым паром.

– Попробовали бы они у меня не попасть, – буркнул под нос Пышнов.

– Смотрите! Ещё!

Действительно, на уже серьёзно повреждённом крейсере серьёзно рвануло и на юте, где почти сразу разгорелся нешуточный пожар.

– Михаил Коронатович, – повернулся к контр-адмиралу Колчак, – может быть, стоит покинуть строй и доломать эту германскую жестянку? Он ведь теперь явно уйти от нас не в состоянии.

Вяхирев недовольно зыркнул на «умника», но приходилось согласиться – не до личных амбиций. Тем более, что протеже Эссена при первой же возможности может рассказать командующему о нерешительности начальника бригады.

– С языка сняли, Александр Васильевич, – изобразил доброжелательную улыбку адмирал. – Михаил Александрович, атаковать и добить вражеский крейсер!

«Рюрик» повалило влево, и гигант, рыча изо всех орудий, которые позволяли вести огонь по носовым румбам, стал приближаться к обречённому «Аугсбургу». «Бремен» и «Мюнхен» благоразумно отбежали от своего товарища, ибо шансов защитить его не имелось даже теоретических, можно было только подарить русским возможность увеличить количество потопленных вымпелов в этом сражении.

Через четверть часа «Аугсбург» прекратил огонь и представлял собой плавучий костёр. Пока ещё плавучий. Но всё ещё плавучий.

Адмирал приказал «Новику» и остальным эсминцам добить обречённого, ибо мало ли какие чудеса случаются на войне – и не такие повреждения имели корабли, но всё-таки догребали до родного порта. Быть уверенным в уничтожении врага можно только тогда, когда увидишь, что он действительно погиб. В случае войны на море – когда убедишься, как он перевернулся днищем вверх или просто ушёл под воду.

Кавторанг Палецкий очень грамотно вывел в атаку свой лучший в мире эсминец и дал залп из двух двухтрубных аппаратов. Торпеды послушно скользнули в воду и стали исправно буравить толщу моря своими корпусами. Промахнуться с такой дистанции было невозможно – хотя бы одна из четырёх обязана дойти до цели… Дошли две.

Рвануло раз. Рвануло два. Все! Менее чем за минуту с поверхности Балтийского моря исчез ещё один крейсер Хохзеефлотте.

«Рюрик» на всех своих возможных узлах догонял «кордебаталию». Пока там всё складывалось более-менее благополучно для русских: «Адмирал Макаров» получил три снаряда главного калибра с «Рона», но, вместе с «Баяном», ответил четырьмя аналогичными попаданиями. Не считая шестидюймовых. А если считая, то счет был восемь – три в данном калибре. Короче: горели и «Роон», и «Макаров», «Баян» вообще не царапнут… Но ход все корабли держали, значит, ничего серьёзного. «Паллада» пока ещё держалась молодцом против почти вдвое превосходившего её по мощности огня «Фридрих Карла», но приходилось ей несладко.

Однако когда «Рюрик» подал свой десятидюймовый голос, нагоняя место основного боя, ситуация стала выравниваться. И не просто выравниваться. С каждым кабельтовым, уменьшавшим разрыв между бывшим флагманом командующего Балтийским флотом и концевым германским крейсером, ситуация становилась всё более и более угрожающей. Для немцев угрожающей.

Немецкие корабли времён Первой мировой считаются наиболее защищёнными. В ущерб вооружению, скорости, но уж броня у них – о-го-го! И противоминная защита тоже. Всё правильно, но только когда речь идёт о кораблях новых – дредноутах, линейных и даже лёгких крейсерах кайзера, которые были построены относительно недавно. «Роон» и «Фридрих Карл» уступали в плане защиты даже таким слегка бронированным крейсерам, как тип «Баян», с которыми сейчас вели перестрелку. И не просто уступали, а в полтора раза. По толщине главного броневого пояса. Причём, вопреки расхожему мнению, крупповская броня отнюдь не являлась лучшей в мире, той же виккерсовской она уступала по прочности процентов десять-пятнадцать. Так что капитан цур-зее Шлихт был всерьёз обеспокоен приближением такого грозного противника, как «Рюрик», у которого только носовой залп более чем вдвое превосходил бортовой любого из двух германских броненосных крейсеров. И хотя нагонял русский флагман достаточно медленно, но всплески от падений его снарядов вставали уже совсем рядом с бортом «Фридрих Карла», да и «Паллада» расслабляться на давала. В конце концов произошло неизбежное: «Рюрик» всадил-таки первый восьмидюймовый полубронебой в кормовую рубку немца. Затем последовало попадание в среднюю трубу, которую разворотило до половины, и вследствие этого крейсер Шлихта потерял полтора-два узла скорости. Грозный преследователь стал приближаться значительно быстрее. А с приближением возрастала и эффективность его огня. Попадания стали следовать одно за другим. «Рюрик» принял вправо, чтобы вступить в самом ближайшем будущем в кильватер своему отряду, при этом стало невозможно стрелять из правой носовой восьмидюймовой башни, но зато к бою присоединился кормовой плутонг левого борта. «Фридрих Карла» расковыривало всё сильнее и сильнее, и пока обходилось смятыми вентиляторами, пожарами, потерями в личном составе, двумя замолчавшими шестидюймовками правого борта… Фатальных попаданий пока не случилось, но это явно был только вопрос времени.

– Это просто дьявольщина какая-то! – адмирал Беринг был уже фактически готов перейти на нецензурную лексику при подчиненных. Он никак не ожидал от русских таких упорства, храбрости и настойчивости, которые они проявили сегодня. И такой эффективности огня. Ведь ещё относительно недавно эти русские наполучали оплеух в войне с какой-то там Японией – должны бы вести себя поскромнее при встрече с эскадрами Хохзеефлотте, так ведь нет – мало того, что атаковали германские крейсера, так ведь и не удовлетворились потоплением двух лёгких. Намертво вцепились в «Роона» и «Фридрих Карла»… Как клещ в собаку вцепились… На помощь вызван «Блюхер», но теперь связи с ним нет – сорвало радиоантенны на обоих немецких броненосных крейсерах. Остаётся надеяться, что работают своими радиостанциями на «Мюнхене» и «Бремене». Но, в любом случае, раньше чем через два часа он не успеет…

А ещё рисовалась дилемма: уходить, спасая хотя бы «Роон», отдавая на почти гарантированное уничтожение своего подбитого собрата, или сбросить ход и продолжать отбиваться вдвоём? К чести немецкого контр-адмирала, он принял второе решение. Хотя два часа ожидания «Блюхера» – это очень много: ожидать-то приходится под интенсивным огнём противника. Единственное, что утешало, – когда фрегаттен-капитан Эрдман приведёт к месту боя свой тяжёлый крейсер, у русских практически не останется снарядов, если они будут продолжать в том же духе…

Чудеса случаются. И на войне они случаются чаще, чем где-либо: два двухсотдесятимиллиметровых снаряда из кормовой башни «Роона» аккурат угодили во вторую и третью трубы «Адмирала Макарова». Тяга в кочегарках сразу упала, и головной крейсер немедленно стал отворачивать с генерального курса, уступая своё место «Баяну», который до данного момента практически не был царапнут вражескими снарядами. Командир «Паллады», капитан первого ранга Магнус, видя выход из строя своего головного, приказал перенести огонь на «Роон», тем более, что он до этого здорово мешал старшему артиллеристу «Рюрика» фонтанами от падения своих снарядов.

При прочих равных и при отсутствии конкретного презрения со стороны госпожи Фортуны, везение с одной стороны должно отразиться и невезением этой же стороны…

Десятидюймовый бронебой с «Рюрика» проломил лобовую броню кормовой башни «Фридрих Карла» и лопнул внутри её. Огонь не проник в погреба, но внутри этой самой башни не осталось ничего живого и ничего способного продолжать бой.

Огонь немецкого отряда сразу ослабел практически на четверть. И обратная связь артиллерийского боя тут же вступила в свои права: чем меньше ты стреляешь по противнику, тем больше он стреляет по тебе. И эффективнее, кстати. А уж в случае дуэли «Рюрик» – «Фридрих Карл» преимущество стало поистине «раздавляющим»: два ствола в двести десять миллиметров и три в сто пятьдесят против четырёх десятидюймовых, четырёх восьмидюймовых и шести стодвадцатимиллиметровых (четыре стодвадцатки кормового плутонга левого борта отстреливались от «Бремена» и «Мюнхена», насевших с кормовых румбов.) И, кстати, преуспели в этом – врезали «Мюнхену» прямо в боевую рубку. Противоминная артиллерия «Рюрика» показала нахалам, что вполне способна их наказать за наглость, а главный и средний калибры продолжали разносить вдребезги и пополам «Фридрих Карла». А тот уже горел и кренился. Понятно было, что никуда он дальше морского дна отсюда не уйдёт. Снаряды русского флагмана пронзали его потроха и взрывались в самых что ни на есть серьёзных местах.

Надо сказать, что «Новик» с Особым полудивизионом после успешной торпедной атаки «Аугсбурга» отнюдь не вывалились из сражения. Построившись в пеленг, они стали достаточно быстро нагонять сражающихся и вцепились своими пушками в германские лёгкие крейсера. Не такая уж и авантюра, даже если не учитывать помощь кормового плутонга «Рюрика». По мощи огня, кстати, пять русских эсминцев даже перекрывали суммарный бортовой залп двух немецких бронепалубников.

Бёкер, командир «Мюнхена», понял, что нужно уйти хотя бы из-под огня русского флагмана, который уже успел своими стодвадцатками здорово подрасковырять надстройки и борт его крейсера – от эсминцев ещё можно было отмахаться. А может, и сами отстанут…

Не отстали.

– Поднять: «Преследовать противника! Поворот влево четыре румба», – азартно выкрикнул Палецкий, и «Новик» послушно повалило в повороте. Манёвр повторили идущие следом «Пограничник», «Охотник», «Сибирский стрелок» и «Генерал Кондратенко».

– Есть, Пётр Петрович, врезали! – удовлетворённо потёр руки артиллерийский офицер «Новика» Федотов, весело посмотрев на командира. – Беглый огонь! – это уже в микрофон.

Все четыре стодвухмиллиметровки эсминца дружно зарявкали в сторону «Мюнхена» с максимально возможным темпом. Вообще-то данная артсистема была одной из самых скорострельных в мире среди установок своего класса – до пятнадцати выстрелов в минуту. Но это, конечно, не в бою на качающейся палубе корабля, а на полигоне. Неприцельно. Но и в имеющейся ситуации каждые десять секунд распахивалось жерло зарядной каморы, из неё со звоном вылетала латунная гильза, заряжающий загонял в ствол новый унитарный патрон, замок с чавканьем закрывался, наводчик, не отрываясь от прицела, слегка доворачивал колесико…

– Огонь! Огонь! Огонь! – регулярно звучало у каждой пушки. И снаряды летели к цели. Минимум два из каждого ствола находились в полёте в любой момент времени. Эсминец в артиллерийском бою крыл крейсер. Пусть это и был самый лучший в мире эсминец, а крейсерок – так себе. Но действительно – на «Мюнхене» наблюдалось уже два пожара, отвечали на обстрел только три пушки из пяти стрелявших на борт, а «Новику» досталось пока только одно попадание.

Особый полудивизион тем временем исправно курочил своим огнём «Бремен». А там огневое преимущество русских было вообще почти двукратным – восемь стволов против пяти. Но первым в нокдаун отправился всё-таки «Сибирский стрелок» – на протяжении двух минут он схлопотал целых три попадания. И если два из них оказались не более чем неприятными, то третий снаряд с немецкого крейсера взломал борт ниже ватерлинии. Вода стала распространяться по машинному отделению, скорость стремительно упала, и русский миноносец вывалился из общего строя. Но немцам прилетало всё-таки больше. Оба лёгких крейсера Кайзермарине горели и достаточно вяло отвечали своим преследователям. Однако имели они значительно большую боевую устойчивость. Тем более, что на зюйд-весте нарисовался дымок. Дымок, быстро вырастающий в ДЫМ.

– Дым прямо по курсу! – рванул своим криком сигнальщик на «Новике».

– Понятно, – немедленно отреагировал на вновь поступившую информацию Палецкий. – Отсигналить остальным: «Прекратить преследование. Присоединиться к крейсерам. Следовать за мной!»

По поводу дыма на горизонте, стремительно превращающегося в БОЛЬШОЙ ДЫМ, на русских крейсерах тоже особых иллюзий не испытывали:

– Как минимум «Блюхер» торопится на помощь своим меньшим братьям, – Вяхирев опустил бинокль. – А может даже и «Фон-дер-Танн» или «Мольтке».

– Да уж, – не преминул встрять Колчак, – явно не пароход какой-нибудь решил полюбопытствовать…

– Это понятно, – кивнул адмирал. – Запросить о потерях, повреждениях и расходе боезапаса!

– Есть! – немедленно отозвался Пышнов.

Обратный доклад последовал минут через пять: убитых и раненых около двухсот человек на четырёх крейсерах, израсходовано почти шестьдесят процентов снарядов. Это приблизительно. Ибо во время боя вести точные подсчёты совсем не с руки.

Благо, что старания не пропали даром: «Фридрих Карл» уже прилегал на правый борт, и было понятно, что дальше морского дна ему отсюда уже не уйти. «Роон» прекратил перестрелку и устремился под защиту подходящего «большого брата». «Бремен» и «Мюнхен» поступили аналогично.

– И мы отходим, – мрачно промолвил Бахирев, наблюдая за ретирадой противника и разглядев в бинокль «Блюхера». – Боезапаса недостаточно, чтобы навязывать бой такому противнику.

– Это если нас ещё отпустят, Михаил Коронатович, – пессимистично заметил Пышнов.

– Не отпустят – у нас ещё есть чем огрызнуться. Но вряд ли они посмеют преследовать.

– Полностью согласен, – поддержал адмирала Колчак. – Им ещё своих из воды вылавливать. Да и силы у нас с немцами вполне сравнимые.

– Да уж, Александр Васильевич, – кивнул командующий эскадрой. – Совершенно точно подмечено. Не та сейчас ситуация для колбасников, чтобы нам бой навязывать.

Фрегаттен-капитан Эрдман был того же мнения: преследовать в одиночку четыре броненосных крейсера противника – верх самонадеянности. Пусть они и потрёпаны в предыдущем бою, пусть у них и неполный боезапас, но всё равно эти корабли представляют из себя грозную силу. К тому же с ними эсминцы во главе с этим чёртовым «Новиком» – можно нахвататься попаданий, а потом не суметь отбить торпедную атаку. Благо что удалось спасти «Роон» и лёгкие крейсера от уничтожения, а отряд контр-адмирала Беринга – от полного разгрома…

«Блюхер» не стал даже для очистки совести плеваться огнём вслед уходящим победителям: нужно было отобрать у пучины как можно больше жизней немецких моряков – некогда.

– А ведь подобной виктории не было со времён Синопа, а, господа? – весело посмотрел на окружающих его офицеров Бахирев. – Потопить артиллерией несколько крупных кораблей противника.

– Возможно, ничего ещё не кончилось, господа, но вряд ли состоится продолжение: если бы кто-нибудь шёл на перехват, то чёрта с два «Блюхер» остался бы на месте сражения – наверняка вцепился бы в след и наводил свои главные силы на нас. А вот немецкие подводные лодки впереди ожидать могут.

– Вряд ли, Александр Васильевич, – вяло отозвался адмирал. – Да, эти нырялки весьма удачно дебютировали в войне, не ожидал от них такой эффективности, признаю. Но, во-первых, считаю это просто везением, а во-вторых, скоро стемнеет, и обнаружить нас будет крайне затруднительно.

– До заката ещё час, – напряжённо буркнул Пышнов. – Плюс сумерки…

– Да перестаньте, Александр Михайлович! Вечно вы всё видите в чёрном цвете, – усмехнулся Вяхирев. – Прикажите лучше доставить нам на мостик коньячку с лимоном. Шампанское откроем за обедом, а пока всем нам стоит сбросить напряжение…

Прихлёбывая душистый шустовский, Колчак вполуха слушал, как адмиралу докладывают о потерях и повреждениях, – в общем, ничего серьёзного: два из четырёх крейсеров простоят недельку-другую в ремонте, «Адмиралу Макарову» требуется более серьёзное «лечение», около месяца, а «Паллада» почти не царапнута. Убитыми и ранеными около двух сотен человек. Так что действительно победа – немцы потеряли три корабля и, наверняка, более тысячи своих моряков, к тому же минные банки поставлены и, дай Бог, поставлены не даром, ещё кораблик-другой у кайзеровского флота отберём…

Достаточно быстро темнело, и всё менее вероятной становилась атака из-под воды, напряжение постепенно спадало. Действительно обошлось, и следующим утром отряд Бахирева бросил якоря на Ревельском рейде.

На следующий же день передовицы российских газет запестрели сообщениями о громкой победе Балтийского флота. И это пришлось весьма кстати: во-первых, русские моряки уже давненько не добивались решительных викторий над противником, и над ними дамокловым мечом нависал позор Цусимы, а во-вторых, обществу как никогда требовались позитивные сведенья с полей сражений. После разгрома армии Самсонова хоть и произошли уже две Галицийские битвы, хоть и имелись в них некоторые успехи, но были они достаточно невнятны. Но даже за них генерал Рузский получил аж два Георгиевских креста сразу – третьей и второй степени…

А здесь была конкретная и решительная победа. Император не стал жадничать по такому случаю, и на офицеров, участвовавших в сражении, пролился золотой дождь: Бахирев получил Георгия третьей степени на шею, командиры крейсеров и многие из офицеров – то же самое, но четвёртую степень на грудь. Без орденов не остался никто. С мечами и бантом, как правило.

На груди Александра тоже закачался белый эмалевый крестик, самая скромная с виду и, в то же время, самая почётная награда для любого российского офицера. К этому ордену никогда не добавлялись мечи, ибо сам он мог быть получен только за подвиг в бою, никогда он не украшался бриллиантами, да и вообще не украшался никак – сама учредительница «Ордена Святого великомученика Георгия» Екатерина Великая запретила это – белый крест на чёрно-оранжевой ленте не нуждался ни в каких дополнениях.

В Морских собраниях всех сколько-нибудь серьёзных баз Балтийского флота загремели балы.

А вот на южном побережье Балтики настроения были совершенно противоположные…